Бенефис мартовской кошки — страница 28 из 55

– Зинка, поди сюда!

– Чего? – высунулась из комнаты худенькая до прозрачности тетка с бесцветным, каким-то застиранным лицом.

– У нас дите есть?

– Сдурел совсем, – покачала головой Зина, – допился до зеленых соплей и блажишь. Дочь у тебя имеется, пьянь подзаборная, Раиса.

– Не, – икнул мужик и ткнул в меня пальцем, – она про пацана толкует!

– Иди спать, – жена толкнула его в квартиру, потом повернулась ко мне и вздохнула: – Уж простите, из запоя выходит, вот и похож на идиота. А вам кого?

Я повторила песню про детскую поликлинику и Петю Комолова.

– Петя, Петя, – забормотала Зина, теребя вытянутую кофту, – имя-то по нонешним временам редкое, ща больше Денисы да Никиты… На третьем тут Ваня Малышев, на четвертом Лена Ромова, а больше и нет мелких, остальные в школу пошли, да и не слыхивала я ни про какого Петю, и Комоловы вроде как не живут здесь!

– Ну вряд ли вы всех знаете, – протянула я.

– Так дом заводской, – пояснила Зина, – кругом свои, разом въезжали. Знаешь чего, ступай в сто восемьдесят третью квартиру. Там Катя Иванова живет, она тебе точно скажет.

– Да? Почему?

– Катюха в домоуправлении сидит. Раньше она у нас бухгалтером была, а потом всех посокращали, осталась одна Катька за всех: за паспортистку, за деньги, за двор! Уж ежели кто про жильцов правду знает, так это она.

Приободрившись, я побежала в последний подъезд и была очень удивлена. Дверь нужной мне квартиры оказалась железной, у порога лежал щеголеватый половичок, а хозяйка, без всяких вопросов открывшая мне дверь, выглядела вполне ухоженной. Вместо грязного халата на ней был спортивный костюм, волосы аккуратно причесаны, а глаза накрашены. Не успела я раскрыть рот, как из комнаты вышли два роскошных перса и начали, урча, тереться о мои брюки.

– Ой, какие у вас шикарные коты!

– Сейчас уберу, – засуетилась Катя.

– Зачем? Они такие красивые!

– Лезут очень, сейчас все брюки обволосят.

– Ну и что? Выйду во двор и отряхнусь.

– У вас, наверное, тоже кошка есть, – улыбнулась паспортистка.

– Целых две, одна ангорская, другая короткошерстная.

– Ангорка небось не лезет!

– Что вы, – засмеялась я, наглаживая котов, – еще как шерсть теряет, пучками, но нас научили, как с этим бороться. Хотите расскажу?

– Конечно, буду очень благодарна, да вы входите.

Я вошла в маленькую, идеально убранную прихожую.

– Берете пуходерку, такую, какими вычесывают пуделей, и раз в день тщательно обрабатываете кошку, но одновременно обязательно даете пивные дрожжи, можно отечественного производства, они недорогие, и еще покупаете витамины с серой. Дней через десять увидите, что из кошечки ничего не сыпется. Попробуйте, нам помогло. Курс таблеток рассчитан на шестьдесят дней, потом месяц перерыва и опять по новой.

– Спасибо, – улыбнулась Катя, – а вы, простите, кто?

Я выставила амбарную книгу:

– Тут такая история…

Выслушав про Петю Комолова, паспортистка покачала головой:

– Вам Зина правильно сказала: я знаю весь дом, никаких Комоловых у нас нет и не было никогда. В третьем подъезде живут Коловы, но они пожилые люди, наши заводские ветераны. Честно говоря, никакого мальчика по имени Петя и не упомню. Вот Павлик недавно появился, Вера Скляр из семьдесят девятой родила…

– Может, это он? – с надеждой проговорила я.

– Сами же говорили, два года парнишке, а Павлику и трех месяцев нет… Наверное, в вашей регистратуре дом напутали.

Я покачала головой:

– Нет, дом точно этот, а вот квартира… Что же мне делать! Главврач отругает, всю статистику нам ребенок портит! Если не хотят прививать, пусть хоть отказ напишут.

– Слышь, мамуся, – раздался звонкий голос, и в коридорчик высунулась девочка, страшно похожая на мою Машку, такая же крепко сбитая блондиночка с яркими голубыми глазами, – может, это те, что у Свиньи квартиру снимали?

– Лена, – воскликнула мать, – сколько раз тебе говорить…

– Да ладно, мамуся, – отмахнулся подросток. – Свинья она и есть свинья, ее так все зовут, между прочим, за дело. Вот у нее и жила женщина с маленьким мальчиком, еще баба Женя удивлялась, почему она с ним не гуляет? Помнишь? Спросила у этой тетки: «А где, детка, твой сыночек? Неужто весь день в комнате сидит?»

– Да, – пробормотала Катя, – странно, точно, у нее жил мальчик!

– Что странного? – насторожилась я.

– Свинья комнату сдает, – пояснила Лена, – у нас тут рынок рядом, вот и пускает чурок за деньги, азеров всяких.

– Лена! – возмутилась мать. – Так нельзя говорить.

– Ой, мама, – засмеялась девочка, – чурки они и есть чурки.

– Нам, конечно, не очень нравится, что Саня Коростылева комнату торговцам сдает, но сделать ничего не можем, – вздохнула Катя, – не прежние времена. Теперь каждый своей жилплощади хозяин. Я, правда, сигнализировала участковому, но он спросил: «Шумят, мешают?»

