Берег динозавров — Кейт Лаумер читать онлайн бесплатно

Кейт ЛаумерБерег Динозавров

Империум

Миры империума

Глава I

Я остановился перед лавкой с небольшой деревянной вывеской, болтавшейся на вделанном в каменную стену кованом кронштейне. Вывеска была почерневшей, c выведенной готической вязью надписью «Антиквариат»; под воздействием ночного ветра она раскачивалась со скрипом из стороны в сторону. Чуть ниже стальная решетка венчала пыльную витрину с пожелтевшими гравюрами, офортами и литографиями.

Некоторые из домов, изображенных на этих картинках, казались знакомыми, но все они были показаны стоящими в открытом поле либо на высоких холмах, громоздящихся над заполненной парусниками бухтой. Дамы на картинах имели большие колоколообразные юбки и шляпы с лентами. Они держали в руках изящные зонтики; тут же красовались экипажи, запряженные стройными скакунами.

Но меня интересовали не эти картины, ни расположенное сбоку потускневшее зеркало в массивной золоченой раме; мое внимание было привлечено к мужчине, отражение которого я видел в пожелтевшем стекле — смуглому мужчине в туго подпоясанном реглане, длина которого была на добрых шесть дюймов больше, чем нужно. Он стоял, засунув руки в карманы, и смотрел в затемненное окно в пятнадцати метрах от меня.

Он не отставал от меня весь день.

Сперва мне показалось совпадением, что я увидел его в автобусе, когда ехал из Броммы, затем в вестибюле гостиницы, где я остановился, рассматривающего афиши и, наконец, часом позже, за три столика от меня, где я плотно пообедал. Он в это время попивал кофе.

Вскоре мне пришлось отказаться от мысли о случайном стечении обстоятельств.

Прошло пять часов, а он все оставался неподалеку от меня, когда я шел по «Старому городу» Стокгольма, до сих пор сохраняемому на одном из островов в самом центре шведской столицы.

Я шел мимо обшарпанных витрин с медными подсвечниками, витиеватой серебряной посудой, пистолетами для дуэлей и ржавыми кавалерийскими саблями; все это было очень привлекательно своей необычностью сейчас, в свете полуденного солнца, после же полуночи это было печальным напоминанием о днях насилия.

Эхо моих шагов по узким затихшим улицам сливалось с эхом шагов человека позади меня. Они становились чаще, когда я шел быстрее, и совсем исчезали, когда я останавливался. Теперь же этот человек глядел в темное окно и чего-то ждал. Следующий ход должен был быть за мной.

Я заблудился. Двадцать лет — большой срок, чтобы забыть извилины улиц Старого Города. Я вынул из кармана путеводитель и стал разворачивать карту на ею обложке. Руки плохо слушались меня.

Я вытянул шею, чтобы прочесть надпись на гранитной табличке, установленной на углу дома; она была едва различима — САМУЭЛГАТЕН.

Я нашел эту улицу на карте и обнаружил, что она тянется еще на три коротких квартала, заканчиваясь тупиком на Гемма Стртгатен. Подробности на карте было трудно разобрать в тусклом свете. Повертев книгу, чтобы разглядеть детали, мне удалось найти на карте еще одну улицу, отмеченную пунктиром. Название ее было ГУЛЬДСМЕНСТРАППЕН.

Я напряг память: траппен означает по шведски лестницу. Лестница ювелиров, идущая от САМУЭЛГАТЕН на улицу ХУНДГАТЕН, другую такую же узкую улочку. Похоже, что она вела к освещенной площади перед дворцом: вероятно, это был единственный выход для меня. Я сунул книжку в карман и двинулся небрежно к лестнице в надежде, что перед входом на нее не окажется закрытых ворот.

Моя тень мгновение выждала, а затем последовала за мной. Поскольку походка у меня очень быстрая, я понемногу стал отрываться от своего преследователя.

Он же, казалось, вообще не спешил. Я прошел мимо нескольких лавочек с обитыми железом дверьми и стертыми каменными порогами и затем увидел, что следующим проемом шла открытая арка с выщербленными гранитными ступенями, круто поднимающимися вверх.

Я приостановился, а затем нырнул под арку. Как только я свернул, то как можно быстрее ринулся вверх.

Семь, восемь прыжков, и вот я на самом верху. Стремглав бросаюсь в высокий проем. Весьма вероятно, что я выскочил с верхней площадки еще до того, как мой смуглолицый преследователь достиг подножья лестницы. Я стоял и прислушивался.

Сначала мне был слышен скрип ботинок, затем учащенное дыхание со стороны лестницы, в нескольких метрах от меня. Я ждал, стараясь дышать как можно тише широко раскрытым ртом.

Шаги стихли. Самое правильное со стороны моего неслышимого противника было бы мгновенно оценить ситуацию — где я мог бы спрятаться, исходя из предположения, что далеко убежать я не мог! Скоро он должен будет вернуться к этому месту.

Я рискнул выглянуть. Он шел быстро, резко поворачивая голову из стороны в сторону, шел спиной ко мне.

Я снял туфли и, не раздумывая, выскочил из проема. В три прыжка я оказался на лестнице и исчез из виду незнакомца прежде, чем он остановился и оглянулся назад. Я ринулся вниз, перемахивая сразу через три ступеньки, и был уже на полпути к спасению, когда моя левая нога скользнула по валявшемуся на ступеньке камешку и я, потеряв равновесие, рухнул к подножию лестницы.

Сначала я ударился о булыжники мостовой плечом, затем головой. Я перекувырнулся и вскочил на ноги. В голове звенело. Я вцепился в стену у подножия лестницы, и в это время началась боль. Боль, от которой я обезумел.

На лестнице послышались шаги, и я весь напрягся, чтобы прыгнуть на незнакомца, как только он появится. Перед самой аркой шаги стали нерешительными, затем из-за стены высунулась смуглая, круглая голова с длинными волосами. Я развернулся и ударил — но промахнулся.

Он метнулся на улицу и повернулся ко мне лицом, неуклюже роясь в пальто. Я понял, что он пытается вынуть пистолет и ударил его в грудь. На этот раз мне посчастливилось больше — рука моя наткнулась на что-то твердое и я с удовольствием услышал, как он в отчаянии ловит воздух.

Я надеялся, что теперь ему не лучше, чем мне. Однако ему все же удалось высунуть руку из кармана и он отпрянул назад, держа возле рта какой-то предмет.

— Где это ты, черт побери? — крикнул он хрипло, глядя на меня.

У него был какой-то странный акцент. Я понял, что штуковина, которую он вынул из кармана пальто и поднес ко рту, была микрофоном.

— …выходи, надоело все это… — продолжал говорить в микрофон незнакомец, отступая, но не отрывая от меня глаз.

Я прислонился к стене; боль резко уменьшила мою агрессивность. Вокруг никого не было. Ботинки незнакомца мягко ступали по булыжникам, мои же валялись посреди улицы, где я упустил их во время падения.

Сзади послышался неожиданный звук. Я быстро обернулся и увидел, что узкая улочка почти полностью перегорожена огромным фургоном. Я облегченно вздохнул. Сейчас прибудет помощь.

Двое людей выпрыгнули из машины, не колеблясь подскочили ко мне, взяли за руки и препроводили к заднему торцу фургона. На них была одинаковая белая форма, оба не проронили ни слова.

— У меня все в порядке, парни, — начал я. — Заберите-ка побыстрее вон того человека.

И только теперь я понял, что он идет рядом, возбужденно разговаривая с человеком в белом, и что меня взяли за руки не для того, чтобы помочь, а для того, чтобы задержать. Я уперся пятками и попытался вырваться. И внезапно мне пришло на ум, что цвет формы стокгольмских полицейских отнюдь не белый.

Но теперь все это уже не имело значения. Один из моих похитителей отстегнул что-то вроде баллончика от аэрозоли и направил мне в лицо.

Что-то брызнуло мне в глаза, и я почувствовал, как ноги подо мной подкосились.

Глава II

Что меня раздражало, так это скрип. Я безуспешно пытался несколько раз уснуть, прежде чем мое сознание отступило перед реальностью.

Я лежал на спине с закрытыми глазами, не представляя себе, где я нахожусь. Вспоминался страшный сон, в котором меня преследовали, затем я стал осознавать боль в плече и голове. Глаза мои открылись и я увидел, что лежу на койке у стены небольшого кабинета.

Скрип исходил со стороны письменного стола, за которым что-то писал подвижный человек в белой форме. Вокруг слышалось слабое гудение, создававшее чувство движения.

Я привстал. Тотчас же человек за столом поднял взгляд, встал и подошел ко мне. Он подтащил к койке стул и уселся.

— Пожалуйста, не тревожьтесь, — сказал он с характерным акцентом. — Я шеф-капитан Винтер. От вас просто требуется помощь в передаче мне некоторых сведений. После чего вас переведут в комфортабельное помещение.

Все это он сказал вяло и безжизненно, как будто говорить ему это приходилось уже много раз прежде. Затем он впервые взглянул мне прямо в лицо.

— Я должен извиниться перед вами за грубость, с которой обращались с вами. Это не входило в мои намерения, поверьте мне. Однако, — тон его изменился, — вы должны извинить оперативника: он не был осведомлен.

Шеф-капитан Винтер открыл записную книжку и откинулся на спинку стула с карандашом в руке.

— Где вы родились, мистер Байард?

Они, должно быть, рылись в моих карманах, раз им уже известно мое имя.

— Кто ты такой, черт вас побери? — зло выпалил я.

Шеф-капитан поднял бровь. Его форма была безукоризненной, на груди сверкали украшенные бриллиантами ордена.

— Конечно, в настоящее время вы еще не вполне оправились от потрясения, полученного при вашем задержании, мистер Байард. Но вам все объяснят в надлежащее время. Я — имперское должностное лицо, наделенное полномочиями допрашивать интернированных лиц, — он ободряюще улыбнулся. — Пожалуйста, назовите место вашего рождения.

Я ничего не сказал. У меня не возникло желания отвечать ни на один вопрос.

У меня самого их было слишком много. Я никак не мог определить, что за акцент у этого типа. Определенно, он был англичанином, но я никак не мог определить из какой части Британии.

Я взглянул на ордена. Большинство из них были мне незнакомы, но я различил яркую ленту Креста Виктории, с тремя пальмами, украшенными самоцветами. Что-то в этом шеф-капитане было в высшей степени фальшивым.

— Не упрямьтесь, старина, — резко сказал Винтер. — Я вам советую согласиться сотрудничать с нами. Это поможет вам избавиться от изрядных неприятностей.

Я мрачно взглянул на него.

— Меня преследуют, хватают, лишают сознания, держат в каком-то неизвестном помещении, да еще, вдобавок, роются в личной жизни — все это уже само по себе чертовски неприятно. Так что не утруждайте себя, Винтер, высокими материями. Я не буду отвечать ни на один из ваших вопросов.

Сунув руку в карман, я не обнаружил там паспорта.

— Так как вы уже забрали у меня паспорт, то, наверное, уже знаете, что я — американский дипломат, а это означает, что моя личность обладает дипломатической неприкосновенностью в отношении любой формы ареста, задержания, допроса и тому подобное, что вы нарушили. Поэтому я немедленно покину вас, как только вы вернете мне все вещи, в том числе и ботинки.

Лицо Винтера стало жестким. Но все же я мог увидеть, что мое заявление не произвело на капитана особого впечатления. Он сделал знак и двое, которых я раньше не видел, оказались передо мной. Они были покрупнее Винтера.

— Мистер Байард, вы обязаны ответить на мои вопросы. Не забудьте, что если это будет необходимо, вас принудят к этому. Итак, начнем с установления места вашего рождения.

— Вы найдете его в моем паспорте, — сказал я и взглянул на двух помощников капитана.

Игнорировать их можно было бы столь же, как и пару бульдозеров в спальне. Похоже, необходимо было сменить тактику. Буду играть в их игру в надежде, что они слегка расслабятся. Вот тогда-то я и попытаюсь вырваться.

Один из них, по сигналу Винтера, передал капитану мой паспорт со стола, который тот внимательно просмотрел, сделал несколько пометок в записной книжке и отдал мне.

— Благодарю вас, мистер Байард, — сказал он приятным голосом. — Теперь давайте займемся частностями. Где вы учились в школе?

Теперь я хотел бы, чтобы у него сложилось впечатление, что меня очень ободряет этот приятный тон. Я должен показать, что раскаиваюсь в своей прежней резкости. Правда, такая резкая перемена моего настроения должна несколько уменьшить правдоподобность моей нынешней готовности к сотрудничеству. Хотя, в общем-то, Винтер, наверное, привык к своей работе и к лицам, которые были в угнетенном состоянии.

Через несколько минут он махнул рукой своим вышибалам, и они молча вышли из комнаты.

Винтер перешел к теме международных отношений и его политике, и, казалось, был очарован моими банальными ответами.

Я попытался пару раз спросить его, почему необходимо столь тщательно расспрашивать меня о вещах широко известных, но каждый раз меня твердо направляли только к ответам на предложенные вопросы.

Шеф-капитан основательно проэкзаменовал по географии и новой истории, особенно интересуясь периодом с 1879 по 1910 годы, а затем перешел к списку исторических лиц.

Я должен был по очереди рассказывать все, что знаю о каждом из них. О большинстве я никогда ничего не слышал, некоторые не играли сколько-нибудь значительной роли в истории. Капитан попросил рассказать о двух итальянцах: Копини и Максони, и был неописуемо удивлен, что я ничего не знаю о них. Многие из моих ответов прямо-таки приводили его в восторг.

— Нивен — актер? — спросил он недоверчиво. — А вы ничего не слыхали о Крэйне Тальботе?

А когда я описал ему роль Черчилля в недавних событиях, он хохотал до упаду.

Через сорок минут такой односторонней дискуссии раздался звонок и еще один человек в форме вошел в комнату, поставил большую коробку на угол стола и вышел. Винтер не обратил на это никакого внимания.

Винтер отвернулся и открыл небольшой сейф позади стола. Я выбросил руку, выхватил из коробки пистолет и сунул его в карман. Одновременно с этим сел на стул.

Прошло еще двадцать минут.

— Кто в настоящее время монарх Англо-Германии? — спросил Винтер.

— Из кого состоит королевская семья, возраст детей?

— Каков статус вице-королевства Индии?

— Объясните государственное устройство доминионов Австралии, Северная Америка, Земля Кэбота?

Вопросы повергли меня в страх. Их автор должен быть безумным!

Было почти невозможно увязать искаженные упоминания о политических несуществующих единицах и институциях с реальностями нашего мира. Я старался отвечать как можно ближе к фактам. Винтера, казалось, тем не менее, нисколько не тревожила моя ревизия его искаженных версий событий международной жизни.

Наконец Винтер встал, подошел к столу и жестом предложил мне сесть рядом с собой. Пододвигая стул, я взглянул на содержимое коробки на столе.

Я увидел журналы, какую-то свернутую ткань, монеты и рукоятку пистолета, торчащую из-под номера журнала «Всемирный Альманах».

Винтер повернулся ко мне, держа в руках голубую стеклянную бутылку.

— Теперь пропустим по маленькой и я попытаюсь рассеять некоторые ваши вполне оправданные сомнения, мастер Байард, — сказал он добродушно. — Что вы хотели бы узнать?

Я не обратил ни малейшего внимания на бутылку.

— Где я?

— В городе Стокгольм, Швеция.

— Мы, кажется, движемся. Это что, автофургон, с кабинетом внутри?

— Это аппарат для перемещений, а вовсе не автофургон.

— Почему меня схватили?

— Извините, но я могу сказать вам только то, что вы были доставлены сюда по особому приказу высокопоставленного лица Имперской Службы Безопасности.

Капитан задумчиво взглянул на меня.

— Для меня это был очень необычный приказ, — добавил он.

— Похищение безвредного лица само по себе является необычным делом, — усмехнулся я.

Винтер нахмурился.

— Вы являетесь предметом официальной операции Имперской Разведки. Никаких гонений на вас не последует!

— Что это за штука — Имперская Разведка?

— Мистер Байард, — сказал Винтер, наклонившись вперед. — Вам придется сейчас многое уразуметь. Первое — это то, что правительства, которые вы привыкли расценивать как высшую суверенную власть, должны фактически рассматриваться подчиненными Империума, Верховному Правительству, на чьей службе я и состою!

— Вы — мошенник, Винтер, — без эмоций констатировал я.

Винтер ощетинился.

— Я не мошенник, а шеф-капитан Имперской Разведки!

— Как вы называете аппарат, в котором мы сейчас находимся?

— Это… вооруженный разведчик, мы называем его шаттлом. База базирования его находится в Стокгольме 0–0.

— Мне это ни о чем не говорит, Винтер. Что это — корабль, автомобиль, самолет…?

— Ничего общего, мистер Байард.

— Хорошо. Я подойду с другой стороны. В какой среде мы перемещаемся — в воде, в воздухе…?

Винтер смутился.

— Честно говоря, я не знаю.

Теперь я увидел, что необходимо еще раз изменить угол атаки.

— Куда мы направляемся?

— В настоящее время мы действуем вдоль координат 0–0-0, 0–0-6 и 0–0-2.

— ??? Какова наша цель? Какова конечная цель нашего путешествия?

— Стокгольм 0–0. После чего вас, очевидно, переведут в Лондон 0–0 для дальнейшей обработки.

— Что за вездесущие нули? Вы имеете в виду Лондон в Англии?

— Лондон, на который вы ссылаетесь, это Лондон В-1-три.

— В чем, разница?

— Лондон 0–0 — столица Империума, охватывающего основную часть цивилизованного мира — Северную Европу, Западное полушарие и Австралию.

Я изменил тему.

— Почему вы меня похитили?

— Насколько я знаю, это обычный арест с целью допроса.

— Вы намерены после этого допроса освободить меня?

— Да.

— Я попаду домой?

— Нет.

— А куда?

— Не могу сейчас сказать. Думаю, это будет один из нескольких пунктов сосредоточения.

— Еще один вопрос, — сказал я, вытаскивая пистолет и целясь в третий орден на груди капитана. — Вы знаете, что это такое? Ну-ка, держите руки на виду. Пожалуй, будет лучше, если вы подниметесь и станете вот здесь.

Винтер встал и направился к указанному месту. Никогда прежде мне не приходилось целиться в безоружного, но в данный момент я не колебался.

— Расскажите-ка мне обо всем этом, — приказал я.

— Но ведь я ответил на каждый ваш вопрос. — Винтер нервно покусывал губы.

— И ничего не сказали!

Винтер недоуменно посмотрел на меня.

Я щелкнул предохранителем.

— Даю вам пять секунд. Одни… два…

— Хорошо, — поспешно откликнулся шеф-капитан, — Не трудитесь. Я попытаюсь рассказать вам обо всем более понятно.

Он заколебался.

— Вы были отобраны нашим правительством. А чтобы добыть вас, пришлось изрядно попотеть. Как я уже объяснял, — Винтер, казалось, любил разглагольствовать на эту тему, — пожалуй, я не говорил вам, что отбор образцов в этом регионе чрезвычайно ограничен. Как вы можете видеть, ваш континуум занимает небольшое пространство, одну из очень небольших изолированных линий в обширном пораженном регионе. Вся конфигурация этого района ненормальна, а это создает большую опасность при маневрировании. Здесь мы потеряли немало хороших людей, прежде чем научились справляться с возникающими проблемами.

— Я полагаю, что все только что сказанное вами, правда. Но это звучит для меня как бессмыслица. Что вы, например, подразумеваете под словами «отбор образцов?».

— Не возражаете, если я закурю? — спросил Винтер.

Я вынул из коробки на столе длинную коричневую сигарету, зажег ее и протянул офицеру.

— Отбором образцов называется сбор отдельных лиц или предметов, характерных для линии В-№,— сказал он, выпуская изо рта клубы дыма. — Сейчас наша разведка занята составлением карты вашего района. Это захватывающая работа, старина. Добывать находки с теоретической проработкой, разрабатывать точные калибровочные устройства, инструменты и тому подобное. Мы только начали открывать потенциальные возможности разработки Сети. Чтобы собрать максимум информации за короткое время, мы пришли к выводу, что целесообразно отбирать отдельных лиц для допроса. Таким способом мы получаем относительно быстро общую картину конфигурации Сети в различных направлениях. В вашем случае, мистер Байард, мне надлежало войти в зону Блайта (кстати, мы называем эту зону еще Зоной Трущоб или Зоной Поражения), проследовать в замкнутый пункт Три и взять под стражу человека по имени Брайан Байард. Дипломата, представляющего в данных обстоятельствах американскую республику.

Винтер говорил это с определенным энтузиазмом. Расслабившись, он показался мне довольно молодым.

— Я горжусь, старина, что именно меня избрали провести подобную операцию в Зоне Блайта. Поверьте, что это было довольно захватывающее зрелище. Конечно, действовать в Сети для меня не в диковинку. И раньше я действовал на таком удалении от Империума, где почти не существовало ни малейших аналогий. Но В-1-три! Это ведь практически Империум, но с достаточным количеством отклонений, которые прямо поражают ваше воображение. И хотя Империум и В-1-три очень близки, пустыня зоны Поражения вокруг вашего мира показывает, как ужасающе близко к краю пропасти мы находились в недалеком прошлом.

— Хорошо. С меня достаточно, — прервал я своего охранника. — Возможно, вы просто безвредный чудак. А сейчас я должен вас покинуть.

— Это совершенно невозможно, — спокойно заметил Винтер. — Мы сейчас находимся в самом центре Зоны Бланта.

— Что это за Зона? Вы, кажется, называете ее еще Зоной Поражения? — спросил я, продолжая разговор только для того, чтобы осмотреться и выбрать для побега нужную дверь.

Их было три. Я остановил свое внимание на той, через которую еще никто не выходил и стал двигаться к ней.

— Поражение — это регион полнейшего разрушения, Зона радиации и хаоса, — начал объяснять Винтер. — Здесь полный набор A-линии, в котором планета Земля не существует, где автоматические камеры ничего не фиксируют, кроме обширного кольца из обломков на орбите. Набор A-линии, где Земля представляет собой мир, состоящий из шлака, с разбросанными вкраплениями чахлых джунглей, населенных пораженными радиацией мутантными формами. Поверьте мне, старина, это очень ужасно. Вы можете всю ночь размахивать передо мной пистолетом, но ничего больше не добьетесь. Через несколько часов мы прибудем в Ноль-Ноль. А до тех пор я порекомендовал бы вам хорошенько отдохнуть.

Я попробовал дверь, но она оказалась замкнутой.

— Где ключ?

— Ключа нет. Дверь откроется автоматически на базе.

Я подошел к одной из двух оставшихся дверей, к той, откуда вышел человек с коробкой. Я открыл дверь и выглянул наружу. Гудение здесь было громче и в конце короткого узкого коридора я увидел, как я считал, отделение водителя.

Отчетливо просматривалась его спина.

— Винтер, подойдите-ка сюда и идите впереди меня, — приказал я капитану.

— Да не будьте же вы полнейшим ослом, дружище, — раздраженно выкрикнул Винтер. Он демонстративно отвернулся к своему столу. Я поднял пистолет. Прогрохотал выстрел, и Винтер отпрыгнул от стола с простреленной рукой. Он бросился на меня, впервые по-настоящему высказав свой испуг.

— Вы безумец, сэр, — зарычал он. — Я же сказал вам, что вокруг нас Зона Поражения.

Я следил за ним и в то же время наблюдал за человеком, который, сидя за пультом управления, ежесекундно оглядывался на меня через плечо, не переставая в то же время что-то лихорадочно крутить одной рукой.

— Остановите эту машину или следующим выстрелом я убью вас, — приказал я ему.

Винтер был бледен. Он судорожно сглатывал слюну.

— Я клянусь вам, мистер Байард, что это совершенно невозможно. Вы не имеете ни малейшего представления о том, что предлагаете. Можете убить меня сколько хотите, но я никогда не подтвержу ваш приказ об остановке шаттла.

Теперь я понял, что нахожусь в руках опасного лунатика. Я поверил Винтеру, когда он сказал, что скорее умрет, чем остановит этот автобус — или черт знает что еще. И все же, несмотря на угрозу, я не смог бы хладнокровно пристрелить его. Я обернулся и сделал три шага по коридору. Наставив пистолет на человека, сидящего перед пультом, я сказал:

— Отключите машину.

Человек оторвал свой взгляд от пульта и посмотрел на меня. Это был один из тех двоих, что стояли возле меня, когда я пришел в себя в кабинете Винтера. Ничего не сказав, он отвернулся и продолжал крутить какую-то рукоятку на панели перед собой. Я поднял пистолет и спокойно выстрелил в приборную панель. Человек подпрыгнул в кресле от неожиданности, но затем, вскочив, бросился закрывать пульт управления своим телом.

