— Надо их разнять, — забеспокоилась Вальхтеов. Беовульф посмотрел на дерущихся. Таны окружили их, давая советы и подбадривая одного и другого. Беовульф заметил, что все даны покинули Хеорот, остались лишь его люди.
— Ничего страшного, пусть развлекутся. Полезно, поднимут боевой дух перед боем.
— Но они покалечат друг друга…
— Государыня, тебе пора идти.
С этими словами Беовульф снял с себя пояс и бросил его на нагрудник.
— Что ты делаешь? — удивилась Вальхтеов, глядя, как Беовульф Принялся за кольчугу.
— Когда придет этот Грендель, мы должны драться на равных, — сказал он, продолжая раздеваться. — Как я понял, у него нет ни меча, ни кольчуги, ни шлема. Ни в стратегии, ни в тактике, ни в правилах боя он не разбирается. Насколько я знаю, мое оружие против этого монстра бессильно. Но у меня есть мои собственные зубы, мышцы и сухожилия.
— Но… — Вальхтеов нагнулась и подняла сброшенный на пол нагрудник. — Броня… Твоя броня…
— Броня, сделанная людьми, лишь замедлит мои движения, а против когтей чудовища она бессильна, насколько можно судить по рассказам. Нет, мы будем драться на равных, Грендель и я. Судьба решит. Норны уже спряли нить, соткали полотно. Не мне распускать сотканное ими. Пусть демон встретит меня таким, каков я есть.
— Что за глупости, Беовульф! Ты наша последняя надежда, и вот ты хочешь нас этой надежды лишить.
— Добрая государыня, тебе пора. Муж ждет. Иди, или я прикажу своим людям тебя выпроводить. Или сам это сделаю. — Кольчуга гаута со звоном ссыпалась на дощатый пол, за ней последовала рубаха, и Беовульф выпрямился перед нею, оголенный по пояс.
— Ты… Ты не посмеешь!
— Еще как посмею, и это доставит мне превеликое наслаждение, хотя королю вряд ли понравится.
— У вас в стране все такие наглецы? — спросила Вальхтеов, отступая на шаг.
— Все стараются, но со мной никому не сравниться. — Вальхтеов покраснела, то ли от слов Беовульфа, то ли от того, что он стоял перед нею почти полностью обнаженным. — Я тебя предупредил, — сказал он и шагнул к Вальхтеов.
— Я поняла, сын Эггтеова. Поступай как пожелаешь. Ты, впрочем, всегда так и поступаешь, как я вижу. — И она стремительно вышла. За нею тут же захлопнулась дверь к королевским покоям, и Беовульф услышал, как с другой стороны двери задвинулся засов.
Беовульф вздохнул и опустил глаза к груде своего оружия и снаряжения, думая о фиалковых глазах королевы, вместо того чтобы размышлять о предстоящей встрече с чудовищем. «Очень полезно перед боем повстречаться с такой красавицей, — подумал он. — Любой добрый воин дерется за честь получить место на пиру в Вальхалле, но достойно драться и за сохранение того прекрасного, что встречается здесь, внизу, под стеной Мидгарда, под тропою солнца и луны». От этих мыслей его отвлек грохот и треск дерева. Он обернулся и увидел, что Хандскио помогал полуоглушенному Олафу выбраться из-под обломков одного из монументальных пиршественных столов.
— Не переломайте всю мебель! — крикнул им Беовульф. — Бедному чудовищу нечем будет развлекаться.
— Не выдержит, — покачал головой Виглаф, оценив результат устий по укреплению входа. — Все без толку. — Он повернулся и увидел практически голого Беовульфа. — Совсем рехнулся.
— Точно, Виглаф. Ты мне часто об этом напоминаешь.
— И дверь ни к демону не годится.
Беовульф наблюдал, как четверо танов задвигали здоровенный засов в толстые железные скобы. Он кивнул.
— Ты прав, как всегда. Если бы дверь эта смогла сдержать чудовище, то данам ни к чему было бы обращаться к нам за помощью. Сами бы без труда справились.
— Зачем тогда с ней возиться, запирать? — Виглаф задрал голову на блоки и цепи системы дверного засова. — Оставить нараспашку. Добро пожаловать, мол, дорогой мерзавец.
— У него уйдет какое-то время на взлом, — объяснил Беовульф. — Время на подготовку к приему гостя.
— Тревожный колокол.
— Точно. Уж грохоту будет, хоть отбавляй.
— Тревожный колокол, — повторил Виглаф, почесав бороду. Лицо его тоже выражало тревогу.
— Что тебя беспокоит, Виглаф?
— Да вот… наши. Глянь на них. — И Виглаф махнул в сторону столпившихся вокруг Хандскио и Олафа танов.
— Да, смотрелись они, конечно, и получше. Но, опять же, иной раз и намного хуже выглядели.
— Как скажешь, — Виглаф хмуро пнул дверь носком правого сапога. — Не готовы они. Не отошли после моря. На пустяки отилекаются. Здесь женщин слишком много… внимание рассеивается. Воин перед битвой должен сосредоточиться.
— Олаф! — неожиданно крикнул Беовульф, и Виглаф вздрогнул. — Олаф, скажи, ты готов к бою?
Олаф затягивал на двери канат, фиксировал засов. Он повернулся к Беовульфу. Левый глаз его припух от удара Хандскио. Олаф был явно озадачен вопросом.
— Отлично выбрал, — сказал Виглаф с иронией.
— Олаф, я тебя спрашиваю, готов ли ты сегодня, сейчас схватиться с чудовищем?
Олаф почесал ухо и кивнул на Хандскио.
— X… Х-ха… Х-хандскио п-п-первый начал.