– Нет, – ответила Катя, – тихие, словно тени, утром ушли – вечером пришли.

– Ну и что тебе тогда? – удивился участковый.

– Так лица кавказской национальности, – не успокаивалась бдительная Катерина, – терроризм и все такое.

– Ладно, – буркнул недовольный мент, – проверю.

Через пару дней встретив на улице Катю, участковый сердито произнес:

– Делать тебе, Иванова, нечего… А Коростылеву оставь в покое, инвалид она, пенсия копеечная, вот и сдает от нищеты комнаты. Нормальные у ней азеры живут, с рынка, при регистрации, я их знаю, все тип-топ…

– Знает он их! – запоздало возмущалась, глядя на меня женщина. – Да небось сунула Санька ему малую толику, вот времена настали! За деньги люди на все согласны! Точно, был у нее мальчик! Я еще удивилась, вроде приличные люди, мать такая хорошо одетая, нянька, а у Сани жилплощадь сняли! Ступайте во второй подъезд.

Я стремглав понеслась назад, птицей взлетела на пятый этаж и заколотила кулаком в грязную, ободранную дверь без всяких признаков ручки и звонка.

– Слюшай, – раздалось изнутри квартиры, – зачем так торопиться, да? Чего дверь бьешь? Пожар-можар начался, нет?

Послышался тихий щелчок, дверь приотворилась, и на пороге появился молодой парень.

– Ты ко мне, дорогая? – приветливо улыбнулся он. – Арик прислал, да? Торговать хочешь, нет? Регистрацию и санитарную книжку имеешь, да? Откуда сама будешь, Украина, Молдавия, нет?

Потом, окинув меня взглядом, он понял, что ошибся, и быстро сказал:

– Оптом купить хочешь? Проходи, сейчас Арик вернется.

Я покачала головой:

– Саню позовите.

– Извини, дорогая, – ослепительно улыбнулся азербайджанец, – ошиблась ты, тут никакого Сани нет, здесь мы живем.

– Хозяйка отсутствует?

– А-а-а, – протянул парень, – входи тогда, ступай по коридору, в комнате она, спит, только ей лечение надо.

– Какое? – для поддержания разговора поинтересовалась я, по привычке тщательно вытирая туфли о скомканную тряпку, валявшуюся у порога.

– Сама увидишь, – ухмыльнулся торгаш и исчез на кухне.

Я дошла до последней двери. У Коростылевой была самая большая и удобная квартира во всем доме, четырехкомнатная. Когда я жила в Медведково, все население нашей пятиэтажки завидовало счастливым семьям, получившим квартиры в торце дома. По непонятной причине на первом этаже там была стандартная трехкомнатная маломерка, зато на втором и выше располагались четырехкомнатные квартиры. Как это получилось, не понимал никто, самое смешное, что по документам эти апартаменты значились как трехкомнатные. Представьте теперь бурную радость владельцев, когда они, открыв в первый раз свою новую «фатерку», находили там еще одну, «лишнюю» кубатуру, правда, крохотную, метров семь-восемь, не больше, зато с окном.

Я поскреблась в дверь, из комнаты не донеслось ни звука.

– Иди, дорогая, – напутствовал, высунувшись в коридор, азербайджанец, – толкайся смелей, иначе она не проснется.

Я распахнула облупленную дверь и очутилась в комнате. На первый взгляд она казалась пустой, ни одного живого существа и практически никакой мебели. У стены валялся матрас, на котором возвышалась груда скомканных, грязных тряпок, да возле окна стояла жуткого вида колченогая табуретка, прикрытая рваной газетой. С потолка свисали две серо-бурые тряпки, служившие занавесками, а на полу мотались клубки пыли и обрывки газет. Я уже хотела выйти, как куча зашевелилась, а из ее глубины раздалось хриплое:

– Чего надо?

– Вы Саня?

Куча села, закашлялась, я увидела щуплую женщину со всклокоченными, никогда не мытыми волосами. Сразу стало понятно, отчего соседи дали ей прозвище Свинья. Во-первых, дама была чудовищно неаккуратна, небось ходила в душ два раза в год, на Рождество и Пасху, а во-вторых, ее лицо страшно напоминало морду пьяной хрюшки, хотя я, честно говоря, сомневаюсь в способности поросенка допиться, извините за тавтологию, до поросячьего визга.

Маленькие, хитровато-злые глазки прятались под опухшими веками, курносый нос, расплывшийся между одутловатыми щеками, напоминал пятачок. Раскрыв тонкогубый рот, небесное создание громко рыгнуло, потом отчаянно поскребло голову и просипело:

– Ну, чего разбудила? Не видишь, заболела я.

– Комнату у вас снять хотела.

– Сто рублей в день, – икнула хозяйка, – жратва твоя, пойдет?

– Мне бы посмотреть жилплощадь.

Из груды тряпок высунулась сначала одна тощая, похожая на палку нога, через мгновение показалась другая. Саня попыталась встать на ноги с черными слоящимися ногтями на ступнях, но потерпела неудачу. После трех бесплодных попыток она заорала:

– Арсен!

В комнату всунулся азербайджанец.

– Проснулась?

– Дай пива.

Через пару минут, выдув одним духом бутылку «Клинского», хозяйка, пошатываясь, довела меня до комнаты и толкнула дверь:

– Любуйся.

Здесь «пейзаж» выглядел чуть лучше, чем в ее «светелке». Старая софа, вроде той, на которой я сейчас сплю, была прикрыта вытертым ковром, еще имелись три стула, продавленное кресло и колченогий стол под вытертой клеенкой.