— Прекратите сейчас же, болван вы паршивый! — закричал он. — Мы можем погибнуть. Я вам сейчас попытаюсь объяснить.

— Уже пробовали, — засмеялся я, — но не сработало. Убирайся-ка лучше с дороги, приятель. Так или иначе, но я остановлю этот фургон.

Я встал, чтобы видеть одновременно обоих похитителей. При звуке моего выстрела в дверях появился скрюченный Винтер с белым лицом.

— Дойль, у вас все в порядке? — спросил он, не обращая внимания на мою решительную речь.

Дойль отодвинулся от пульта, повернулся ко мне спиной и начала проверять приборы. Он щелкнул каким-то тумблером, выругался и обернулся к Винтеру.

— Коммуникатор вышел из строя, — сказал он. — Но процесс продолжается.

Теперь заколебался я. Эти двое были по-настоящему испуганы мыслью об остановке.

На меня и мой грохочущий пистолет они обращали внимание не больше, чем на ребенка с водяным пистолетом. В сравнении с остановкой, пуля, по-видимому, была для них легким укусом.

Теперь стало ясно также, что это не автофургон. В отделении водителя приборов было больше, чем на пульте авиалайнера. Окон не было. Одна за другой мысли стали возникать в моем мозгу. Космический корабль??? Машина времени???

Куда же это меня занесло???

— Ну что ж, Винтер, — наконец смог вымолвить я, — давайте заключим перемирие. Я даю вам пять минут на удовлетворительное объяснение — докажите, что вы не беглецы из палаты умалишенных и скажите мне, как вы собираетесь высадить меня там же, где схватили? Если вы не сможете или не захотите сотрудничать со мной, я сейчас же изрешечу пулями эту панель и любого, кто будет стоять перед нею.

— Хорошо, — кивнул головой Винтер. — Клянусь, что сделаю все, что смогу, только одного прошу — уходите из кабины управления!

— Я останусь именно здесь и не собираюсь пускать в ход пистолет, если только вы не дадите повода для этого, ну, хотя бы нелепыми россказнями.

Винтер вытер пот со лба.

— Вы, мистер Байард, находитесь сейчас в кабине шаттла, машины-разведчика, который действует в Сети. Под Сетью мы имеем в виду комплекс альтернативных линий, которые составляют матрицу всей одновременной реальности. Иными словами, это матрица параллельных миров. Наш привод — генератор Максони-Копини, который создает силу, действующую на то, что можно было бы назвать перпендикуляром к нормальной энтропии. Фактически, я плохо разбираюсь в физических принципах этого механизма — я не техник…

Я посмотрел на часы. Винтер понял мою мысль.

— Империум — это правительство линии А-ноль-ноль, где было сделано это открытие. Генератор чрезвычайно сложен в конструкции и всегда есть тысяча способов причинить вред тем, кто работает с ним, если допустить ошибку. Исходя из факта, что каждая A-линия из тысяч параметров системы Ноль-Ноль является сценой самой ужасной бойни, мы предположили, что наша линия — единственная, которой удалось овладеть контролем над силой, вырабатываемой генератором Максони-Копини. Мы проводим наши операции по всему сектору А-пространства, лежащего снаружи от Зоны Блайта, как мы называем этот сектор разрушения. Саму Зону Блайта или Зону Поражения мы до этого избегали.

Винтер обмотал носовой платок вокруг кровоточащей руки и продолжил свое повествование.

— Ваша линия, или мир, мистер Байард, известна под названием В-1-три — одно из двух известных нам исключений, находящихся в Зоне Поражения. Эти линии, ваша и еще одна лежат на некотором удалении от линии Ноль-Ноль. Ваша чуть ближе, чем В-1-два. Ваш мир был открыт всего около месяца назад и совсем недавно пришло подтверждение его безопасности. Вся исследовательская работа в Зоне Поражения была выполнена управляемыми автоматическими разведчиками. Почему меня выбрали, чтобы арестовать вас, я не знаю. Но поверьте мне, если вам удастся серьезно повредить этот шаттл, вы низвергнете нас в тождество с А-линией, которая может быть не более, чем кольцом радиоактивной пыли вокруг Солнца, или же мы сольемся с гигантской мутировавшей массой лишайника. Мы не можем сейчас останавливаться по какой-либо причине, пока не достигнем безопасной области.

Я слова взглянул на часы.

— Четыре минуты уже прошли, — сказал я. — То, что вы только что рассказали мне, может быть простой болтовней, а поэтому давайте доказательства.

Винтер облизал пересохшие губы.

— Дойль, — обратился он к своему напарнику. — Достаньте разведснимки этого района. Мы сделали их во время пути, — обратился он уже ко мне.

Дойль открыл отделение под панелью и вынул большой красный конверт. Он передал его мне, а я — Винтеру.

— Откройте конверт, — сказал я. — Посмотрим, что там у вас.

Винтер немного повозился, затем высыпал на стол кучу глянцевых карточек. Взяв одну из них, он передал ее мне.

— Все эти фото были сделаны из абсолютно одних и тех же пространственно-временных координат, что и те, которые занимал разведчик. Единственно, что отличается — это координаты Сети.

На фотографии были изображены многочисленные скальные обломки, висящие на фоне туманной мглы, с несколькими яркими точками, пробивающимися через это облако пыли. Я не знал, что это должно было представлять.

Винтер передал мне еще одну фотографию. Здесь было то же самое, что и на первой. Аналогичное изображение красовалось и на третьем фото, с той только добавочной деталью, что один осколок скалы имел гладкую поверхность с узкими линиями на ней.

Винтер постарался развеять мое недоумение.

— Масштаб здесь не такой, как кажется. Этот страшный ломоть не что иное, как часть земной коры на расстоянии в тридцать километров от камеры. Линии, их там кажется две, это — дороги.

Я смотрел, не веря своим глазам. Мое сознание всколыхнулось от мысли, что, возможно, Винтер рассказывал мне сущую правду.

Капитан протянул мне еще один снимок. На нем было снято темное пространство, покрытое буграми, видимое только благодаря сумрачному мерцанию света, отраженного неровностями поверхности в направлении луны — бриллиантового диска на черном небе.

Следующий снимок был наполовину затемнен какой-то массой, попавшей в объектив слишком близко и поэтому нерезкой. Сзади, огромное распростертое тело, бесформенное, необъятное лежало наполовину погребенное в зарослях стелющихся растений. Я с ужасом смотрел на крохотную головку, напоминающую коровью, которая бесполезно свисала с этого горообразного создания. На некотором удалении от головы из туши выступал напоминающий ногу придаток со свисающим копытом.

— Да, — сказал Винтер. — Это корова. Вернее, корова-мутант, у которой больше нет никаких ограничений в росте. Сейчас это обширная культура клеток, абсорбирующая питание прямо из зарослей. У всех этих мутаций растет гора плоти. Рудиментарная головка и вырастающие иногда конечности для этой туши совершенно бесполезны.

Я вернул снимки. Мне было не по себе.

— Достаточно, — выдавил я. — Ваша взяла. Давайте выпутываться из этого.

Засовывая пистолет в карман, я подумал о пулевом отверстии в панели управления и вздрогнул.

Вернувшись в кабинет, я присел у стола. Винтер снова заговорил.

— Да, приятель… не очень-то приятно узнать это все так, сразу…

Офицер продолжал говорить, а я попытался обобщить его фрагментарные сведения в одну связную картину. Необъятная паутина линий, каждая из которых представляет собой вполне законченную вселенную, каждая чуть-чуть отличная от всех других. Где-то вдоль одной из линий, в каком-то из миров было изобретено устройство, позволяющее пересекать эти линии. Что ж, может быть, так оно и есть. При таком количестве параллельных миров где-то может случиться что угодно.

— А как же насчет других А-линий? — спросил я, поразмыслив. — Если миров так много, ведь должно же быть такое место, где это самое открытие было тоже сделано, и где имеется только одно какое-нибудь маловажное отличие. Я имею в виду отличие от вашего мира. Почему вся вселенная не кишит такими устройствами, постоянно сталкивающимися друг с другом?

— Наши ученые серьезно занимаются этим вопросом, дружище, и пока они не могут дать определенного ответа. Тем не менее, кое-что установлено. Во-первых, конструкция генератора Максони-Копини фантастически сложна в исполнении, как я уже объяснял. Малейший промах в первоначальных экспериментах — и мы бы закончили свой путь так же, как те миры, фотографии которых вы успели уже лицезреть. По-видимому, вероятность изобретения этого привода фантастически мала — и, тем не менее, мы его сделали, и теперь мы умеем и управлять им.

Что же касается очень близких линий, то теория как будто показывает, что не существует физического разделения между линиями; те из них, которые микроскопически близки друг к другу, по существу сливаются и смешиваются между собой. Это трудно объяснить непосвященному человеку. Один мир фактически переходит в другой совершенно случайно. По существу, природа бесконечности такова, что, кажется, должно существовать бесконечное число близких линий, по которым мы непрестанно перемещаемся. Обычно здесь нет видимых отличий. Мы не замечаем их примерно так же, как не замечаем того, что движемся из одной временной точки в другую в процессе нормального возрастания энтропии.

Увидев, как я озадаченно нахмурился, Винтер добавил:

— Линии движутся обоими способами, вы должны знать, в бесконечном количестве направлений. Если бы мы могли переместиться точно назад вдоль какой-либо A-линии, мы могли бы путешествовать в прошлое.

Но это не получается, так как два тела не могут занимать одно и то же пространство и все такое… Принцип Максони позволяет перемещаться таким путем, который, по мнению наших ученых, расположен под прямым углом к нормальному течению событий. С его помощью мы могли действовать на всех 360-ти градусах, но всегда на том же самом уровне энтропии, с которого мы начали. Таким образом мы прибудем в Стокгольм 0–0 в тот же самый момент, когда отправлялись из мира В-1-три.

Винтер рассмеялся.

— Эта деталь стала причиной непонимания и взаимных обвинений при производстве первых испытаний.

— Значит, мы непрерывно слоняемся по различным вселенным, даже не осознавая этого, — сказал я скептически.

— Необязательно любой из нас, и не все время, — усмехнулся Винтер. — Но эмоциональные потрясения, возможно, сопровождаются эффектом перемещения. Но, конечно, нам очень трудно заметить разницу между двумя смежными линиями, если она заключается во взаимном расположении двух песчинок или даже двух атомов внутри песчинок. Но иногда люди замечают некоторые несоответствия. Вероятно, вы сами замечали некоторые крохотные несоответствия в какой-то определенный промежуток времени. Исчезновение некоторых предметов, некоторые внезапные изменения характеров людей, хорошо вам знакомых, ложные воспоминания прошлых событий. Вселенная не такая уж жесткая в каких-то навсегда установленных рамках, как мы думали раньше.

— Вы ужасно правдоподобны, капитан, — сказал я. — Считайте, что я поверил вашему рассказу. А сейчас я хотел бы послушать ваш рассказ об этом фургоне или как вы его там называете.

— Вы находитесь в небольшой передвижной машине, шаттле, которая смонтирована на самодвижущемся шасси. Шаттл может перемещаться по ровным участкам земли или мостовой, а также по спокойной водной поверхности. Это дает нам возможности маневрировать в пространстве на собственной земле, так сказать, избегая опасности пытаться проводить наземные операции в незнакомом районе.

— А где остальные люди вашей группы? Должно быть не меньше трех.

— Они все на своих местах, — кивнул Винтер. — Здесь есть еще одна небольшая комната, в которой находятся механизмы привода. Она расположена впереди кабины управления.

— А для чего это? — я указал на коробку, лежащую на столе, из которой я взял пистолет.

Винтер быстро взглянул на нее, а затем с сожалением сказал:

— Так вот откуда у вас оружие. Я терялся в догадках, так как сам вас обыскивал, когда изымал документы. Проклятая небрежность Дойля, вот чертов охотник за сувенирами. Я велел давать мне все на рассмотрение, прежде чем привозить это в наш мир. Так что, я полагаю, тут и моя вина.

Он осторожно прикоснулся к своей раненной руке.

— Не надо слишком сокрушаться. Я достаточно умный парень, — сказал я, — но не очень храбрый. По сути дела, я до смерти боюсь того, что мне уготовано по прибытии на место назначения.

— С вами будут хорошо обращаться, — заверил меня Винтер.

Я не стал спорить. Может быть, когда мы прибудем, я смогу сделать еще одну попытку к бегству, используя пистолет. Однако, это направление мысли было не очень обнадеживающим. А что мне делать потом? В этом Империуме Винтера?

Что мне нужно, так это обратный билет домой! Я подумал о родной земле, как о мире В-1-три и понял, что начинаю принимать теорию Винтера.

Подойдя к столу, я сделал большой глоток из голубой бутылки.

— Почему мы не взрываемся, когда пересекаем какую-нибудь из этих опустошенных линий, или не сгораем, пересекая горячие миры? — спросил я внезапно. — Предположим, что мы вздумали бы выглянуть наружу, где вы фотографировали обломки скал.

— Мы не засиживаемся ни в одном из этих миров слишком долго, приятель, — пояснил Винтер. — На каждой из этих линий мы находимся бесконечно малый промежуток времени. Следовательно, у нас нет возможности на физический контакт с окружающей обстановкой.

— А как же вы тогда фотографируете и используете свои коммуникаторы?

— Камеры остаются внутри поля. Снимок по существу является смещением экспозиций на всех линиях, которые мы пересекаем в момент съемки. Эти линии едва отличаются друг от друга, конечно, и поэтому снимки совершенно отчетливы. Наши же коммуникаторы используют что-то вроде генератора волн, распространяющего передачу.

— Винтер, — сказал я, — все это чрезвычайно интересно, но у меня складывается впечатление, что вы невысоко цените людей как таковых. Я думаю, что вы, возможно, планируете использовать меня в каком-то нужном вам эксперименте, а затем выбросить; зашвырнете в одну из этих груд космического лома, которые показывали на снимках. И эта бурда в голубой бутылке совсем не утешает меня настолько, чтобы вышибить мысли из моей головы.

— Боже упаси, приятель, — Винтер резко выпрямился. — Ничего подобного! Мы далеко не проклятые варвары. Я заверяю вас в этом! Поскольку вы являетесь объектом государственных интересов Империума, вы можете быть уверены, что с вами будут обращаться гуманно и с должным почтением.

— Мне не поправились ваши слова о пункте сосредоточения. Это звучит для меня как заключение в тюрьму.

— Совсем нет, — замотал головой Винтер. — Имеется весьма большое количество весьма приятных А-линий вне пределов Поражения, которые либо полностью необитаемы, либо заселены народами с недостаточным уровнем технического развития. Любой может избрать наиболее близкий для себя технологический или культурный уровень, где бы ему понравилось жить. Все лица, задержанные для допроса, самым тщательным образом обеспечены: их снабжают всем необходимым для проживания с комфортом всю оставшуюся жизнь.

— Высаживают на необитаемом острове или оставляют в деревне дикарей? Вам, знаете ли, не кажется, что это не слишком веселая перспектива для меня? А, капитан? Вы знаете, что я думаю? Нет? Так вот, я хотел бы попасть домой!

Винтер интригующе улыбнулся.

— Что бы вы сказали, если б вас снабдили состоянием в твердой валюте, ну, хотя бы, в золоте, и поместили в общество, очень сильно напоминающее, например, английское семнадцатого века с тем дополнительным преимуществом, что у вас было бы электричество, множество современных книг, запас необходимых вещей, в общем, все по вашему усмотрению, для того, чтобы с удовольствием прожить всю оставшуюся часть вашей жизни? Вы должны помнить, что в вашем распоряжении все ресурсы вселенной!

— Мне бы больше хотелось, чтобы я имел чуть больше выбора, — вставил я, — Предположим, что мы продолжим путь, раз мы вышли из Зоны Поражения. Вы могли бы привести эту машину назад в тот мир, откуда меня выдернули? Помните, что я могу заставить вас силой!

— Послушайте, Байард, — нетерпеливо сказал Винтер. — У вас есть пистолет. Очень хорошо. Застрелите меня. Застрелите всех нас. Чего вы этим добьетесь? Управлять этой машиной вы все равно не сможете, для этого необходимо иметь огромные навыки и технические знания. Органы управления сейчас настроены на автоматическое возвращение в исходный пункт. Запомните, что ПОЛИТИКА ИМПЕРИУМА запрещает возвращать какое-либо лицо в тот мир, откуда оно было взято. Единственное, что вам остается, это сотрудничать с нами, и примите мои заверения как офицера Империума, что с вами будут обращаться с подобающим уважением.

Я посмотрел на пистолет.

— В кинокартинах, — сказал я, — парень с дубиной всегда добивается своего! Но вас, кажется, не очень-то тревожит, пристрелю я вас или нет?

Офицер улыбнулся.

— Если отбросить в сторону то, что вы сделали несколько глотков коньяка из моей бутылки, и, вероятно, не прострелили обшивку шаттла вашим идиотским выстрелом из этого пистолета, который вы до сих пор держите в руке, заверяю вас…

— Ну что ж, поверю, — сказал я и швырнул пистолет на стол. Потом сел и откинулся на спинку стула. — Разбудите меня, когда будем у цели, старина. Я хотел бы привести свое лицо в порядок.

Винтер захохотал.

— Вот теперь вы поступаете разумно, приятель. Мне было бы чертовски неприятно предупреждать персонал базы о том, что вы размахиваете в машине заряженным пистолетом.

ГЛАВА III

Я проснулся от толчка. Шея болела ужасающе, не лучше было и с остальным телом, стоило только пошевелиться. Со стоном я опустил ноги со стола и сел ровно. Что-то было не так. Винтера не было в комнате, гудения машины не было слышно. Я подпрыгнул.

— Винтер! — закричал я. Перед глазами возникла картина, как меня высаживают на одном из этих похожих на ад миров. В этот момент я понял, что до этого не столько боялся попасть в этот загадочный Ноль-Ноль, сколько я боялся того, что не попаду туда.

Винтер открыл дверь и заглянул в комнату.

— Я сию минуту буду с вами, мистер Байард, — успокоил он меня. — Мы прибыли по расписанию.

Я занервничал. Бросился за пистолетом, но нигде не смог его отыскать. Он исчез. Я сказал себе, что это не хуже, чем пойти на прием к послу.

Вошли двое вышибал, за ними Винтер. Один из них открыл дверь и стал наготове рядом. За дверью я различил отблески солнца на ровной мощенной поверхности и группку людей в белой форме, глядящих в нашем направлении.

Я переступил порог и осмотрелся.

Мы были в большом помещении, напоминавшем крытый вокзал. Группка людей в белой форме стояла невдалеке и что-то ждала.

Наконец один из них вышел вперед.

— Слава Иову, Винтер, — громко сказал он. — Бы совершили это. Мы поздравляем вас, старина.

Другие из ожидавших тоже подошли к нам и собрались вокруг Винтера, задавая вопросы, и поминутно оборачиваясь в мою сторону. Никто из них не проронил со мной ни одного слова.

«Ну и черт с ним», — подумал я.

Я повернулся и начал прогуливаться, стараясь определить, где тут выход. Но здесь была только одна дверь, да и то возле нее находилась тумбочка для часового. Я взглянул на дежурного и прошел мимо.

На обратном пути я остановился возле него и медленно проговорил:

— Тебе следует получше запомнить меня, парень. Ты теперь будешь видеть меня довольно часто. Я твой новый командир… — Внимательно осмотрев часового, я опять сказал: — Нужно лучше следить за своей формой.

Повернувшись, я собирался уже покинуть изумленного часового, как в этот момент к нам подошел Винтер, тем самым положив конец тому, что должно было вскоре послужить чисто сработанному бегству.

— Но куда бы я отсюда убежал???

— Сюда, старина, — сказал капитан, обращаясь ко мне, — Нечего тут бродить. Я уполномочен отвезти вас прямо в королевскую разведку, где вы без сомнения сможете узнать гораздо больше о причинах вашего… э-э… — Винтер прочистил горло, — …визита.

— А я подумал, что это и есть Имперская Разведка, — сказал я. — И что для высокого уровня операции прием весьма скромен. Я думал, что будет оркестр или хотя бы пара фараонов с наручниками.

— Королевская Шведская Разведка, — объяснил Винтер. — Мы сейчас отправимся туда. Швеция подчинена Империуму. Там вы и встретите парней из Имперской Разведки. Что же касается приема, то мы не работаем с большой помпой, да будет вам это известно!

Винтер жестом пригласил меня в громоздкий штабной автомобиль, ожидавший нас возле ворот этого огромного зала. Он тут же рванулся вперед, ворота стремительно распахнулись и мы оказались на широком проспекте, ведущем, очевидно, к месту моего назначения.

— Я думал, что ваш шаттл движется только поперек, — заметил я, — и остается в том же месте на карте. Это место ничем не напоминает то, откуда я был взят в плен!

— Что заставило вас сделать такой вывод?

— Эта местность совсем не похожа на холмистый Старый Город.

— У вас поразительное мышление и зоркий глаз, не пропускающий кажущимися малозначительными детали, — сказал Винтер. — Мы проводим шаттл к положению перед стартом по улицам, прежде чем включаем привод. Сейчас мы в северной части города.

Наш гигантский автомобиль с ревом пронесся по мосту и закружился по длинному спуску, ведущему к кованой решетке перед массивным серым зданием из гранита. Люди, которых я видел, выглядели совсем буднично, за исключением некоторых странностей в их одежде и необычно большого количества ярких мундиров.

Часовой у железных ворот был облачен в вишневый мундир с белыми штанами. На голове у него был черный стальной шлем, увенчанный позолоченной пикой и пурпурным плюмажем. Он отсалютовал нам своим оружием коротким безобразным никелированным автоматом — и как только ворота открылись, мы проехали мимо него и остановились перед широкими дверьми из полированного, оббитого железом дуба. Медная табличка перед входом гласила:

«ИМПЕРСКОЕ УПРАВЛЕНИЕ БЕЗОПАСНОСТИ»

Я ничего не говорил, пока мы шли через великолепный беломраморный зал, пока мы ехали в просторном лифте. Мы прошли еще через один зал, пол которого был покрыт розовым гранитом, и остановились перед массивной дверью. Вокруг никого не было.

— Не волнуйтесь, мистер Байард, отвечайте искренне на все заданные вам вопросы, пользуясь теми же формами обращения, что и я, — напутствовал меня напоследок Винтер.

— Не собираюсь разваливаться на части, — заметил я, отметив про себя, что Винтер кажется очень взволнованным, открывая дверь после слабого стука.

Мы вошли в огромный, богато обставленный зал или, скорее всего, кабинет. Всю среднюю часть его занимал серый ковер, немного поодаль вокруг широкого стола сидели трое, четвертый сидел несколько отдельно от них.

Винтер затворил дверь, пересек кабинет (я плелся за ним), стал по стойке «смирно» в трех шагах от стола и отдал честь.

— Сэр, шеф-капитан Винтер приказание выполнил, — сказал он сдержанно.

— Очень хорошо, Винтер, — сказал человек, сидящий в общей группе.

Винтер опустил руку и повернулся к человеку, который сидел отдельно.

Тот наклонил голову вниз и прикрыл глаза.

Винтер радостно улыбнулся и повернулся к остальным.

— Ваше превосходительство, — сказал он, низко склонившись перед одним из сидевших.

— Главный инспектор, приветствую вас, — сказал он, здороваясь со вторым, а третьего весьма тучного мужнину со смешным лицом назвал просто «сэр».

Человек за столом внимательно рассматривал меня во время этого обмена приветствиями.

— Садитесь, пожалуйста, мистер Байард, — сказал он приятным голосом, указывая на пустой стул прямо перед столом. Винтер продолжал стоять по стойке «смирно».

Человек посмотрел на него.

— Вольно, шеф-капитан, — сказал он и снова повернулся ко мне.

— Я надеюсь, что то, что вас привели сюда, не вызовет у вас чрезмерного предубеждения против нас, мистер Байард, — сказал он. У него было длинное, мрачное лицо с тяжелым подбородком.

— Меня зовут генерал Бернадотт, — продолжал он. — Эти джентльмены — Фрейхорр фон Рихтгофен, Главный инспектор Бейл и мистер Беринг.

Я кивнул им.

Бейл был худым широкоплечим мужчиной с маленькой лысой головкой. На лице его застыло неодобрительное выражение.

Бернадотт продолжал:

— Прежде всего, мне хочется заверить вас, что наше решение привести вас сюда было отнюдь не легким. Я знаю, что у вас много вопросов. Заверяю вас, что на все из них будет дан исчерпывающий ответ. Скажу вам честно, что мы вызвали вас сюда для того, чтобы воспользоваться вашей помощью.

Вот к этому я не был готов. Я не представлял, что ждет меня, но то, что столько высокопоставленных лиц просят у меня помощи, лишило меня дара речи.

