ю для технических нужд воду, тащить в свои квартиры приставший к подошвам обуви собачий кал, но скажи при ней вслух это слово «говно» — и она станет возмущаться или морщиться еще больше, чем когда, придя домой, первым делом очищает свои ботинки от натурального, так сказать, продукта.
— Да, именно говно, — повторил я и развил свою идею. — Весь город залит собачьим дерьмом. Извините, господин мэр, я понимаю — это ваша головная боль, однако, с другой стороны, неслыханно расплодившиеся в городских квартирах собаки, и какие, прошу заметить, также говорят о возросших доходах населения. Сегодня один породистый пес сжирает только мяса долларов на шестьдесят в месяц…
— Постойте, — перебил меня Пенчук, — помню в свое время существовал налог на владельцев собак и попугаев. Рубль в месяц. Его быстро отменили. Однако сегодня… Да, кажется, вы правы.
— Но этого явно недостаточно, господин мэр. От того, что владельцы животных будут пополнять городскую казну, улицы чище не станут. Я предлагаю раз и навсегда, кроме финансового, решить вопрос санитарно-гигиенического состояния улиц. Наверное, следует поставить вопрос о создании специальной службы, которая будет следить за выгулом собак. Пусть хозяева подбирают то, что оставляют, где ни попадя, их любимцы, иначе — штраф. Как в других странах.
Заметив проходившего мимо Березовского с повисшей на его локте мисс, я сходу понял, что могу попутно решить еще одну проблему:
— Гриша, буквально на одну минуту…
— Быть может, не следует в присутствии иностранцев вести такие беседы? — академик Глушко явно беспокоился, что я уроню престиж страны, произнося пугающее его слово при девушке из декабря. Вот тупой, настоящий ученый, даже не подозревает, что в других странах нет цензурных и нецензурных выражений. Это тоже наше изобретение. Если слово существует, отчего оно может считаться неприличным?
При виде Гриши господин мэр проявил крайнюю озабоченность по поводу моего предложения. По его одухотворенному лицу можно догадаться — большей проблемы, чем собачье дерьмо, у него нет, а про себя он наверняка радуется, что предприятия Березовского снова приступят к работе.
— Гриша, какой штраф в Англии за то, что собака нагадила в общественном месте, а хозяин не убрал?
Гриша не стал суетиться, извлекать из бокового кармана радиотелефон, чтобы срочно связаться с английскими партнерами по поводу моего вопроса. Будь на его месте какой-то новоявленный богатей, тот несомненно с радостью прикипел бы к телефонной трубке, лишь бы лишний раз ее продемонстрировать. Эти ребятки к средствам мобильной связи относятся чересчур трепетно, еще бы, главный атрибут, подчеркивающий их положение в обществе. Они на улицу скорее без штанов выйдут, чем без радиотелефона, зажатого в руке.
У Березовского тоже имеется телефончик сотовой связи, простенький такой, из чистого белого золота, инкрустированный розовыми бриллиантами, только Гриша этим аппаратом исключительно пользуется, а не бравирует. И вправду, станет мудрый ворон Березовский кичиться каким-то телефоном за семьдесят тысяч фунтов стерлингов, если может произвести еще большее впечатление на окружающих своими глубокими познаниями, в том числе ответить на мой весьма сложный вопрос.
— Штрафуют на тысячу фунтов стерлингов, — не вынимая трубки изо рта, процедил Березовский. — Кстати, там получить разрешение на приобретение бойцовой собаки тяжелее, чем на автомат. А у нас?
— Ша, Гриня, — успокоил Березовского Котя, — и до этого черед дойдет…
— Ну да, — возвращаю себе роль основного оратора, — людей не хватает. Нет, вправду, где столько светлых голов в стране набраться? Оттого нашему господину мэру и приходится разрываться между городскими проблемами и законотворчеством в парламенте… Господин мэр, что я предлагаю. Служба, о которой я говорил, позволит создать новые рабочие места, а заработанные на говне деньги после вычета налога на его добавленную стоимость можно пустить для развития науки. Господин Глушко своим видом уже демонстрировал, что выражение «говно» становится самым красивым в обширном словарном запасе академика.
Мэр о чем-то задумался, однако я не собирался останавливаться на явно достигнутом успехе.
— Господин Пенчук, разве к вам поступает недостаточно жалоб от людей по поводу дерьма на тротуарах? Что касается новой службы, то, кажется, желающих будет предостаточно. Как бы тендер не пришлось объявить…
— Мне кажется, что наши люди… Это может вызвать некоторое недовольство, — на всякий случай поосторожничал Пенчук.
— Какое недовольство? — искренне удивляюсь я. — Штрафы будут платить исключительно те, кто не захочет убирать за своей шавкой. Если у кого-то не окажется денег, собачку определят на штрафплощадку… Естественно, называться она будет по-другому, но принцип тот же. Да любой малоимущий наизнанку вывернется, лишь бы вернуть своего любимого кабыздоха. И в следующий раз он без напоминаний будет следить за чистотой в нашем любимом городе. Кроме того, конечно, найдутся люди, которые, чтобы доказать свою крутизну, будут с удовольствием платить любой штраф, лишь бы не убирать за своим псом.
— А если у какого-то пенсионера не хватит средств выкупить животное? — академик Глушко проявил озабоченность по поводу до нитки ограбленных папой-импотентом.
