Со скалы открывался великолепный вид на долину и город.
– Знакомо ли тебе это здание? – спросил сиболеро, указывая рукою на обнесенную стенами постройку, темневшую между скалой и городом.
– Еще бы! Это крепость.
– Да, это крепость.
– Ну, так что же?
– Она там.
ГЛАВА XXX
В это время по террасе одного из зданий, находившихся внутри крепости, ходил взад и вперед какой-то человек. Он не был похож на часового. Двое солдат, стоявшие с карабинами в руках на двух крепостных башнях, выглядели совсем иначе. Их головы и плечи четко вырисовывались на фоне зубчатой стены.
Человек, прогуливавшийся взад и вперед, принадлежал к командному составу. Часть террасы, по которой он ходил, примыкала к офицерским помещениям и была отделена от остального здания высокой стеной. Это место считалось «священным». Рядовые солдаты не имели в него доступа. Это были своего рода «шканцы» крепости.
Офицер, ходивший взад и вперед по террасе, не исполнял при этом никаких служебных обязанностей. Тем не менее на нем красовалась парадная форма. С первого же взгляда было видно, что офицер этот – неисправимый щеголь. Без роскошного мундира он не мог обходиться ни при каких обстоятельствах. Золотые шнуры и блестящие эполеты придавали ему сходство с павлином. Он то и дело прерывал свою прогулку, чтобы посмотреть на свои лакированные сапоги, обтянутые рейтузами ноги и кольца с драгоценными камнями, украшавшие его белые, выхоленные пальцы.
Он не производил впечатления ни красавца, ни героя. Это нисколько не мешало ему считать себя и тем и другим. Он верил, что в его лице воплотились все привлекательные черты Марса и Аполлона[60].
Это был полковник испанских войск и комендант крепости. Словом, это был сам Вискарра.
Чувствуя себя вполне удовлетворенным своей внешностью, он был далеко не удовлетворен чем-то другим. Даже созерцание великолепных лакированных сапог и лилейно белых рук не могло прогнать с его лица озабоченно-сумрачное выражение. Какая-то напряженная мысль не давала ему покоя. Он каждую минуту останавливался и тревожно озирался по сторонам… «Пустяки! Ведь это был только сон! – процедил он, наконец, сквозь зубы. – Не стоит больше волноваться. Это был только сон».
В то время как он произносил эти слова, глаза его были опущены вниз. Когда он поднял их, взгляд его случайно упал на Нинью-Пердиту – скалу, послужившую в день святого Хуана ареной для подвига сиболеро Карлоса. Впрочем, нет. Это не было случайностью. Нинья-Пердита фигурировала во сне полковника, и при воспоминании об этом сне глаза его невольно поднялись вверх.
Простояв несколько мгновений неподвижно, он вдруг отшатнулся с таким видом, точно перед ним всплыл призрак, и дрожащими руками схватился за балюстраду. Щеки его покрылись мертвенной бледностью, грудь стала судорожно вздыматься.
Что могло так сильно встревожить его? Неужели силуэт всадника, остановившегося на самом краю пропасти? Этот стройный силуэт четко вырисовывался на фоне бледно-голубого неба. Но почему он так устрашающе подействовал на всесильного коменданта?
– Это он! – хрипло прошептал Вискарра. – Я узнаю его коня… Он и тогда стоял на этом месте. Мне страшно. Я боюсь еще раз посмотреть на него… Я не могу…
Полковник отвернулся и закрыл лицо руками.
Через минуту, однако, он снова посмотрел на Нинью-Пердиту. Черный силуэт неотразимо притягивал его. Но всадник уже исчез. На скале не было никого: ни коня, ни человека.
– Должно быть, это только почудилось мне, – пробормотал комендант, дрожа от страха. – Наверное, почудилось. Там никого не было, никого не могло быть. Я ведь знаю это… Он находится сейчас на расстоянии нескольких сот миль от города… Вот наваждение-то! Ха-ха-ха! Прямо не понимаю, что творится со мною. Сон, приснившийся мне нынче ночью, совсем околдовал меня. Каррамба! Нет, больше нельзя думать об этом!
С этими словами он снова принялся быстро шагать по террасе. Ему казалось, что ходьба отвлечет его от навязчивых мыслей. Но при каждом повороте он невольно посматривал на высокую скалу, и каждый раз в глазах его появлялось выражение ужаса. Однако призрачный всадник исчез бесследно, и мало-помалу полковник стал успокаиваться.
На каменных ступенях лестницы зазвучали гулкие шаги.
Кто-то шел по направлению к террасе.
В следующую секунду Вискарра увидел голову в военной фуражке и блестящие погоны. На террасу вошел капитан Робладо.
Приветствие, которым обменялись друзья, свидетельствовало о том, что в этот день они еще не виделись. Впрочем, для людей, привыкших долго валяться в постели, час был сравнительно ранний. Напившись кофе, капитан Робладо решил выкурить на террасе утреннюю сигару.
