— Иногда проверяют. Но их не особо заинтересует толпа туристов, едущих в Ниццу. И французских легавых тоже. Они осматривают самолеты из Колумбии и с востока, что им безобидный лондонский самолетик.
Одного Рита не знала. Запланировано было три чемодана, один очень большой, забитый пакетами с кокаином, прикрытыми одеждой, его проверят у регистрации; один с вещами Бена; и один возьмут в самолет. Когда Рита услышала, что Джонстон еще и его собирается заполнить пакетами с отравой, возможно, с героином, она завизжала, закричала, даже набросилась на него, так что пришлось схватить ее за руки.
— Ты же знаешь, когда проверяют чемоданы, берут наугад, они вполне могут взять тот, который понесет Бен.
Он пытался убедить и успокоить Риту, сказал, что он не сделает этого, раз она так расстроилась, но не сдержал обещания: Бену предстояло пройти на самолет с этим опасным грузом.
— Все это безумие, — повторяла Рита, — бедный Бен, я считаю, что это жестоко. Только представь, что он попадет в тюрьму.
— План сработает именно потому, что Бен такой странный.
И он действительно сработал. Какое-то время Джонстон с Ритой просто не могли поверить, насколько все изменилось; слишком велика была разница между настоящим и возможным. Джонстон был не глуп и не клал на счета слишком большие суммы, но в течение следующих месяцев эти крупные суммы находили свой непростой путь к нему. Он дал Рите столько, что этих денег хватило на ресторан в Брайтоне, дело пошло хорошо. Она могла бы выйти замуж, но не вышла. Иногда Джонстон заходил к ней, они оба ценили эти встречи, поскольку лишь они понимали, как близки были в свое время к преступлению и тюрьме.
Джонстон видел по телевизору, что легко можно купить за небольшие для него деньги титул и право на землю у обедневших (и наверняка циничных) аристократов. Так он и сделал — приобрел поместье, но вскоре занервничал и понял, что совершил ошибку. Ему не нравилось бездельничать. Тогда он стал владельцем элитной фирмы проката автомобилей, возил богатых и знаменитых, в основном по Лондону, и взял на работу человека, которого некогда считал намного выше себя. Радовался жизни, наслаждался своими «роллс-ройсами» и «мерседесами», пытался быть респектабельным. Когда у него появились дети, они учились в частных школах. Так что можно сказать, что эта часть нашей истории закончилась хорошо.
Утром, когда началась великая игра, Рита одела Бена — а Джонстон за всем этим следил — в пошитую на заказ рубашку и хороший пиджак. Рита заплакала, когда Джонстон усадил Бена в одно из мини-такси и дал водителю подробные указания. Последнее, что сказал Бен, было:
— Когда я вернусь домой?
— Посмотрим, — ответил Джонстон, а Рита отвернулась, чтобы Бен не видел ее виноватое лицо.
Он позволил отвезти себя в Хитроу, хотя чувствовал себя плохо. Водитель припарковался недалеко от входа, взял тележку для сумок: черной, красной и синей. Отвел Бена на регистрацию клубного класса, отдал его паспорт, забрал его назад вместе с посадочным талоном и слегка подтолкнул Бена, когда того спросили, не везет ли он запрещенные предметы, и сам ли он упаковывал багаж. Рита твердила ему, что он должен сказать да, упаковывал сам. Через некоторое время он это запомнил. Девушка за стойкой регистрации посмотрела в паспорт, где написано «киноактер», и, проверяя багаж и посадочный талон, непрерывно смотрела на Бена. Этот взгляд Бена не беспокоил — он уже привык. Водитель, нигериец, которому хорошо заплатили, дошел с ним до зеленого коридора, отдал его сумку, синюю, паспорт и посадочный талон и сказал:
— Заходи сюда.
Бен помедлил, и водитель слегка подтолкнул его, сделал шаг назад и посмотрел, прошел ли Бен, чтобы потом доложить об этом.
Бен остался один, и ему стало страшно, голова кружилась от всего того, что надо было помнить. Он показал свой посадочный талон служащему, тот на него взглянул, потом уставился на Бена и продолжал таращиться, пока следующий пассажир не потребовал к себе внимания. Дальше должно быть сложнее. Рита и Джонстон много раз повторяли, что надо делать. Впереди будет нечто вроде черного ящика с отверстием, с которого что-то свисает. Надо подойти к нему и положить чемодан на полку. Чемодан заедет в отверстие, тогда надо найти металлические ворота, они рядом, и, когда скажут, зайти в них, после этого его будут обыскивать, ощупывать карманы и ноги. Бен спросил:
— Зачем?
И ему ответили:
— Чтобы убедиться, что с тобой все в порядке.
Слово «оружие» испугало бы его. За эту часть Рита боялась больше всего, поскольку знала, как непредсказуемо Бен может отреагировать на прикосновения.
Бен увидел впереди это устройство. Оно показалось страшным, и ему захотелось убежать. Но он знал, что надо идти дальше. Никто не будет ему помогать. Он беспомощно держал в руке чемодан, пока мужчина сзади не сказал:
— Кладите его сюда, вот так.
Бен не пошевелился, тогда человек взял чемодан и положил его в это устройство. Неизвестный помощник прошел в арку раньше Бена, поскольку тот колебался, так что Бен увидел, что ему надо делать.
