— Как это прошло? — спросила она.
— Ах, думаю, можно сказать, что я нагнал страху божьего на каждого из них в достаточной мере. — Он открыл перед ней дверь. — Теперь ты можешь устроить мне куковский[11] тур по этому твоему острову.
Мюллер начал хохотать.
— Жаль, что ты не мог себя видеть, Вилли, стоящим здесь перед столом. Не хватало только коротких штанишек.
— Богом клянусь, я…
— Ничего ты не сделаешь, как и мы. Делай то, что тебе было сказано. — Он подошел к шкафу и достал бутылку коньяка и стакан. — Должен сказать, он звучит совсем как рейхсфюрер в плохой день. Вся эта чушь о немецкой безупречности. В зубах навязло.
— Вы все еще хотите, чтобы я поговорил со своим братом, господин капитан? — спросил Грейзер. — У меня заказан разговор со Штутгартом на сегодня, на десять вечера.
— Почему нет? — Мюллер налил в стакан немного коньяка и сказал нетерпеливо: — Вилли, бога ради, сходи в госпиталь и покажи свой нос. Действуйте. Идите оба прочь с глаз моих.
Роммель остановился на вилле вблизи Байе, в глухой отдаленной провинции. Виллой этой пользовался для отдыха в выходные дни управлявший провинцией генерал, который был счастлив уступить ее фельдмаршалу, когда тот выразил желание провести в тишине конец недели. Чета Бернар, следившая за домом, были чрезвычайно обходительными людьми. Жена, к тому же, прекрасно готовила, а муж исполнял обязанности батлера.
Баум приехал на виллу в Кубельвагене в своей собственной форме еще до появления там фельдмаршала. По настоянию Роммеля он закрыл правый глаз толстой черной повязкой. Что касается Баума, он не был похож на фельдмаршала, пока не надевал соответствующей одежды и не изменял немного свое лицо с помощью нескольких артистических уловок. Немного грима, резиновые защечные вкладыши, придававшие лицу некоторую квадратность. Но действительное изменение происходило в нем самом, оно шло изнутри. Он думал о себе как о Роммеле и становился Роммелем. Таков был его уникальный артистический талант.
Роммель и Хофер прибыли во второй половине дня на Мерседесе, с сержантом инженерных войск Дрешлером за рулем. Дрешлер был ветераном Африканского корпуса, и Хофер специально его выбрал. Мадам Бернар подала фельдмаршалу поздний ланч в гостиной. После этого Хофер пригласил Баума к ним присоединиться.
— Хорошо, давайте еще раз все обсудим, — сказал Роммель.
— По моей информации народ с Джерси отбывает на Гернси примерно в два часа ночи. Мы с Бергером выедем на Кубельвагене в девять. В километре отсюда есть пустой коттедж, где мы с ним остановимся, чтобы он переоделся.
— А потом?
— Всего в десяти километрах отсюда есть вспомогательная взлетно-посадочная полоса Люфтваффе. В соответствии с вашим личным приказом там ожидает летчик обер-лейтенант Сорса с Физлер-Сторч.
— Сорса? Это, ведь, финское имя? — спросил Роммель.
— Совершенно верно.
— Тогда, что он делает в Люфтваффе? Почему он не на Восточном фронте, не стреляет по русским вместе со своими соотечественниками?
— Сорса не просто летчик, он асс. Один из величайших пилотов ночных истребителей, которые существуют. Сейчас он, в основном, летает над Рейхом, сбивая бомбардировщики Ланкастер. Он является наилучшей кандидатурой для нашего предприятия. Он не вписывается в обычную командную структуру Люфтваффе, аутсайдер.
— Не очень-то они нас любят, финны, — посетовал Роммель. — Я никогда им не доверял. — Он закурил сигарету. — Ну, продолжайте.
— Сорса не будет знать пункт назначения полета, пока мы не окажемся на борту. Я рассчитал, что мы приземлимся на Джерси около одиннадцати. Я отдал приказ штабу группы армий Б оповестить Берлин в полдень, что вы вылетели на Джерси. Причиной столь позднего оповещения будет необходимость обеспечения безопасности вашего полета.
— Что будет происходить здесь?
— Генералы Шталпнагель и Фалкенхаузен прибудут днем и останутся на ночь. В субботу утром они уедут.
— А вы вернетесь вечером?
— Конечно. Чета Бернар будет знать, что вы здесь, но им не будет известно, что вы и на Джерси тоже. То же относится и к сержанту Дрешлеру. Он вас боготворит, в любом случае. Старый товарищ по пустыне. Если в будущем с ним возникнут проблемы, я с ними справлюсь.
Роммель обратился к Бауму:
— А вы, друг мой, справитесь?
— Да, господин фельдмаршал. Я, действительно, думаю, что справлюсь, — успокоил его Баум.
— Хорошо. — Роммель вытащил из ведерка со льдом бутылку «Dom Perignon», которую раньше принес мосье Бернар, откупорил ее и наполнил три бокала.
— Что ж, за моих друзей, за наше предприятие на Джерси.
Сара и Мартиньи провели вторую половину дня в ознакомительной поездке по острову. Они отправились в Гори, где Сара намеревалась показать Мартиньи Мон-Оргуэй, один из самых замечательных замков в Европе. Но оказалось, что теперь это особо охраняемый вражеский укрепленный пункт.