Хандскио тотчас повернулся в сторону Олафа и обвинительно ткнул в него корявым пальцем.
— Чё? Ты меня обвинил в склонности к овцам и свиньям, как к милым подружкам, и говоришь, что я начал? Я те щас еще врежу!
— Я не о вашей драке, — перебил Беовульф. — Я спросил Олафа, готов ли он к бою с чудищем. Виглаф беспокоится, что ты не сосредоточился, Олаф.
Олаф продолжал все так же чесать ухо, но вид у него был еще более озадаченный, чем мгновением прежде… Он замигал обоими глазами, сначала правым, потом левым.
— Г-г-глаз у меня в норме. Т-т-так, с-синяк. Вс-с-се вижу.
— А ты, Хандскио?
— Беовульф, этот идиот сказал, что я свиней и овец трахаю! Ты бы ему за это тоже врезал. И не говори, что нет, я тебя знаю.
— Н-н-ничего я п-п-про сы… сы… свиней н-н-не говорил. — Казалось, что Олаф сейчас оторвет свое ухо.
— Короче, ты только подтвердил мои опасения, спасибо, — проворчал Виглаф Беовульфу и повернулся в сторону зала. В зале перед ним никого не осталось, один костер еще ярко пылал, бросая странные тени и беспокойные отблески на стены.
— Ты слишком уж много беспокоишься, Виглаф.
— Конечно, беспокоюсь. Это моя работа. — Виглаф услышал подозрительный шум со стороны Хандскио и Олафа и прикрикнул на них: — Хватит! Прекратите базар и займитесь делом. Возьмите еще цепей и укрепите засов.
— Ты же сам говорил, что ничто его не сдержит, — напомнил Беовульф.
— А ты говорил, что, чем больше цепей, тем больше шума. Тревожный колокол все же.
— Что бы я без тебя делал, Виглаф…
— Потерялся бы и заблудился бы. Бродил бы где-нибудь во льдах. Без штанов.
— Конечно, — засмеялся Беовульф и вылез из штанов.
— Я уже сказал тебе, что ты рехнулся, или забыл?
— Нет, не забыл.
Он взял со стола свой плащ, свернул его, уселся на пол, затем улегся и подложил сверток под голову.
— Спокойной ночи, дорогой Виглаф. — И закрыл глаза.
— А пока ты спишь, чем нам развлекаться?
Беовульф снова открыл глаза. Над ним по балкам и потолку зала плясали зловещие отблески пламени. В игре света и тени нетрудно было представить себе метание каких-то чудовищ, демонов, призраков.
Беовульф посмотрел на Виглафа, ждущего ответа.
— А вы для меня спойте.
— Спеть? — Виглаф сделал вид, что прочистил уши, чтобы лучше слышать.
— Точнее, не для меня, а для него. И погромче. Чтобы заглушить молот Тора.
— П-п-п-петь? — спросил подошедший к Пиглафу Олаф. — П-п-п-песню п-п-п-петь?
— Помните, что этот хорек Унферт сказал? Что Грендель приходит на их веселье.
— Мы поем, и это чучело подтягивается на шум, — подхватил Виглаф.
Беовульф кивнул и снова закрыл глаза.
— Не совсем я понимаю, но, видать, звуки людского веселья этому бедняге не в радость. Как соль на открытую рану. Что ж, я ему сочувствую.
— Была у меня однажды жена такая, — подхватил закончивший возиться с лебедкой Хандскио. — А потом ее медведь задрал.
— Ра-ра-раньше в-в-волк е-е-её д-драл, — заметил Олаф.
— Ну, волки съели. Не помню. Неважно. Терпеть не могла она, когда кто-то пел, орал, веселился. Она сразу зверела. Но на овчине хороша была. Тоже зверь. Вроде была она из вандалов[46].
Беовульф приоткрыл один глаз и сверкнул им в сторону Хандскио.
— Ты как ни в чем не бывало похваляешься, что жил с дикой кошкой-вандалкой, и обижаешься, когда бедолага Олаф обвиняет тебя в любви к кротким овечкам.
— А может, она шведка была, — увильнул Хандскио.
— Короче, ты лежишь голый, как грудной ребеночек, а мы поем тебе и этому Гренделю колыбельную, — повторил задачу Виглаф. — Тебе наша песня нравится, ему нет, и он приходит высказаться о нашем исполнении.
— Так я это представляю, во всяком случае, — подтвердил Беовульф.
— Ну, все слышали? — обратился Виглаф к команде. — Давайте споем, ребята.
Тринадцать гаутов все еще смотрели недоуменно.
— Поем! — крикнул Виглаф.
— И веселее, — добавил Беовульф. — Сдуiой. И погромче.
— Чтоб молот Тора заглушить. — Виглаф прокашлялся, отхаркнулся. — Я, в общем, запеваю.
Беовульф закрыл глаза в третий раз и поудобнее устроился на жестких досках. Сразу явился перед ним незваным гостем образ королевы Вальхтеов, ее молочная кожа и золотые волосы, заносчивая величавость королевы и небрежная девичья краса.
«Что бы Виглаф сказал о моей сосредоточенности?»— подумал он. Песня уже зазвучала, кошмарные вирши Хандскио о том, как дюжина дебелых девиц, пригласив к себе в гости дюжину доблестных танов, осрамила их, обманула и опозорила, лишила денег и достоинства. Варварская разухабистая мелодия сотрясала воздух и стены, и Беовульф понадеялся, что Виглаф был уверен в его сосредоточенности на предстоящем сражении.
Олаф допевал первый куплет, по крайней мере не заикаясь при пении, таны подхватыпали один за другим, перевирая и добавляя слова, ухая и гикая.