Тем временем его сумка проезжала сквозь рентгеновскую установку. Под верхним слоем одежды, среди пакетов с ужасным белым порошком, лежали туалетные принадлежности, ножницы, пилка для ногтей, щипчики, бритва — из такого металла, который будет виден на экране. Это был самый важный момент, когда беда может настигнуть Бена и, если его начнут расспрашивать и он забудет, что нельзя называть имена Риты и Джонстона, — их тоже.
Девушка, работающая на рентгене, делала все очень внимательно, а служащий, который должен был обыскивать Бена, почти до него не дотронулся. Он уставился на его плечи, широкую грудь, думая: «Боже мой! Что это такое?» Бен оскалился. От ужаса, но служащий принял это за улыбку знаменитости, привыкшей к тому, что его узнают, — он повидал много знаменитостей. Если бы служащий как следует обыскивал Бена, то понял бы, что тот дрожит, вспотел, похолодел, — но он жестом велел Бену проходить дальше. Теперь Бену надо не забыть забрать чемодан из отверстия машины. Он не знал, что этот момент был самым опасным для него: но когда ему объясняли, что делать, об опасности не говорили. Однако удача не оставляла его:
— Это ваш чемодан, сэр? — спросили не у Бена, а у следующего пассажира. Бен стоял, оскалившись, потом, когда наконец понял, что покачивающийся рядом с ним синий чемодан — его, вспомнил указания, взял чемодан и пошел к… Он был ошеломлен и ослеплен, ему было дурно и холодно. Огромное пространство со всеми этими лампами, людьми, магазинами, красками, непрестанным движением, шумом — это Бена испугало бы в любом случае, но он знал, что надо помнить, надо помнить… Он чуть не начал беспомощно хныкать, но заметил, что прямо перед ним мужчина за стойкой подзывает его и просит показать паспорт. Бен держал его в руке. Как он там оказался? Бен не мог вспомнить… Но контролер лишь мельком взглянул на паспорт, а потом снова перевел взгляд на Бена. Подумал: «Если он и кинозвезда, то я ни разу его не видел».
Теперь Бен стоял достаточно далеко от ряда столов, где проверяли паспорта, не зная, что делать дальше. Ему говорили, что его там кто-то встретит — друг Джонстона; так и случилось, к Бену спешно подошел молодой человек, не сводя с него испуганных глаз.
Вот тут-то и произошло нечто непредвиденное. Джонстон, если бы видел все это, сказал бы: «Ну вот! У меня получилось!» Если не случится какая-нибудь нелепая неудача, то вскоре он станет хозяином нескольких миллионов фунтов.
Этот юноша, помощник Бена, буквально трясся от радости, так он отреагировал. Он встал прямо перед Беном, попытался улыбнуться и быстро произнес:
— Я друг Джонстона, Ричард.
Бен сказал:
— Мне холодно. Мне нужен мой свитер. — Он поставил сумку и попытался расстегнуть ее, не сразу заметив крошечный замок. И спросил: — Где ключ? Почему она закрыта?
Ричард Гэстон (хотя у него было много имен) прибыл в Лондон за день до этого на пароме из Кале, и много времени провел с Джонстоном: ему давали инструкции, как надо себя вести в этот день, а потом в Ницце. Он доехал до Хитроу подземкой и издалека наблюдал за водителем мини-такси и Беном у регистрации, отдельно прошел паспортный и таможенный контроль в эконом-классе, дождался, пока появится Бен, воздавая себе похвалы, греясь в славе Джонстона — ведь тот так умен. У Ричарда были огромные сомнения насчет этого действа, но смотри-ка, получилось.
И вот Бен наклонился, стал дергать молнию, тянуть замок. Очевидно, этими руками можно разорвать сумку, если Бен того захочет. Ричард сразу представил, что пакеты посыплются на пол, подойдет охрана…
— Мне холодно, — повторил Бен.
Вечер теплый, а на Бене поверх рубашки уже надета короткая куртка; рубашка роскошная, заметил Ричард.
— Тебе не может быть холодно, — необдуманно резко сказал Ричард Бену. — Пойдем. Время поджимает. Уже объявили посадку. Не усложняй все.
Реакция была такова, что Ричарду пришлось отскочить от Бена, который, очевидно, собирался схватить его за руки, а потом… Бен кипел от ярости.
— Мне нужен свитер! — заорал Бен. — Я хочу надеть свитер!
Ричард перепугался, но не опешил. Он пытался собраться. Его предупреждали, что Бен странный… у него случались припадки плохого настроения… надо его ублажить… он простоват. «Но он нормальный, так что не относись к нему, как к идиоту».
Эти описания Бена, вкраплявшиеся в многочасовую беседу с Джонстоном, казались Ричарду неуместными. И это Джонстон назвал бы припадком плохого настроения, да? Ричард нервно оглядывался по сторонам. Кто-нибудь смотрит? Ну, скоро начнут, если Бен не перестанет орать.
Если молния разойдется, если замочек раскроется…
Задыхаясь, Ричард сказал:
— Бен, приятель, послушай. Мы опоздаем на самолет. В самолете тебе будет хорошо, тебе дадут одеяло.
Бен встал, сумка упала. Ричард и не догадывался, что Бена зацепило слово «одеяло». Старушка часто говорила: «Возьми одеяло, Бен, укутайся. Сегодня топят слабовато».