Помимо этого, Франклин писал пояснительные записки, снабженные данными экспериментов, о том, как исправлять дымящие камины и правильно выкладывать печи. С высоты наших дней может показаться, что эти трактаты перегружены деталями, но не следует забывать, что они посвящались одной из самых серьезных проблем того времени — избавлению людей от копоти, покрывавшей жилища внутри и снаружи. Это был самый важный вклад Франклина в науку с момента экспериментов с электричеством в 1752 году. И, подобно более ранним исследованиям, новые, выполненные во время морского вояжа 1785 года, также показали его уникальную способность — характерную для изобретателя, возможно, гениального, — понимать важность единства научной теории, технического новшества, продуманных экспериментов и практической полезности[564].
В сентябре 1785 года Франклин вместе с двумя внуками высадился на филадельфийской пристани вблизи Маркет-стрит — спустя шестьдесят два года после того, как он семнадцатилетним беглецом впервые сошел на этот берег. «Нас радостно встретила толпа людей и проводила почти до дверей моего дома». Палили пушки, звонили колокола, Салли обняла отца, а по щекам Темпла потекли слезы. Франклин, долгое время переживавший из-за вреда, который могли нанести его репутации разного рода Ли и Адамсы, испытал чувство облегчения. «Теплый прием, устроенный согражданами, превзошел все мои ожидания», — с гордостью писал он Джону Джею[565].
Теперь людей, собравшихся вокруг него в доме на Маркет-стрит, было даже больше, чем в Пасси. Они-то и образовывали единую семью, от которой Франклин получал огромное удовольствие. Здесь были его вечно послушная долгу дочь Салли, исполнявшая роль хозяйки дома, и ее муж Ричард Бейч, звезд с неба не хватавший, но всегда любезный. Помимо Бенни и Уилли, у Бейчей появилось еще четверо детей — «четверо маленьких, что-то лепечущих детишек, которые забирались на дедушкины колени и доставляли мне огромное удовольствие», — и еще один был на подходе. В течение года Полли Стивенсон должна была сдержать обещание и приехать погостить со своими тремя детьми. «Что касается моих домашних обстоятельств, — писал Франклин епископу Шипли, — то сейчас они складываются как нельзя лучше. Я окружен отпрысками, рядом со мной заботливая и любящая дочь и шестеро внуков»[566].
Бенни поступил в Филадельфийскую академию, основанную его дедом (переименована позже в Университет штата Пенсильвания), а по ее окончании в 1787 году стал печатником. Франклин был этому чрезвычайно рад. Он построил для Бенни типографию, помог подобрать и отлить шрифты и предложил для издания несколько книг. Однако теперь его прежнее стремление издавать бестселлеры наподобие альманаха Бедного Ричарда уступило место желанию печатать более серьезные и нравоучительные сочинения, и Бенни в конце концов начал чувствовать себя неуютно. Тем не менее он продолжал преданно служить Франклину в качестве секретаря и писца. Темпл попытался стать джентльменом-фермером в своем поместье в Нью-Джерси, отнятом у отца, однако обладал неподходящим для забот об урожае и стадах характером. Предпринимая непродуманные попытки создать образцовое французское поместье, он донимал французских друзей просьбами прислать ему особей благородного оленя (американская оленина, по его словам, была безвкусной), охотничьих собак и охотничьи костюмы для слуг. После того как олень издох в пути, Темпл вернулся к образу жизни городского денди и стал проводить бóльшую часть времени на вечеринках в лучших домах Филадельфии. Меж тем дед, единственный искренне любивший его человек, продолжал тщетные попытки найти ему должность при каком-нибудь посольстве.
Хотя и не такой подвижный, чем прежде, Франклин продолжал любить клубное общество, как и в бытность свою молодым ремесленником. Немногие оставшиеся в живых члены старых сообществ возобновили встречи, причем нередко в его доме. До того времени дожили всего четверо из добровольной пожарной команды, основанной Франклином в 1736 году, но он откопал где-то свое ведро и созвал старых огнеборцев. Американское философское общество, некогда проводившее сессии в его столовой, в 1786 году избрало Темпла новым членом наряду с несколькими действительно выдающимися интеллектуалами, с которыми Франклин познакомится во время пребывания в Европе: Ле Вейяром, Ларошфуко, Кондорсе, Ингенхаузом и Кабанисом. Чтобы применить честную любознательность к «трудной и сложной науке правления», которую философское общество применяло к науке о природе, Франклин организовал специальную группу — Общество политических исследований, куда вошли несколько молодых друзей Франклина, в том числе Томас Пейн.
