— Удивительно, удивительно! И вы своими глазами видели этот цветок?
— Ну да! Я его даже сорвал.
— Где же?
— В Греции.
— Удивительно! — повторил Мак, всё больше досадуя на этого идиота. — Ваше здоровье, мадам Шёнинг, — воскликнул он и тем спасся от продолжения разговора.
И в ту же минуту ожили длинные часы у стены и пробили одиннадцать резких ударов.
— Разрешите подлить вам капельку, мадам Шёнинг, — говорит Мак.
— Нет-нет, спасибо вам большое, но нам пора домой, — отвечает мадам Шёнинг, — за лампой приглядывает один только Эйнар, больше никого.
Ещё несколько слов о маяке, мадам Шёнинг уже встала и готова к прощальному рукопожатию, но поскольку Мак начинает её расспрашивать об их глухонемом сыне Эйнаре, она забывает своё намерение и опять садится.
Вдруг, глянув на часы, смотритель говорит:
— Да, уже одиннадцать, как я вижу. Пора домой, к маяку.
Он сказал это с таким видом, словно его жена ещё ни звука не проронила, он как бы начал возводить свои словесные построения на голом месте, до такой степени слова жены ничего для него не значили. Допив свою чашку, он попрощался за руку с Маком, пожелал ему спокойной ночи и пошёл к дверям, но у дверей снова загляделся на какую-то картину. Мадам Шёнинг тоже не проявила ни малейшей поспешности и, прежде чем уйти, довела до конца свой разговор с Маком. А муж, один и сам по себе, вышел следом, потому что именно в этот миг завершил разглядывание картины.
Бенони и Мак остались вдвоём.
Шум в соседней комнате становится всё громче, взвизгивает одна из женщин, слышен глухой звук падения.
— Ишь, как они там развлекаются, — улыбается Бенони. Таким тоном, будто сам он никогда не принимал участия в подобных развлечениях.
Но Мак ничего не отвечает и не поддаётся на доверительный тон. Он закрывает рояль, дует на крышку и протирает её батистовым носовым платком. Правда, он скорей всего просто хочет показать Бенони, какой это дорогой и редкий инструмент.
— Не хочешь ещё стаканчик? — спрашивает он у Бенони.
— Нет, большое спасибо, — отвечает Бенони.
В соседней комнате громко запевает пекарь. Товарищи шикают на него и говорят, что он пьян. Пекарь громко протестует. Лишь изредка можно различить в общем шуме отдельные голоса.
— Извини, я на минутку, — говорит Мак, — намешай себе ещё стаканчик, я только...
И с этими словами он выходит на кухню. Наверно, чтобы отдать какие-нибудь распоряжения. Он встречает там свою экономку, и Бенони слышит, как он ей говорит:
— Если пекарь устал, бочар и Уле-Мужик могли бы отвести его домой.
Ни одного сердитого слова, ни одного упрёка по адресу злополучного пекаря. Но Бенони, он же парень не промах, он только покачал головой и подумал про себя: Мак разом спроваживает трёх мужиков, а их жёны, между прочим, остаются.
Далее Мак продолжает свой разговор с экономкой:
— Надеюсь, вы будете так любезны и не забудете про воду для моей ванны.
— Да.
Тут только Бенони смекает, что на дворе поздний вечер и что Мак вот-вот уйдёт к себе. Маковы ванны славятся во всей округе, он так часто их принимает, что все о том знают. У него есть пуховая перина и подушка, на них он и лежит преудобно в своей ванне. Вообще, про его ванну рассказывали прелюбопытные вещи, про ванну и про тех, кто помогал ему купаться, и про четырёх серебряных ангелочков на столбиках его постели.
Но когда Бенони собирается попрощаться, Мак снова предстаёт перед ним радушным хозяином и силой заставляет его намешать ещё стаканчик пунша. Они неспешно болтают о всяких пустяках, и Бенони, собравшись с духом, спрашивает, сколько, к примеру, может стоить такой рояль. Но Мак лишь покачал головой и ответил, что в такой вечер он знать не знает никаких цен.
— Но думаю, что немало, — завершает он. — Мои предки никогда не спрашивали про цену, если хотели что-то купить. Например, в маленькой комнате стоит столик розового дерева для рукоделия, он инкрустирован серебром и эбеновым деревом. Ты бы поглядел на него при случае.
Снова появляется экономка и в ужасе докладывает:
— Серебро... нынче не хватает трёх вилок...
— Вот как? — только и отвечает Мак. — Это старая шутка, они любят пугать нас каждое Рождество. В прошлом году нашлись все вилки?
— Да.
— Они привыкли, что я сам нахожу у них вилки. Их это забавляет. Я обыскиваю их у себя в комнате и вершу суд. Такой у нас здесь старинный обычай.
Экономка не успокаивается.
— Якобина и жена мельника помогали мне мыть посуду. А я начала считать серебро, и тут Якобина заплакала и сказала, что это не она. А за ней заплакала жена мельника и тоже сказала, что это не она.
— Так положено, — с улыбкой говорит Мак, — они прямо как дети. А жена пекаря, она случайно не плакала?
— Нет. То есть не знаю.
— У меня наверху всё в порядке?
— Да.
— Тогда пусть ко мне сперва придёт жена пекаря.
Экономка уходит. Мак с улыбкой поворачивается к Бенони и говорит, что теперь у него есть другие заботы кроме того, чтобы сидеть здесь за стаканчиком пунша, что ему теперь надлежит вершить суд и расправу. Ничего не поделаешь, старые обычаи надо уважать.
