Бен Гурион — страница 65 из 84

Накануне Советская Армия завершила подавление венгерского мятежа, и теперь СССР мог заняться Средним Востоком. Маршал Булганин направляет Франции, Великобритании и Израилю резкие ноты протеста. В двух первых нотах он расценивает франко-английские действия как агрессию и скрыто угрожает применить против этих двух стран ядерные ракеты. В ООН новость о неизбежном развязывании третьей мировой войны распространяется со скоростью ветра. Давление, оказываемое на Францию и Великобританию, становится все сильнее. Завтра в США должны состояться президентские выборы, и Эйзенхауэр постоянно звонит британскому премьеру с просьбой остановить войну. Сэр Антони Иден, человек сломленный и больной, который уже не владеет собой, не спешит уступать, тем более, что действия американцев на валютных рынках угрожают стабильности фунта стерлинга.

К Израилю Булганин обращается более строгим тоном:

«Правительство Израиля самым преступным и безответственным образом играет судьбами мира и своего собственного народа. Оно сеет ненависть к государству Израиль среди народов Востока, чем может только скомпрометировать будущее Израиля и поставить под вопрос его существование как государства… Имея жизненный интерес в поддержании мира на земле и его восстановлении на Среднем Востоке, Советское правительство в настоящий момент принимает меры, чтобы положить конец войне и изгнать агрессоров».

Хотя Бен-Гурион не поддается панике, он старается ничем не выдать охватившего его беспокойства. В своем дневнике он пишет:

«Если бы в конце ноты не стояла подпись Булганина, я бы подумал, что она написана Гитлером, хотя между этими двумя палачами нет большой разницы. Меня беспокоит то, что Сирия наводнена советским оружием, и можно предположить, что оно прибыло туда в сопровождении «добровольцев».

Не подозревая о советской угрозе, народ Израиля торжествует. Синайская кампания завершилась полной победой. Блокада Эйлата прорвана, Шарм-эль-Шейх взят, взорваны артиллерийские установки, контролировавшие подступы к Тиранскому проливу. Около 6000 египетских солдат взяты в плен и заключены в тюрьмы или лагеря, тогда как врагу удалось схватить только четырех израильских солдат. Израиль понес относительно легкие потери: насчитано 172 убитых, а египтяне потеряли от 1000 до 3000. Бен-Гурион разделяет всеобщую радость и пишет в дневник: «Сперва казалось, что это просто сон наяву, потом это стало сказкой и, наконец, серией чудес».

В этот же день Великобритания и Франция уступят растущему международному давлению. Во второй половине дня Иден звонит Ги Молле и заявляет о своем намерении прекратить боевые действия. В Париже Совет министров решает, что в одиночестве Франция воевать не будет, и в полночь бои прекращаются. Канал взят не был и франко-британская операция закончилась унизительным провалом.

7 ноября 1956 года стал для Бен-Гуриона знаменательным днем. За несколько часов расчетливый, привыкший к взвешенным поступкам государственный деятель превращается в опьяненного победой, который только отмахивается от советов соратников. В 11 часов утра торжествующий Бен-Гурион поднимается на трибуну переполненного зала Кнессета. Он еще не совсем оправился от болезни, уложившей его в кровать на все время боевых действий, но ни за что на свете такой человек, как он, не отказался бы выступить с победной речью перед израильским парламентом:

«В наши дни Синай был заново открыт благодаря героическим действиям нашей армии… Это была самая большая и самая блестящая боевая операция в истории нашего народа и одна из самых больших в истории всех наций… Наша армия не нарушила египетской территории… Наши боевые действия ограничивались только Синайским полуостровом».

Его выступление — это не только страстная речь с многочисленными ссылками на Библию; он акцентирует и важные моменты:

«1. Мирный договор с Египтом мертв, похоронен и воскрешать мы его не будем…

2. То же самое относится к демаркационным линиям между нами и Египтом, которые тоже приказали долго жить…

3. Мы не хотим увековечения анархии, характеризующей наши связи с Египтом, и готовы начать переговоры о прочном мире…

4. Параллельно этому мы готовы вести мирные переговоры с любой другой страной арабского мира…

5. Ни при каких условиях Израиль не потерпит, чтобы иностранные войска, какими бы они ни были, вторглись в наши границы или на другую принадлежащую нам территорию.

6. Израиль никогда не нападет первым ни на Египет, ни на любое другое арабское государство».

Эти слова выдают его намерение аннексировать Синай и острова Акабского залива.

Но еще более памятной, чем речь в Кнессете, станет его выступление во время военного парада в Шарм-эль-Шейхе: «Йотват (остров Тиран) снова станет третьим Израильским королевством!». Так, на один день возникло «третье королевство». На следующий день этот термин был забыт и нигде и никогда больше не упоминался ни самим Бен-Гурионом, ни мемуаристами.

