Сержант, не сказав ни слова, пошел выполнять приказ.
– Вот проклятье! Знал бы я, где место, хотя бы приблизительно! Возле дома? В саду? А может где-нибудь подальше, за городом? Вполне вероятно. Вряд ли он рискнет прийти к самому городу – тут могут узнать его или коня. Чтоб он сдох, его конь!.. Нет, нет! Я еще заполучу этого коня, не будь я Робладо! Если бы только разузнать заранее, где они встретятся, дело было бы верное. Но нет, ничего не сказано о месте. Как же, «старое место»! Тысяча чертей! Они встречались и раньше, и, наверно, часто. .
часто. . О!
Мучительный стон вырвался из груди Робладо, и он заметался по комнате, словно теряя рассудок.
– Сказать Вискарре сейчас, – продолжал он, – или когда уже все будет кончено? Лучше подожду. Вот будет лакомая новость к ужину! А может быть, я подам к столу гарнир из ушей охотника на бизонов!
И негодяй разразился дьявольским смехом. Потом прицепил саблю, захватил пару тяжелых пистолетов и, проверив, хорошо ли укреплены шпоры, быстро вышел из комнаты.
ГЛАВА XLIV
До полуночи оставался один час. В небе светила луна, но она уже склонилась к горизонту, и скалы, стеной замыкавшие долину с юга, отбрасывали длинную, во много ярдов, тень.
Вдоль каменного плоскогорья, у самого его подножия, ехал к городу всадник. Ехал он осторожным шагом и время от времени бросал на дорогу беспокойные взгляды, –
должно быть, чего-то опасался и хотел остаться незамеченным. Очевидно, именно поэтому он держался в тени скал, так как, приближаясь к местам, где склон был пологий и не отбрасывал тени, он останавливался и тщательно осматривался, а потом быстро проезжал это место. Если бы он не старался не попасться кому-либо на глаза, он, конечно, не жался бы к утесам, а избрал гораздо лучшую дорогу, пролегавшую совсем невдалеке.
Проехав таким образом несколько миль, всадник оказался наконец напротив города, в трех милях от него. Отсюда в город вела дорога, соединявшая его с проходом в скалах, где можно было подняться на левую половину плоскогорья.
Всадник придержал коня и некоторое время в раздумье глядел на дорогу. Решив отказаться от нее, он проехал еще с милю под тенью утесов, потом опять остановился и окинул внимательным взглядом местность справа от себя.
К городу или куда-то выше вела узкая тропка. Всадник, видимо, быстро убедился, что она-то ему и нужна, повернул коня, отделился от утесов и выехал на открытое место.
В сиянии месяца стало видно, что он молод и прекрасно сложен; одет он был как скотовод; благородный вороной конь под ним весь лоснился в серебряном свете. Всадника нетрудно было узнать. В этой стране людей с темной кожей его белое лицо и светлые кудри, выбивавшиеся из-под полей сомбреро, не оставляли сомнения в том, кто он. Это был Карлос, охотник на бизонов. Следом бежала большая, похожая на волка собака; прежде, в тени, ее не было видно.
То был пес Бизон. Чем ближе подъезжал всадник к городу, тем он становился осторожнее.
Раскинувшаяся перед ним местность, хотя и ровная, не была сплошь открытой; на его счастье, кое-где возвышались небольшими островками группы деревьев; тропка пролегала через рощицы кустарника, они выделялись то тут, то там, словно заплаты на равнине. Бесшумно, без лая, первой входила в рощу собака; всадник следовал за ней. А
выехав на опушку, он снова останавливался, тщательно осматривал открытое пространство, отделявшее его от следующей рощи, и только тогда ехал дальше.
Путешествуя таким образом, он наконец оказался в нескольких сотнях ярдов от предместий города. Уже видны были стены зданий и купол церкви, сверкавший над кронами деревьев. Всадник устремил взор на стену, которая была ближе других. Он узнал ее очертания. Это был парапет над домом дона Амбросио; всадник приближался к нему сзади.
В небольшой роще, последней в долине, Карлос остановился. За ней до берега реки, которая, как уже говорилось, замыкала сад дона Амбросио, лежало открытое ровное пространство – луг, принадлежащий дону Амбросио, где обычно паслись его лошади. Их перегоняли через реку по грубо сколоченному мосту, который начинался за оградой сада; но там был еще один мост, более легкий и тщательно сделанный, – он соединял луг и сад и предназначался только для пешеходов. По этому укромному мостику выходила из сада дочь дона Амбросио, когда ей хотелось насладиться прогулкой по чудесному лугу на другом берегу реки. Чтобы в сад не вторгались посторонние, на середине маленького мостика была запертая на замок калитка.
От рощи, где остановился Карлос, до мостика было немногим больше трехсот ярдов, и только темнота могла бы помешать его разглядеть. Но все еще сияла луна, и
Карлос ясно видел высокие сваи и выкрашенную светлой краской калитку. Реки он не мог видеть, берега тут высокие, а сад скрывали тополя и китайские деревья, росшие у самой воды.
Въехав в рощицу, Карлос спешился, отвел коня в самую густую тень деревьев и оставил его там. Он не привязал коня, а только перекинул поводья через переднюю луку седла, чтобы они не волочились по земле. Он давно приучил своего благородного скакуна оставаться на месте без привязи.