Франклин достиг возраста, когда уже не беспокоятся по поводу расточительного расхода времени. Подолгу он играл с друзьями в карты, хотя это заставляло его иногда, как он писал Полли, испытывать кратковременные угрызения совести. «Но другое размышление приносит мне облегчение: „Ты же знаешь, что душа бессмертна, почему же не можешь потратить немного времени, если перед тобой целая вечность?“ Поэтому, легко поддаваясь самоуговорам и, подобно прочим разумным существам, удовлетворяясь даже слабым доводом в пользу того, что мне хотелось бы сделать, я снова тасую карты и начинаю новую партию»[567].
Обнаружив на Маркет-стрит богатый рынок фермерской продукции и сделав вывод, что теперь продукты питания стало выгоднее покупать, чем выращивать самому, Франклин превратил свой маленький огород в крошечную копию сада в Пасси с гравийными дорожками, посадками ягодных кустарников и тенистыми тутовыми деревьями. Одному из его гостей довелось наблюдать следующую сцену: «Мы нашли его в саду, сидящим на траве под раскидистым тутовым деревом в обществе нескольких джентльменов и двух или трех дам. Под деревом стоял чайный столик, и миссис Бейч, которая является единственной дочерью доктора и живет вместе с ним, обслуживала собравшихся. Рядом с ней находились трое ее детей. По-видимому, они обожали своего дедушку»[568].
Это был образ жизни, позволявший не допускать сильных приступов подагры и мочекаменной болезни. Он страдал от болей, только когда ходил или «давал течь», как он писал Вейяру. «Так как я веду умеренный образ жизни, не пью вина и ежедневно выполняю упражнения с гантелями, то льщу себя надеждой, что камень не будет расти так же быстро, как без всего этого, и я по-прежнему смогу терпеть его присутствие. Люди, живущие долго и выпивающие чашу жизни до дна, должны быть готовы найти на дне естественный осадок».
Двадцать два года назад он лично контролировал каждую деталь строительства нового дома на Маркет-стрит и даже инструктировал Дебору из-за океана по вопросам внутренней отделки и покупки мебели. Но жить в этом доме ему приходилось только наездами, и теперь он находил его слишком тесным для разросшейся семьи, клубных собраний и увеселений. Настало время, решил он, начать новое строительство.
Несмотря на возраст, Франклин нашел эту перспективу увлекательной. Имея страсть к новейшим усовершенствованиям и испытывая приятное возбуждение от предвкушения скорого начала работ, он с удовольствием вникал во все детали проектирования и тайны строительного мастерства.
Как он писал Вейяру, ему доставляло удовольствие наблюдать за «каменщиками, плотниками, каменотесами, малярами и стекольщиками», мастерством которых он восхищался еще в Бостоне, будучи ребенком. К тому же он знал, что вложения в недвижимость очень выгодны — стоимость земли в Филадельфии быстро росла, как и стоимость аренды жилья[569].
План предусматривал снос трех принадлежащих ему старых домов на Маркет-стрит и возведение на их месте двух новых и более просторных. Франклин ухаживал за Деборой в одном из этих домов, начинал работать печатником в другом, но ностальгия не была ему присуща. Однако он вынужден был изменить планы из-за спора о границах земельного участка. «Мой сосед оспаривает нынешние границы, и я обязан отложить строительство до тех пор, пока спор не будет разрешен по закону, — написал он сестре Джейн в Бостон. — Тем временем работники и материалы уже найдены; я заказал пристройку к дому, в котором живу, так как дом становится тесным для нашей растущей семьи».
Новая трехэтажная пристройка, непосредственно примыкавшая к существующему дому, имела тридцать три фута в длину и шестнадцать футов в глубину, что увеличивало жилую площадь на треть. На нижнем этаже находилась большая столовая, в которой могли разместиться двадцать четыре человека, а на третьем этаже — новые спальни. Но самым замечательным помещением, целиком занимавшим весь второй этаж, была библиотека, соединенная переходом со «старой доброй спальней» Франклина. На полках, располагавшихся вдоль стен от пола до потолка, стояло четыре тысячи двести семьдесят шесть книг, что, по словам одного посетителя, делало эту библиотеку «самой большой и самой лучшей частной библиотекой в Америке» (некоторое преувеличение). Как признавался Франклин своей сестре Джейн, «с трудом представляю, как оправдать строительство библиотеки в том возрасте, который вскоре обяжет меня покинуть вас, но все мы склонны забывать о том, что состарились, а строительство развлекает меня»[570].
В конце концов Франклин смог построить и два новых дома, один из которых стал типографией внука Бенни, а затем спроектировал крытый переход между ними во внутреннем дворе собственного перестроенного дома. Новые строительные проекты позволили ему реализовать на практике различные идеи о пожарной безопасности, которые он пропагандировал в течение многих лет. Ни одна деревянная балка в одной комнате не стыковалась непосредственно с деревянной балкой в соседней комнате, межэтажные перекрытия и лестницы были оштукатурены, а на крыше имелся специальный люк, через который «