Накануне Израиль жил в эйфории выдуманного мира; сегодня наступает прозрение и осознание горькой и тревожной реальности. Все начинается с откликов иностранных держав на выступление Бен-Гуриона: все они крайне неблагоприятны. Девяноста пятью голосами против одного (и то самого Израиля) Генеральная Ассамблея принимает решение о безоговорочном выводе войск с территории Синая. Старик узнает об этом 8 ноября, но ничем не проявляет своего беспокойства. Только два решающих момента заставляют его глубоко задуматься — это энергичное вмешательство США и СССР.

Он получает ноту Эйзенхауэра, который, будучи переизбран на свой пост подавляющим большинством, может теперь перейти к энергичным мерам. Это самая резкая нота, которую Израиль когда-либо получал от США:

«Любое решение израильского правительства не выводить войска с египетской территории может поставить под угрозу чрезвычайные усилия, предпринимаемые ООН для установления мира на Среднем Востоке, что вызвало бы резкое осуждение Израиля за нарушение принципов и постановлений ООН… Мои соотечественники были бы глубоко огорчены, если бы политика Израиля в вопросе, вызывающем такое беспокойство во всем мире, нанесла вред дружескому сотрудничеству между нашими странами».

Но на этом президент не останавливается и прибегает к другим средствам воздействия. Госдепартамент приглашает израильского министра в Вашингтон, еще раз подчеркивает, что Израиль ставит под угрозу мир во всем мире, и предостерегает:

«Это самая сложная ситуация, с которой свободный мир когда-либо сталкивался, и касается она будущего не только Среднего Востока, но и всего мира. Нам представляется очевидным, что русские извлекут из этого выгоду с самыми ужасными намерениями. И если бы подобное произошло, то первой страной, которую они бы поглотили, стал бы Израиль».

Затем заместитель Госсекретаря Гувер составляет целый перечень угроз, которые США могли бы привести в исполнение в случае, если Израиль откажется вывести войска: это прекращение всякой правительственной или частной помощи (в том числе и сбора средств для Национального Еврейского фонда); санкции ООН; исключение из ООН. Кроме того, американцы ясно дают понять, что не будут поддерживать еврейское государство, если оно подвергнется нападению советских «добровольцев».

Абба Эбан спешит связаться по телефону с Яковом Герцогом. Бен-Гурион пишет в дневнике:

«Мне позвонил испуганный Эбан. Даже его телеграммы источают страх и ужас. Гувер предупредил министра Шилоаха, что они прервут с нами всякие отношения, откажутся от любой помощи и, может быть, даже исключат из состава ООН. Похоже, они напуганы Россией. Прошел слух, что в Сирию хлынул поток оружия и «добровольцев».

В самом деле, страх перед вмешательством Москвы растет по всему миру вместе с многочисленными слухами о советском военном присутствии в Сирии и Египте. От парижского отделения ЦРУ стала известна новость, которая только усугубила всеобщее беспокойство: через двадцать четыре часа СССР намерен полностью уничтожить Израиль массированными ударами с воздуха. Бен-Гурион встревожен не меньше других, но старается не подавать виду. Только дневнику он поверяет свои мысли:

«Это был кошмарный день. Из Рима, Парижа и Вашингтона одно за другим шли сообщения о притоке в Сирию советских самолетов и «добровольцев» и об обещании разбомбить Израиль — его города, аэродромы и пр., если сирийцы и иорданцы вступят в войну с нами… Возможно, что многое в этих донесениях преувеличено, но нота, которую прислал мне Булганин, и подавление Венгрии танками показывают, на что способны коммунистические нацисты».

Однако советские угрозы, сделанные б-7 ноября, есть не что иное, как тактика устрашения, блестящий маневр психологической войны. Все слухи о советском военном присутствии на Среднем Востоке безосновательны. В своих мемуарах Хрущев не без гордости говорит о распространении ложных сведений о засылке «добровольцев», но то, что прозвучало «кошмарным днем» 8 ноября 1956 года, все приняли за чистую монету. Израильские руководители приготовились к катастрофе, которая вот-вот обрушится на их страну, и мир трепещет перед угрозой атомной войны. Франция, Великобритания и Израиль втянулись в войну, будучи убеждены, что США защитят их в случае вмешательства в конфликт СССР, но события показывают, что они заблуждались. Взбешенный Эйзенхауэр отзывает свои гарантии, и Израиль оказывается один и совершенно беззащитный. Даян, придя в этот день к Бен-Гуриону, находит его «очень бледным и в ярости как раненый лев».

«Раненый лев» старается развеять свои опасения, но некоторые его помощники и министры не в состоянии от них избавиться. Советники и государственные служащие высокого ранга в отчаянии вышагивают перед его кабинетом, где в чрезвычайно напряженной обстановке проходят закрытые заседания. Телефоны разрываются от звонков, телеграммы — одна другой тревожнее — толстым слоем покрывают стол Бен-Гуриона. Многие министры громко требуют немедленно вывести войска из Синая. Все возрастающее давление со всех сторон, советские угрозы, опасность новой мировой войны подрывают решительность Бен-Гуриона. «У него хватило мужества покориться действительности, — скажет Герцог, — и он согласился отступить — но без мирного договора».