— Замечательно, — прокомментировал тучный гражданин, которого звали мистер Беринг. Я вспомнил портрет гитлеровского главнокомандующего военно-воздушными силами.

Теперь я твердо был уверен, что Винтер говорил мне сущую правду. И это подтверждалось увиденным — в этом мире были настоящие двойники или аналоги людей моего собственного мира.

— Многофазная реальность, конечно, при внезапной встрече с ней может кого угодно привести в замешательство, — заметил генерал. — Особенно человека, всю жизнь прожившего в своем собственном тесном мире. Для тех же из нас, кто вырос с этим зрением, она кажется единственно естественной и соответствующей принципам множественности и пространственного континуума. Мысль об однолинейной причинно-следственной последовательности является концепцией искусственного ограничения сверхупрощения действительности. И причиной тому — человеческий эгоцентризм.

Остальные четверо слушали столь же внимательно, как и я. Хотя старик говорил очень тихо, слышно его было отлично — в кабинет почти не проникал шум уличного движения.

— Насколько мы преуспели в изучении мира В-1-три, откуда вы родом, позволило нам выяснить, что линии развития наших миров имеют общую историю где-то до 1790 года. Еще одно столетие они оставались тождественными в большинстве деталей. И только после этого началось резкое развитие разграничения.

Здесь, в нашем мире, два итальянских ученых, Джулио Максони и Карло Копини, в 1893 году сделали основополагающее открытие, которое после нескольких лет исследований реализовали в устройстве, которое дало возможность перемещаться по собственному желанию в широком диапазоне того, что мы называем Альтернативными линиями или A-линиями. Копини погиб в самом начале испытаний, и Максони решил, что настало время предложить их изобретение правительству Италии. Но он получил резкий отказ.

После нескольких лет травли со стороны итальянской прессы, которая безжалостно высмеивала его, Максони уехал в Англию и предложил свое изобретение британскому правительству. После длительного и очень осторожного периода переговоров сделка все-таки состоялась. Максони получил титул, поместья и миллион фунтов золотом. С этих пор Британское Правительство стало единственным обладателем важнейшего в истории человечества изобретения после открытия колеса. Колесо дало человеку господство над поверхностью своего мира, принцип Максони передал в его распоряжение всю Вселенную!

В глубокой тишине было слышно только слабое поскрипывание кожи моего кресла, так как я не мог слушать все это спокойно, не шевелясь.

Наконец генерал откинулся назад на спинку кресла и, глубоко вздохнув, улыбнулся.

— Надеюсь, что не слишком ошеломил вас, мистер Байард, избытком исторических подробностей.

— Нет, нет, — поспешно сказал я. — Все это было очень интересно.

Генерал кивнул головой и продолжал:

— Как раз в это время Британское правительство вело переговоры с Германским Имперским Правительством о заключении взаимно выгодных торговых соглашений с целью избежать братоубийственной войны, которая тогда казалась неизбежной, не будь произведен раздел соответствующих сфер влияния.

Приобретение бумаг Максони придало весьма заманчивый аспект сложившейся ситуации. Совершенно правомерно чувствуя, что теперь у них более благоприятная исходная позиция, британцы предложили объединение двух империй в нынешний Англо-Германский Империум с Ганноверско-Виндзорской династией на троне. Вскоре, после объединения, договор о согласии вступить в Империум подписала Швеция и по разрешении ряда технических деталей, 1 января 1900 года возник нынешний Империум.

У меня было такое чувство, что генерал Бернадотт сильно упрощает события. Ведь как много людей было убито в ходе разрешения гораздо более мелких проблем! Однако я не стал делиться с ним этими мыслями.

— С самого начала своего существования, — продолжал генерал, — Империум провел программу исследований, составления карт и изучения А-континуума. Довольно долго исследования приносили непонятные результаты — на обширном пространстве во всех направлениях от исходной точки существует полный хаос. Снаружи этого региона, однако, существует бесконечное число линий. Эти линии, лежащие вне Поражения, все как одна представляют собой миры, в которых расхождение в общей дате истории началось лет 400 назад. Другими словами, эти миры имеют одинаковую с нашим миром историю до 1550 года. При дальнейшем перемещении дата расхождения уходит в более древние времена. В настоящее время предел наших исследований уходит примерно к одномиллионному году до новой эры.

Я не понял последнюю фразу генерала, но решил промолчать. Такое поведение, по-видимому, вполне устраивало Бернадотта.

— Но вот в 1947 году изучение фотографий, произведенных автоматическим шаттлом, выявило странную аномалию: внешне нормальный, обитаемый мир, лежащий в Зоне Блайта, иными словами, в Зоне Поражения!!! Такое отыскание этой линии заняло у нас несколько недель. В первый раз мы посетили мир, почти не отличающийся от нашего. Мир, в котором многие установления нашего мира должны быть продублированными.

Мы были преисполнены надежд на плодотворное сотрудничество между нашими мирами, но нас ждало такое горькое разочарование.

Генерал повернулся к лысому человеку, которого он представил как Главного инспектора Бейла.

— Главный инспектор, — сказал он. — Соблаговолите продолжить мой доклад.

Бейл выпрямился в кресле, сложил руки и начал:

— В сентябре 1948 года два старших агента службы Безопасности были направлены в этот мир. Они были временно возведены в ранг Министров по особым поручениям и наделены полными дипломатическими полномочиями на ведение переговоров с руководителями Национал-Демократического Союза. Эта политическая единица по сути включала в себя большую часть обитаемого мира В-1-два. Серия ужасных войн с применением радиоактивных взрывчатых веществ уничтожила наиболее цивилизованные районы этой линии.

Европа вся лежит в развалинах. Мы установили, что штаб-квартира НДС размещается в Северной Африке, и в качестве ядра выступает прежняя французская колониальная администрация. Руководит всем бывший солдат, который утвердил себя пожизненным диктатором уцелевшей части мира. Его армия состоит из подразделений всех прежних воюющих сторон и держится только на мародерстве и обещаниях высоких постов в новом общество, основанием на грубой силе.

Наши агенты вошли в контакт с одним из высших военных, назвавшим себя генерал-полковником Янгом. Он командовал толпой оборванных головорезов в пестрых гимнастерках. Наши агенты попросили его препроводить их в резиденцию диктатора. Янг приказал своим молодцам взять их в плен и бросить в тюрьму, где они были избиты до бесчувствия, несмотря на наличие дипломатических паспортов и верительных грамот.

Тем не менее, после этой ужасной экзекуции Янг отправил их на допрос к диктатору. Во время допроса диктатор вытащил пистолет и прострелил одному из моих парней голову, убив его на месте. Когда же не удалось заставить и второго агента добровольно сотрудничать с диктатором, без предварительного признания его аккредитованным посланником Имперского Правительства, требующим наказания и соответствующего обращения в духе международных соглашений, его вернули в руки опытных палачей.

Под пыткой агент наговорил более чем достаточно такого, чтобы убедить следователей в своей безумности. Его освободили, но только для того, чтобы дать ему умереть от голода и нанесенных ран.

Нам удалось отыскать его и вырвать из этого мира, но он все же умер, успев только рассказать о случившемся.

Я пока что воздерживался от комментариев. Все это звучало гадко, но у меня не было никакого восхищения и перед методами, применявшимися Империумом по отношению ко мне.

Генерал наконец подвел итог:

— Мы решили не предпринимать карательных акций и просто оставили этот несчастный мир в изоляции. Однако около года назад произошло событие, которое показало, что такая политика более непригодна. Манфред, я прошу вас взять на себя следующую часть изложения.

— Подразделения нашей Службы Надзора Сети, — начал Рихтгофен, — внезапно обнаружили активность в одном из пунктов линии на некотором удалении от 0–0. Все это происходило в секторе 92. На случай такого обстоятельства мы были начеку с самого начала, когда только начали разрабатывать Сеть. Тяжеловооруженный объект неизвестного происхождения материализовался в одном из наиболее ценных нами промышленных миров, входящих в группу миров, с которыми ведем мы торговлю с оборотом во много миллиардов фунтов. Материализация произошла в густо населенном районе. Из объекта был выпущен сильнодействующий газ и сотни людей были убиты. После этого появились захватчики в масках, общим числом один-два взвода, и начался грабеж одежды и драгоценностей с тел, разгром магазинов — оргия безответственного разрушения. Наш разведчик СПС появился через несколько часов после ухода агрессора. Шаттл подвергся массированному нападению со стороны справедливо восставших жителей, пока ему не удалось доказать, что это аппарат Империума.

Рихтгофен нахмурился.

— Спасательную операцию проводил я лично. Неизвестными было убито более четырех сотен невинных людей, пожаром были разрушены дорогостоящие производственные мощности, выведены из строя исследовательские центры, население было полностью деморализовано. Это было для всех нас очень печальным зрелищем.

— Как видите, мистер Байард, — сказал Бернадотт, — мы почти беспомощны в деле защиты наших друзей от набегов. И хотя нами разработаны чрезвычайно чувствительные приборы обнаружения МК (Максони — Копини) поля, трудность состоит в практической невозможности своевременного достижения атакованного места. Само перемещение не требует времени, но точное определение необходимой линии среди множества других — чрезвычайно тонкая задача. Наши устройства позволяют это сделать, но только после весьма близкого приближения в режиме ручного управления.

— После этого, с очень небольшими перерывами, — продолжил опять Рихтгофен, — наши дружественные миры подверглись еще семи подобным рейдам. Затем обстановка изменилась. Рейдеры незнакомцев стали появляться в большом количестве, причем это были аппараты с большой грузоподъемностью. Кроме того, стали практиковаться облавы на молодых девушек. Стало очевидно, что возникла серьезная угроза миру среди А-линий.

В конце концов нам посчастливилось обнаружить поле рейдера в непосредственной близости от одного из наших вооруженных шаттлов. Он быстро настроился на сходящийся курс и материализовался через двадцать минут после начала нападения. Командир шаттла огнем из крупнокалиберного орудия тотчас же разнес на куски аппарат пиратов. Несмотря на то, что команда была деморализована потерей своего корабля, сопротивлялась она тем не менее почти до последнего человека. Нам удалось захватить в плен для допроса всего лишь двоих.

Интересно, подумал я, насколько отличаются методы Империума от соответствующих методов диктатора мира В-1-два, но спросить об этом не решился. Да и зачем, если это обнаружится весьма скоро.

— От пленников мы узнали гораздо больше, чем ожидали. Эффективность пиратских набегов зависела от неожиданности нападения и быстроты бегства. Было установлено, что в набегах участвуют не более, чем четыре аппарата. На каждом из них может находиться около полусотни пиратов. Пленники хвастливо заявили нам, что у них есть сокрушительное оружие и оно будет применено для возмездия! Из слов пленников можно было заключить, что МК — привод появился у них совсем недавно и что им совершенно неизвестна ни конфигурация Сети, ни бесконечное разветвление одновременной реальности.

Казалось, пленники думают, что их друзья отыщут нашу базу и без затруднений уничтожат ее. Кроме того, они весьма смутно представляли размеры и характер поражения. Они упомянули об исчезновении нескольких своих аппаратов в этом районе. Оказалось также, к счастью для нас, что у них есть лишь самые элементарные средства обнаружения, и что управление их аппаратами в высшей степени ненадежно. Но наиболее важной информацией было установление происхождения захватчиков.

Рихтгофен сделал паузу для создания драматического эффекта.

— Это был все тот же несчастный наш близнец, мир В-1-два.

— Каким-то образом, — снова заговорил Бернадотт, — несмотря на хаотическое состояние общества и последствия разрушительных войн, они преуспели в создании устройств, более примитивных, чем те, с которых мы начинали почти шестьдесят лет назад.

Следующий ход неприятеля оказался ошеломляюще неожиданным. То ли благодаря удивительно быстрому развитию науки, то ли благодаря чудовищному упорству и слепой удаче, одному из разведчиков удалось обнаружить линию 0–0 самого Империума. Аппарат материализовался в нашем континууме в окрестностях города Берлин, одной из королевских столиц.

Команда, видимо, была подготовлена к этому посещению. Она установила какое-то необычное устройство на самом верху ажурной мачты, которую поставили посреди пустыря, и сейчас же отчалили. Где-то в пределах трех минут, насколько мы были в состоянии определить, устройство взорвалось с невообразимой силой. Площадь абсолютного опустошения составила более квадратной мили; число погибших исчислялось тысячами. До сих пор эта местность остается отравленной какой-то формой радиации, исходящей из сожженного грунта. Жизнь в этом районе больше невозможна.

Я кивнул.

— Догадываюсь, что это такое.

— Да, — кивнул генерал. — Нечто подобное есть в вашем мире, не так ли?

Я сделал вид, что вопрос этот чисто риторический и поэтому промолчал.

Бернадотт продолжил:

— Какими бы грубыми не были их методы и аппаратура, им удалось все-таки щегольнуть своей силой перед Империумом. Сейчас это только вопрос времени — если удастся разработать адекватные средства управления шаттлами и надежные устройства обнаружения, то для нас возникнет проблема столкнуться лицом к лицу с полчищами оборванных, но хорошо обученных солдат, вооруженных наводящими ужас радиевыми бомбами, посредством которых они уничтожили свою собственную культуру. Вот тогда-то они и набросятся на нас!

С этой возможностью нельзя не считаться, и поэтому мы занялись тщательной подготовкой. По всей вероятности, имеется два возможных варианта, но каждый в равной степени нежелателен. Либо мы ждем последующих атак и тем временем укрепляем нашу оборону, кстати говоря, весьма сомнительного качества по сравнению с фантастическим оружием врагов, либо мы сами организуем нападение и отправляем огромную армию вторжения в мир В-1-два. Проблемы снабжения, перевозки, организации тыла и в том, и в другом случае будут невообразимо сложными.

Итак, я узнал кое-что об Империуме. Во-первых, у них не было атомной бомбы. И нет научной концепции энергии атома. Их рассуждения о характере войны против организованной армии, вооруженной ядерным оружием, наглядное свидетельство этому. Кроме того, у них не было жестоких уроков наших тотальных войн — и поэтому отсутствует всякий военный опыт. Они наивны, даже отсталы в некоторых вопросах военной теории. Их образ мышления более характерен для европейцев XIX века, чем для представителей современного цивилизованного мира.

— Около месяца назад, мистер Байард, — Бейл снова принял эстафету, — появился еще один новый фактор, предоставляющий нам третью возможность встречи с противником. В самом сердце Зоны Поражения, на совсем близком расстоянии от мира В-1-два и даже более близком к нам, чем этот мир, мы обнаружили еще один уцелевший мир. Это был ваш мир, мистер Байард, который мы назвали В-1-три.

В течение семидесяти двух часов сотни тщательно обученных агентов были размещены в определенно подобранных пунктах мира В-1-три. Мы были преисполнены решимости избежать грубых ошибок, как это было с миром В-1-два. Слишком велика была ставка. По мере поступления информации выяснилось, что все агенты сумели благополучно внедриться в различные области политической и общественной жизни различных государств вновь открытого мира. Сведения от агентов немедленно поступали в Генеральный Штаб и Чрезвычайный Имперский Комитет. Главной задачей последнего было как можно с большей точностью установить календарные соответствия как между мирами В-1-два и В-1-три, так и Империумом. Необычайная трудность этой задачи усугублялась как поразительно большим количеством параллельных аналогичных событий и лиц, так и некоторыми фантастическими расхождениями.

Неделю назад было объявлено, что с вероятностью 98 % можно считать, что ваш мир, мистер Байард, В-1-три, имеет одинаковую историю с миром В-1-два до 1911 года. Как раз в это время мой коллега из германской разведки, мистер Беринг, сделал великолепное предложение. Меры, предложенные им, были немедленно одобрены. Всем агентам было предложено немедленно прекратить свои исследования и сосредоточить усилия на отыскании следов… — Бейл взглянул на меня, — на отыскании следов мистера Байарда!

Они доподлинно знали, что я был готов буквально взорваться от распиравшего меня любопытства, и поэтому внимательно следили за моей реакцией. Я остался спокоен и просто выжидательно посмотрел на Бейла. Тот поджал губы. Видно, я чертовски не нравился ему.

— Мы напали на след в записях выпускников университета… — Бейл хмуро посмотрел на меня, — …название которого напоминает мне чем-то алюминиевый сплав.

Должно быть, этот Генеральный Инспектор кончал в свое время Оксфорд, подумал я. А вслух сказал:

— Вы, наверное, имеете в виду «Иллинойс»?

— Во всяком случае, — продолжал Бейл, — проследить ваш дальнейший жизненный путь было сравнительно просто — военная служба, дипломатический корпус. Наш человек упустил только ваше участие в миссии во Вьетнаме.

— Не в миссии, а в Генеральном Консульстве, — поправил я его.

Бейла, кажется, несколько раздосадовало мое замечание. И я был рад этому. Он также ничуть не нравился мне!

— Позавчера вы получили новую работу в Стокгольме. Там вас уже ждал наш человек. Он не упускал вас из виду, пока не прибыл аппарат. Остальное вы уже знаете.

Наступила тишина. Я заерзал в кресле, переводя взгляд с одного лишенного выражения лица на другое.

— Хорошо, — сказал я. — Предполагается, что сейчас я должен кое-что у вас спросить. Не буду оттягивать ваши надежды. Почему искали именно меня?

Несколько колеблясь, генерал Бернадотт открыл ящик стола и вынул оттуда плоский предмет, завернутый в коричневую бумагу. Затем он снова заговорил, одновременно с этим снимая бумагу с предмета.

— У меня здесь портрет диктатора мира В-1-два в парадной форме. Один из двух предметов, которые нам удалось получить из этого несчастного мира. Копии этого портрета развешены повсюду.

Он протянул портрет мне. Это была литография весьма низкого качества, цветная, на которой был изображен человек в мундире, грудь которого до самого края фотографии была покрыта орденами. Под портретом красовалась надпись:

«Его Превосходительство, Герцог Алжира, Верховный Главнокомандующий, Генерал-Маршал Брайан Первый, Байард, Диктатор».

Лицо на портрете было МОИМ!

Глава IV

Я долго смотрел на этот парадный портрет. Вряд ли это была подделка, я чувствовал себя сбитым с толку. Это было непостижимо.

— Теперь вы можете понять, мистер Байард, почему вас доставили сюда, — сказал генерал, когда я вернул фото. — Вы наш приятный Козырной туз. Но только в том случае, если вы согласитесь помочь нам добровольно.

И снова он обратился к Рихтгофену.

— Манфред, будьте добры, обрисуйте мистеру Байарду наш план.

Рихтгофен прочистил горло.

— Весьма возможно, — сказал он, — что мы могли бы избавиться от диктатора Байарда, разбомбив его резиденцию. Но это, однако, создало бы только временную передышку. Появился бы новый лидер и… Кстати, передышка была бы очень короткой, поверьте мне, организация врагов сильна. Вполне возможно, что передышка не наступила бы — атаки вполне могли бы продолжаться, как и ранее. Кроме того, мы еще не готовы производить массированные нападения.

Нет! Для достижения наших целей было бы намного лучше, если бы Байард продолжал оставаться руководителем Национал-Демократического Союза — но, чтобы был под нашим контролем.

Здесь он намеренно обернулся в мою сторону.

Специально оборудованный шаттл, управляемый наиболее опытными техниками, мог бы высадить одного человека в пределах жилого помещения, занимающего верхний этаж дворца диктатора в Алжире. Мы уверены, что решительный человек, проникший таким способом во дворец и вооруженный наилучшим стрелковым оружием — из того, чем мы располагаем в настоящее время — сумел бы определить местонахождение спальни диктатора, проникнуть в нее, убить негодяя и каким-то образом, сейчас еще не знаем, избавиться от его тела.

Будь этот человек вами, мистер Байард, после десятидневной усиленной подготовки и с небольшим сетевым коммуникатором, мы уверены, что вы смогли бы без подозрений заменить мертвеца и править как абсолютный диктатор двадцатью миллионами бойцов Байарда.

— Но неужели у вас нет моего двойника? Я имею в виду, в вашем мире, в Империуме?

Бернадотт покачал головой.

— Ваш двойник в нашем мире умер еще будучи ребенком. Из вашей семьи здесь остался только троюродный брат, ближе никого нет.

Присутствующие смотрели на меня. У меня возникло чувство, что все они ждут от меня, что я поступлю торжественно и скромно в ответ на предложенную честь стать грудью за отечество и даже умереть за него. Но они не предусмотрели того, что моя Родина не Здесь. Меня похитили и силой препроводили сюда. Да к тому же я никак не мог представить себя в роли убийцы — и в особенности, какая абсурдная мысль, убийцы самого себя. Мне даже было не по себе от одной мысли, что меня оставят одного в банде висельников.

Я был готов высказать все это в совершенно определенных и недвусмысленных определениях, когда взгляд мой упал на Бейла. На лице его играла надменная презрительная полуухмылка, и мне стало ясно, что именно этого он и ожидает от меня. Его презрение ко мне было очевидным. Я чувствовал, что он думает обо мне как о человеке, который может только много говорить, а за душой у него нет ничего, кроме трусости. Я уже было открыл рот, чтобы заговорить, но насмешливое выражение на лице инспектора заставило меня сказать совсем другое. Я сказал слова, которые должны были дать мне возможность оттянуть окончательное решение.

— А что после того, как я стану во главе мира В-1-два, что тогда? — спросил я.

— Через коммуникатор вы будете находиться в постоянном контакте с Имперской Разведкой, — живо отозвался Рихтгофен, — вы будете получать подробнейшие инструкции на каждый дальнейший ваш шаг. Нам хотелось бы разоружить В-1-два за полгода. После этого вас возвратят сюда.

— Разве меня нельзя вернуть домой?

— Мистер Байард, — серьезно сказал Бернадотт, — Вы уже никогда не сможете вернуться в ваш мир. Империум предлагает вам любое вознаграждение, которое вы только пожелаете, но только не это. Последствия раскрытия существования Империума в вашем мире настолько серьезны, что абсолютно исключают малейшие рассмотрения такой возможности. Однако….

Взгляды присутствующих обратились к генералу. Он выглядел так, как будто то, что он собирался сейчас сказать, имело очень большое значение.

— Чрезвычайный Комитет уполномочил меня, — сказал он торжественно, — предложить вам офицерский чин в ранге генерал-майора, мистер Байард. Если вы примете мое предложение, вашим первым поручителем в этом будет дело, о котором мы сейчас ведем речь.

Бернадотт протянул мне через стол большой лист пергамента.

— Вам следует знать, мистер Байард, что Империум не присваивает званий, особенно таких, как генерал-майор, без чрезвычайных на то оснований.

— Это будет очень необычное звание, — сказал, улыбаясь Беринг. — Такого звания нет в войсках Империума. Так же, как и званий генерал-лейтенант, генерал-полковник; вы будете единственным в своем роде среди людей Империума.

— Мы приняли это звание из вооруженных сил вашего мира в знак нашего особого уважения к вам, мистер Байард, — сказал Бернадотт.

Я слушал и смотрел на причудливый лист бумаги, Империум хорошо приготовился заплатить за выполнение столь необходимой для него работы. ВСЕ, ЧТО Я ЗАХОЧУ! И несомненно, они думают, что странный вид моего лица объясняется жадностью от одной только мысли о двух генеральских звездах. Что ж, пусть так и думают. Я не намерен больше ничего сообщать им такого, что могло бы быть использовано против меня.

— Я обдумаю ваше предложение, — сказал я.

Вот теперь Бейл выглядел смущенным. Сначала он ожидал, что я наотрез откажусь, теперь же он считал, что я буду приведен в замешательство тем, что мне предложили. Ну и пусть остается со своими заботами об этом. Бейл как-то надоел мне.

Бернадотт несколько замешкался.

— Я собираюсь совершить беспрецедентный поступок, мистер Байард, — сказал он. — Пока что, на данный момент, по своей личной инициативе, я, как глава государства присваиваю вам звание полковника королевской армии Швеции безо всяких предварительных условий. Я делаю это в знак того, чтобы показать мою личную уверенность в вас, а также для многих теоретических целей.

Он встал и сочувственно улыбнулся, как будто по будучи уверенным в моей реакции на его предложение.

— Поздравляю вас, полковник, — сказал он, протягивая руку.

Я тоже поднялся. Все остальные уже стояли.

— В вашем распоряжении двадцать четыре часа на принятие решения, полковник, — сказал Бернадотт. — Я препоручаю опеку над вами с этого момента графу фон Рихтгофену и мистеру Берингу.

Рихтгофен обернулся к Винтеру, который все еще молча стоял рядом.

— Не присоединитесь ли вы к нам, шеф-капитан? — спросил он.

— С удовольствием, — ответил Винтер, щелкнув каблуками и наклонив голову.

