Британскую секретную службу, которая к 1777 году тратила ежегодно около двухсот тысяч фунтов на сбор информации, возглавлял неглупый человек по имени Уильям Иден, впоследствии лорд Окленд. Ответственным за наблюдение за операциями во Франции был уроженец Нью-Гемпшира Пол Уэнтворт, переехавший в Лондон в 1760-х годах и зарабатывавший на жизнь спекуляциями с акциями и покупкой земли в Вест-Индии и Южной Америке, включая и плантации в Гайане, где Бэнкрофт начинал как врач-исследователь.
Уэнтворт и завербовал Бэнкрофта как одного из своих многочисленных шпионов в Париже. В декабре 1776 года они заключили официальное соглашение, в соответствии с которым Бэнкрофт получил секретный псевдоним «доктор Эдвард Эдвардс». Этот документ начинался со слов, что «Доктор Эдвардс обязан поддерживать переписку с П. Уэнтвортом, сообщая ему все, что сможет узнать по следующим темам». Далее следовали десять параграфов, в которых уточнялось, какого рода информацию должен поставлять Бэнкрофт:
Прогресс в заключении союза с Францией и ожидаемая помощь <…> То же самое с Испанией и любым другим европейским двором. <…>
Способы получения кредита, имущество и деньги, а также каналы и привлеченные агенты. <…> Секретная переписка Франклина и Дина с Конгрессом <…> Описание кораблей и грузов, даты отплытия и названия портов. <…> Информация, поступающая из Америки.
Каждую неделю общительный и вежливый Бэнкрофт предоставлял секретные отчеты, написанные невидимыми чернилами между строчками фиктивных любовных писем. Британские мастера шпионажа пользовались специальным химическим раствором, позволяющим сделать секретные записи видимыми. Бэнкрофт должен был прятать письма в бутылку с прикрепленной к ней веревкой и опускать ее по вторникам в полдесятого вечера в дупло дерева, стоявшего у южной террасы сада Тюильри, откуда она должна была забираться посыльным из британского посольства. Инструкции по опусканию бутылки были предельно четкими: «Бутылка должна быть запечатана, а к ее горлу привязана обычная бечевка длиной около полуярда, другой конец которой должен быть привязан к деревянному колышку… колышек должен быть воткнут в землю с западной стороны». За эти услуги Бэнкрофт первоначально получал по пятьсот фунтов в год, но он работал так хорошо, что его вознаграждение было повышено до тысячи фунтов, что соответствовало годовому жалованью секретаря американской делегации Франклина. Он также зарабатывал немало на стороне, используя инсайдерскую информацию для спекуляций на рынках ценных бумаг[415].
Сотни секретных отчетов, отправленных Бэнкрофтом британцам, содержали важную информацию о коммерческих сделках, которые заключали американцы в Пасси, об их переговорах с французскими министрами, о датах отправки вооружения в Америку и о других важных военных решениях. Например, он сообщил об отплытии Лафайета в Америку в апреле 1777 года, перечислил имена отправившихся с ним французских офицеров и указал, что корабль Лафайета выйдет из испанского порта Сан-Себастьян и направится «прямо в Порт-Ройял в Южной Каролине». Он также предупреждал, что французы «направляют от восьми до десяти военных кораблей для защиты торговых судов колоний в прибрежных водах Франции и для вытеснения оттуда британских крейсеров», а в сентябре 1777 года добавил, что «четыре военных корабля вышли из Тулузы, чтобы присоединиться к флоту, стоящему в Бресте». В апреле 1778 года он сообщил, что французский адмирал граф Д’Эстанг отплыл из Тулона, чтобы принять участие в войне на стороне американцев, и что он «имеет под своим началом семнадцать линейных кораблей и фрегатов для уничтожения или нейтрализации английского флота». В письме, отправленном на следующей неделе, Бэнкрофт информировал, что «флот, находящийся в Бресте, готов», и указывал на возможность того, что известный французский маршал «граф Брольо готовится осуществить вторжение в Англию»[416].
Франклин и Дин настолько доверяли Бэнкрофту, что нередко тайно направляли его в Лондон для сбора информации. Он использовал эти поездки для передачи наиболее ценных результатов своих шпионских усилий британцам, а затем возвращался с информацией, которая выглядела ценной, но фактически была сфабрикована британской разведкой. Англичане настолько старались отвести от Бэнкрофта любые возможные подозрения, что во время одной из его поездок в Лондон для видимости арестовали его и поместили в тюрьму как американского агента. «Доктор Бэнкрофт арестован в Лондоне за переписку с нами и оказание нам помощи, — информировал Конгресс подавленный горем Дин. — Я переживаю за доктора Бэнкрофта больше, чем могу выразить словами». Всем показалось чудом, когда через несколько недель Бэнкрофта выпустили и позволили вернуться к прежней работе в Пасси[417].
