Теперь перейдем к деталям. А правда жизни такова, что Бенвенуто «залез в государственный карман», то есть растратил казенные деньги. Для кого-то это никак не детали, а самая главная тема, а для самого Бенвенуто досадная мелочь, которая мешает жить. В своем бытописании он ни словом не обмолвился о растрате. И вообще, как считать, кто там кому должен? Но французский ученый Димье провел на этот счет почти бухгалтерскую работу, и, конечно, ученый прав. Сопоставляя трактаты Бенвенуто о ювелирном деле, скульптуре и «Жизнь…», легко найти разночтения. Кроме того, есть дневники короля Франциска I, в архивах по сей день хранятся подлинные документы. Понятно, почему король назвал Бенвенуто чудаком, с его точки зрения, наглость, а может, наивность мастера не знала границ.
А.К. Дживелегов пишет: «А причины начинавшегося охлаждения между Челлини и Франциском, приведшие к отъезду его, были и совсем прозаические: Бенвенуто растратил казенные деньги и не мог в них отчитаться. Уезжая, он увез с собой три фигурные вазы, которые были сделаны из королевского серебра, так что пришлось посылать за ним погоню и отбирать не принадлежащее ему добро. И вернуться в Париж он не мог по той же, весьма не художественной причине. Во Флоренции ему жилось очень плохо, а в Париже у него был свой замок и средства настолько большие, что он месяцами мог оказывать гостеприимство своим друзьям, останавливавшимся у него с семьями и слугами. Естественно, что ему очень хотелось снова попасть в Париж. Он этим постоянно грозил герцогу Козимо. Но дальше угроз дело не шло. Бенвенуто продолжал оставаться во Флоренции, довольствуясь полуголодным существованием, и лишь вожделенно вспоминал о своем княжеском житье в Париже. Происходило это потому, что от него из Парижа требовали отчетов в израсходовании выданных ему денег и драгоценных металлов, а те широковещательные, на девяти листах, сочинения, которые он посылал в Париж под видом отчетов, никого не удовлетворяли. Пока шла эта дружеская переписка о растрате, Франциск умер, и Бенвенуто до конца своих дней остался на родине, изнемогая в борьбе со скаредностью Козимо».
В статье Димье полно цифр, он все чуть ли не с логарифмической линейкой просчитал, и на основании этих расчетов и документов Димье предлагает полностью пересмотреть картину отношений между королем и Бенвенуто. Ну и пересмотрите! Мы, русские, пересматриваем нашу историю чуть ли не каждый месяц. Вчера у нас Иван Грозный был зверь лютый, а сегодня великий законодатель, человек новой формации и почти гуманист, просто ему приходилось работать в трудных условиях. И от этого «пересмотра», между прочим, ничего не меняется.
У меня нет возможности заглянуть в дневники Франциска I, но и без этого ясно, что он сделал для Бенвенуто Челлини. Можно обозвать Бенвенуто лжецом, самонадеянным глупцом, но в отношении к королю нельзя усомниться в его искренности. Он верит в то, что пишет. И когда врет в угоду сюжету, тоже верит, что так правильно, потому что так должно было быть. Он может ругать человека, обзывая почти неприличными словами, это касалось и пап, и кардиналов, и герцогов, и их жен, но никогда, никогда он не позволил неуважительного слова по отношению к Франциску I.
А суть такова: он приехал во Францию ювелиром, прекрасным мастером украшений и утвари, а уехал еще и скульптором, пусть не великим, но достойным, то есть очень хорошим, а для пересчета великих, таких как Микеланджело или Донателло, хватит пальцев на одной руке. Король дал Бенвенуто возможность реализовать свой талант, свой великий дар, а все остальное – пыль, мелочь, «семачки», как говорят на Украине.
Бенвенуто со своими спутниками был уже в Италии, когда их настиг граф Галеото делла Мирандола, итальянец на службе у короля. Мирандола ехал по своим делам, но нашел время для важного разговора с Бенвенуто.
– Мой вам совет, – сказал он, – возвращайтесь. Вы оставили за спиной кучу врагов, и ваш отъезд развязал им руки. Даже ваших подмастерьев толкнули на интриги. Вернувшись, вы найдете способ все уладить.
Как тяжело бывает сделать выбор, не тот, когда ты сапоги покупаешь, а когда ясно, что от этого выбора может зависеть вся твоя дальнейшая судьба. Бенвенуто буквально извелся. Куда ехать – назад или вперед? Он поехал вперед. Нельзя угадать, что сыграло решающую роль в таком выборе. Соскучился по Флоренции, по сестре и племянницам? Очень вероятно, Париж ему опостылел. Может быть, просто трусил, тюрьмы в Риме было ему более чем достаточно, а скорей всего, он, как всегда, надеялся на благоприятный случай: подальше от французских интриг, а судьба сама выведет, и все рассосется.
Он поехал во Флоренцию на почтовых через Пьяченцу и здесь встретил человека, которого меньше всего хотел встретить, – герцога Пьеро Луиджи. Бенвенуто пишет об этой встрече много времени спустя, он знает, какая злая учесть вскоре постигнет герцога, поэтому в рассказе о нем нет той ярости и ненависти, которая всегда клокотала у него в сердце при упоминании от Пьеро Луиджи. Теперь в словах Бенвенуто больше усталости и озабоченности. Надо было подумать о собственной судьбе. Они столкнулись на улице нос к носу, и Луиджи его узнал. Бенвенуто был насторожен, мало ли что герцог захочет выкинуть на этот раз. Тем не менее он нанес Луиджи визит и был на удивление хорошо принят. Герцог только что отобедал, пребывал в хорошем настроении и с удовольствием объявил всем присутствующим, что Бенвенуто «первый человек на свете в своем художестве». Более того, он попытался объяснить, почему мастер был пленником замка Святого Ангела.