– Ха-ха-ха! – рассмеялся он, с наслаждением затягиваясь. – Клянусь моей офицерской честью, это был презабавный маскарад. Мне стоило большого труда смыть с себя краску. Я так дико орал, что теперь, наверное, буду ходить без голоса целую неделю. Ха-ха-ха! Никогда еще ни одна девушка не была похищена столь романтическим образом. Нападение на бедных пастухов! Полсотни заколотых овец! Страшно забавно! А старуха, оглушенная ударом по голове! А объятый пламенем ранчо!.. Есть над чем посмеяться. В течение целых трех дней мы почти не вылезали из седел, то и дело переодевались и кричали до хрипоты. И все это ради ничтожной крестьянки, дочери старой ведьмы. Ха-ха-ха! Наше приключение сильно смахивает на главу старинного европейского романа. Чем вы не Алладин[61], например? Только вряд ли удастся какому-нибудь волшебнику или странствующему рыцарю освободить нашу пленницу. Ха-ха-ха!
По всей вероятности, слова Робладо только подтвердили догадки, уже несколько раз мелькавшие в уме читателя. Да, «набег дикарей» был инсценирован полковником и капитаном с целью отвлечь всеобщее внимание от похищения Розиты. Индейцами, угнавшими стадо овец, напугавшими пастухов, напавшими на гациенду Хуана, разрушившими ранчо Карлоса и увезшими его сестру, были полковник Вискарра, капитан Робладо, сержант Гомец и солдат по имени Хозе – любимец и приспешник офицеров.
Их было только четверо. Четырех негодяев оказалось вполне достаточно для приведения в исполнение гнусного плана. Испуганные жители долины утверждали, что банда индейцев состояла из четырехсот человек. У страха глаза велики. Расчет Робладо был безукоризненно правилен. Он утверждал, что в это темное дело следует посвятить только немногих избранных.
Надо отдать справедливость полковнику и капитану. Свои низкие замыслы они осуществили в высшей степени искусно. Энергия и ловкость, проявленные ими за последние три дня, были достойны лучшей участи. Нападение на пастухов, охранявших пастбища верхней равнины, было совершено для того, чтобы распространить слух о приближении индейцев. Как только этот слух облетел город, комендант обратился к обывателям с воззванием, в котором рекомендовал всяческие меры предосторожности. Воззвание не преминуло произвести должное впечатление. Вторичное нападение на пастухов послужило неопровержимым доказательством присутствия индейцев в долине. Этим нападением заговорщикам удалось одновременно убить двух зайцев: они напугали обывателей и отомстили Хуану.
Убивая овец молодого ранчеро, негодяи преследовали двоякую цель. Во-первых, им хотелось нанести убытки Хуану; во-вторых, они боялись, что оставленные на свободе овцы могут вернуться на привычные места. А это возбудило бы немало толков. Робладо надеялся, что в ближайшем будущем никто не обнаружит трупов пропавших животных. А к тому времени, как на них наткнутся какие-нибудь путники, койоты и вороны сделают свое дело. Голые кости не явятся уликой.
Похищение Розиты тоже было обставлено величайшими предосторожностями. Ее повезли не в крепость, а по направлению к Пекосу. Глаза ей сначала не завязали – негодяи ничего не имели против того, чтобы она запомнила дорогу. Только у брода Робладо накинул на голову молодой девушки платок. Очутившись в крепости, Розита совершенно растерялась. На вопрос: далеко ли увезли ее от родного дома и что представляет собою ее тюрьма, она не могла бы ничего ответить.
Все подробности этой дьявольской драмы были придуманы и разыграны капитаном Робладо. Талант, который он выказал при этом, делал честь если не его сердцу, то, во всяком случае, его уму. Он был и автором пьесы, и главным исполнителем ее.
Перед тем как решиться на «веселый маскарад», Вискарра долго колебался. Разумеется, останавливали его не какие-нибудь благородные мотивы, а страх. Он боялся, что рано или поздно все откроется. А это могло причинить ему серьезные неприятности. В случае обнаружения истины слухи о разыгранной им комедии распространились бы по всей Мексике с быстротой лесного пожара.
Однако красноречие Робладо и страстное желание каким бы то ни было способом добиться взаимности прелестной американки быстро заставили Вискарру сдаться. А дальше все пошло как по маслу… Игра в «индейцев» доставила коменданту громадное удовольствие. Торжественные воззвания, до смешного преувеличенные слухи о подвигах грабителей, ужас обывателей, их восхищение храбростью и энергией военного начальства – все это внесло в жизнь Вискарры массу оживления. Все время, пока «дикари» находились вблизи города, полковник и капитан веселились от души.
Они так удачно привели в исполнение свою затею, что до самого конца, то есть до того момента, как Розита очутилась в крепости, ни одно живое существо не заподозрило правды. Кроме Робладо, Вискарры и их двух помощников, никто решительно не догадывался, что свирепые индейцы были только актерами-любителями.
Впрочем, один человек подозревал истину. Это была мать Розиты. Сама Розита думала, что ее похитили индейцы… Если только она вообще думала что-нибудь.
Глава XXXI
– Ха-ха-ха!.. – смеялся Робладо, покуривая свою сигару. – Клянусь честью, мы превосходно разыграли нашу маленькую комедию. Я не веселился так ни разу с тех пор, как судьба забросила меня в это унылое местечко. Оказывается, можно проводить с приятностью время даже в пограничной крепости. Надо только умеючи браться за дело. Ха-ха-ха! Признаться, я порядком устал. А теперь скажите, дорогой мой полковник, стоила ли игра свеч?