– Довольно, – воскликнул оратор. – Довольно, смелый чужестранец! Мы не станем допытываться, почему ты не хочешь навсегда остаться с нами. Если ты не можешь сделаться нашим вождем, будь нашим другом. Тем или иным способом мы постараемся доказать тебе нашу благодарность. Наши враги совершили набег на твой лагерь. Они похитили твое имущество. Но теперь оно в наших руках. Ты получишь его обратно. Мы просим тебя остаться с нами хоть на несколько дней. Будь нашим гостем. Исполнишь ли ты эту просьбу?
Воины племени вакоев хором подтвердили приглашение. Карлос охотно принял его.
Неделю спустя караван из пятидесяти мулов, нагруженных кожами и мясом бизонов, поднялся на восточный склон Льяно-Эстакадо и двинулся по направлению к северо-западу. На одном из последних мулов ехал метис. Три повозки, запряженные волами, которых подгоняли остроконечными палками смуглолицые пеоны, пугали своим ужасным грохотаньем даже притаившихся между мецкитами койотов. Впереди гарцевал на превосходном мустанге белокурый всадник. Он то и дело оборачивался и радостным взором окидывал свой караван. Этот всадник был сиболеро Карлос.
Вакои не нарушили своего слова. Белый воин отомстивший за смерть вождя, получил в дар пятьдесят мулов, нагруженных кожами и тесаго. Но этим щедрость индейцев не ограничилась. В кармане куртки сиболеро лежал туго набитый кошелек, поднесенный ему его великодушными друзьями. Мало того: они обещали при случае наполнить этот кошелек заново. Что же было в нем? Монеты? Ассигнации? Драгоценности? Нет. Вакои подарили молодому охотнику горсть желтого, тонкого, блестящего песка. Это было золото.
ГЛАВА XVIII
На следующий день после праздника святого Хуана комендант угощал своих приятелей обедом. Не многие удостоились приглашения на это торжество. В числе гостей был щеголь Эшеварри, городской священник и оба миссионера, радовавшиеся возможности принять участие в веселом пиршестве.
Отдав должное целому ряду мексиканских блюд, гости принялись за вино. На столе красовались бутылки самой разнообразной формы. Канарское, херес, Педро де Хименес, мадера и бордо лились рекой. Любители более крепких напитков усиленно прикладывались к графинам с золотистой каталонской водкой и мараскино. Винный погреб полковника Вискарра пользовался широкой известностью. Дело в том, что хозяин его был не только военным губернатором, но и сборщиком таможенных пошлин. Ввиду этого ему постоянно делали ценные подарки. Бордо и шампанское не переводилось в его погребе.
Компания порядочно выпила. Городскому священнику надоело прикидываться святым, и он стал веселиться точно так же, как все остальные. Миссионеры забыли о своих четках и власяницах. Старший из них, отец Иоахим, занимал общество воспоминаниями о тех пикантных приключениях, которые он пережил до своего пострижения. Эшеварри рассказывал парижские анекдоты и в мельчайших подробностях описывал жизнь гризеток.
Не более молчаливыми были, разумеется, и испанские офицеры. Тщеславный, как юноша, лейтенант, в первый раз в жизни надевший эполеты, полковник Вискарра при каждом удобном и неудобном случае хвастал своими бесчисленными победами над сердцами прекрасных жительниц Севильи[51]. Он долго жил в этом городе, и выражение «андалузская[52] грация» было в устах его высшей похвалой.
Робладо восхищался обитательницами Гаванны и пел хвалебные гимны яркой, чувственной красоте квартеронок[53]. Лейтенант Гарсиа высказывал предпочтение девушкам мексиканского города Гвадалахара, славившимся исключительно маленькими ножками. В этом городе он начал свою военную службу.
Разговаривая о женщинах, офицеры то и дело употребляли грубые, непристойные выражения. Присутствие трех духовных особ нисколько не смущало их. Да и чего им было стесняться? Отцы иезуиты и городской священник хвастали своими любовными авантюрами не менее охотно, чем господа офицеры, а распущенностью нравов смело могли соперничать с любым из присутствующих. Добродетельный вид, который они напускали на себя в обычное время, исчез после первых же бокалов выпитого вина. В кутящей компании они держались вполне непринужденно. Гости коменданта, в свою очередь, не придавали никакого значения их духовному сану. Они знали, что городской священник и миссионеры надевают маску святости только для «простонародья». Если кто-нибудь из них и делал за столом постное лицо, то это было только для того, чтобы придать особую пикантность какому-нибудь двусмысленному словечку или анекдоту. В самом разгаре разговора, постепенно сделавшегося очень оживленным и громким, один из присутствующих произнес имя, заставившее всех на мгновение примолкнуть. Это было имя сиболеро Карлоса.
Выражение лиц сотрапезников сразу изменилось. Робладо сдвинул брови. Щеки полковника Вискарра покраснели от волнения. Священники и миссионер состроили недовольные гримасы.