– Мой Бенвенуто, я знал, что вы невиновны, – сказал он, – и очень вам сочувствовал. Но я ничем не мог вам помочь, потому что папа – мой отец – желал угодить вашим врагам и поэтому держал вас в темнице.
Можно представить, с каким настроением слушал Бенвенуто эту откровенную ложь. Но темны закоулки в душе человеческой, Луиджи говорил так, словно сам верил во все это. Далее разговор перешел на Париж и Франциска I, герцог был любопытен и выспросил все про службу там Бенвенуто и даже предложил ему работу в Пьяченце, но получил вежливый отказ. Бенвенуто целиком принадлежит этому добрейшему королю, он только навестит родных и тут же вернется во Францию. Тогда, видно, Бенвенуто действительно верил в это.
А вокруг герцога стояли «те самые люди из дома Ланди, которые потом были те, кто его убил». И еще пишет Бенвенуто: «Этот человек как будто прощения у меня просил в присутствии тех, кто вскоре после того за меня отомстил, а также за многих других, которые были им умерщвлены; потому ни один властитель, как бы велик он ни был, пусть не глумится над правосудием Божьим, как это делают некоторые из тех, кого я знаю… И всегда, хоть я и помогаю себе как могу, если я потом сплошаю, там, где слабых сил моих недостаточно, тотчас же мне являет себя эта великая сила Божия, каковая приходит неожиданно для тех, кто несправедливо обижает других, и для тех, кто мало заботится о великом и почетном бремени, которое дал нам Бог». Великолепно написано!
С Генрихом VIII Английским Франция заключила мирный договор только в январе 1546 года.
Часть V. На родине
Бенвенуто радостно встретила сестра, его приезд был для семьи спасением: больной, фактически безработный муж и шесть дочерей, старшая на выданье, младшая у кормилицы. За пять лет пребывания во Франции Бенвенуто щедро помогал им, но семья большая, жизнь дорогая, еще болезни – понятно, одним словом.
Герцог Козимо находился в своей роскошной загородной вилле Поджо-а-Кайано. Бенвенуто ничего не ждал от этого визита, он поехал к герцогу как флорентийский гражданин, желающий засвидетельствовать почтение семейству Медичи, которое всегда ему благоволило.
Бенвенуто принял не только герцог, но и супруга его – герцогиня Элеонора Толедская. Разговор был долгий. Бенвенуто, как и в Пьяценце, забросали вопросами. Он по порядку рассказал о работах, которые делал для короля Франциска.
– Я все это слышал, – сказал герцог, – «стало быть, это правда, – и затем добавил с сочувственным видом: – О, малая награда за столь прекрасные и великие труды!»
Бенвенуто обиделся за Франциска I, он тут же рассказал, как король «извлек его из темницы», а потом дал возможность сделать «такие изумительные работы, как ни одному другому подобному мне художнику». Козимо I слушать это было явно неприятно, он все время неодобрительно поджимал губы. Потом сказал:
– Бенвенуто, если ты захочешь что-нибудь сделать для меня, я тебе заплачу такие деньги, что ты будешь изумлен.
– О, ваша светлость, но я должен объяснить, что во Франции я трудился в другом художестве и теперь охотно сделаю для вас что-нибудь в бронзе или в мраморе.
– В бронзе, – сказал герцог. – Персея.
Конечно, Бенвенуто не устоял перед таким заказом, он твердо сказал: согласен – и тут же с жаром принялся за работу. Герцог давно был одержим идеей заказать достойному ваятели фигуру юноши-победителя. Отрубленная голова Медузы горгоны должна была воплощать в себе республиканскую нечисть – врагов Медичи, с которыми ему удалось справиться. Напомним читателю историю Персея, прекрасного сына Зевса и Данаи, той, на которую бог пролился золотым дождем. Отец Данаи знал, что будет убит внуком, поэтому он запер дочь в медный терем. Но Зевс всесилен, Даная родила сына, нарекли его Персеем. Мальчик подрос и совершил массу подвигов. Один из них – убийство страшной Медузы горгоны.
Горгоны – три чудовищные внучки земли Геи и моря Понта. Две первые – Сфено и Кето – бессмертны, третья Медуза смертная. Она ужасна, ни женщина, ни птица, тело ее покрыто чешуей, а вместо волос – змеи. Но самое ужасное в Медузе – ее взгляд, он обращает в камень все живое. Персей убил Медузу, когда она спала, при этом смотрел не на нее, а на отражение нечисти в своем медном щите.
Модель Персея из желтого воска в локоть величиной была сделана за несколько недель. В угоду красоте и новому движению в искусстве, которое позднее нарекли маньеризмом, Медуза была не чудовищем, а прекрасной женщиной, змеи на голове сплелись в живописную прическу. Бенвенуто выполнил модель и стал ждать приглашения, но от герцога, хоть тот давно вернулся во Флоренцию, не было никаких вестей. Он словно забыл про мастера. Какое разительное несходство между веселым, доброжелательным и щедрым Франциском I и подозрительным, недоверчивым соотечественником Козимо I! Но Бенвенуто все-таки удалось показать герцогу свою работу. «Как только он на нее взглянул, она ему понравилась, и хвалил он ее необычайно; чем подал мне надежды, что он кое-что в этом понимает».