Как только мы вышли в зал для приемов, Винтер повернулся ко мне и дружески похлопал по плечу.

— Поздравляю вас, старина. Вы здорово вели себя перед генералом.

Казалось, что бойкость снова вернулась к нему.

Я внимательно осмотрел своего похитителя.

— Вы имеете в виду короля Густава? — спросил я.

Винтер даже замер от удивления.

— Но откуда вы знаете? — наконец спросил он. — Откуда вы, черт возьми, это знаете?

— Но, должно быть, — сказал Беринг с воодушевлением, — в его мире Бернадотт также известен, не так ли, мистер Байард?

— Совершенно верно, мистер Беринг. Сейчас вы рассеяли ореол тайны вокруг меня.

— О, мистер Байард. Я буду вам признателен, если вы будете меня называть просто Герман.

Он дружески пожал мне руку.

— Только вы должны как можно больше рассказать нам о вашем замечательном мире.

В разговор вступил Рихтгофен:

— Я предлагаю, господа, поехать в мою летнюю виллу в Дроттингхольме, отужинать там и послушать рассказ о вашем мире, мистер Байард, за парой хороших бутылок. А мы вам расскажем о своем.

Глава V

Я стоял перед продолговатым зеркалом и не без одобрения рассматривал себя. Добрых полчаса двое портных как пчелы жужжали вокруг меня, накладывая последние штрихи на творение своих рук. Я обязан был отметить, что поработали они на славу.

На мне были бриджи узкого покроя из отличного серого сукна, невысокие черные сапоги, из тщательно выделанной кожи, белая полотняная рубаха без воротника и манжетов под сюртуком голубого цвета, застегнутым по самую шею. Отороченная золотом синяя полоса шла до самого низа брюк и массивные петли золотого шпура были нашиты вокруг рукавов запястья до локтя. Черный кожаный пояс с большой квадратной пряжкой со шведским королевским крестом поддерживал украшенные драгоценными камнями ножны с находящейся внутри тонкой рапирой с орнаментированной рукояткой.

На положенном месте с левой стороны груди, к моему удивлению, были размещены с предельной тщательностью все мои награды за Вторую Мировую Войну. На погонах блестели яркие серебряные орлы полковника вооруженных сил США. На мне был полный мундир, соответствующий моему новому положению в обществе Империума.

Я был очень рад, что не позволил себе выродиться в мягкотелого слабака, столь характерного для Департамента Иностранных дел США. Размякшего и бледного от долгого пребывания в кабинетах и поздних крепких выпивок на бесконечных официальных и неофициальных дипломатических встречах. У меня сносная ширина плеч, вполне приемлемая осанка, выпирающий немного живот отнюдь не портит линии моего нового наряда. Хорошая форма позволяет мужчине выглядеть мужчиной. Для какого же беса мы обзавелись привычкой завертываться в бесформенные двубортные костюмы невзрачной расцветки и идентичного покроя?

Беринг восседал в парчовом кресле в роскошных покоях, отведенных мне Рихгофеном в своей вилле.

— Вы как будто вылеплены для того, чтобы носить военный мундир, — заметил он. — Совершенно очевидно, что в вас есть врожденная склонность к вашему новому занятию.

— Я бы не рассчитывал на это, Герман, — сказал я. Его замечание напомнило мне об обратной стороне медали. Относительно меня у Империума были зловещие планы. Что ж, это как-то устроится позже. В этот же вечер я был намерен наслаждаться жизнью.

Ужин был подан на террасе, залитой светом долгого шведского летнего заката солнца. По мере того, как мы расправлялись с фазаном, Рихтгофен объяснил мне, что в шведском обществе быть без какого-нибудь титула или звания — в высшей степени труднопреодолимое препятствие. И не потому, что у каждого должно быть какое-либо высокопоставленное положение, уверял он меня. Просто должно быть что-нибудь, чем называли бы друг друга при обращении люди — герр доктор, герр профессор, герр инженер, редактор… Мой воинский статус облегчит мне задачу вступления в мир Империума.

Вошел Винтер, неся в руках нечто напоминающее хрустальный шар.

— Ваш головной убор, сэр, — сказал он, сияя. То, что было у него в руках, оказалось стальным хромированным шлемом с гребнем вдоль верхушки и позолоченным плюмажем.

— Боже праведный, — изумился я, — уж не переборщили ли вы здесь?

Я взял шлем: он был легкий как перышко. Подошел портной, водрузил шлем на мою голову и вручил пару кожаных перчаток.

— Вы должны их иметь, старина, — сказал Винтер, заметив мое удивление. — Вы же драгун!

— Вот теперь вы само совершенство, — удовлетворенно сказал Беринг. На нем был темно-синий мундир с черной оторочкой и белыми знаками различия. У него был представительный, но отнюдь не чрезмерный набор орденов и медалей.

Мы покинули мои апартаменты и спустились в рабочий кабинет на первом этаже. Винтер, я обратил внимание, сменил свою белую форму на бледно-желтый парадный мундир, богато украшенный серебряными позументами.

Через несколько минут сюда спустился и Рихтгофен, его одеяние представляло из себя нечто вроде фрачной пары с длинными фалдами приблизительно… конца девятнадцатого века. На голове у него красовался белый берет.

Я чувствовал себя превосходно и с удовольствием взглянул еще раз на свое отражение в зеркале.

Дворецкий в ливрее распахнул перед нами стеклянную дверь и мы спустились по лестнице к поданному нам автомобилю. На этот раз это был просторные желтый фаэтон с опущенным верхом. Мягкие кожаные желтью сидения полностью гасили тряску.

Вечер был великолепный. В небе светила бриллиантовая луна, изредка заслоняемая высокими облаками. В отдалении мерцали огни города. У автомобиля был очень мягкий ход, а двигатель работал так тихо, что был отчетливо слышен шелест ветра в ветвях деревьев, окаймляющих дорогу.

Беринг догадался взять с собой небольшую флягу, и когда мы подкатили к массивным стальным воротам летнего дворца, мы успели несколько раз приложиться к ней. Цветные прожектора освещали сад и толпы людей, заполнивших террасы в южном и западном крыльях здания. Мы вышли из автомобиля у гигантского вестибюля и прошли в зал для приемов, мимо множества гостей.

Свет из массивных хрустальных бра искрился на вечерних платьях и мундирах, до блеска отполированных ботинках, шелках, парче и бархате. Осанистый мужчина в малиновом костюме склонился перед прелестной блондинкой в белом. Стройный, затянутый в черное, юноша с бело-золотым поясом, сопровождал леди в зеленом с золотым отливом платье в танцевальный зал. Смех и разговоры тонули в звуках вальса, струящихся неизвестно откуда.

— Все отлично, — рассмеялся я, — но только, где же чаша с пуншем?

Я не часто позволяю себе надраться, но когда уж решусь, то не признаю полумер. Я чувствовал себя великим и хотел, чтобы это чувство не покидало меня. В этот момент я не чувствовал ни ссадин после падения, ни напрочь позабытого мной негодования из-за того, что меня так бесцеремонно схватили. А завтрашний день меня нисколько не волновал. Чего мне не хотелось, так это увидеть кислую физиономию Бейла.

Вокруг меня все говорили, о чем-то с пылом спрашивая меня, знакомились. Я обнаружил, что один из гостей, с которым я разговорился, не кто иной, как Дуглас Фербенкс-старший. Он был плотным пожилым мужчиной в морском мундире. Я повстречал графов, герцогов, высших военных, о которых не слыхал ранее, нескольких принцев и, наконец, невысокого широкоплечего мужчину с сильно загорелым лицом и такой усталой улыбкой, как будто ему хотелось послать всех к чертям. В этом мужчине я в конце концов узнал сына Императора.

Я важно прошелся возле него несколько раз, словно у меня в кармане было не меньше миллиона долларов, и кроме того, некоторое легкое опьянение позволило мне потерять обычно присущую мне тактичность. Все это позволило мне в конце концов завязать с ним разговор.

— Принц Вильям, — начал я. — Мне сказали, что династия Ганновер-Виндзор правит в этом мире. Там, откуда я родом, все мужчины как Ганноверского дома, так и Виндзорского — высокие, очень худые и хмурые.

Принц улыбнулся.

— А здесь, полковник, была установлена линия поведения, положившая конец этой несчастливой ситуации. Конституция требует, чтобы наследники-мужчины женились на женщинах из народа. Это делает жизнь наследника не только намного более приятной — ведь выбор красавиц из народа очень большой, но и поддерживает жизнеспособность династии. А время от времени при этом случайно появляются счастливые коротышки, как я.

Толпа все дальше влекла меня, я говорил, ел бутерброд, пил все подряд, начиная с водки и кончая пивом. И, конечно же, танцевал со всеми обворожительными девушками. В первый раз в моей жизни десять лет посольской толкотни оказались мне полезными. Печальный опыт, добытый еще недельными ночными бдениями, когда я стоял с рюмкой в руке от захода солнца до полуночи, накачивая представителей других дипломатических миссий, которые в свою очередь думали, что накачивают меня, позволил мне пить не напиваясь.

Но все же я решил выйти на свежий воздух, на темную галерею, глядящую в сад. Я облокотился на массивный каменный парапет, взглянул на звезды и стал ждать, пока не уляжется негромкий звон у меня в голове.

Я снял белые перчатки, которые, как посоветовал Рихтгофен, я должен был оставить при себе, отдавая швейцару шлем, и расстегнул верхнюю пуговицу своего тугого мундира.

Ночной бриз легким потоком струился над темными газонами, донося запах цветов. Позади меня оркестр играл в ритме, очень напоминающем ритмы вальсов Штрауса.

— Старею, — подумал я, — а, возможно, просто устал.

— Неужели у вас есть причины для усталости, полковник? — раздался за спиной у меня спокойный женский голос, как будто отгадавший мой мысли.

Я повернулся.

— А, это вы, — сказал я. — Очень рад. Лучше уж быть виновным в том, что думаешь вслух, чем в том, что слышишь воображаемые голоса.

Я попытался сфокусировать глаза. У нее были рыжие волосы и бледно-розовое платье.

— Да, да, я очень рад, — добавил я, — Мне нравятся золотоволосые красавицы, которые возникают ниоткуда.

— Совсем из ниоткуда, полковник, — засмеялась девушка, — Я пришла оттуда, где так жарко и людно.

Она негромко говорила по-английски, и ее явно выраженный шведский акцент превращал банальные фразы в очаровательную болтовню.

— Что да, то да, — согласился я. — Эти люди заставили меня выпить чуть больше, чем следовало бы, и поэтому я вышел сюда освежиться.

Мне доставляло удовольствие мое красноречие со столь восхитительной молодой дамой.

— Отец сказал мне, что вы родились не в Империуме, полковник, — сказала она. — И что вы из мира, который точно такой же, как наш, и в то же время совсем другой. Было бы интересно побольше узнать о вашем мире.

— Боюсь, вам там бы не понравилось. Мы очень серьезно относимся к себе и придумываем искуснейшие извинения, делая друг другу всевозможные пакости…

Я мотнул головой. Мне совсем не нравился такой поворот беседы.

— Смотрите, — сказал я, — ведь я без перчаток. А без них я начинаю вести подобный разговор.

Я снова натянул перчатки.

— А теперь, — сказал я высокопарно, — могу ли я позволить себе удовольствие пригласить вас на танец?

Прошло добрых полчаса, прежде чем мы прекратили это прелестное занятие, чтобы заглянуть в зал со спиртным.

Оркестр как раз снова заиграл вальс, когда сокрушительный взрыв потряс пол и высокие стеклянные двери в восточной части танцевального зала были сметены с петель. Сквозь тучу пыли, последовавшей за взрывом, в помещение ворвалась толпа в разношерстной солдатской форме. Вожак, чернобородый гигант в полинялой гимнастерке образца армии США и мешковатых бриджах вермахта, поднял рычаг сбоку от короткого автомата с диском и дал длинную очередь в самую гущу толпы. Под этим убийственным огнем падали в равной степени и мужчины и женщины, но те мужчины, кто остался на ногах, без всякого колебания бросились на атаковавших. Стоя среди камней, вырванных взрывом, заросший щетиной рыжий в короткой куртке британского солдата восемью выстрелами с бедра свалил восемь приближавшихся к нему офицеров Империума, когда он чуть отступил, чтобы сменить обойму в своем М-1, девятый проткнул ему горло усыпанной бриллиантами шпагой.

Я стоял неподвижно, держа девушку за руки. Затем начал кричать, чтобы она убегала, но спокойствие в ее глазах остановило меня. Она скорее бы с достоинством приняла смерть, чем побежала бы через груду обломков.

Рывком я вытащил свою шпагу из ножен, метнулся к стене и начал пробираться вдоль нее к пролому. Как только из клубов дыма и пыли вынырнул человек с горящими глазами, сжимая в руках дробовик, я воткнул острие шпаги ему в шею, с силой, и рывком выдернул ее прежде, чем она вылетела из моих рук. Человек споткнулся, широко раскрыл рот, задыхаясь и выпуская ружье из своих ослабевших рук. Я бросился к ружью, сгреб его, но в этот момент появился еще один нападающий с кольтом 45 калибра в левой руке. Наши взгляды встретились. Он изготовился к выстрелу, но я успел лезвием шпаги полоснуть по его руке. Выстрел пришелся в пол и пистолет вылетел из висящей как плеть руки. Вторым выпадом я заколол его.

Еще один пересек комнату, вырвавшись из облака пыли. Он держал наперевес крупнокалиберную винтовку. Двигался он медленно и неуклюже, и я заметил, что из его левой руки течет кровь. Выстрелом из ружья я изрешетил его лицо.

С момента взрыва прошло всего около двух минут, но через пролом больше никто не появлялся.

Я увидел жилистого головореза с длинными, ниспадающими на спину соломенными волосами, который совсем недалеко от меня упал на пол, чтобы сменить магазин в своем автоматическом браунинге. В два прыжка я оказался рядом с ним и двумя руками с силой вогнал острие шпаги как раз в то место, где должны были быть почки. Прощай, элегантный стиль, подумал я, но я ведь новичок.

Затем я увидел Беринга, обвившего руками высокого парня, который ругался и изо всех сил боролся за то, чтобы поднять свой исковерканный ручной пулемет. В ушах у меня раздался грохот и что-то обожгло мне затылок. Я понял, что мой прыжок просто спас мне шею. Я обежал эту пару борцов сбоку и воткнул лезвие в худые ребра негодяя. Оно стукнулось и сломалось, но нападающий обмяк, и Беринг облегченно выругался. Я не такой уж спортсмен, подумал я, но, полагаю, что винтовка против хлыста, с которым пасут свиней, кого угодно сделает ловким.

Герман отступил, презрительно сплюнул и бросился на ближайшего бандита. Моя шпага была сломана и поэтому я нагнулся и сгреб с пола автомат. Какой-то длинноногий головорез как раз защелкивал обойму в свой пистолет, когда я выпустил ему очередь прямо в живот. Я видел, как пыль взбивалась из его потрепанной шинели, когда пули летели навылет.

Я осмотрелся вокруг. Теперь уже несколько людей Империума стреляли из захваченного оружия, и остатки банды налетчиков были прижаты к разрушенной стене. Пули пронзали любого, кто пытался встать, но бандиты продолжали огрызаться, сберегая патроны и совсем не помышляли о бегстве.

Я бросился вперед, чувствуя, что здесь что-то неладно. Выстрелом из поднятой винтовки я сразил наповал бандита с окровавленным лицом, который стрелял одновременно из двух автоматических мелкокалиберных винтовок. Последним выстрелом я прихватил здоровенного карабинера. Больше патронов не было. Я поднял с полу другую винтовку, но к этому времени в живых остался лишь один громила, пытавшийся ударами одной ладони освободить заклиненный затвор своего оружия.

— Возьмите его живым! — закричал кто-то. Стрельба прекратилась и дюжина человек схватила отчаянно сопротивлявшегося налетчика.

Толпа хлынула в зал, женщины склонились над теми, кто лежал на полу. Мужчины, расслабившись, начали переговариваться друг с другом. Я подбежал к вздымающимся от сквозняка портьерам.

— Сюда, — закричал я, — снаружи…

У меня не было больше времени ни на слова, ни на то, чтобы взглянуть, кто бросился за мной. Я перепрыгнул через груду камней, выскочил на взорванную террасу, перепрыгнул перила и упал в сад. Зарывшись носом в землю, я, не чувствуя боли, тут же был на ногах. Освещенный цветными прожекторами, поперек цветника стоял огромный фургон серого цвета. Рядом с ним трое оборванных его членов экипажа тащили что-то громоздкое. На газоне стояла в ожидании того, что на нее взгромоздят эти трое, совсем небольшая тренога. В моей голове промелькнуло видение того, что сотворит атомная бомба с этим дворцом и его гостями. Я с криком бросился вперед, стреляя из винтовки. Я старался нажимать на курок как можно чаще, не заботясь, точно ли летят мои пули.

Трое зашатались и уткнулись друг в друга, упав на землю. Но тут со стороны фургона раздалась длинная пулеметная очередь, и я вынужден был залечь. Этим воспользовались те, кто тащил атомную бомбу. Вместе со своей «игрушкой» они начали отползать в сторону открытой двери фургона. Но тут один из них издал короткий вскрик и замер без движения, и я понял, что кто-то сзади меня стреляет поточнее. Еще один из них пронзительно вскрикнул, приподнялся и снова рухнул на траву. Третий прыгнул в открытую дверь и через мгновение фургон исчез, обдав меня пылью. Звук при этом был похож на хлопок при возгорании бензина.

Громоздкий предмет зловеще лежал на траве. Я был уверен, что в нем нет взрывателя, а поэтому встал и обратился к остальным:

— Не трогайте эту штуку, господа. Я уверен, что это нечто вроде атомной бомбы.

— Хорошая работа, старина, — услышал я знакомый голос. Это был Винтер — кровь просочилась на его светло-желтый сюртук. — Жаль, что мы не догадались, что эти парни устроили всю эту пальбу как отвлекающий маневр. У вас все в порядке, полковник?

— Кажется, — сказал я, едва дыша. — Давайте вернемся внутрь. Там необходимо оказать помощь раненым.

Мы шли по битому стеклу, по кускам штукатурки и щепкам, отколовшимся от рам, по упавшим портьерам. И вот наконец вошли в ярко освещенный и наполненный пылью танцевальный зал.

Мертвые и раненые лежали почти что полукругом около взломанной стены. В одной из женщин, лежащих на полу с восковым лицом, я узнал прелестную брюнетку, с которой танцевал пару танцев. Все вокруг было забрызгано кровью. Я стал поспешно разыскивать свою рыжеволосую и увидел ее на коленях возле раненого, поддерживающую его голову.

Раздался крик. Винтер и я всполошились. Один из раненых налетчиков шевельнулся, что-то кинул и навсегда затих под выстрелами. Я услышал шлепок при падении предмета, и, словно загипнотизированный, смотрел, как граната, кружась и тарахтя об пол, остановилась метрах в трех от меня, сделав еще полоборота. Я так и застыл на месте. Все, подумал я. И я так и не узнал ее имя.

Позади себя я услышал глубокий вздох. Мимо меня пронесся Винтер и швырнул свое тело вперед. Он упал, распростершись над гранатой. Раздался приглушенный взрыв и тело Винтера подскочило на полметра вверх.

Я был потрясен и зашатался от головокружения. Бедный, несчастный Винтер.

Я почувствовал как колени сами подогнулись подо мной. Пол опрокинулся на меня.

Надо мной склонилась она, лицо ее было бледным, но твердым.

Я вытянул руку и коснулся ее плеча.

— Как вас зовут?

— Мое имя? Барбро Люнден. Я думала, что мое имя вам известно.

Казалось, она глубоко изумлена. Я привстал.

— Лучше окажите помощь кому-нибудь, кто более в худшем положении, — сказал я, — У меня просто слабое телосложение.

— Нет, — сказала она. — У вас сильное кровотечение.

Появился Рихтгофен с печальным лицом. Он помог мне встать. Моя шея и голова гудели от боли.

— Слава богу, что вы не пострадали, — сказал он.

— Скажите спасибо Винтеру, — ответил я. — Не думаю, что есть шанс…

— Да. Убит наповал, — наклонил голову Рихтгофен. — Он хорошо знал свой долг.

— Несчастный. На его месте должен был быть я.

— Нам посчастливилось, что это были не вы, — сказал Рихтгофен, — Но все же вы потеряли в этой свалке достаточно крови. И поэтому вам сейчас необходим…

— Я хочу остаться здесь. Возможно, я смогу чем-нибудь помочь.

Откуда ни возьмись появился Беринг и, положив мне руку на плечо, увел с собой.

— Спокойно, мой друг, — сказал он, крепче сжимая свою руку, — не нужно проявлять столь сильных чувств. Винтер умер при исполнении служебных обязанностей. Не забудьте, что он был офицером!

Герман знал, что беспокоило меня. Я мог бы накрыть своим телом эту гранату так же, как и Винтер, но эта мысль даже не пришла мне в голову. Не будь я так парализован страхом в тот момент, первое, что я сделал бы — это бегство.

Я не сопротивлялся. Я чувствовал себя опустошенным от преждевременного похмелья. Манфред присоединился к нам в машине и мы молча поехали домой.

Единственное, о чем спросил я, так это о бомбе, и Беринг сказал, что ее забрали люди Бейла.

— Скажите его людям, чтобы ее утопили в море, — посоветовал я.

Когда мы подъехали к вилле, кто-то ждал нас на лестнице. Я узнал массивное туловище Бейла и его малоразмерную головку. Я не обратил на него ни малейшего внимания.

Зайдя в гостиную, я прошел к буфету, вытащил бутылку виски и налил себе полный бокал.

Остальные, разговаривая, подошли ко мне. Меня удивило, где это Бейл был весь этот вечер.

Бейл сел, глядя на меня. Он хотел услышать все о налете. Казалось, что он воспринимает новости спокойно, но как-то уныло.

Он глянул на меня, поджав губы.

— Мистер Беринг сказал мне, что вы вели себя очень достойно, мистер Байард, во время схватки. Вероятно, мое суждение о вас было несколько поспешным.

— Меня нисколько не заботит то, что вы обо мне думаете, Бейл, — сказал я. — Кстати, где вы были сами во время этого нападения? Под ковром?

Бейл побледнел, резко встал и выскочил из комнаты. Беринг прочистил горло, а Манфред бросил на меня страшный взгляд, вставая, чтобы выполнить свою обязанность хозяина — провести гостя до двери.

— Инспектор Бейл не из тех людей, с которыми легко работать, — заметил Беринг. — И я легко понимаю ваши чувства, полковник.

Он поднялся и обошел вокруг стола.

— Видимо, вам следует узнать, — продолжал он, — что Бейл относится к наиболее искусным фехтовальщикам нашего мира. И поэтому я вам советую не делать поспешных решений…

— Каких решений?

— Вы и так уже имеете болезненную рану. И мы не можем допустить, чтобы вас убили в столь критическую для нас минуту. Кстати, вы уверены в своем искусстве владения пистолетом?

— О какой ране идет речь? — изумился я. — Вы имеете в виду мою шею?

Я прикоснулся к ней рукой и поморщился. Там было глубокое отверстие, покрытое запекшейся кровью. Вдруг я почувствовал, что спина моего сюртука влажная. Этот почти что промах был гораздо ближе к цели, чем мне показалось.

— Я надеюсь, что вы окажете честь Манфреду и мне быть вашими секундантами, — продолжал Беринг, — и, возможно, советчиками…

— О чем это вы, Герман? — спросил я. — Какими еще секундантами?

— Гм-м, — толстяк казался смущенным. — Мы хотим стоять с вами на вашем поединке с Бейлом.

— Поединке с Бейлом? — изумился. Только сейчас я начал понимать, как плохо себя я чувствую.

Беринг остановился и посмотрел на меня.

— Инспектор Бейл, — человек очень щепетильный в вопросах чести, — сказал он. — Вы позволили себе неподобающее выражение о его качествах, притом при свидетелях. Вопрос другой — заслуживает ли он. Поэтому, я думаю, что Бейл потребует у вас, полковник, удовлетворения.

Другими словами, мистер Байард, Бейл вызовет вас на дуэль и вам придется драться с ним.

Глава VI

Мне было холодно, я продрог. Я все еще был полусонный, клевал носом, безуспешно пытался выпрямить голову, чтобы свести к минимуму сильную, идущую волнами боль из глубокой раны на затылке.

Рихтгофен, Беринг и я стояли вместе под развесистыми липами в нижней части королевского парка. До зари оставалось еще несколько минут и мне хотелось знать, что это за ощущение — получить пулю в коленную чашечку.

Послышался слабый звук приближающейся машины и на дороге сверху показались неясные очертания длинного автомобиля, фары которого едва пробивали предрассветную мглу.

