Уильям, дорогой (так, кажется, говорили в старой доброй Англии), а вот что бы ты предпринял, очутившись на моем месте? С таким непревзойденным талантом, на какой природа не поскупилась для Уильяма, никто не прозябал бы в третьеразрядном театришке на должности завлита. Одним только «Гамлетом» можно обеспечить себе нормальное существование по крайней мере до второго колена. Хотя — где уж это предвидеть! Коллегия при министерстве — придирчивая инстанция. А если представить себе, что там работает такой достаточно авторитетный товарищ, как Л. Н. Толстой, который не дал бы за «Гамлета» и ломаного гроша, то нормальное существование для У. Шекспира и его семьи могло бы стать весьма проблематичным.
А впрочем, оставим заботы Шекспира ему самому — с меня хватит и своих. Уж не говорю об обязанностях, которым нет ни конца ни края. Четко ограничить их, по-моему, неспособен никто, не то что так-сяк выполнять. Поэтому и не упоминаю о них. Говорю лишь о необходимости улаживать, успокаивать, угомонять, ублажать, убеждать, угождать. Возьмите в руки словарь — там есть все эти слова, и у всех большие гнезда синонимов.
Улаживать конфликты между директором и режиссером, когда они выбирают меня третейским судьей; утихомиривать возмущенную актрису, которой не дали сыграть выношенную с самого детства в мечтах роль; успокаивать администратора, которого слишком поздно известили о непредвиденном приезде столичного критика (надо же выбить номер в гостинице!); приводить в себя художника, не сумевшего найти общий язык с цехами; угождать типографии, у которой нет именно той бумаги, что больше всего подходит для праздничной афиши; убедить публику, что в театр, несмотря даже на вечерние телепередачи, все же стоит приходить. Добавьте к этому квартальные отчеты, анкетирование зрителей, репертуарные афиши, поздравительные адреса для выдающихся мастеров города (грешно признаться, — порой радуешься, что их не так уж много). Добавьте — и вот пусть вам теперь скажут, что все это мелочи, проблемы, не стоящие внимания, — мол, все их можно решить одним махом, — и они вовсе не то, о чем надлежит заботиться, ибо на самом деле завлит прежде всего должен обеспечивать репертуар, работать с драматургами, следить за произношением актеров (неужели же их в школе не учили до пятого класса правильному произношению?), обеспечивать театру рекламу, рекламу и популярность. Да, реклама. Можно подумать, что, начни кто-нибудь нынче рекламировать лапти, их все кинутся носить. Другое дело — мода, вот если б мода, тогда! Так и с нашим театром.
Иногда мне кажется, что завлит — вершитель всех дел, господь бог, не иначе, и потому существование театра зависит от завлита. А бывает, ей-богу, думаю совсем иначе и, пожалуй, более верно. Не нужен театру никакой завлит, хватило бы с него хороших, талантливых актеров, которые играли бы в интересных спектаклях, поставленных умными режиссерами, — и дела шли бы нормально даже и вовсе без рекламы.
Я понимаю, по справедливости, человеку, придерживающемуся таких взглядов, делать в театре нечего, тем более завлитом. Но у меня нет никаких данных работать здесь актером или хотя бы директором.
Пошутили. Поговорили. Дали выход негативным эмоциям, которые способствуют неадекватным реакциям и ведут к депрессивным настроениям. Что там в повестке дня?
Завтра «Оптимальный вариант». Приходится принимать как факт. Ничего не поделаешь. Сценическая жизнь пьесы продолжается. Посмотрю первое действие, снова — который раз! — запишу на бумажках ошибки в произношении, отнесу девочкам за кулисы, в гримерные. Хотя — грех жаловаться, что только мне приходится это делать. Проблема такая же вечная, как хлопоты с репертуаром.
Я с большой тревогой слежу, как наши молодые актрисы уродуют язык, когда, желая овладеть сценической речью, непростительно пренебрегают фонетикой.
Думаете, это мой текст? Нет. Бернарда Шоу. Искал другое высказывание, нашел это. Уважаемая Олександра Ивановна просила узнать, в какой из пьес Шоу герой утверждает, что говорить правду — очень смешно и остроумно.
Соблазнительно — цитировать знаменитостей, не ссылаясь на них при этом. За цитатами вообще можно жить как за каменной стеной. Начинающий режиссер Марковский постепенно избавляется от этой детской привычки (или болезни?) и теперь гораздо чаще говорит своим текстом, чем месяц назад. Молодой-то он молодой, а за дело берется крепко. Похоже на то, что получим неожиданно интересный спектакль. Может статься, что наши любимые зрители будут за квартал спрашивать билеты. Правда, исполняющий обязанности главного режиссера почему-то вознамерился малость пообломать молодецкие амбиции, сдержать дерзкие замыслы: чем-то не подходит ему этот начинающий режиссер.
Посмотрим.