Бенони прощается, и Мак провожает его до дверей. В коридоре они натыкаются на жену пекаря, та уже спешит к лестнице.
IX
На другой день, когда Бенони ещё лежал в постели, раздался стук в дверь. Он думал, что это его старая служанка, которая по собственному почину начала от большого уважения стучать, прежде чем войти, а потому и ответил не задумываясь:
— Да, да, входи!
Но вошёл совершенно незнакомый человек.
— Доброго утра. Вернее, я должен сказать: с праздником вас.
Пробормотав какие-то извинения, мужчина стянул с головы кожаную шапку. Он был не из здешних, с небольшой светлой окладистой бородкой, худой, длинноволосый, молодой, одним словом.
Бенони полежал, поглядел на него и сказал:
— Пожалуйста, садитесь.
— Спасибо. На дворе до того холодно, — сказал пришелец, — я замёрз. Вот я и подумал, что, может, стоит рискнуть и пойти к Хартвигсену.
Он говорил ясно и чётко, без лишнего подобострастия.
Бенони спросил:
— Ты меня разве знаешь?
— Нет, я просто слышал про вас. Люди мне посоветовали идти к вам.
— А звать тебя как?
— Свен Юхан Чельсен. Я пришёл из города, я там одно время был сторожем, поэтому люди кличут меня просто Свен-Сторож. А так-то я родом с юга.
— А ко мне вы зачем пожаловали?
Бенони не очень твёрдо себе представлял, что такое «сторож», и на всякий случай начал говорить пришельцу «вы».
— А затем, что все как один говорили мне, чтоб я шёл к Хартвигсену. Мне нужна работа и нужны деньги. Не ходи сразу к Маку, говорили люди, иди лучше к Хартвигсену, а уж он похлопочет за тебя перед Маком.
— Выходит, у Мака ты ещё не был?
— Нет.
Бенони возгордился и почувствовал себя польщённым. Вот, значит, как говорят люди: «Ступай к Хартвигсену, тогда получишь работу у Мака».
— Я не тот человек, который может замолвить хоть маленькое словечко перед Маком, но что-нибудь мы всё-таки придумаем. Ты как сюда попал?
— Пешком. Пришёл своим ходом. У меня есть алмаз, видите? Я режу стёкла. Я прихватил с собой из города целый ящик стекла, ходил по людям, резал стёкла для окон. Но потом стекло кончилось.
Человек улыбнулся, и Бенони тоже улыбнулся.
— Это ведь не настоящая работа, — сказал Бенони.
— Но у меня был мой алмаз, я нашёл его на улице как-то ночью, когда был сторожем. А потом решил использовать.
— И стекло, говоришь, кончилось?
— Я последний кусочек ночью израсходовал. Маленький домик недалеко от вашего посёлка, там ещё в дверях вырезано сердечко. Вот туда я и вставил стекло.
Бенони засмеялся.
— Ты, значит, вставил стекло в это самое?..
— Ну, для времяпрепровождения. Луна стояла полная. Хотелось что-нибудь придумать. Я, значит, вырезал стекло и хорошенько закрепил его замазкой. Сдаётся мне, что это было у школьного учителя.
— Ха-ха-ха! — во всё горло загоготал Бенони. — Теперь он, поди, думает, что это была нечистая сила.
Незнакомец смеялся вместе с ним, потом зябко поёжился и сказал:
— А уж дальше стало так холодно, что я пошёл и постучал к вам. Я всю ночь провёл на дворе. Когда я вчера вечером пришёл сюда, уже всё было заперто.
— Я был в гостях у Мака, — просветил его Бенони. — Тебе бы к полночи быть здесь, я как раз тогда вернулся из гостей.
— Вот я и пошёл к маленькому домику. Можно, я затоплю печь?
— Не стоит тебе возиться, я сам затоплю...
— Лежите! Лежите! — И начал растапливать. Эдакий сумасброд! Бенони рассказал ему, что обычно такую работу делает его служанка, но она ещё до сих пор не пришла.
— Котёл поставить на огонь? — спросил Свен.
— А сможешь? Она вообще-то должна прийти с минуты на минуту.
И Свен поставил на огонь котелок, а когда вода закипела, засыпал в неё две порции намолотого кофе из мельницы.
— Не экономь на зёрнах, — сказал Бенони.
Когда в комнате стало тепло, он поднялся с постели и принёс кой-какую еду. Потом он надумал доказать незнакомцу, что тот попал к образованному человеку, и потому начал усиленно намываться. А завершив омовение, поставил на стол водочку. Они вместе поели и выпили, и Бенони было очень даже занятно слушать рассказы этого чертяки Свена. Весёлый получился завтрак.
А тем временем пришла служанка. Бенони и ей поднёс рюмочку в честь Рождества и сказал, чтобы она поблагодарила незнакомца за помощь.
— Разогрей-ка воды для умывания.
— Для меня? Так я уже умылся, — сказал Свен-Сторож. — Я умылся в лесу и только после этого пришёл к вам. Я умылся снегом.
— А чем же господин утирался? — спросила служанка.
— А рукавом от куртки.
— Здорово!
— А волосы я расчесал сухой сосновой шишкой.
— Вы когда-нибудь слышали что-нибудь подобное? — вскричала служанка, обращаясь к Бенони.