Глухое, едва различимое хлопанье дверей и на пологом склоне вырисовались три смутных силуэта, постепенно становясь все отчетливее, очевидно, приближаясь к нам.

Одна из фигур отделилась от остальных и стала в стороне, так же как и я. Это, вероятно, был Бейл.

Вслед за ним прибыл еще один автомобиль. Врач, подумал я. В тусклом свете маленьких подфарников второго автомобиля показалась еще одна фигура. Она была похожа на женскую.

Я услышал приглушенные голоса, сдержанный смех. Такие долгие приготовления. Все на самом высшем уровне.

Я думал над тем, что сказал мне Беринг по пути сюда.

Бейл сделал мне вызов на дуэль в соответствии с конвенцией Тосса, что означало, что участники дуэли не должны стремиться к тому, чтобы убить противника.

Целью поединка было причинение болезненных ранений, и как можно более его этим унизить.

Все это могло оказаться весьма ненадежной штукой. В пылу схватки было нелегко нанести раны, которые до предела унизили бы соперника и при этом не были бы фатальными.

Рихтгофен предоставил мне черные брюки и белую рубаху, как реквизит действа и легкий макинтош для защиты от утренней прохлады. Мне же хотелось, чтоб на мне было нечто более существенное. Единственным теплым местом на моем теле была забинтованная шея.

Наконец, небольшая группа напротив меня раскололась. Приблизились два моих сторонника, ободряюще улыбаясь, и тихо пригласили идти за ними. Беринг взял мой плащ. Мне его стало очень не хватать.

Бейл и его люди шли к прогалине, где света было немного больше. Мы подошли к ним поближе.

— Думаю, что света вполне достаточно, не так ли, господа, — произнес один из секундантов инспектора Бейла, барон Халлендорф. Я имел счастье познакомиться с ним на том злополучном банкете, в летнем дворце.

Здесь действительно было лучше видно. И видимость все время увеличивалась. На востоке показались первые багровые полосы. На их фоне силуэты деревьев казались еще более черными.

Халлендорф подошел ко мне и предложил коробку с пистолетами. Я выбрал оружие, не глядя. Бейл взял второй пистолет, методически проверил его, щелкнув курком и осмотрев ствол. Рихтгофен вручил каждому из нас по обойме.

— Три раунда, — сказал он.

У меня не было возражений.

Бейл проследовал к месту, указанному Халлендорфом и повернулся спиной. Сейчас, на фоне неба, автомобили просматривались гораздо лучше. Большой напоминал «паккард» тридцатых годов, по-моему. По жесту Беринга я занял свое место спиной к Бейлю.

— По сигналу, господа, — сказал Халлендорф, идите вперед на десять шагов и останавливаетесь. По команде оборачиваетесь и стреляете. Господа, во имя чести и нашего императора, начинайте.

Белый платок выпорхнул из его рук и опустился на землю. Я зашагал. Один, два, три…

Возле небольшого автомобиля кто-то стоял. Интересно, кто… восемь, девять, десять. Я остановился, выжидая. Голос Халлендорфа был невозмутим.

— Поворачивайтесь и стреляйте!

Я обернулся, держа пистолет сбоку. Бейл загнал патрон в патронник, расставил ноги, стоя боком ко мне. Заложив левую руку за спину, он поднял пистолет. Нас разделяло чуть больше двадцати метров мокрой от росы травы.

Я начал шагать по направлению к нему. Никто не говорил, что я не должен сходить с места. Бейл слегка опустил пистолет и я увидел его бледное лицо, пристальный взгляд. Пистолет снова поднялся и почти в тот же миг подпрыгнул с резким сухим треском. Стреляная гильза перелетела через голову Бейла и, сверкнув в лучах зари, упала на траву. Промах!

Я продолжал идти. У меня не было намерения по-дурному стрелять в едва видимую цель, стоя в темноте. Я нисколько не намеревался быть вынужденным по случайности убить человека, даже если такая мысль и была у моего противника. Я не намеревался быть втянутым в столь серьезное разыгрываемое Бейлом представление. Я не желал играть в его игру.

Бейл держал пистолет в вытянутой руке, следя за мной по мере моего продвижения. Он с легкостью мог бы убить меня, но это было бы нарушением кодекса. Пистолет задрожал: он никак не мог решиться, куда стрелять. Ему было не по себе от моего приближения.

Пистолет замер и вновь подпрыгнул. В туманном воздухе прозвучал негромкий выстрел. Я понял, что Бейл целится в ноги, я был достаточно близко, чтобы видеть наклоненное дуло.

Он отступил на шаг, снова собрался и на этот раз поднял маузер повыше. Я понял, что он собирается нарушить правила. Неверный выстрел, легко промахнуться — мало ли что можно подумать и очень легко объяснить свою ошибку. От понимания этого я весь напрягся.

Следующий выстрел я не услышал. Ощущение было таким, будто меня треснули бейсбольной битой по боку. Я почувствовал, что споткнулся. Воздух с силой вышибло из легких, но я устоял на ногах. Сильная жгучая боль как раз повыше бедра.

Оставалось всего метров шесть… Я силился передохнуть.

Мне было видно выражение лица Бейла: некоторое замешательство, искривленные стиснутые губы. Он прицелился мне в ноги и сделал два выстрела подряд. Одна пуля зацепила носок моего правого ботинка, другая попала в землю. Я подошел почти вплотную к своему противнику, с трудом заглатывая воздух. Мне хотелось что-то сказать, но я не мог. Все, что я смог сделать, так это сдержать себя. Неожиданно Бейл отступил еще на шаг, поднял пистолет на уровень моей груди и нажал на курок. Раздался слабый щелчок. Бейл недоуменно посмотрел на свой пистолет.

Я швырнул свой маузер к его ногам. Сжал ладонь в кулак и со всей силой ударил его в челюсть. Он покачнулся назад, а я повернулся и зашагал навстречу Герману, Рихтгофену и спешащему мне врачу.

— Боже праведный, — Герман, задыхаясь, схватил мою руку и стал ее жать. — Никто никогда на поверит в это.

— Если вашей целью было сделать инспектора Бейла полнейшим дураком, — сказал Рихтгофен со сверкающими глазами, — то вы добились непревзойденного успеха. Я думаю, что вы научили его уважать вас!

Ко мне протолкнулся врач.

— Господа, я должен осмотреть рапу.

Возле меня поставили табурет и я с благодарностью опустился на него.

По просьбе врача я вытянул ногу.

Врач ворчал и вскрикивал, надрезая одежду и кожу. Он наслаждался каждой минутой этого врачевания. По-моему, док был романтиком.

В моем мозгу сама по себе сформировалась одна мысль. Я открыл глаза. По траве ко мне приближалась Барбро. Лучи зари играли в ее золотых волосах. Я осознал, что я хотел сказать.

— Герман, — обратился я к Берингу, — мне необходимо немного поспать, но прежде я думаю, что мне следует сказать, что я согласен выполнить ваше поручение. Думаю, что я немного позабавился в вашем мире, поэтому должен отплатить ему за доставленное удовольствие.

— Спокойно, Брайан, — сказал подошедший Рихтгофен, который улаживал какие-то дела с секундантами Бейла. — Сейчас нет нужды думать об этом.

— И все же я хочу, чтобы вы знали — я согласен!

Барбро склонилась надо мной.

— Брайан, — сказала она. — Вы не сильно ранены?

Она была явно встревожена.

Я улыбнулся ей и взял за руку.

— Могу с вами поспорить, что вы сейчас думаете, что ранен я случайно. На самом же деле у меня бывает по нескольку дней подряд, когда я как следует расшибаюсь. По-моему эти дни сейчас наступают…

Она сжала мою руку своими и стала на колени.

— Вам должно быть очень больно, когда вы говорите столь дурашливо, — сказала она с горечью в голосе. — Я было подумала, что этот Бейл совсем потерял голову. — Она обратилась к врачу: — Помогите ему, доктор Блюм.

— Вы счастливчик, полковник, — пробурчал врач, тыча пальцем в рану на боку. — Ребро не треснуло. Через несколько дней у вас будет лишь небольшой шрам и синяк на память.

Я сжал руку Барбро.

— Помогите мне, дорогая.

Беринг подставил мне свое плечо, чтобы я смог облокотиться.

— Вам сейчас нужен долгий сон, — сказал он.

Я был готов ко всему.

Глава VII

Я попробовал расслабиться в своем кресле в тесной кабине шаттла. Передо мной находился оператор, склонившийся перед узким освещенным пультом, внимательно всматриваясь в шкалы приборов и щелкая тумблерами на панели, напоминавшей миниатюрную счетную машину. Беззвучная вибрация наполняла воздух, проникая до мозга костей.

Я заерзал, пытаясь найти более удобное положение. Мои полуисцеленные шея и бок снова заныли. Разрозненные фрагменты бесконечного инструктажа последних десяти дней пронеслись в моей памяти. Имперской Разведке не удалось раздобыть материалы о маршале Байарде в том количестве, каком бы ей хотелось. Однако их было больше, чем мог воспринять мой мозг. Я надеялся, что сеансы гипноза, которым я подвергался каждую ночь в течение недели во время сна, введут в мой мозг нужные знания на такой уровень, что они сами выскочат, когда в них появится необходимость.

Байард был человеком, окруженным тайной даже для своих приближенных. Его редко видели, кроме как на экранах, которые недоумевающие имперские разведчики считали чем-то вроде рисовальных аппаратов. Я попытался было объяснить, что телевидение было широко распространено в моем мире, но они по существу так и не уразумели этого.

Последние три ночи мне дали хорошо выспаться и по часу каждый день я занимался тщательно отобранными физическими упражнениями. Раны мои заживали хорошо, так что теперь я был физически готов к рискованному предприятию, морально, однако, я был утомлен чрезвычайно и в конце концов хотел взяться за дело и столкнуться с худшим из того, что мне было уготовано. С меня было достаточно слов; теперь я хотел облегчения действием.

Я проверил свою экипировку. На мне был военный сюртук, точь в точь похожий на сюртук парадного портрета Байарда. Поскольку не было сведений, как он был одет ниже пояса, я предложил тускло-коричневые брюки, такого же цвета, как и френч французской офицерской формы.

По моему совету мы не нацепили ордена и ленты, изображенные на снимке. Я не думаю, что он их носит в своей личной квартире в обычной обстановке. По этой же причине воротник был расстегнут и галстук ослаблен.

Меня держали на диете из тощих бифштексов, чтобы лицо мое немного похудело. Специалист по волосам делал мне каждое утро и вечер интенсивный массаж кожи головы и настоял, чтобы я не мыл голову. Это было предпринято с целью стимулировать рост волос и достичь, чтобы прическа имела вид, соответствующий снимку.

К моему поясу был пристегнут сетчатый подсумок, в который поместили передатчик. Мы решили, что пусть он будет на виду, чем безуспешно пытаться запрятать его куда-то. Микрофон был вплетен в широкие позументы на моих отворотах. В бумажнике у меня была толстая пачка ассигнаций НД государства.

Я осторожно двигал свою правую руку, чувствуя присутствие сжатой пружины, которая может выбросить в мою руку пистолет размером со спичечную головку, хотя это могло произойти только при определенном изгибе запястья.

Это маленькое оружие было чудом миниатюрной смертоносности; по форме оно напоминало камень из моря, такой же серый и гладкий. На земле оно было бы совершенно незаметно — свойство, которое могло бы иметь очень важное значение для меня в случае крайней необходимости.

Внутри оружия вглубь рукоятки уходил спиральный канал диаметром не более волоса. Сжатый газ, заполняющий узкую камеру, служил и источником энергии, и аналогом пули. При нажатии на определенное место, крохотный шарик сжиженного газа выстреливался с огромной начальной скоростью. Будучи освобожденным от сдерживающих стенок дула, кстати изготовленного из очень прочного сплава, бусинка мгновенно расширялась до размеров кубического фута. Результатом был почти бесшумный взрыв, способный за счет ударной волны пробить броню почти сантиметр толщиной или убить человека мгновенно на расстоянии до трех метров.

Именно такое оружие было нужно мне — не вызывающее подозрений, бесшумное и эффективное на близком расстоянии. Расположение пружин в рукаве делало его почти что частью руки, если только рука была достаточно умелой.

Я практиковался в надлежащих движениях в течение многих часов, одновременно слушая лекции, обедая и даже лежа в постели. Я очень серьезно относился к этой части тренинга. С этим была связана моя безопасность. Я старался не думать еще об одном средстве подстраховки, установленном в полости моста на месте одного из коренных зубов.

Каждый вечер, после упорных занятий я отдыхал со своими новыми друзьями, наведываясь в Императорский балет, театры, оперу и веселые варьете. Вместе с Барбро я обедал в полудюжине шикарных ресторанов и после этого бродил по освещенным луной паркам, пил кофе на закате…

Когда подошел день отправления, у меня было более чем обычное желание вернуться. И чем раньше я справлюсь, тем быстрее вернусь!

Оператор повернулся ко мне.

— Полковник, — сказал он. — Поздравьте себя. Здесь что-то такое, что я никак не могу понять.

Я подобрался, но ничего не сказал. Я решил, что он расскажет мне более подробно, как только разузнает больше. Я пошевелил рукой для пробы, чтобы не выпустить случайно свой необычный пистолет. Это уже стало моей привычкой.

— Я обнаружил движущееся тело в Сети, — доложил оператор, — оно, кажется, движется по тому же курсу, что и мы. Мой пространственный индикатор показывает, что оно очень близко.

Империум на десятки лет отставал от нашего мира в области ядерной физики, телевидения, аэродинамики и т. п., но что касается приборов в этих аппаратах Максони, то здесь их достижения были фантастическими. Ведь в конце концов, их лучшие ученые посвятили разработке этой проблемы почти шестьдесят лет.

Оператор как органист склонился над своим пультом.

— Масса этого тела где-то около полутора тонн, — сказал он. — Это должно соответствовать весу легкого шаттла, но это не может быть ни один из наших…

В течение нескольких минут стояла напряженная тишина.

— Он следует за нами по пятам, полковник. Или у них есть более приличные приборы, чем у нас, или этому парню сопутствует слепая удача.

Мы оба решили, что этот незнакомец не может быть ничем иным, как аппаратом из мира В-1-два.

Внезапно оператор напрягся, руки его замерли.

— Он приближается к нам, сэр. Похоже, что они решились на таран. Если только он пересечет наш путь, мы будем разнесены на куски.

Мои мысли молнией перескакивали то на пистолет, то на пустой зуб. Но мне было очень интересно, что же случится при столкновении. Я как-то совсем не ожидал, что конец может наступить еще здесь.

Невероятная напряженность длилась еще несколько секунд. Оператор расслабился.

— Пронесло. — облегченно произнес он. — Вероятно, его маневрирование в пространстве не столь хорошее, как скорость продвижения в Сети. Но он вернется. Он жаждет крови.

У меня возникла мысль.

— Наш максимальный уровень контролируется энергией обычной энтропии, не так ли? — поинтересовался я.

Оператор кивнул.

— Что если замедлиться? — спросил я. — Может, он проскочит?

Оператор покачал головой.

— В Зоне Поражения это весьма рискованно. Но, думаю, у нас нет более выбора — придется пойти на это. И да поможет нам бог.

Я понимал, как тяжело было оператору решиться на это. У этого молодого парня было шесть лет напряженных тренировок, и не проходило дня без предупреждений о недопустимости любых изменений управления в Зоне Блайта.

Звук генераторов изменился, частота его стала слышимой, падая все ниже.

— Он все еще с нами, сэр!

Высота звука еще более понизилась. Я не знал, где критическая точка, в которой мы потеряем искусственную ориентацию и попадем в область обычной энтропии. Звук генераторов еще более понизился, дойдя почти до уровня частот известных как низкие. Оператор непрерывно щелкал переключателями, не отрывая взгляда от шкал приборов.

Шум привода гремел по шаттлу, дальше мы уже не могли снижаться. Но этого же не мог сделать и противник.

— Он все еще с нами, полковник, только… — и вдруг оператор закричал: — Полковник, он потерялся из виду… Похоже, что его управление не столь совершенно, как наше, при таком маневрировании. Ну, что ж, счастья ему, в том числе и там, где он материализовался.

Я откинулся в кресло, как только наши генераторы возобновили работу в обычном режиме. Ладони мои были влажными. Интересно, в каком из адов Поражения он возник? Но уже через несколько минут я забыл о нашем недавнем противнике. Возникла новая проблема и сейчас совсем не было времени для расшатанных нервов.

— Хорошая работа, техник, — сказал я наконец. — Сколько еще нам осталось?

— Что-то около десяти минут, сэр. Это маленькое дельце отняло у нас больше времени, чем я предполагал.

Я начал последнюю проверку. Во рту у меня было сухо. Все казалось на своих местах. Я нажал кнопку на коммуникаторе.

— Алло, «Талисман», — проговорил я в микрофон. — Это «Гончая». Как вы меня слышите? Прием.

— «Гончая», это «Талисман». У нас все как по маслу. Прием.

Слабый голос говорил почти мне в ухо из крохотного динамика, смонтированного в пуговице на моем погоне.

Мне понравился столь незамедлительный ответ. Я почувствовал себя не столь одиноким.

Я осмотрел механизм открывания выходной двери. Мне следовало ждать команды оператора «на выход» и только потом ударить по рукоятке. После этого у меня было в запасе всего две секунды на то, чтобы убрать руку и загнать себе в ладонь пистолет, прежде чем сидение автоматически опрокинет меня в стоячее положение уже снаружи входной двери. Шаттл исчезнет, прежде чем мои ноги коснутся пола.

Я настолько был поглощен текущими делами в течение последних десяти дней, что по существу не думал о моменте своего прибытия в мир В-1-два. Искусное профессиональное руководство моим поспешным тренингом создало атмосферу практичности и реальности. Теперь же, будучи выброшен в самое сокровенное средоточение противника, я стал понимать самоубийственные стороны этой миссии. Но теперь было слишком поздно для спокойных размышлений — и в некотором роде я был даже рад этому. Сейчас я уже был полностью вовлечен в этот мир Империума и риск стал частицей моей жизни.

Я стал козырной картой Империума и вот пришла очередь ходить с меня. Я был ценной собственностью, но моя ценность могла быть реализована только таким появлением на арене, и чем быстрее это произошло бы, тем лучше! У меня не было уверенности, что в настоящее время диктатор находится во дворце. Возможно, мне придется спрятаться где-то в его резиденции и дождаться его возвращения, один бог знает, как долго — и, возможно, для осуществления этого нужна будет и добытая у пленника информация и удача. В противном случае, я, возможно, при выходе из шаттла могу оказаться в воздухе, на высоте сорока метров.

Послышался треск переключателя, и оператор повернулся ко мне.

— На выход, «Гончая», — закричал он. — И удачной охоты!

Протягиваю руку и ударяю ею по рычагу. Выгнув руку, сжимаю в ладони пистолет. С лязгом металла и порывом воздуха отскакивает дверь, и гигантская рука вышвыривает меня в неизвестность. Один ужасный момент потери ориентации, нетвердый шаг во тьму, и мои ноги ударяются о покрытый ковром пол.

Воздух бьет в лицо, и эхо убывающего шаттла гулко разносится по коридору.

Я вспоминаю инструкцию. Стоя неподвижно, необходимо осторожно осмотреться. Вокруг никого не было. Зал совершенно пуст. С потолка исходит слабый свет.

Я ПРИБЫЛ!!!

Я поместил пистолет назад под защелку в моем рукаве. Просто так стоять больше нет смысла, осторожно я начинаю двигаться вдоль коридора.

Все двери, выходящие в него, одинаковы и ничем не помечены. Я остановился и попробовал одну. Заперта. Другая тоже. Третья была открыта, и я осторожно заглянул в комнату. Похоже, что это был зал для заседаний. Я двинулся дальше. Мне нужна была только спальня диктатора. Будь он в ней, я знал бы, что делать, если его там не будет, то рано или поздно он вернется туда — мне бы только дождаться. Кроме того, я очень не хотел бы повстречаться с кем-нибудь еще.

Раздался звук открываемой двери лифта, совсем близко, за углом. Я остановился, а затем, пятясь, осторожно вернулся к двери, ближайшей ко мне. К счастью, она не была заперта. Я вошел вовнутрь, но дверь до конца не закрыл. Сердце мое болезненно стучало, отвага покинула меня, я чувствовал себя трусливым воришкой.

Совсем рядом послышались легкие шаги.

Я тихо закрыл дверь, стараясь не щелкнуть замком. Выждав мгновение, я решил на всякий случай спрятаться. Огляделся и вышел на середину комнаты. В темноте виднелось возле стены что-то высокое — гардероб, подумал я. Я пересек комнату, открыл дверцу и встал среди висящей одежды.

Я стоял, чувствуя себя глупо, затем замер, так как дверь в комнату открылась и снова тихо затворилась. Шагов не было слышно, но через щелку в дверце я увидел спину человека, когда он еще не повернулся от выключателя. Через мгновение я услышал тихий звук пододвигаемого стула и легкое позвякивание ключей. Послышались слабые металлические звуки, потом пауза, снова слабые металлические звуки. Вошедший, видимо, пробовал открыть замок стола.

Я стоял, едва дыша, стараясь не думать о внезапно появившемся зуде щеки.

Сейчас я различал плечо сюртука, висящего слева от меня. Я осмотрел его, он был почти таким же, как и тот, что был на мне. Его лацканы были богато украшены. Я почувствовал некоторое облегчение. Наконец-то я нашел нужную мне комнату. Однако моей жертвой должен был быть человек в комнате, но никогда в жизни мне еще по приходилось убивать человека в такой обстановке.

Снова послышались тихие звуки. Я различал тяжелое дыхание человека. Интересно, как он выглядит, этот мой двойник? Действительно ли он похож на меня? Или просто есть небольшое сходство? Тогда, достаточно ли я похож на него, чтобы занять его место?

Меня несколько заинтересовало, почему этот человек так долго ищет нужный ключ. Затем другая мысль озадачила меня. Не напоминают ли эти звуки то, что человек открывает отнюдь не свой стол? Я чуть-чуть передвинул голову. Одежда в шкафу тихо переместилась и теперь я увидел его. Он был мал ростом, с редкими волосами, и нисколько не походил на меня. Это был не диктатор.

Это было новым обстоятельством, которое я должен был обдумать и притом как можно быстрее. Диктатора, видимо, не было во дворце, иначе этот парень не возился бы с замком в его кабинете. И вряд ли диктатор держит вокруг себя людей, которые позволяют себе излишнее любопытство. Этот человек может быть мне полезен.

Найти подходящий ключ заняло около пяти минут. Мускулы мои ныли от неудобной позы, я старался не думать о ворсе на одежде, чтобы не чихнуть. Я слышал шелест бумаг и невнятное бормотание человека, просматривающего свои находки. Затем послышался звук задвигаемого ящика и щелчок замка. Человек поднялся, придвинул стул, затем на какое-то время наступила тишина. Шаги начали приближаться к моему укрытию. Я застыл, рука моя напряглась, готовая принять пистолет и выстрелить в тот момент, когда незнакомец откроет дверцу шкафа. Я еще не был готов стать подменой, прячась в шкафу.

Я только беззвучно вздохнул, когда фигура человека прошла мимо и исчезла. Раздались звуки открываемых ящиков бюро или секретера.

Внезапно входная дверь комнаты отворилась снова и другие шаги раздались и помещении. Я услышал, как замер первый вошедший. Но, похоже, что он первый оценил обстановку, потому, что тут же послышался его голос:

— А, это ты, Морис, не так ли?

Наступила пауза.

— Мне показалось, что в кабинете шефа горит свет и я подумал, что это несколько странно, — подал голос Морис.

Первый вошедший медленно двинулся к центру комнаты.

— Мне захотелось заглянуть сюда, чтобы проверить, все ли здесь о’кей, — послышался голос.

Морис хихикнул.

— Не пытайся ограбить, Джорджес. Я знаю, почему ты пришел сюда — по той же причине, что и я.

— О чем это ты? — прошептал первый. — Чего ты хочешь?

— Сядь, Флик. Нет, нет не волнуйся. Неужели ты не знаешь, что тебя все так называют? — Морис, казалось, был доволен.

Я осторожно слушал в течение получаса, как он то подтрунивает, то льстит собеседнику, стараясь поставить его в затруднительное положение. Вошедший в комнату первым, как я понял, был Джорджес Пипе; глава сил безопасности диктатора. Второй был военно-гражданский советник бюро Пропаганды и Образования. Пипе, казалось был не слишком умен, как он сам о себе думал, планируя переворот с целью смещения Байарда. Морису было об этом все известно, и он только ждал благоприятный случай, сейчас он брал верх.