Маркуша — парнишка упрямый, он знает, чего хочет, но и диплом нужен ему — вот тут и выбирай, казак: он же, в сущности, целиком зависит от исполняющего обязанности, от мнения худсовета, от точки зрения дирекции. Либо соглашайся со всеми, либо спектакль твой закроют. Интересно — кто кого. Марковский взял слишком сложную пьесу, мне даже казалось, что он в ней и актеров не расставит, а уж о «зерне» и сверхзадаче и говорить нечего. Так ведь нет — парень справился с материалом, он ничуть не делает из нее темную, жуткую трагедию, хотя по этому пути легче всего было пойти, чтобы в дальнейшем запутаться, сбиться, не свести концы с концами. К тому же он сделал правильную ставку на актрису Верховец. Ставка правильная — это уже всем видно. Девушка трудится самоотверженно, готова все отдать, сгореть — это тоже видно. Пытаюсь понять, как он, этот режиссер без диплома, а главное — без опыта, заметил в ней, как говорится, скрытые возможности. Внешне она ничем особенным не отличается, на сцене тоже еще не показала себя. Обыкновенная, стандартная, по нынешним нормам, девчонка, долговязая, худенькая, да еще и задиристая. Ей ничего не стоит подойти к любому из старших актеров и прямо в глаза как спичкой полыхнуть: думаете, вы можете играть, можете творить подлинное искусство? Где там! Вам это только кажется. И что ей ответишь? Она полагает, что такая исключительная принципиальная правдивость чуть ли не самая лучшая черта характера. Быть может, надеется в связи с этим на всеобщее уважение и доброжелательность? Приблизительно с таким же текстом она обратилась к автору «Оптимального варианта», а он популярно объяснил ей, что молоденьким девочкам-актрисам еще рано иметь собственную точку зрения, особенно в том случае, когда эти девочки вознамерились сделать артистическую карьеру и завоевать славу и весь мир. А девчонка, чтобы поблагодарить за науку, взяла да и отрубила: «Рано иметь собственную точку зрения? Что ж, лучше рано, чем никогда», — и разыграла сценку: тряхнула своими не то русыми, не то рыжеватыми волосами, блеснула дерзко глазами, сделала интеллигентный книксен. Мол, простите, если что не так. Между прочим, не она ли напела Олександре текст из Бернарда Шоу? Похоже, она. У Олександры почему-то к ней сантимент, хотя что между ними может быть общего?
Болтают, что вроде бы у Марковского с малышкой Верховец эдакий небольшой, эдакий кратковременный «служебный роман»; может, это и правда, парень и тут знает, что делает. Актриса, влюбленная в режиссера, — чем плохой материал для работы? Я знаю одного популярного актера, так тот откровенно признается: партнерша, чтобы мы с ней хорошо работали, чтобы могли сосуществовать на сцене, должна быть хоть немного в меня влюблена. Как бы там ни было, Верховец сперва выкидывала коники, капризничала, подавала заявление об уходе — дескать, роль мне не удается, играть в этом спектакле не буду, — а теперь, похоже, готова голову сложить, лишь бы спектакль вышел, лишь бы сыграть свою Беатриче на премьере. Капризы, как у будущей звезды. А ведь еще кто знает — бывали не раз случаи, что актриса в молодости дебютировала очень интересно, а потом жила до конца дней приятными воспоминаниями об удачном дебюте и единственной хорошей роли.
С тех пор как Марковский вышел из репзала на сцену, исполняющий обязанности главного почти не пропускает их репетиций. Сидит у Маркуши за спиной, и нельзя понять, то ли приглядывается к актерам, то ли пытается сбить с панталыку режиссера. Сперва он делал Маркуше замечания наедине, а вот уже несколько раз останавливает репетицию и давай по ходу исправлять, показывать и советовать. Невооруженным и даже непрофессиональным глазом видно, что все это не из Маркушиного спектакля, совершенно другая стилистика, другой ритм, актеры теряются, утрачивают ориентацию, не ощущают партнеров. Вчера Метелица даже изменил самый рисунок роли — и прямо-таки растерялся, замолчал, стоит и смотрит на Марковского, ждет его слова. А тот таким тоном — ух, думаю, ну и тон, холодный как лед, — равнодушным и спокойным тоном говорит: продолжайте, продолжайте, что вы остановились, мы ведь на предыдущей репетиции обо всем условились — так и играйте эту сцену. И даже не обернулся на исполняющего обязанности.
Моя хата пока еще с краю, давать советы ни и. о., ни Марковскому я не считаю нужным, и все же интересно: неужели и. о. и в самом деле не осознает, что его вмешательство ведет к развалу спектакля, или он делает это сознательно, с определенной целью? Вот была бы нелепость! Что ж, недалеко и до просмотра на худсовете, поглядим, чем закончится их поединок. По крайней мере, какое-то движение в театре, какая-то конфликтная ситуация — есть за чем понаблюдать. Жалею, что не вел записи репетиций Марковского. Сейчас видно, что в них немало оригинального. Взять хоть его манеру общения с актерами, даже если он подглядел ее где-нибудь или перенял (он так увлечен Мильтинисом!), ведь и она стоит внимания.
Несколько дней назад у Маркуши возникла очередная идея: пригласить на премьеру автора пьесы, литовского драматурга Юозаса Грушаса. Это, конечно, только фантазия, ничего из этого не выйдет, дирекция отвечает пока уклончиво, кое-кто посмеивается: мания величия, взбрело в голову дипломнику приглашать такого известного автора в такой безнадежно провинциальный город, чтобы показать спектакль еще неизвестно какого достоинства. Да к тому же дипломный, внеплановый. Актеры, занятые в спекта