Затем он подошел к краю зарослей и остановился, глядя на мостик и деревья за ним. Карлос приходил сюда не впервые, но никогда еще не испытывал он такого сильного душевного волнения, как сейчас.
Он готовился к предстоящей встрече и давал себе слово говорить откровенно, так, как никогда раньше не осмеливался. Он сделает предложение. . Будет ли оно отклонено или принято? От этого зависела его судьба. Сердце его так сильно билось, что стук отдавался в ушах.
* * * *
В городе царила глубокая тишина. Жители давно уже спали, ни один луч света не пробивался из дверей или окон
– все они были плотно закрыты и наглухо заперты. На улицах не было ни души, лишь несколько ночных стражей охраняли город. Закутанные в темные плащи, они сидели на лавках у домов и дремали, зажав в руке длинные алебарды, а у ног на мостовой стояли их фонари.
Глубокая тишина царила и в жилище дона Амбросио.
Огромные ворота были накрепко заперты, привратник скрылся в своей сторожке, а это означало, что все обитатели уже дома. Если тишина – это сон, то здесь все спали.
Однако слабый луч света проникал из-за стеклянной двери сквозь неплотно задернутые шелковые занавеси и падал на мощеный двор – значит, по крайней мере, один из обитателей бодрствовал. Свет шел из комнаты Каталины.
Вдруг тишину разбил гулкий звон колокола. Это часы на церковной башне возвестили полночь. Едва отзвучал последний удар, как свет в комнате внезапно погас – его уже не было видно сквозь занавеси.
Вскоре тихо отворилась стеклянная дверь, и появилась плотно закутанная женская фигура. Крадучись, неуверенным шагом она скользила по теневой стороне двора.
Широкий плащ не мог скрыть ее стройности и изящества, а походка пленяла грацией, несмотря на скованность и настороженность движений. Это была сеньорита.
Обойдя патио, она вошла в коридор, который вел в сад.
Перед тяжелой дверью, преграждающей выход из дома, она остановилась. Но лишь на мгновение. Из-под плаща появился ключ, и большой засов нехотя уступил нажиму женской руки. Но он не поддался бесшумно: ржавое железо заскрипело, и Каталина вздрогнула в испуге. Она даже возвратилась обратно в коридор, чтобы проверить, не услышал ли кто-нибудь шума; стоя в темном проходе, она оглядела патио. Уж не дверь ли это хлопнула, когда она возвращалась? По крайней мере, так ей почудилось, и она стояла, с тревогой глядя на двери, выходящие во двор. Но все они были плотно затворены, и дверь ее комнаты тоже: Каталина, уходя, закрыла ее. И все же сомнения не покинули сеньориту, и она вернулась к воротам не совсем успокоенная.
С опаской она отворила их и через коридор вышла в сад. Держась в тени деревьев и кустов, она вскоре достигла рощицы в конце сада. Здесь она остановилась; сквозь стволы деревьев она оглядела открытое пространство, отделявшее ее от рощи, где был теперь Карлос. Она смутно видела очертания деревьев, но и только; в тени их на таком расстоянии нельзя было разглядеть человека в темной одежде.
Каталина выскользнула из рощицы; через мгновение она уже стояла перед калиткой на середине мостика, в самом высоком его месте. Здесь она опять остановилась, достала из-под плаща белый батистовый платок и, выпрямившись во весь рост, обеими руками расправила платок высоко над головой.
В воздухе носились светляки, и их огоньки сверкали на темном фоне рощи, но это не помешало Каталине заметить среди этих огоньков более яркую вспышку, словно кто-то чиркнул спичкой. Она получила ответ на свой сигнал.
Каталина опустила платок и, достав небольшой ключ, вставила его в скважину замка. Растворив калитку, она отошла обратно под тень деревьев и в ожидании остановилась.
Даже в темноте глаза ее светились любовью: она увидела, как из рощи вышел человек и направился к мостику.
Человек этот был ей дороже всего на свете; она ждала его, щеки ее пылали и сердце наполнилось радостью.
ГЛАВА XLV
Каталине не почудилось, что она слышала стук захлопнувшейся двери, когда она возвращалась по коридору.
В эту минуту действительно закрыли дверь – ту, что вела в спальню служанок. Если бы Каталина поспешила, то увидела бы, как кто-то метнулся по двору и вошел в эту дверь.
Но Каталина опоздала. Дверь уже закрылась, и кругом снова было тихо. «Видно, это почудилось мне», – подумала она.
Но нет, ей это не почудилось. Как только члены семьи разошлись по своим спальням, за дверью комнаты Каталины начали следить. С полоски света, пробивавшейся сквозь занавешенное стекло, не сводила глаз Висенса.
Еще с вечера служанка попросила разрешения ненадолго отлучиться. Ей не отказали. Она отсутствовала почти час. Солдат Хосе привел ее к Робладо, и там они обо все уговорились.
Висенсе велено было выследить, когда сеньорита выйдет из дому, и потом пойти за ней до места тайного свидания. Узнав, что это за место, она должна сейчас же бежать туда, где ее будут ждать Робладо и солдаты, и сразу привести их к влюбленным. Робладо решил, что это самый верный план действий, и позаботился о том, чтобы этот план осуществить.