Пипе это не поправилось, но он смирился о этим, после того, как Морис упомянул о некоторых вещах, о чем не полагалось знать никому — о спрятанном аэроплане и тайнике с золотом, устроенном под землей в нескольких километрах от города.

Я внимательно слушал, стараясь не шевелиться и через некоторое время зуд прекратился. Пипе согласился, что он может дать список имен: он намеревался заручиться поддержкой ряда лиц, показав, что их имена занесены диктатором в перечень подлежащих чистке. Но он, конечно, не собирался упомянуть, что он сам предложил Маршалу внести этих людей в перечень.

Похоже, что я был слишком самонадеян. Внезапно разговор двух «хищников» резко оборвался и наступила тишина. Я не знал, что такое я сделал, но уже почувствовал, что сейчас произойдет. Шаги были очень тихими и наступила очень короткая пауза перед тем, как дверцы шкафа распахнулись. Я надеялся, что моя маскировка не подведет.

Я вышел, бросив холодный взгляд на Пипе.

— Ну, Джорджес, — сказал я. — Как прекрасно знать, что у тебя за душой. — Я говорил на том же французском диалекте, что и они, и приготовился к действию.

— Дьявол! — завопил Морис. Он смотрел на меня широко раскрытыми глазами. Какой-то момент мне показалось, что я очень легко смогу покинуть эту комнату. Я развернулся, сделал шаг в сторону, пистолет оказался у меня в ладони.

— Посторонись! — гаркнул я.

Пипе не обратил никакого внимания и бросился на меня. Я сдавил свое крохотное оружие и напрягся, чтобы не быть отброшенным отдачей. Раздался тяжелый удар и Пипе бросило назад, он опрокинулся на спину, раскинув руки, и больше не двигался. В этот момент Морис бросился на меня сбоку. Я отлетел к противоположной стене, упал и он оказался сверху меня. У меня в руке все еще был пистолет и я попытался было применить его. Но в голове моей гудело, а Морис был стремителен и силен как бык. Он слегка перевернул меня, держа с помощью захвата одной рукой, а другой скрутил мне руки за спиной. Тяжело дыша, он сел на меня верхом.

— Кто ты? — прошипел он.

— Я думал, что ты узнал меня, Морис, — сказал я. С максимальной осторожностью я попытался засунуть пистолет за манжет рубашки и это мне удалось. Но сколько это стоило мне усилий, не могу передать. Когда я услышал слабый щелчок, что пистолет находится в кобуре, я позволил себе расслабиться.

— Значит ты так думал, да? — засмеялся Морис. Лицо его было багровым и влажным. Он вытащил из кармана тяжелую дубинку, слезая с меня.

— Вставай, — сказал он и оглядел меня — Боже мой! Фантастика, да и только, — прошептал он, когда закончил свой осмотр. — Кто послал тебя?

Я не ответил. Было ясно, что мне не удалось одурачить его ни на один миг. Я страстно хотел узнать, что было у меня не так. Но все же, казалось, Морис находил мою внешность довольно интересной. Он подошел поближе и рассчитанным движением резко ударил меня по шее. Он мог бы сломать мне шею этим ударом, но то, что он сделал, было больнее. Я почувствовал, как кровь брызнула из моей полузажившей раны. Он увидел это и, казалось, на миг ошеломило его. Но затем его лицо прояснилось.

— Прости меня, — сказал он скаля зубы, — В другой раз я попробую ударить в другое место. И отвечай, когда тебя спрашивают.

В этом голосе было что-то злобное, выражение его лица живо напомнило мне выражение лиц тех, кто нападал на летний дворец в Империуме. Эти люди уже повидали ад на земле и больше уже не могли быть полностью людьми.

Морис смотрел на меня оценивающе, похлопывая дубинкой по ладони.

— Я думаю, — сказал он, — нам нужно немного поговорить кое о чем в другом месте. И держи руки на виду!

Глаза его бегали из стороны в сторону, по-видимому, отыскивая мой пистолет. Он был очень уверен в себе. Его нисколько не беспокоило, что он не заметил его. Он не хотел надолго оставлять меня без присмотра, чтобы более основательно поискать пистолет.

— Держись поближе, бэби, — сказал он. — Вот так. Иди рядом, спокойно и легко.

Я держал руки слегка приподнятыми и последовал за ним к телефону. Он не был таким уж умелым, как считал себя: я мог бы в любой момент убрать его. Но что-то смутно говорило мне, что лучше еще некоторое время побыть с ним в надежде разузнать побольше.

Морис поднял трубку и что-то тихо сказал в микрофон, не отрывая от меня взгляд.

— Через сколько времени они будут здесь? — спросил я.

Морис прищурился, не отвечая. Трубку он уже положил на рычажки.

Я решил тоже промолчать.

Наконец, он не выдержал и со смехом произнес:

— А зачем тебе знать, мальчик, через сколько времени мои друзья придут сюда?

— Может быть, нам тогда хватит времени заключить сделку, — сказал я.

— Да, — кивнул головой Морис, — мы можем заключить прелестную сделку. Ты будешь петь громко и внятно и тогда, возможно, я скажу своим ребятам, чтобы они покончили с тобой побыстрее.

— Морис! Неужели ты настолько глуп? Ведь сейчас у тебя в руках козырной туз. Не трать же попусту его на толпу.

Советник снова похлопал дубинкой по ладони.

— Что у тебя на уме, бэби?

— Я думаю о тебе, — сказал я. Думать приходилось быстро. — Держу пари, что ты никогда не знал, что у Брайана есть брат-близнец. Он, правда, полностью порвал со мной, хотя я думаю, что сейчас…

Глаза Мориса заблестели.

— Дьявол, — прошептал он, — Но ты, видно, уже давно не видел своего любимого братца, как я посмотрю?

Он осклабился. Мне очень захотелось узнать, что именно так смогло его рассмешить.

— Давай уйдем отсюда, — предложил я. — Нам надо переговорить друг с другом с глазу на глаз. Здесь это невозможно, так как скоро сюда придут ваши друзья.

Морис взглянул на мертвого Пипе.

— Забудь о нем, — сказал я. — Он уже ничего не значит.

— Тебе бы хотелось, чтобы и я был мертв, не так ли, бэби?

Внезапно его злобно-насмешливый той сменился рычанием:

— Ей богу, — закричал он, — ты, ты хотел убить меня, мелюзга соломенная…

Он склонился ко мне, сжав кулаки. Я понял, что он безумен и может свободно убить меня в приступе ярости.

— Сейчас ты увидишь, кто из нас убийца, — кричал Морис. Глаза его сверкали, когда он замахнулся своей дубинкой.

Больше ждать я уже не мог. Пистолет снова оказался в моей ладони. Я прицелился в Мориса. В этот момент мне почудилось, что я начинаю перенимать от него эту необузданную жажду крови. Я ненавидел все, что он собой символизировал.

— Ты глупец, Морис, — тихо сказал я сквозь зубы. — Тупой и неуклюжий и через минуту уже мертвый. Но сперва ты мне скажешь, как ты узнал, что я не Байард.

Эта попытка оказалась тщетной.

Морис прыгнул ко мне, но пуля отбросила его. Он упал навзничь. Моей руке стало больно от отдачи. Обращение с этим крошечным оружием требовало особой сноровки. Однако если я и дальше стану пускать его в ход столь же часто, то едва ли продержусь больше одного дня. Пистолет был рассчитан на пятьдесят выстрелов.

Теперь мне нужно было поскорее убраться отсюда. Я схватил со стола настольную лампу и запустил ее в люстру. Это на несколько секунд должно было задержать преследователей.

Я выскользнул в коридор и двинулся вперед, в том же направлении, в котором я шел до того момента, когда услышал звук лифта. Проходя мимо подъемной шахты, я услышал шум поднимающейся кабины и постарался как можно быстрее скрыться за ближайшим поворотом коридора. Они уже были здесь! И тут я увидел лестничную клетку. Осторожно открыв стеклянную дверь, я стал тихо спускаться по ступенькам. Я не стал дожидаться, чтобы насладиться зрелищем их физиономии, когда они увидят мертвых Мориса и Пипе.

Я вспомнил о своем коммуникаторе, но тут же отказался им воспользоваться. Пока сообщать мне было нечего.

Я проследовал три марша лестницы, прежде чем очутился в каком-то зале. Пока я оглядывался, из комнаты в противоположном конце зала вышел человек и посмотрел в мою сторону. Мое сходство теперь не столько помогало, сколько служило помехой. Человек что-то сказал и исчез за дверью комнаты.

В углублении я заметил небольшую дверь и попробовал открыть ее. Она была заперта, но я приналег на нее и с силой толкнул. Хрустнула филенка и я оказался на лестнице, ведущей вниз.

Мне практически уже ничего не оставалось, как только покинуть дворец. Было совершенно очевидно, что мое перевоплощение закончилось провалом. Единственное, что я мог сейчас сделать, это забраться в безопасное место и запросить дальнейших инструкций.

Я уже спустился на два пролета по лестнице, когда услышал сигнал тревоги. Первое, что необходимо было сделать, это освободиться от этого причудливого мундира. Я стащил с себя сюртук и принялся срывать с него погоны и галуны с рукавов. Лацканы я не мог трогать, так как в них был вплетен микрофон. Больше я уже ничего не мог сделать со своим внешним видом.

Это не часто пользуемая лестница, вероятно, вела к какому-нибудь выходу, причем ничем не хуже, чем другие. Я продолжал спускаться, проверяя по дороге каждую дверь. Все они были заперты. Я подумал, что это хороший знак. Лестница оказалась тупиком, заполненным бочонками и заплесневелыми картонными коробками. Я поднялся на один пролет выше и прислушался. За дверью были слышны громкие голоса и топот. Я вспомнил, что согласно планам дворца этот выход на лестницу был рядом с главным входом в старый дворец. Было похоже, что я попал в ловушку.

Я снова спустился вниз, отодвинул один из бочонков и взглянул на стенку за ним. Виднелся край дверной панели. Я отодвинул другой бочонок и обнаружил ручку. Она совершенно не двигалась.

Я подумал, насколько сильно я могу шуметь, чтобы меня не слышали, и решил, что на многое рассчитывать не приходится. Единственная возможность могла заключаться в коробках. Я отодвинул верх одной из них и заглянул внутрь. Она была заполнена заплесневелыми бухгалтерскими книгами. Пользы от них не было никакой.

Следующая коробка была получше. Старая кухонная посуда, сосуды, миски. Я нашел большой нож для разделки мяса и просунул его в щелку двери. Но она была прочна, как будто должна была защищать ни больше ни меньше, как вход в банк. Я попробовал еще раз, дверь не могла же быть такой крепкой, но на мое счастье…

Пришлось отступить, может быть, единственное, что остается сделать — это бросить всякую осторожность и попытаться взломать филенку. Я оперся плечом, отыскивая наиболее подходящее место для выдавливания — и отпрянул к стене, держа в руке пистолет.

Медленно, очень осторожно, дверная ручка поворачивалась…

Глава VIII

Я был на грани паники, так сильно на меня подействовало то, что я был загнан в угол. Я не знал, что делать. У меня была тьма инструкций как действовать после того, как мне удастся убить диктатора, но не было никаких, как прикрыть свое отступление после неудачи.

Раздался скрип и с двери посыпалась пыль. Я стал как можно дальше и ждал. Возникшее было желание выстрелить я, правда, тут же подавил. Сейчас было важно только одно — ждать и смотреть.

Дверь слегка приоткрылась. Мне это совсем не понравилось — меня осматривали, я сам ничего не мог разглядеть. Хорошо, что у меня был вид безоружного человека — крохотный пистолет был надежно спрятан в моей руке. Но было ли это преимуществом? Этого я не знал.

Неопределенность не правилась мне.

— Хорошо, — сказал я. — Вы делаете сквозняк. Идите сюда наружу!

Я говорил с гортанным парижским акцептом, который слышал наверху.

Дверь открылась сильнее и за ней появился парень с вымазанным сажей лицом. Он щурился и глядел наверх, на лестницу. Мотнув головой назад, он произнес:

— Сюда, пожалуйста, — голос у него был довольно хриплый.

В данных обстоятельствах я не видел причин отказываться. Я прошел мимо бочонков и, наклонив голову, нырнул в низкий дверной проем. Как только человек закрыл дверь, я вернул пистолет на прежнее место в рукаве.

Я находился в сыром мощенном туннеле, освещенном стоящим на полу электрическим фонарем.

Мне необходимо было находиться против света — пока что я не хотел, чтобы было видно мое лицо.

— Кто вы? — поинтересовался я.

Парень протолкнулся мимо меня и подхватил фонарь, едва взглянув на меня.

— Я — человек немногословный, — сказал он. — Я не люблю задавать вопросы и не люблю отвечать на них. Идемте.

Я не мог позволить себе спорить с ним по этому поводу и последовал за ним. Мы шли по высеченному вручную проходу, затем вниз и очутились в темпом помещении без окон.

За разбитым столом, на котором потрескивала горящая свеча, сидели двое мужчин и темноволосая девушка.

— Все в порядке, Миче, — сказал мой проводник. — Вот этот голубок.

Миче развалился на стуле и дал знак, чтобы я подошел к нему. Он взял что-то со стола, похожее на нож для открывания писем, и стал ковыряться в коронных зубах, косясь на меня взглядом.

Я решил не подходить слишком близко к столу.

— Судя по форме, один из этой псарни, — сказал он. — В чем дело, ты укусил кормившую тебя руку? — Человек весело засмеялся.

Я промолчал, думая, что надо дать ему возможность сказать мне что-нибудь, если уж ему так хочется этого.

— Судя по шнуркам, — унтер-офицер, — продолжал он, — Что ж, там наверху будет очень интересно понять, куда это ты делся? — Тон его изменился. — Выкладывай, почему ты в бегах?

— Пусть этот мундир не беспокоит вас, — начал я. — Давайте считать, что я одолжил его. Там, наверху, мой вид не очень-то понравился.

В этот момент в разговор вступил другой из сидевших:

— А ну, парень, подойди поближе к свету.

Я не мог откладывать этого надолго. Я вышел вперед, прямо к столу. И чтобы быть уверенным, что они поймут мой замысел, поднял лампу и осветил ею лицо.

Миче так и застыл с ножом в руке. Девушка стремительно вскочила и перекрестилась. Другой мужчина как завороженный уставился на меня. Все получилось весьма внушительно. Я поставил свечу назад на стол и небрежно сел на пустой стул.

— Возможно, вы можете сказать мне, — я говорил негромко, но твердым голосом, — почему мне не удалось обмануть их?

Заговорил другой мужчина:

— Вот в таком виде вы и показались перед ними?

Я кивнул.

Он и Мяче переглянулись.

— Друг мой, неужели вы не поняли, что здесь вы представляете собой довольно большую ценность, — сказал через мгновение незнакомец. — Но вам нужна некоторая помощь. Чика, принеси нашему новому товарищу вина.

Девушка, все еще с широко раскрытыми глазами, торопливо бросилась к закопченному буфету и стала наощупь искать бутылку, глядя на меня через плечо.

— Так что же случилось наверху? — спросил Миче. — Сколько времени вы были во дворце? Сколько человек вас видело?

Я вкратце рассказал о случившемся, опустив только способ моего проникновения во дворец. Казалось, это вполне их удовлетворило.

— Похоже, что только двое видели его лицо, Грос, — заключил в конце концов Миче. — И оба они покинули сцепу.

Он повернулся ко мне.

— Хорошенькое дельце — пристукнуть Соувета. И вряд ли кто будет сожалеть о Пипе. Между прочим, а где же твой пистолет? Может быть, вы соблагоизволите отдать его мне? А?

Он протянул руку.

— Я был вынужден оставить ого, — ответил я. — Понимаете, в темноте обо что-то споткнулся, выронил его, а искать не было времени.

Миче недовольно хмыкнул.

— Боссу будет очень интересно с вами переговорить, — сказал Грос. — И чем скорее, тем лучше.

Кто-то, тяжело дыша, вбежал по лестнице в комнату.

— Скажи, шеф, — начал он, — мы навели шуму в башне…

Он остановился как вкопанный и весь напрягся. На лице его появилось удивление. Рука его начала шарить по бедру в поисках пистолета. Но он не нашел его и метался взглядом от одного лица к другому.

— Что… что…

Грос и Миче хрипло расхохотались.

— Успокойся, Паук, — Миче первый прекратил смеяться. — Байард перешел к нам!

При этом даже Чика хихикнула.

Паук продолжал стоять в недоумении.

— Ничего не пойму, — еле выдавил он из себя.

Он оглядывал комнату. С его побелевшего лица не сходила гримаса сильного испуга. Миче вытер лицо платком, прокашлялся и сплюнул на пол.

— О’кей, Паук. Не волнуйся. Это просто точная копия. А теперь веди сюда ребят.

Паук стремительно выскочил из комнаты. Я ничего не понимал. Почему некоторым из них было достаточно внимательного взгляда, чтобы раскусить меня, а вот этот парень был полностью введен в заблуждение?

Я должен был попять причину! Было что-то, что я делал неправильно.

— Вы не против того, — сказал я, — чтобы объяснить, что не так в моей одежде?

Миче и Грос снова переглянулись.

— Что ж, мой друг, — сказал Грос, — нет ничего, о чем бы мы не позаботились. Смотри на вещи проще и мы доставим тебя куда надо. Вы хотели, проникнув во дворец, шлепнуть старика, не так ли? Что ж, при поддержке Организации вы сможете это сделать.

— Какой Организации? — изумился я.

Миче покачал головой и вмешался в нага разговор.

— Не забывайте, мой друг, что сейчас вопросы задаем мы! И поэтому, ваше имя? Чем вы занимаетесь?

Я перевел свой взор с Миче на Гроса. Мне очень хотелось знать, кто из них старший.

— Мое имя Байард, — сказал я.

Миче, прищурясь, встал и начал прохаживаться вдоль стола. Он был крупным парнем с большой головой и маленькими глазками.

— Я спросил ваше имя, мистер! — сказал он. — Обычно я дважды не спрашиваю, зарубите себе на носу.

— Пусть будет так, Миче, — вмешался Грос. — Он прав. Он должен оставаться в своей роли, если он намерен хорошо ее сыграть. Я уверен, что он вполне способен на это. Пусть так и остается. Мы тоже будем звать его Байардом.

Миче взглянул на меня.

— Да, в этом есть определенный смысл, — согласился он.

— У меня возникло чувство, что с этим человеком мне будет очень трудно поладить.

— Кто вас поддерживает, э… Байард? — спросил Грос.

— Я — одиночка. Во всяком случае до сего момента. Но, кажется, что я кое-что упустил. Если ваша организация меня примет, я полажу с вами.

— Порядок, мистер. Мы принимаем вас, — кивнул головой Миче.

Мне понравился вид этой пары головорезов, но я не мог же встретить здесь великосветскую компанию. Насколько я мог догадаться, Организация была подпольной антибайардовской партией. Я огляделся. Комната эта, казалось, была выдолблена в стенах дворца. По-видимому, они развернули шпионскую деятельность по всему зданию, используя потайные ходы.

Комната стала наполняться людьми, один — по лестнице, другие — через дверь в дальнем углу. По всей вероятности, было отдано какое-то распоряжение. Они собирались вместе, глядя с любопытством, переговариваясь друг с другом, по не удивляясь.

— Вот и ребята, — сказал Грос, глядя на них. — Степные крысы.

Я пробежал взглядом по дюжине головорезов с пиратской наружностью. Грос дал им точное определение. Я снова взглянул на него.

— Хорошо, — сказал я. — С чего мы начнем?

Они, конечно, не были товарищами того рода, что я хотел бы иметь в этом мире, но если они смогут восполнить пробелы в моем внешнем виде и помогут стать на место Байарда, я мог бы только благодарить судьбу за такую удачу.

— Не спеши, милый, — засмеялся Мяче. — Подготовка требует довольно много временя. Нам важно будет потренироваться на макете дворца, который будет сделан где-то за городом. Не забудь, что впереди, до того, как ты снова попытаешься проникнуть сюда, тебя ждет бездна работы.

— Но я же уже здесь, — сказал я, обращаясь к Гросу. — Почему бы не попробовать сегодня? Зачем уходить отсюда?

— Над вашей внешностью необходимо слегка поработать, — сказал Грос. — Кроме того, операцию надо тщательно спланировать. Надо обдумать, как получше воспользоваться этой подменой и подстраховаться от измены.

— И никакого плутовства, милый, — добавил Миче.

Заросший массивный человек из толпы вступил в разговор:

— Мне не по душе этот пень, Миче. Лучше отдай его мне, чтоб я укокошил его и похоронил под полом.

К его поясу был пристегнут большой кинжал парашютиста. У меня не было сомнений, что он так и жаждет пустить его в ход.

Миче взглянул на него.

— Не сейчас, Гастон, — покачал он головой.

Грос потер подбородок.

— Пусть вас, ребята, не беспокоит мистер Байард, — сказал он, — Мы с него не будем спускать глаз.

Он посмотрел на Гастона.

— Ты, конечно, специалист своего дела, парень, но мои тебе совет — не торопись. Если с ним что-нибудь случится, тебе не поздоровится.

Меня успокаивала мысль о пружине под запястьем. У меня было чувство, что Гастон далеко не единственный в этой толпе, кто терпеть не может чужаков.

— Для вас важно время, — сказал я. — Давайте что-то делать.

Миче подошел очень близко ко мне. Он указательным пальцем постучал меня по плечу и произнес:

— У вас, мистер, рот как хлопушка. Здесь отдают приказы Грос и я.

— Да, — усмехнулся Грос. — Нашему другу еще многому предстоит научиться. Но вот насчет одного он прав, — Время — деньги. Байард должен вернуться сюда завтра. А это значит, что сегодня мы уходим, если не хотим, чтобы эти герцоги верховодили среди кадровых военных. Миче, пусть ребята двигаются. Я хочу, чтобы все было собрано и уложено быстро и тихо. Не забудьте выделить надежных людей в резерв.

Он повернулся ко мне. Миче в это время начал отдавать распоряжения своим людям.

— Возможно, вам было бы неплохо немного перекусить сейчас, — заметил Грос. — Нам предстоит долгий путь.

Я был озадачен. Я полагал, что сейчас ночь. Посмотрев на часы, я отметил, что прошел всего час и десять минут с тех пор, как я очутился во дворце. Да, приходится еще раз констатировать, что время движется чертовски медленно.

Чика вынула буханку хлеба и брусок сыра из буфета и поставила еду на стол. Нож лежал рядом. Я насторожился.

— Можно взять нож? — спросил я.

— Конечно, — сказал Грос. — Ешьте.

Он запустил руку под стол и вытащил короткоствольный пистолет, который и положил перед собой.

Миче вернулся к столу, когда я пережевывал ломоть хлеба. Хлеб был отличным. Я попробовал вино. Оно тоже было неплохим. Хорош был также и сыр.

— У вас хорошая еда, — отметил я. — Это хорошо.

Чика с благодарностью посмотрела на меня.

— Мы все делаем хорошо, — согласился Грос.

— Пусть лучше этот нахал снимет свой шутовской наряд, — сказал Миче, кивнув в мою строну. — Кто-нибудь, не задумываясь, может пристрелить его. Наших ребят очень будоражат мундиры подобного рода.

Грос посмотрел на меня.

— Правильно, — сказал он. — Миче даст вам какую-нибудь одежду, мистер. Этот мундир не пользуется здесь любовью.

Такое развитие событий мне не совсем нравилось. В лацканах сюртука был вплетен мой коммуникатор. Поэтому мне пришлось наотрез отказаться и не поддаваться не только на уговоры, но и на всевозможные угрозы.

В конце концов мы сошлись с Гросом на том, что поверх своего мундира я одену какой-нибудь плащ.

Но Миче, пожалуй, был с этим не согласен. Он ткнул ногой в мой стул. Я вовремя заметил это и вскочил на ноги прежде, чем опрокинулся вместе со стулом. Миче посмотрел мне в лицо.

— Раздевайтесь, мистер, — сквозь зубы процедил он. — Вы слышали, что я вам сказал?

Все, кто находился в ото время в комнате, притихли. Я посмотрел на Миче, надеясь, что Грос вступится за меня.

Стояла тишина. Посмотрев на Гроса, я заметил, что он с любопытством наблюдает за нами.

— А почему это я должен исполнять ваши приказы — с усмешкой спросил я.

Миче рванулся вперед, вытаскивая нож. — Я порежу твой мундир, молокосос, — прохрипел он.

— Убери нож, Миче, — спокойно сказал Грос. — Ты же знаешь, что это наше секретное оружие. А мы хотим, чтобы этот мундир был снят и остался целым.

— Что же, — с ворчанием согласился Миче. — В этом есть какой-то смысл.

Он швырнул нож на стол и двинулся на меня. По его легкой походке и наклоненному корпусу я понял, что имею дело с профессионалом.