Артур Ли быстро начал проявлять подозрительность в отношении его верности. «Репутация доктора Бэнкрофта как биржевого игрока прекрасно вам известна, — писал он Франклину и Адамсу после того, как узнал об очередной его отправке с секретной миссией в Лондон в феврале 1779 года. — Его образ жизни, открытое пренебрежение требованиями благопристойности и религии вам хорошо известны, как и его враждебность ко мне». Но важнее то, что Ли ссылался на материалы, указывающие на шпионскую деятельность Бэнкрофта: «Я располагаю доказательствами, позволяющими мне считать доктора Бэнкрофта человеком, совершившим преступные деяния в отношении Соединенных Штатов».
Так как Ли с параноидальной подозрительностью относился чуть ли не к каждому, то его сигналы обычно игнорировались. Однако подозрительность не помогла ему заметить, что его собственный личный секретарь также был шпионом. Среди документов, хранящихся в Британской библиотеке, имеется более десятка копий, снятых с самых важных писем Ли, а также докладная записка, информирующая главу разведывательной службы, что ее агент «выкрал дневник Ли и скопировал из него информацию»[418].
Но даже в такой обстановке Франклин по-прежнему исключал возможность наличия шпионов в своем окружении, хотя сразу по приезде был предупрежден о необходимости быть бдительным одной женщиной из Филадельфии, в то время проживавшей в Париже. «Вы окружены шпионами, которые следят за каждым вашим шагом», — писала она. С целью в большей степени превознести свои добродетели, чем обратиться к проблеме, он отправил ей ставший знаменитым ответ:
Я давно подметил одно правило, которое предотвращает любое беспокойство, вытекающие из таких действий. Оно заключается в следующем: заботиться о том, чтобы не краснеть ни за какие поступки, которые я совершаю публично, и не делать ничего такого, что шпионы могли бы видеть и приветствовать. Когда поступки человека справедливы и благородны, то чем более о них известно, тем более растет и укрепляется его репутация. Следовательно, если бы я был уверен, что мой камердинер шпион, коим он, возможно, и является, то думаю, что не должен был бы увольнять его за это, если в других отношениях он мне симпатичен[419].
С одной стороны, ответ Франклина выглядит наивным, так как предательство Бэнкрофта ставило судьбу кораблей под угрозу. (Нет прямых свидетельств того, что какой-либо из них был впоследствии потоплен. Плавание Лафайета прошло спокойно, англичане не смогли действовать достаточно быстро, чтобы помешать проходу эскадры Д’Эстанга через Гибралтарский пролив, а Брольо так и не вторгся в Англию.) Но, с другой стороны, Франклин понимал, что делал, так как использовал предположения о наличии шпионов в своем окружении, чтобы после начала серьезных переговоров натравить англичан на французов.
Реализм и идеализм
Министр иностранных дел Франции граф де Вержен был профессиональным дипломатом. Он выглядел дородным, неряшливо одетым и лишенным претенциозности, но, по словам Сьюзен Мэри Элсоп, чья книга Yankees at the Court («Янки при дворе») очаровательно описывает ту эпоху, «был добрым и любящим человеком, умевшим проницательно оценивать людей». И действительно, с Франклином он был одновременно любезным и расчетливым. Вержен никогда не получил полного признания при дворе Людовика XVI, так как его жена происходила из буржуазного сословия, но сам он восхищался в ней рациональностью, присущей среднему классу, и, по-видимому, с удовольствием обнаружил эту черту во Франклине[420].
Вержен был реалистом в своих взглядах на международные отношения, которые кратко выразил в 1774 году, заявив: «Влияние каждой державы измеряется мнением о ее внутренней силе». Он также был ярым антибританцем, что помогло ему стать сочувствующим делу борьбы за независимость американских колоний.
Весной 1776 года, как раз накануне прибытия Франклина, Вержен подготовил для короля несколько предложений, в которых откровенно заявлялось, какой должна быть политика Франции: «Англия является естественным врагом Франции, причем врагом алчным, амбициозным, коварным, имеющим дурную репутацию; неизменной целью ее политики является унижение и уничтожение Франции». Для победы Америки, доказывал он, поддержка Франции необходима. В экономических и политических интересах Франции попытаться нанести ущерб Англии, поддержав новую нацию. Он представил эти предложения Людовику XVI и его кабинету, в который входил и контролер финансов Анн Робер Жак Тюрго, друг и поклонник Франклина. Встреча произошла в сверкающем золотом кабинете заседаний государственного совета в Версале.
Тюрго и другие министры были озабочены тяжелым финансовым положением Франции и неготовностью страны к войне и поэтому стали призывать к осторожности. Король одобрил компромиссный вариант: Франция будет оказывать определенную поддержку Америке, но только втайне. Было решено, что все письма Вержена на эту тему будут диктоваться его пятнадцатилетнему сыну, почерк которого в случае попадания писем не в те руки было бы невозможно идентифицировать