Первым высказал свое мнение о Карлосе красавец Эшеварри:
– Клянусь честью испанского идальго, второго такого нахала я не встречал никогда, даже в республиканском Париже. Бродяга, жалкий торговец кожами и тесахо, простой охотник за бизонами осмеливается претендовать… О, черт возьми!
Эшеварри, как и все остальные, говорил на испанском языке. Но черта он помянул на французском. Ему казалось, что этого требуют правила хорошего тона.
– Недопустимое нахальство! – подтвердило несколько человек.
– Мне кажется, что прелестная сеньорита не разделяет вашего мнения, – заметил юноша, сидевший на дальнем конце стола.
Гости коменданта шумно запротестовали. Роль запевалы в громком хоре негодования играл капитан Робладо.
– Дон Рамон Диаз, – сказал он, обращаясь к юноше, – позвольте упрекнуть вас в недостатке наблюдательности. Я все время стоял подле сеньориты и могу засвидетельствовать, что дерзость негодяя глубоко возмутила ее (Робладо отлично знал, что это неправда). А что касается ее отца…
– Насчет отца я не спорю, – со смехом отозвался дон Рамон. – Все видели, что он страшно рассердился. Да и как ему было не рассердиться? Ха-ха-ха!
– О ком идет речь? – спросил один из присутствующих.
– Об одном прекрасном наезднике, – ответил дон Рамон. – Думаю, что превосходство его в этой области не станет оспаривать и полковник Вискарра.
Молодой человек с иронической улыбкой посмотрел на коменданта. Тот нахмурился.
– Вы, кажется, проиграли ему довольно большую сумму? – осведомился городской священник.
– Не ему, а тому неотесанному болвану, с которым он, по-видимому, очень дружен. Никогда не следует биться об заклад с людьми, занимающими низкое положение в обществе, так как реванша с них никак не возьмешь. Ведь в нашей обычной обстановке их не встретишь.
– Но о ком же, собственно, вы говорите? – с любопытством спросил еще один гость.
– О ком? Да об одном молодом охотнике.
– Это-то я понимаю. Но неужели о нем больше ничего не известно? Насколько мне помнится, он белокур. Для уроженца здешних мест это большая редкость. Он креол[54] или бискаец[55]?
– Ни то, ни другое. Говорят, он американец.
– Американец!
– По крайней мере, отец его был американцем. Если хотите, обратитесь за справками к отцам иезуитам. Им известна биография этого юноши.
Миссионеры охотно поделились с гостями коменданта своими сведениями. Отец Карлоса действительно был американцем. Его считали странным человеком. Появившись каким-то таинственным образом в долине, он остался там навсегда. Такие случаи крайне редко наблюдались в селениях Новой Мексики. Американец приехал в долину не один, а с женой, матерью Карлоса, той самой старухой, которая так поразила всех на празднике святого Хуана. Все старания отцов иезуитов обратить этих двух чужестранцев в католичество оказались напрасными. Старик – он был охотником – умер таким же еретиком, как родился. Жители Сан-Ильдефонсо пресерьезно уверяли, что вдова его водится с нечистой силой. Пребывание такой семейки в истинно католической стране многим казалось недопустимым. Миссионеры давно уже изгнали бы Карлоса и его мать, если бы не постоянное заступничество предшественника Вискарры. Старый комендант покровительствовал «еретикам» и всячески умерял рвение отцов иезуитов.
– Помните, кабальеро, – сказал отец Иоахим, окончив свой рассказ и обращаясь к полковнику, – помните, что такие люди чрезвычайно опасны. В сердцах их зреют зародыши революции, и они постоянно думают об изменении существующего строя. Этот молодой американец очень подозрителен. Его постоянно видят в компании различных негодяев. По-видимому, он поддерживает дружеские отношения с находящимися под надзором индейцами. Некоторые из них даже служат у него в качестве пеонов.
– Да неужели? – воскликнули гости. – В таком случае, он действительно опасный человек. Надо зорко следить за ним.
Тут разговор перешел с Карлоса на его сестру. Присутствующие наговорили много лестного о красоте юной американки. Полковник Вискарра все время менялся в лице. Гости его даже и не подозревали, что он думал и чувствовал в эти минуты. В уме коменданта постепенно созревал гнусный план. Его слуги уже получили кое-какие распоряжения.
Поговорив в течение некоторого времени о сестре сиболеро, сотрапезники принялись перебирать по очереди всех хорошеньких женщин Сан-Ильдефонсо. Под влиянием выпитого вина эта банальная тема показалась всем необычайно пикантной и интересной.
К вечеру многие гости Вискарры совершенно перепились. Было уже темно, когда они стали собираться уходить. Некоторых пришлось развозить по домам в экипаже. В числе их были и представители духовенства. Городской священник и отцы иезуиты еле держались на ногах. Их доставили по назначению жандармы, давно уже привыкшие ничему не удивляться.