Я решил не ждать, пока он начнет первым. Развернувшись, я вложил весь вес своего тела в прямой удар в скулу. Миче был застигнут врасплох, подбородок его подпрыгнул, и сам он полетел назад. Я последовал за ним, пока он снова не восстановил равновесие, и опять ударил его. Но это был ветеран слишком большого числа драк. Он сгруппировался, мотнул головой и затем резко ударил меня прямо в висок. Я пошатнулся, почти выключившись, Он ударил меня еще раз, на этот раз в переносицу. Закапала кровь.

Я не смог бы долго продержаться против этого громилы. Толпа собралась в дальнем конце комнаты, наблюдая с восторгом за дракой. Слышались ободряющие возгласы, чтобы Миче показал мне свой класс. Грос продолжал сидеть. Чика смотрела на меня, прижавшись к стене.

Увертываясь от ударов, я отступал назад. Я был ошеломлен. У меня был только один шанс и для этого мне был нужен темный угол. Миче не отпускал меня. Он обезумел. Удар в челюсть прямо на глазах ребят лишил его рассудка. Это было мне на руку. Он забыл правила ведения боя и размахивал руками, стараясь нанести мне поражение как можно быстрее. Для восстановления своей репутации он хотел одним ударом послать меня на пол, Я же продолжал отступление, увертываясь от ударов.

Я перемещался в сторону глубоких теней в углу комнаты, за буфетом. Мне нужно было попасть туда как можно быстрее, пока наблюдавшая за нами толпа не стала преградой на моем пути.

Миче размахался вовсю. Я слышал свист его кулаков совсем рядом с собой. Я отступил еще на шаг и был сейчас почти у цели. Теперь нужно было встать между нападавшим и остальными. Я прыгнул назад, спасаясь от яростного удара, и ужалил Миче резким ударом правой в ухо. Затем я развернулся, поймал свой пистолет при его падении из рукава и, когда Миче делал вдох, выстрелил ему в живот, одновременно дико вскрикнув и бросившись на него. Он ударился о степу и упал во весь рост у моих ног. Я успел спрятать пистолет назад, за манжет, и повернулся.

— Ничего не видно, — закричал кто-то. — Дайте туда свет.

Толпа двинулась вперед, образовав широкий круг и замерла, увидя, что на ногах остался только я.

— Миче на полу, — крикнул кто-то. — Этот новичок справился-таки с ним.

Грос протиснулся вперед, немного поколебался, потом подошел к распростертому телу Миче. Он присел на корточки и попросил свечу.

Перевернув Миче на спину, он внимательно осмотрел тело и попробовал пульс. Затем он резко поднялся во весь рост.

— Он мертв! Миче мертв.

Он как-то странно посмотрел на меня.

— Ну и удар у вас, мистер, — сказал он.

— Я стараюсь не прибегать к нему, — сказал я. — Но если будет нужно, то, без сомнения, воспользуюсь нм снова, если меня только к этому принудят.

— Обыщите его ребята, — приказал Грос. Они прощупали меня всего, но вот запястье не приняли в расчет.

— У него ничего нет, Грос, — сказал кто-то.

Грос решительно осмотрел тело, надеясь отыскать следы ран. Люди столпились вокруг него.

— Нет, нет никаких следов, — наконец сказал он. — Ребра сломаны и внутренности словно перемешаны.

Он взглянул на меня и добавил:

— И он это сделал голыми руками!

Я надеялся, что они поверят в это, что было бы лучшей гарантией от повторения. Я хотел, чтобы они боялись меня, и здесь были совершенно ни причем вопросы этики.

— Довольно, — Грос обратился к своим людям. — Возвращайтесь к своим делам. Миче сам напросился. Он обозвал новичка нахалом. Я даю ему имя Молот!

Я решил, что сейчас самое время взять чуть повыше.

— Лучше бы вы, Грос, сказали им, что я займу здесь место Миче. Думаю, для нас обоих будет полезно, если мы будем работать рука от руку!

Грос скосил взгляд на меня.

— Подходит, — сказал он, немного поразмыслив.

У меня было чувство, что он что-то задумал.

— И, между прочим, — добавил я. — Я оставлю на себе мундир. Ведь мы договорились с вами об этом, пока не вмешался Миче. Почему вы не сказали об этом?

Грос пожал плечами и, внимательно посмотрев на меня, усмехнулся.

— Он останется в мундире, — сказал вожак, обращаясь к своим людям. — Через тридцать минут нас не должно быть в этом месте. Идемте!

* * *

В конце темного туннеля показалась неровная полоска света. Грос дал команду остановиться. Люди сгрудились, заполнив тесный проход.

— Большинство из вас прежде не ходило этим путем, — начал Грос. — Отсюда можно выйти на Оливковую аллею. Это маленькая боковая улочка под стеной дворца. Впереди выход прикрывает небольшая лавчонка, в которой торгует древняя старуха. Не обращайте на нее внимания. Выходить будем по одному. Как только выйдете из лавки, поворачивайте направо. Не забудьте, что документы у нас всех в порядке. Если кто-нибудь на воротах спросит — покажите. Держитесь спокойно. Если сзади вас возникнет какой-нибудь шум, продолжайте идти. Место встречи — на воровском рынке.

Он показал первому на выход, прищурясь, как только рваный брезент был откинут в сторону. Через полминуты последовал второй. Я подошел поближе к Гросу.

— Зачем было приводить сюда столько людей? — спросил я тихо. — Если бы нас было всего несколько, нам было бы намного легче.

Грос покачал головой.

— Я должен присматривать за этими слюнтяями. Не знаю, какие только мысли могут забрести в их головы, если только я оставлю их одних на пару дней, и я не могу позволить, чтобы все было испорчено. Они ничего не могут сделать сами, если я не буду подсказывать им, что от них требуется.

Мне это показалось весьма сомнительным, но я не подал виду. Все уже прошли мимо нас и исчезли за брезентовым пологом. Тревоги не было.

— Порядок! — сказал удовлетворенно Грос. — Давайте за мной, мистер.

Он проскользнул под заплесневелые тряпки, я за ним — мимо колченогого стола, заваленного горшками. Старая карга, восседавшая на табуретке, не обратила на меня никакого внимания. Грос выглянул на узкую пыльную улицу и быстро нырнул в толпу прохожих. Я, не отставая, следовал за ним. Мы шли мимо громко разговаривающих, жестикулирующих покупателей и мелких торговцев, прислонившихся к облепленным мухами лоткам с пищей. Мимо обшарпанных магазинчиков, ковыляющих нищих, чумазых мальчишек. На улице было полно мусора и отходов; голодные собаки сновали в толпе. Никто не обращал на нас ни малейшего внимания — мы выбрались без всякого затруднения.

Я вспотел под тяжелым плащом, который дал мне Грос. Мухи жужжали у моего распухшего лица. Какой-то нищий, скуля, протянул ко мне изможденную руку. Грос нырнул между двумя толстяками, занятыми оживленным спором. В тот момент, когда я хотел последовать примеру своего напарника, толстяки двинулись в путь и я был вынужден обойти их. А это привело к тому, что я потерял Гроса из виду.

Внезапно я увидел военную форму — парня в желтоватом хаки с суровым лицом, который грубо проталкивался сквозь толпу. Прямо передо мной прошмыгнула собака, я инстинктивно отпрянул назад. Раздался крик, люди начали рассыпаться во все стороны, толкая меня. Тут я увидел Гроса. Его бледное лицо было обращено в сторону солдата. Он начал бежать. В два прыжка человек в форме догнал его, схватил за плечо и с криком развернул. Завыл щенок, попав мне под ноги. Рука солдата подымалась и опускалась, нанося удары Гросу тяжелой дубинкой.

Далеко впереди себя я услышал выстрел и почти тотчас же еще один; уже поближе. Грос был свободен и убегал. Голова его была окровавлена, а солдат лежал в пыли, на спине, конвульсивно вздрагивая.

Я бросился вдоль стены, стараясь перехватить Гроса или, во всяком случае, не потерять его из виду. Толпа расступилась, образовав проход для него, бегущего с пистолетом в руке.

Внезапно передо мной вырос солдат с дубинкой. Я бросился в сторону, выбросив вверх руку. Солдат отпрыгнул и отдал честь.

Я разобрал слова «Извините, сэр», пробегая мимо него. Он, должно быть, мельком разглядел мою форму сквозь развевающийся плащ.

Впереди Грос упал на колени в пыль, голова его свисала. Из боковой улицы выбежал солдат, прицелился и выстрелил ему в голову. Грос накренился, свалился на спину и затих. Пыль смешалась с кровью на его лице. Толпа сомкнулась. С того момента, как его опознали, у Гроса ужо не было никаких шансов.

Я остановился, пытаясь вспомнить, что говорил Грос своим людям. Я совершил непростительную ошибку, всецело полагаясь на то, что Грос проведет меня. Он говорил о каких-то воротах, о каких-то документах… Но я же не знал никаких ворот и у меня нет никаких документов. Погоди… теперь понятно, почему эти оппозиционеры вынуждены были покинуть свое подземелье до захода солнца. Очевидно, с наступлением ночи ворота закрывались и создавались определенные трудности для того, чтобы покинуть город.

Я продолжал идти, не желая привлекать к себе внимания, и старался так придерживать плащ, чтобы не был виден мундир. Я не хотел, чтобы еще кто-то из солдат заметил его. Следующий, возможно, не будет торопиться.

Грос назначил своим людям место сбора на воровском рынке. Я пытался вспомнить Алжир, где я провел несколько дней пару лет назад, но все, что я мог вспомнить это Казбах и ярко освещенные улицы в европейской части города.

Я прошел мимо места, где толкающаяся толпа вытягивала шеи, чтобы рассмотреть тело убитого солдата, стараясь не замедлить шага. Другое кольцо окружало то место, где лежал Грос. Теперь здесь повсюду были солдаты, небрежно размахивающие дубинками, чтобы пройти к толпе.

Я извернулся, нагнул голову и с силой протиснулся на открытое место. Улица загибалась влево, стремительно задираясь вверх. Здесь уже была какая-то мостовая, магазинчиков и лотков было поменьше. С перил балконов на улицу свисало белье.

Впереди я увидел ворота. Группа людей сгрудилась перед ними, пока солдат проверял документы. Еще трое в форме стояли рядом, наблюдая за происходящим.

Я продолжал идти к воротам. Сейчас я уже не мог повернуть назад. К древней кирпичной стене примыкала новая деревянная сторожевая вышка. Под ней текла стоячая канава. На вышке был прожектор с дуговой лампой и часовой с ружьем на плече. Мне показалось, что я увидел в толпе перед воротами одного из Организации.

Я бросился вперед, но тут же взял себя в руки. Один из солдат заметил мое движение и посмотрел на меня. Он выпрямился и толкнул в бок соседа. Второй солдат тоже заметил меня. Я решил, что единственное, что остается мне сейчас — это смело идти им навстречу. Я кивнул одному из них, позволив чтобы под плащом была на мгновение видна форма. Солдат двинулся ко мне. Сомнения, видимо, не оставили его. Я надеялся, что мое опухшее лицо не покажется ему слишком знакомым.

— Не спеши, солдат, — сказал я, стараясь подражать интонациям выпускников Эколь Милитари. Он остановился передо мной и отдал честь. Я не дал ему возможности взять инициативу в свои руки.

— Лучшая часть добычи уйдет через ворота прежде, чем вы, дурачье, затянете сетку. — Я щелкнул пальцами. — Пропустите побыстрее и не привлекайте ко мне внимания. Я не ради забавы затеял этот блошиный цирк.

Я прикрыл плащом форму.

Он повернулся и направился к воротам. Там он что-то сказал другому солдату, указывая на меня. Этот второй, с нашивками сержанта, посмотрел в мою сторону.

Я сделал большие глаза, приближаясь к нему, и прошипел:

— Не обращай на меня внимания, солдат. Ты все испортишь, и потом тебе придется стрелять.

Я быстро прошел мимо него, миновал ворота, которые открыл первый солдат, и вышел из города! Пот градом катил по моему телу, ноги были ватными, сердце учащенно билось в груди. Впереди я заметил дерево, с черной тенью под ним. В этот момент я даже засомневался, смогу ли я дойти до этого спасительного дерева.

Когда я оказался в тени, только здесь я позволил себе перевести дух.

У меня еще оставались проблемы, много проблем. Сейчас я должен был отыскать воровской рынок. У меня было смутное воспоминание, что такой рынок существует, но я не имел понятия, где. Я шел по дороге мимо облупленного кирпичного здания с харчевней внизу и перекошенными комнатами вверху, с одним из углов, пострадавшим от бомбы. Теперь уже ворот не было видно.

Впереди были разбомбленные многоквартирные дома, развалины и дальше… открытое поле. Справа виднелась река. Людей здесь было немного. Казалось, что они не обращают никакого внимания на гам, доносящийся из обнесенной стеной части города. Я не мог рисковать, спросив кого-либо из них, где находится то место, которое я ищу. Я не знал, кто из них полицейский осведомитель или же сыщик. Вот взять хотя бы Гроса. Похоже, что он не был столь хорошим конспиратором, как ему казалось. Вероятно, полиция могла прикрыть его группу в любое время, я подозревал, что они терпели его до поры до времени. Засада была организована четко. Вряд ли кому из ребят Гроса удалось пройти через ворота.

Вероятно, распоряжение следить за человеком, переодетым в офицерскую форму, не поступало. Я не знал, сколько успел сказать Морис по телефону, когда звонил своим людям, но мой блеф у ворот указывал на то, что предупреждения о моей внешности не было.

Я приостановился. Может быть, лучше всего зайти в харчевню: заказать выпить и послушать, о чем говорят. Ничего угрожающего вокруг не было заметно.

Я вернулся на пятьдесят шагов назад и быстро вошел в бистро, едва различая в полумраке расположение столиков и стульев. Стекла окоп были завешены. Я прищурился и отыскал бар.

У стенки бара маячил тяжело дышащий парень.

— Красного вина, — заказал я.

Бармен поставил стакан для воды, который он как раз протирал, на стойку и наполнил его из жестяного кувшина. Я попробовал вино. Вкус его был ужасным. У меня было ощущение, что хорошие манеры здесь полностью отсутствуют и поэтому я отвернулся и сплюнул на пол.

Оттолкнув от себя стакан, я сказал:

— Я просил вина, а не выжимок из вот этого ковра, парень. — Положив на стойку тысячефранковую ассигнацию, я стал ждать.

Бармен поворчал, куда-то вышел и вскоре вернулся с запечатанной бутылкой и бокалом. Вынув пробку и до половины наполнив бокал, он протянул мне выпивку. Тысячефранковую бумажку он положил в карман и не думая давать сдачу.

Я попробовал вино — оно было не очень плохим. Я стоял, потягивая вино, и ждал, пока мое зрение окончательно адаптируется к царящему здесь полумраку. Бармен отошел и, чертыхаясь, стал орудовать с грудой поставленных друг на друга ящиков.

У меня не было четких мыслей, что мне сейчас предпринять. Даже если мне и удастся отыскать уцелевших после облавы членов Организации… Самое главное — это узнать, что было неверным в моей одежде. А вот потом можно было бы и воспользоваться помощью Организации для повторного проникновения во дворец.

Правда, я всегда мог бы обратиться за помощью, через коммуникатор. Но это было не по мне. Пока оставалась хоть толика надежды, отступать было нельзя.

В дверях появился человек, закрыв за собой свет. Он вошел вовнутрь и подошел к стойке бара. Бармен не обращал на него внимания.

Через дверь вошли еще двое, прошли мимо меня и облокотились о стойку рядом. Бармен продолжал возиться с ящиками, игнорируя новых клиентов. Меня начало это удивлять.

Человек, который вошел первым, пододвинулся ко мне поближе.

— Эй, вы, — сказал он и кивнул в сторону городских ворот. — Слышали ли вы там стрельбу?

Это был наводящий вопрос. Я бы удивился, если бы звук выстрелов был слышен снаружи стен. Я пробормотал что-то невразумительное.

— За кем это гнались? Ты случайно не знаешь?

Я захотел рассмотреть лицо говорящего, но оно было в тени.

Он был худым, костлявым мужчиной и стоял, опираясь на локоть, лежащий на стойке.

— Почему это я должен знать, по кому там стреляли? — пожал я плечами.

— Не слишком ли тебе жарко в этом бурнусе, парень? — спросил незнакомец и протянул руку к моему плащу. Я сделал шаг назад и две пары рук обвили меня сзади двойным захватом.

Человек впереди меня приоткрыл мой плащ и внимательно посмотрел на мой мундир.

— Вшивый герцогский прихвостень! — крикнул он и ударил меня по губам тыльной стороной ладони. Во рту сразу же появился привкус крови.

— Ищите у него, оружие, ребята, — сказал другой, обходя меня сзади. Этого я еще здесь не видел. Теперь я уже не знал, сколько человек было в комнате.

Человек сорвал с меня плащ и закричал:

— Смотрите на него. Мы захватили паршивого генерала.

Он засунул палец под верхнюю часть моего расшитого отворота и с силой дернул за лацкан. Он порвался, но остался на месте. Тогда я начал вырываться — ради золотой тесьмы они могли оборвать мой коммуникатор. Я не очень-то надеялся на то, что мне удастся освободиться, но, может быть, несколько хороших пинков отвлекут их? Я размахнулся и ударил костлявого незнакомца, который разорвал мой лацкан, в колено. Он завопил от боли и отскочил, затем подскочил и замахнулся, чтобы ударить меня в лицо. Я отпрянул, и удар едва коснулся моей щеки. Я изо всех сил рванулся назад, стараясь вывести из равновесия держащих меня людей.

— Держите его, — закричал костлявый. Он подошел поближе ко мне и нанес удар кулаком в живот. Я почувствовал страшную боль.

Меня подтащили к стене и прижали к ней с разведенными в стороны руками. Один из парней подступил ко мне с ножом в руке. Я пытался отдышаться, извиваясь под весом мучителей. Парень схватил меня за волосы и на мгновение мне показалось, что он перережет мне горло. Но вместо этого он стал отрезать лацкан и выругался, когда лезвие стало скрести провод.

— Обрежь пуговицы тоже, красавчик Джо, — предложил чей-то сиплый голос.

Боль немного утихла и я осел, собираясь показать, что совсем ослаб, хотя фактически мне стало намного лучше. Коммуникатор исчез, во всяком случае, передатчик. Все, что я теперь пытался спасти — это свою жизнь.

Всего мгновение, и я остался без единой пуговицы. Человек с ножом отошел от меня, засовывая нож в чехол, висящий на бедре. Сейчас я мог разобрать его лицо. Похоже, он вполне подходил к своему прозвищу ((Красавчик!)

— Порядок! Пусть катится, — сказал он.

Я тяжело опустился на пол. Потому что впервые мои руки оказались свободны. Теперь, возможно, у меня появился шанс: пистолет все еще был при мне. Опираясь руками о пол, я привстал на колени, не спуская с Красавчика Джо взгляда. Он намеревался ударить меня ногой по ребрам.

— Вставай, генерал, — спокойно сказал он. — Я научу тебя не лягать своих благодетелей.

Остальные засмеялись, выкрикивая советы и образовывая вокруг нас круг. Стоял запах пыли и кислого вина. Кто-то сказал:

— Этот генерал — настоящий боец. Он даже сидя будет бороться.

Раздался дружный хохот.

Я вцепился в направленную в меня ногу и, с силой выкручивая ее, и швыряя нападающего на пол. Он громко выругался и бросился ко мне.

Но я уже к этому времени встал и начал отступать. Круг разомкнулся и кто-то толкнул меня. Я сделал вид, что потерял равновесие и стал еще на несколько шагов ближе к темному углу. Сейчас мое зрение привыкло к полутьме и я видел пистолеты и кинжалы у каждого из присутствующего здесь бандита. Если бы у них возникла мысль, что я вооружен, они пустили бы в ход их не раздумывая. Я был вынужден не спешить.

Красавчик Джо вновь напал на меня, нанося удар слева. Я увернулся, затем пропустил пару тычков, отступил еще на два шага, наблюдая за зрителями. Все они были на удалении от меня. Наступило время моей игры. Прикрываясь от зрителей Красавчиком, я направил в ладонь свой пистолет, но в этот момент Джо яростно ударил меня. Я молниеносно попытался увернуться, это мне частично удалось, но привело к тому, что мой крохотный пистолетик полетел, вертясь, в угол. Теперь я уже больше не умиротворялся.

Я встретил Джо тяжелым ударом в лицо с левой руки, затем правой в живот, выпрямил его еще одним левой в челюсть. Боксером он был неважным.

Остальным это не понравилось. Они окружили и схватили меня. Я получил несколько ударив в челюсть и в спину. Двое обежали меня сзади и опрокинули к стене. В голове стоял звон — я был оглушен. Я упал и меня оставили в покое. Мне нужна была небольшая передышка, и это было очень кстати.

К черту всю эту секретность, — подумал я. Я поднялся на колени и стал ползти в угол. Зрители смеялись и кричали.

— Ползи, генерал, — кричал один. — Ползи, ползи, паршивый шпик.

— Раз, два, три, солдатик, — командовал другой. Шутка понравилась. Все хохотали, радостно хлопая друг друга по плечам. Красавчик Джо пришел в себя и начал меня преследовать.

Куда подевался этот пистолет???

Красавчик Джо схватил меня за сюртук и приподнял на ноги. У меня кружилась голова, похоже, что я заработал небольшое сотрясение мозга. Джо снова пихнул меня, но я повис на нем и он не мог хорошенько размахнуться. Его неуклюжесть вызвала новый смех, толпа получала массу удовольствия от этого фарса.

— Следи за ним хорошенько, Красавчик, — крикнул кто-то. — Если и дальше будешь его так бить, то гляди, чего доброго, и разбудишь. А уж тогда держись, парень.

Красавчик Джо сделал шаг назад и хотел ударить меня в подбородок, но я упал на пол и снова пополз в угол. Именно там должен был находиться мой пистолет. Джо еще раз ударил меня ногой, я отклонился и моя рука нащупала оружие.

Я перевернулся и Красавчик рванул меня за плечо, повернув лицом к себе, и отступил. Я привстал, прислонившись в углу, и следил за ним. Он наслаждался моим положением и, хотя рот его был весь в крови, он показал часть зубов, выражая тем самым удовольствие. Ему хотелось не выпускать меня из угла, чтобы забить насмерть. Когда он спокойно подошел ко мне, я поднял пистолет и выстрелил ему в лицо.

И тут же пожалел об этом. Джо перевернулся головой вниз и рухнул на пол. Мелькнуло полностью искореженное лицо. Джо уже больше не был Красавчиком.

Я держал свое оружие у бедра, ожидая следующего. Тот парень, который тащил меня к стенке, выскочил вперед и, подпрыгнув, хотел одним ударом раздробить мне череп. Я чуть-чуть поднял свой пистолет и как только он прыгнул, выстрелил ему в живот. Выстрел отозвался хлопком в комнате, когда ноги парня оторвались от пола.

Еще трое бросились на меня. В комнате было очень плохое освещение и они полностью еще не осознавали того, что происходит. Они думали, что я кулаками уложил этих двоих. Сейчас же они намеревались одновременно наброситься на меня и наконец-то прикончить.

— А ну-ка, кролики, замрите! — внезапно раздался голос у дверей. Все посмотрели в ту сторону. В дверях стоял здоровенный бандит, в руке его отчетливо был виден пистолет.

— И не шевелитесь вы, крысы! Учтите, что я очень хорошо вас вижу, даже в темноте. Ничего не делать!

Он пропустил одного человека перед собой. Один из троих нападавших, стоящих возле меня, засмеялся и повернулся ко мне. Раздался треск выстрела и сноп огня высветил глушитель. Парень дернулся на бок и распластался на полу.

— Выходи, Молот, — сказал здоровяк. — Нужно побыстрее убираться отсюда.

Он сплюнул на пол.

Я узнал голос Гастона, человека, который хотел схоронить меня под полом. Оказывается, Грос отдал ему приказ быть моим телохранителем. Но он немного опоздал… Я был зверски избит.

Неуклюже спрятав пистолет, я накренился вперед.

— Держись, Молот, — крикнул Гастон, бросаясь вперед, чтобы поддержать меня. — Я не думал, что кролики примутся за тебя. И к тому же я было подумал, что ты сможешь легко их приструнить.

Он приостановился и посмотрел на тело Красавчика.

— Ты превратил его в кашу, — восхищенно присвистнул он. Эй, Уше, прикрой Молота, и двинулись.

Он еще раз оглядел комнату.

— До скорого свидания, кролики, — усмехнулся волчьим оскалом Гастон.

Двое уже не могли ему ответить.