Во Фликет-Бей они наткнулись на партию подневольных рабочих, прорубавших дорогу к береговой артиллерийской батарее. Это были самые оборванные, грязные и истощенные создания, каких доводилось видеть Мартиньи. Он представился сержанту, который был сведущ в деталях, и тот рассказал, что это русские. После этого было тем более странно обнаружить батальон русской освободительной армии, укомплектованный, преимущественно, украинцами, охранявший северную береговую линию вокруг Бонни-Ньют-Бей.
Дальше их путь лежал к Грознез, к развалинам средневекового замка, откуда в направлении Гернси открывается потрясающий вид на Сарк, Херм и Джету. Забавно было то, что их ни разу не остановили, не усомнились в их праве находиться, где бы то ни было, даже когда они проезжали по Пятимильной дороге, повторяющей изгиб залива Сент-Уэн, которая, на взгляд Мартиньи выглядела как наиболее охраняемая на всей протяженности их пути.
Был уже вечер, когда они остановились у церкви на окраине Сент-Брелад-Бей. Сара вышла из машины, и Мартиньи последовал за ней. Они остановились под аркой ворот и заглянули внутрь. Здесь было кладбище, значительную его часть занимали солдатские могилы. Ряды крестов, каждый венчал аккуратную могилу.
— Не знаю, что Христос сделал бы с этими крестами, — сказал Мартиньи. — На каждом из них нарисована свастика.
Сара поежилась.
— Я ходила в эту церковь. Здесь я получила первое причастие.
Мартиньи лениво ходил между рядами немецких крестов.
— Здесь есть пара итальянцев и русский. — Он двинулся дальше, переместившись в более старую часть кладбища, проходя мимо гранитных надгробий и памятников. — Странно, — сказал он. — Я чувствую себя как дома.
— Что за нездоровые мысли? — упрекнула его Сара.
— Вовсе нет. Просто я нахожу, что здесь чрезвычайно спокойно, и вид на залив просто потрясающий. Но, полагаю, что нам нужно поторопиться обратно.
Они вернулись к машине и обогнули залив, проехав через Мон-Сохье. Сара сказала:
— Итак, как тебе экскурсия?
— Тесный маленький остров.
— И как мы вытащим отсюда Хью Келсоу?
— Говоря откровенно, не имею ни малейшего представления, так что, если появятся какие-нибудь идеи, не забудь поделиться со мной.
Он продолжал вести машину, насвистывая сквозь зубы нечто, лишенное всякой мелодичности.
Обед оказался странным действом. Мартиньи и Сара присоединились к остальным офицерам в основном обеденном зале. Здесь был Гвидо Орсини, Бруно Фелдт, капитан-лейтенант Эрих Дитрих и несколько других. У каждого опустевшего места была зажжена новая свеча, что Саре казалось жутковатым, но молодые офицеры были вежливы и внимательны, и наверняка чувствовали бы себя более свободно не будь здесь Мартиньи. Он надел форму из уважения к формальности обеда и это имело явный подавляющий эффект на остальных.
Элен де Виль входила и выходила, меняя тарелки. Саре наскучил высокопарный разговор, и она настояла на своей помощи Элен в уборке со стола, и присоединилась к ней на кухне, где Шон Галлахер сидел за столом, ужиная остатками.
— Там просто кошмар. Гарри словно привидение на празднике, — сказала Сара.
Элен приготовила поднос для Келсоу.
— Пока они все за столом, я отнесу это наверх.
Она поднялась наверх по лестнице из кухни и открыла дверь в главную спальню в тот самый момент, когда в другом конце коридора появился Гвидо Орсини. Он увидел ее, удивился, заметив поднос, и осторожно двинулся по коридору. Он замешкался, потом попробовал приоткрыть дверь в ее спальню. Элен впервые забыла повернуть ключ. Он осторожно заглянул внутрь, увидел открытую потайную дверь, и на цыпочках подошел к ней. Сверху слышались приглушенные голоса. Он послушал несколько мгновений, повернулся и вышел из спальни, закрыв за собой дверь.
Когда Гвидо вошел в кухню, Сара и Галлахер тихо разговаривали.
— А, вот вы где, — сказал он. — Они теперь перешли к политике. Могу я вам предложить прогулку по террасе?
— Ему можно доверять? — спросила Сара Галлахера.
— Не более чем большинству из знакомых мне мужчин, особенно рядом с такой чудной девушкой, как вы.
— Я, пожалуй, рискну. Если полковник Фогель будет меня искать, скажите ему, что я скоро вернусь, — добавила она официально.
С неба, усыпанного звездами, одной своей половиной светила луна, вызывая свечение всего вокруг. На фоне неба резко выделялись очертания пальм. Недавний дождь усилил аромат цветущих растений.
— Азалии, — Сара глубоко вдохнула. — Люблю этот запах.
— Вы замечательная девушка, — сказал Орсини по-английски. — Вы не возражаете, если мы будем говорить по-английски, правда? Рядом никого нет, и это поможет мне держать руки при себе.
— Хорошо, — согласилась Сара неохотно. — Но недолго.
— Вы бывали на Джерси раньше?
— Нет. После смерти мамы я жила у бабушки в Пемполе.
— Это ваша мама была англичанкой?
— Да, это так.
Сара очень осторожно отвечала на эти вопросы. Она села на гранитное ограждение, спиной к луне. Орсини предложил ей сигарету.