— Тогда, скажем, через десять дней этого бобика передадут вам, пусть послужит науке, — мгновенно решил я.
— Неплохая идея, — высказался Березовский то ли по поводу судьбы животных, то ли одобряя мой план в целом, поглаживая руку улыбающейся на всякий случай мисс Дженифер, вцепившейся в него бульдожьей хваткой.
— Да, — поддержал меня Гершкович, — перспективный проект. Город станет чистым, казна получит дополнительные средства…
— Для науки, — с ходу забил долю в будущих прибылях господин Глушко.
В это время к нам подошла Сабина:
— Извините, пожалуйста. Дорогой, можно тебя на минутку?
— Прошу прощения, — сказал я, и мы отошли в сторонку.
— Тебе не кажется, что время обеда не совсем удачно? — безмятежно улыбаясь гостям, шепнула супруга.
— Они что, жрать сюда пришли? — с такой же улыбкой отвечаю я. — Пусть поболтают, музыкантов послушают, аперитивов поглотают. Как принято в высшем обществе. Сабина, кстати, у меня для тебя есть хорошая новость.
— Какая?
— Кажется, наш Гарик только что поступил в университет. Да, по этому поводу мне нужно срочно поговорить со своей сотрудницей, не вздумай потом истерики закатывать.
— Ну что ты, дорогой, — обворожительно улыбается Сабина. — Вытворять такое в нашем доме, даже ты на это не пойдешь. Правда?
— Слово. Мы с ребятами немного в карты поиграем. До обеда. Так что используй свое знание английского в разговоре с мисс имени Гриши.
— Хорошо, дорогой, — неожиданно легко согласилась супруга, явно обрадованная моим сообщением об очередных успехах нашего сына в разгрызании гранита науки.
Да, кажется, напрасно я всю эту историю с ремонтом школы затеял. Стоит сильно захотеть, и Гарик хоть завтра поступит в университет. На филфак, он же Пушкина очень любит.
Березовский и Гершкович легко согласились составить нам с Наташей компанию, лишь бы смыться от постоянно подходящих к ним гостей. Распечатав колоду, я обратился к приятелям:
— Ребята, если что, я тут с вами «пулю» писал.
— По копейке вист, — рассмеялся Березовский. — Только я выиграл.
— Сабина не поверит, — покачал лысиной Котя.
— Почему?
— Потому что ее муж не привык проигрывать… Гриня, ты сегодня как неродной. Давай в клабар. Пятьдесят баксов очко, идет?
— А по сотке? — повысил ставку Березовский.
— Принято, — заметил Котя, повернулся к нам с Наташей и удивленно спросил:
— Вы еще тут?
Я потащил за собой брокера с явно заговорщицким видом в соседнюю с игровой комнату, которую турки оборудовали под бар. Наташка ошарашенно смотрела по сторонам, наверняка она ни в одном городском баре такого изобилия не видела.
— Это последствия борьбы с алкоголизмом, — киваю за спину. — Все нужно делать вовремя. На следующий день после указа Горбачева я по дешевке опустошал крымские погреба. Что будешь пить по поводу нашей победы?
— Мне кажется, праздновать ее рановато, — неуверенно протянула Наташка.
— Когда кажется, тогда крестятся, — несколько раздраженно сказал я.
Наверняка она, как и Котя, решила: у меня нет более важных дел, чем потрахаться в честь грядущей чистоты улиц с вытекающими денежными последствиями.
— Кстати, Наташа, теперь именно тебе придется снимать с дерьма пену и превращать ее в деньги.
— То есть?
— То, что на дерьме можно заработать, я тебе уже доказал. Но пойдем дальше. Какая нам выгода от того?
— Я вас поняла, — заметила Наташа.
— Ты прямо Шерлок Холмс.
— Скорее доктор Ватсон, — не согласилась со своим руководителем Наташа и продолжила:
— Вот теперь я готова взять у вас деньги, чтобы покрыть сделку с водкой.
— В таком случае, загранпаспорт тебе сделает главный инженер. А самые дешевые совочки и пакеты для собачьего дерьма, наверняка, азиатского производства. Где именно — сама выяснишь. Я еще раз говорю, молодец, Наташа. Ловишь с ходу, а это главное.
— Спасибо, — слегка потупились Ноги, — однако… Да, вами можно просто восхищаться.
— Давай лучше просто выпьем, — предложил я. — За будущее решение горисполкома, направленное на улучшение экологии города. За зеленых, собаковладельцев и Наташу, которая будет первой, кто выбросит на рынок самый ходовой товар…
— Столько тостов…
— Извини, что тебе налить?
Наташка провела взглядом по многочисленным полкам и неуверенно протянула:
— Если можно, шампанское.
— Какое?
— Сухое.
— А какое именно?
Наташка неуверенно пожала плечами; до меня дошло, что невольно я совершил по отношению к ней бестактность. Она ведь все еще в том мире, из которого я сумел вырваться, где более-менее интеллигентные люди пьют вино, не обращая внимания на его название и год выпуска, а так называемый народ заливается исключительно водкой, неважно какой, лишь бы выпить, если самогон закончился. Скажи им слово «аперитив», наверняка решат, что это оскорбление, а не бокал, к примеру, мадеры, принимаемый для аппетита перед обедом.