Глава IX

Я почти по помню, как мы добрались до одного из убежищ Организации, находящегося далеко за городом. Я только помню, что сначала мы бесконечно долго шли, а потом Гастон также бесконечно долго нес меня на плечах.

Я помню ужасную жару и мучительную боль опухшего лица, полузажившей раны на шее и бесчисленных синяков.

Последнее, что я помню — прохладную комнату и мягкую постель.

Просыпался я медленно, сновидения перемешивались с воспоминаниями, и среди них не было ни одного приятного.

Я лежал на спине, опираясь на огромные пуховые подушки. Позднее послеполуденное солнце пробивалось через широкое окно, частично задернутое непрозрачной занавеской. Некоторое время я мучительно пытался вспомнить, где я нахожусь. Постепенно ко мне вернулись последние сознательные воспоминания.

Это было место за городом, в которое меня вел Гастон. Он очень серьезно отнесся к поручению Гроса, несмотря на свое предложение избавиться от меня и, несмотря на то, что и Миче, и Грос были ужо мертвы.

Я пошевелился и у меня перехватило дыхание. Грудь, ребра, живот были одним огромным очагом боли. Я отодвинул стеганое одеяло и попытался прощупать свои повреждения. Из-под краев широкой повязки были видны багровые кровоподтеки, особенно на правом боку.

Наклонив вперед голову, я совершил ошибку. Пулевая рана на затылке, которую Морис открыл своей дубинкой, начала сильно пульсировать. Во мне все перемешалось от боли. Я не рисковал даже больше шевелить мышцами лица — я знал, что оно из себя представляет.

— Полностью обанкротился, парень, — подумал я, — Как тайный агент ты больше из себя ничего не представляешь.

Моя тщательно подготовленная маскировка не смогла одурачить никого, кроме, пожалуй, Паука. В течение нескольких часов, когда я находился в диктаторском наряде, я натерпелся столько пинков, ударов и угроз, сколько не испытывал за предыдущие сорок два года жизни. И в конечном итоге, я так ничего и не добился. Я лишился коммуникатора, а теперь и пистолета. Успокаивающий вес его под манжетой исчез. Но он, конечно, ничем уже сейчас не мог бы мне помочь. Любая попытка пошевелиться полностью затуманивала мое сознание.

А, может быть, я все-таки чего-то достиг, в негативном смысле? Я узнал, что запросто войти во дворец диктатора Байарда мне совершенно не удастся, даже несмотря на наше внешнее сходство. И я узнал также, что диктаторский режим пронизан подрывной деятельностью, так как породил множество недовольных. Возможно, в дальнейшем мы сможем это использовать в своих целях.

Если бы только я мог вернуться в Империум с такой информацией! Я должен был обдумать способ возвращения. У меня не было связи, это главное. И поэтому сейчас все зависело от меня самого.

Раньше я всегда знал, что в конце концов смогу сделать вызов и ждать спасения. Рихтгофен организовал круглосуточное дежурство на волне моего коммуникатора. Теперь же о помощи не могло быть и речи. Если мне нужно будет вернуться в Империум, я должен был украсть один из неуклюжих шаттлов этого мира или, что еще лучше, пользуясь диктаторскими правами, реквизировать один из них. Я должен вернуться назад во дворец, надлежащим образом изменив одежду, либо закончить свои дни в этом кошмарном мире.

За дверью послышались приглушенные голоса. Когда дверь открылась, я прикрыл глаза.

Голоса стали тише и я почувствовал, что несколько человек стали у моей кровати.

— Сколько он спит? — спросил чей-то голос. Он показался мне чем-то знакомым, но чем?

— Док сделал ему несколько уколов, — ответил другой голос. — Мы привезли его сюда вчера вечером.

Наступила пауза. Затем раздался полузнакомый голос.

— Мне не хотелось бы, чтобы он остался жив. Тем не менее, возможно, что мы сможем извлечь из него пользу.

— Грос хотел, чтобы он остался жив, — вмешался в разговор еще один голос. Это был Гастон. Его голос казался сердитым. — У Гроса были большие планы относительно Молота.

Собеседник что-то проворчал.

— Нам не будет от него никакого проку, пока не заживет его лицо, Гастон. Держите его здесь, пока я не пришлю дальнейших инструкций.

Мне не очень-то поправилось то, что я здесь сейчас услышал. Но в данных обстоятельствах мне не приходилось выбирать. Я должен был отлежаться и набраться сил. Во всяком случае, я должен был быть благодарен этим людям — меня уложили в удобную постель…

Когда я проснулся, рядом со мной сидел Гастон и курил. Как только я открыл глаза, он выпрямился, потушил сигарету в пепельнице на столе и наклонился ко мне.

— Как ты себя чувствуешь, Молот? — спросил он.

— Отдохнувшим, — ответил я слабым шепотом. Меня очень удивила слабость моего голоса.

— Да, эти голубки задали тебе хорошую трепку, Молот. Не знаю, почему ты раньше не воспользовался своим смертоносным ударом? Впрочем, об этом позже… Я тут принес тебе немного пожевать…

С этими словами он поставил поднос со столика у кровати к себе на колени и предложил мне ложку бульона.

Я был чертовски голоден и с готовностью открыл рот. Никогда не думая, что сиделкой у меня будет такая горилла.

Тем не менее, Гастон хорошо справился со своим делом. Три дня он регулярно кормил меня, менял простыни и выполнял все обязанности хорошо вышколенной няньки. Силы быстро возвращались ко мне, но я старался осторожно скрывать скорость моего выздоровления от окружающих. Я не знал, что может еще случиться и хотел иметь кое-что в резерве.

В течение следующих нескольких дней Гастон рассказал мне довольно много об Организации. Я узнал, что группа, руководимая Гросом и Миче, была одной из многочисленных ячеек этой разветвленной оппозиции. В Организации было несколько сотен членов, которые проживали по всей территории Алжира. Конечной целью оппозиции было свержение правления Байарда, что дало бы ей возможность получить свою долю в грабежах.

Каждая группа имела двух руководителей, которые, в свою очередь, подчинялись Большому Боссу, чужеземцу, о котором Гастон знал крайне мало. Он появился неожиданно и никто не знал ни его имени, ни где он обитает. Я почувствовал, что этот таинственный незнакомец не пользуется любовью у Гастона.

На третий день я попросил Гастона, чтобы он помог мне приподняться и немного размять ноги. Я изображал крайнюю степень слабости, но был удовлетворен тем, что обнаружил, что чувствую себя гораздо лучше, чем предполагал. После того, как Гастон помог мне лечь в кровать и вышел из комнаты, я снова встал и продолжил свои упражнения в ходьбе. У меня кружилась голова и меня подташнивало, но я облокачивался на спинку кровати и пережидал, пока успокоится желудок, а потом продолжал ходить. Я находился на ногах где-то минут пятнадцать, а потом лег в кровать и крепко уснул. Впоследствии, когда бы я ни просыпался, днем или ночью, я поднимался и ходил, прыгая в кровать, как только слышались приближающиеся шаги.

Когда Гастон настаивал, чтобы я ходил, я продолжал симулировать все симптомы, которые чувствовал в первый раз. Один раз они вызвали врача, но он, посмотрев меня, сказал, что я не вправе ожидать улучшения своего самочувствия в течение еще одной недели, учитывая количество потерянной мною крови. Это вполне меня устраивало. Мне необходимо было время, чтобы более досконально разобраться в обстановке.

Я осторожно пробовал выкачать из Гастона, что он думает о моей внешности. Мне не хотелось настораживать его или возбуждать в нем подозрения насчет того, что у меня на уме. Но я был уж чересчур осторожен. Гастон избегал этой темы.

Я пробовал искать свою одежду, но шкаф был заперт и я не отважился взломать дверь.

Через неделю после моего прибытия сюда, я позволил себе совершить прогулку по дому и прелестному саду за ним. Дом был очень просторен, из сада не было видно никаких признаков часовых. Казалось, что я мог бы свободно уйти из него в любое время, но…

К тому времени, когда прошло десять дней моего нахождения в этом доме, я начал ощущать беспокойство. Больше уже невозможно притворяться, не вызывая подозрений. Бездеятельность действовала мне на нервы. Я проводил ночные часы, лежа без сна, обдумывая и иногда вставая, чтобы пройтись по комнате. К утру мне удавалось утомить себя, но все равно сна не было.

Я должен был что-то предпринять!

Однажды утром, после того, как Гастон унес поднос с остатками завтрака, я принял решение еще раз обойти дом. Из верхних окон хорошо были видны окрестности. Фасад дома выходил на мощеное шоссе, бывшее в относительно хорошем состоянии. Я решил, что это главная дорога в Алжире. Позади дома простиралась на четверть мили вспаханная земля. Дальше стоял ряд деревьев. Возможно, там была река. Поблизости не было видно никаких других домов.

Я подумал об уходе. Мне казалось, что было бы лучше всего перелезть через стенку после наступления темноты и двинуться в направлении деревьев. У меня создалось впечатление, что линия деревьев и дорога сходятся где-то к западу и поэтому таким путем я смогу выйти на дорогу в некотором отдалении от дома. А уж потом по ней смогу попасть в город.

Я вернулся в свою комнату и стал ждать.

Было уже почти обеденное время, когда я услыхал, что кто-то приближается к моей двери. Я лег на кровать и стал дожидаться. Вошли Гастон и доктор. Врач был бледным, сильно потеющим, избегая моего взгляда, он взял стул, уселся и начал осмотр. Он ничего не говорил мне и не обращал внимания на вопросы, которые я ему задавал. Я замолчал и молча лежал, пока он щупал и тыкал меня. Через некоторое время он резко встал, собирая свои инструменты и вышел.

— Что это с доктором, Гастон? — поинтересовался я.

— Он что-то затевает, — ответил хмуро мой телохранитель.

Даже Гастон казался сегодня покорным. Что-то должно было произойти, что-то, что здорово начинало меня беспокоить.

— Но что? — Гастон пожал плечами. Но я не отступал: — Что все это значит? — Я было решил, что Гастон ничего мне не скажет, но через несколько минут молчания он произнес:

— Они собираются совершить то, что ты хотел. Они уже готовы поставить тебя на место Байарда.

— Но это же отлично, — воскликнул я. — Как раз этого я и добивался. Но почему такая секретность? — Похоже, это были еще не все новости. — Но почему вы скрываете это от меня? — настаивал я. — Почему Большой Босс не встречается со мной? Я бы хотел переговорить с ним.

Гастон в нерешительности молчал. У меня было ощущение, что он хочет сказать что-то важное, но не решается.

— Нужно уладить еще кое-какие мелочи, — наконец вымолвил он, не глядя на меня.

Я больше не настаивал.

После того, как Гастон вышел из комнаты, я через некоторое время вышел в коридор. Через открытое окно я услышал разговор и придвинулся поближе, чтобы послушать.

По саду, спиной ко мне, прогуливалось три человека. Один из них был врач. Остальных двух я не мог различить.

— Я учился не для того, — говорил врач, возбужденно вскидывая руки, — чтобы совершить то, что вы задумали. Поймите, я не мясник, чтобы отрезать для вас куски баранины.

Ответ я не мог разобрать.

Я сошел вниз и прислушался. Все было тихо. Я прошел по коридору первого этажа и снова прислушался. Где-то тикали часы.

Я вошел в гостиную. Стол был накрыт на троих, но еды не было. Я вернулся и приоткрыл дверь в приемную, пусто.

Я прошел мимо двери, которая всегда до этого была заперта, и вдруг заметил свет, пробивающийся из-под неплотно прикрытой двери. Я остановился и осторожно приоткрыл ее. Возможно, это какая-нибудь кладовка, подумал я.

Но то, что предстало перед моим взором заставило меня насторожиться. Посреди комнаты стоял обитый белой тканью стол. В одном углу комнаты на штативах стояли два светильника. На маленьком столике были разложены сверкающие инструменты. На стеллаже, рядом с ним, лежали скальпели, большие изогнутые иглы и еще какие-то хирургические инструменты. Там же была отличного качества пила, скорее, даже ножовка и большие ножницы. На полу под столом была большая лоханка из нержавеющей стали.

Я не понимал, что к чему. Повернулся к двери и услышал шаги.

Я осмотрелся, увидел дверь, прыгнул к ней и распахнул. Когда в комнату вошли двое, я стоял во тьме кладовки, чуть-чуть приоткрыв дверь.

Вспыхнули яркие лампы и снова погасли, послышался скрежет металла о металл.

— Положи на место, — раздался гнусавый голос. — Здесь полный набор. Я все проверил сам.

— Какие-то чокнутые, — продолжал гнусавый. — Почему бы им не подождать до утра, когда для этого будет изобилие солнечного света? Нет, они хотят, чтобы работали при фонарях.

— Я не могу уразуметь смысл этого, — сказал другой, тонкий голос. — Не могу понять, что у этого пария с ногами, если они хотят их оттяпать. Как это можно, если он…

— Ты не в курсе дела, Мак, — хрипло произнес гнусавый. — Это большое дело. Они собираются воспользоваться этим простаком, чтобы подменить Старика.

— Э… вот что ты имеешь в виду. Так зачем же отрезать ноги?

— Да ты многое не знаешь, молокосос, — засмеялся гнусавый. — Тогда послушай, это будет для тебя сногсшибательной новостью.

Наступила пауза.

— У Байарда нет ног, от самых колен, — очень тихо произнес гнусавый. — Ты не знал об этом, не так ли, малыш? Вот почему никогда по телеку не показывают, как он ходит. Ты ведь всегда его видел за письменным столом, а? Об этом знают совсем немногие. Так что сильно не распространяйся.

— Вот так штука, — удивился парень. — Нет обеих ног?

— Точно! Я был с ним за год до высадки. Потом наши пути разошлись. А потом от друзей, которые были в его отряде, я узнал, как это случилось. Пулеметная очередь через оба колена. А теперь забудь об этом. Надеюсь, тебе все ясно?

— Да… и где они раздобыли такого болвана, который согласился на это?

— Откуда я знаю, — ответил гнусавый. Казалось, что он сожалеет о том, что выболтал тайну. — Эти революционеры все не в своем уме, только каждый по своему.

Мне стало дурно, ноги мои задрожали. Теперь я знал, почему никто не признавал во мне диктатора, когда я был в кабинете или в комнате в стене… и почему Паук попался на удочку, когда увидел меня сидящим за столом в компании Гроса и Миче.

Надо уходить. Не завтра, не ночью, а сейчас. У меня не было ни оружия, ни документов, ни карты, ни даже плана действий, но я не мог больше ждать.

Было уже почти темно, когда я вышел в заднюю часть дома. Через окно я смог заметить людей, которые продолжали свой разговор. Я пощупал дверь и рассмотрел ее в полутьме. Это была дверь, состоящая из двух секций. Верхняя была заперта, нижняя часть тихо открылась — ниже линии, которую могли снаружи просматривать трое людей в саду. Я согнулся и пролез наружу.

Короткая дорожка вела ко въезду в дом. Я не обратил на нее внимания и прополз рядом со стенкой через цветник ко вспаханному полю. Сзади меня показались темные очертания человека. Я вскочил и отпрянул к деревьям, растущим впереди меня. Моя кисть автоматически сделала привычный жест, но пистолета не было.

Я был слаб, безоружен и потрясен. Очертания человека передо мной приняли угрожающие размеры.

— Уходим, Молот, — прошептала тень. Это был Гастон.

— Я и ухожу, — запинаясь произнес я, потрясенно. — Только не пробуй остановить меня.

В мозгу пронеслась смутная мысль о блефе, не зря же он назвал меня Молотом.

Я повернулся и тихо пошел вперед. Я пока не знал, куда иду, главное сейчас было идти, не показывая, как я испуган.

Гастон шел за мной.

— Я пойду с тобой, — прошептал он. — Интересно, и куда это ты думаешь податься? Последние несколько дней ты не давал себе отдыха.

У меня не было никаких шансов.

— Ты еще больше нервничаешь, чем я, Молот, — сказал Гастон. — На твоем месте я ушел бы еще неделю назад. Должно быть, ты сильно хотел взглянуть на Большого Босса, иначе зачем ты торчал здесь?

— По-моему, я достаточно насмотрелся здесь сегодня, — хмуро ответил я. — Но хочу больше никого видеть.

— Ты видел его? — в голосе Гастона звучала заинтересованность.

— Нет, — сказал я. — Я не видел его лица. Но я перестал быть любопытным.

Гастон тихо рассмеялся.

— О’кей, шеф, — сказал он и протянул мне какую-то карточку, на которой было что-то нацарапано. — Может быть, это принесет тебе хоть какую-то пользу. Это адрес Большого Босса за пределами города. Я украл его у него. Это все, что я смог сделать. А теперь давай побыстрее убираться отсюда.

Я сунул карточку в карман. Мне было немного не по себе.

— Минутку, Гастон, ты имеешь в виду, что поможешь мне сбежать?

— Грос велел, чтобы я не спускал с тебя глаз. Он очень хотел, чтобы с тобой не случилось какое-нибудь несчастье. И я всегда выполняю приказы моего брата. Я не вижу смысла в том, чтобы не слушаться его приказов, даже пусть его уже нет в живых.

— Твой брат? — я в изумлении остановился.

— Грос был моим братом, — повторил Гастон. — Мне, конечно, далеко до него, но он всегда заботился обо мне. И я всегда делал то, что он говорил. Он сказал, чтобы я присматривал за тобой, Молот.

— А как же они? — спросил я, указывая в сторону дома. — Им это может здорово не понравиться, когда они обнаружат наше отсутствие.

Гастон сплюнул.

— К черту этих обезьян, — со злобой сказал он. — Я дрожу от ярости, когда вижу их.

У меня вдруг стало радостно на душе.

— Послушай, Гастон, не можешь ли ты вернуться в дом и принести сюда одежду, в которой я был, когда меня сюда доставили?

Гастон показал на плечо, на котором он нес какой-то мешок.

— Я подумал, что тебе может пригодиться этот мундир, Молот, — сказал он. — С Миче ты поступил очень необычным способом.

Он протянул мне узел.

— Гастон, — сказал я. — Ты чудо! А не принес ли ты вместе с мундиром и такую маленькую штуковину, которую я прятал за запястьем?

— По-моему, я кинул ее в мешок, — кивнул Гастон. — Кто-то украл диковинные перчатки, которые ты держал у себя за поясом. Поверь, мне их было очень жаль.

Я склонился над сюртуком и нащупал что-то плотное в кармане. С пистолетом в руке я был уже готов покорить весь мир.

— Можешь не вздыхать об этих перчатках, — сказал я, пристегивая к предплечью пистолет.

Я снял с себя больничную пижаму и натянул мундир, посмотрел на дом — все было спокойно. Сейчас было уже настолько темно, что мы могли безопасно пересечь поле. Настало время уходить!

Через пятьдесят шагов дом был уже не виден. Стена и высокие кусты не пропускали свет из его окон, расположенных на первом этаже, а верхняя часть дома была не освещенной. Я выбрал в качестве ориентира яркую звезду и, спотыкаясь, побрел по полю. Я раньше никогда не предполагал, как тяжело идти в темноте по пахоте.

Через пятнадцать минут впереди показалась густая тьма деревьев — я все еще предполагал, что там должна быть река.

Как только мы подошли к деревьям, мы стали идти медленнее. Земля резко пошла вниз и через мгновение я соскользнул с грязного берега в мелководье.

— О! — обрадованно зашептал я Гастону, — река что надо!

Я выбрался на берег и стал вглядываться в западном направлении. Ничего не было видно. Если бы мы стали идти между деревьями, мы вряд ли прошли более двух-трех километров до зари, в этих не освещенных луной зарослях.

— В какую сторону течет эта река, Гастон? — спросил я.

— Туда, — он показал рукой. — К Алжиру, к городу.

— Ты умеешь плавать?

— Конечно, — кивнул головой Гастон, он четко выделялся на более светлом фоне реки. — И даже хорошо плаваю.

— Отлично. Раздевайся и сделай узел из своей одежды. Сложи то, что ты не хочешь намочить, в серединку. И прикрепи узел ремнем к плечам.

Мы склонились в темноте над своими пожитками.

Закончив все приготовления, я вошел в воду. Погода стояла теплая и вода приятно охлаждала тело. Пистолет я не тронул — он продолжал находиться у меня за запястьем. В нынешней обстановке я хотел, чтобы он был как можно ближе ко мне.

Вокруг была чернильная тьма — пустоту над нами заполняли только бриллиантовые звезды.

— Все в порядке? — спросил я у своего попутчика, услышав легкий всплеск воды за спиной.

— Конечно, шеф!

— Давай побыстрее отплывем отсюда, а уж потом не будем сильно торопиться, — прошептал я. — Пусть река поработает на нас.

Глава X

Течение реки было спокойным. Далеко на другом берегу был виден крохотный огонек. Мы медленно проплыли мимо него.

Я работал руками только для того, чтобы держаться на воде. Все было тихо. От нервного напряжения я начал зевать, но похоже, что теперь я уже не скоро доберусь до постели.

Я увидел мерцание водной ряби впереди и оглянулся. На втором этаже дома, который мы недавно оставили, был зажжен свет.

Я окликнул Гастона, указывая на огни.

— Эге, — сказал он, — я уже это заметил. Похоже, что тихая жизнь у нас закончилась.

Они могли бы очень легко проследить наши следы до самой воды. Для этого им нужен был только простой карманный фонарик. И как бы в ответ на мои мысли между деревьями показался, покачиваясь, узкий луч света. Он двигался по направлению к реке. Я следил за ним, пока он не возник из-за деревьев. Я видел желтый сноп света, танцующий на поверхности воды в том месте, откуда мы отправились в путь. Затем появились еще огни — второй, третий…

Видимо, все, кто был в доме, присоединились к погоне. Они, должно быть, предполагали, что я прячусь где-то на берегу, выбившись из сил, после прогулки по пахоте, готовый лечь уже безо всяких предисловий на операционный стол.

Огоньки развернулись веером, двигаясь вдоль берега. Я отметил, что мы были на довольно безопасном расстоянии от них.

— Гастон, — позвал я. — У них нет лодки?

— Нет, — ответил он. — За нами все чисто.

Огоньки становились все меньше и меньше и по одному стали теряться из виду.

В полной тишине мы проплыли добрый час, или даже больше. Вокруг было тихо, только легкие движения рук, чтобы поддержать головы над водой, заставляли ее плескаться.

Вдруг впереди показалось несколько огней, скользящих по воде.

— Тьфу, черт, — прошептал Гастон. — Я совсем забыл о мосте Салан. Ведь они могут ждать нас там.

Теперь я уже мог различить очертания моста. Он был в сотне метров от нас.

— Плыви к противоположному берегу, Гастон, — сказал я. — Только быстро и тихо.

Я боялся шума, который я подыму, если буду плыть кролем. Поэтому я стал быстро плыть по-собачьи, не поднимая рук из воды.

Они бы легко перехватили нас, если бы не затеяли кутерьму с огоньками на мосту, подумал я. Хотя без них они не могли увидеть нас. Поэтому они делают все, что в их силах. Они, видимо, прикинули скорость течения и вычислили предполагаемое место, где мы можем оказаться через час. Они не намного ошиблись. Фактически, вообще не ошиблись.

Я сосредоточился на том, чтобы вложить максимум энергии в каждый гребок. Колени мои зацепили ил и стебли камыша царапнули мне лицо. Я перевернулся и сел, тяжело дыша. Гастон барахтался в нескольких метрах от меня.

— Сюда, — шепнул я. — Давай ко мне и старайся потише.

Огонь на мосту внезапно потух. Интересно, что они предпримут на этот раз. Если они пойдут вдоль берега, нам придется снова забраться в воду. И если один из них останется на мосту и в нужный момент посветит своим фонарем…

— Давай уходить, — сказал я.

Я поднялся и, пригибаясь и стараясь не шуметь, пошел к берегу, по колено в воде. Но тут, немного поодаль, на берегу замелькали огоньки. Я остановился и повернулся к Гастону. На противоположном берегу тоже мелькали огоньки. Гастон стоял возле меня, стараясь не дышать.

Огоньки на нашем берегу стали удаляться. Было слышно шлепанье ног о грязь и чей-то гортанный голос.

— Хорошо, — отметил я, — из-за этого не будет слышно нас. Мои мокрые башмаки были связаны шнурками и болтались на груди.

Короткими перебежками мы добрались до берега. Земля здесь была потверже.

Я снова остановился, а Гастон рядом со мной. Оглянувшись, я отметил, что они быстро обнаружат наши следы на этом болотистом берегу, если только вернутся. Нам никак нельзя было терять времени. Узел с одеждой был помехой, но у нас не было времени одеваться.

— Идем, — прошептал я и побежал.

За пятьдесят шагов до конца обрыва мы упали на землю и стали ползти. Я не хотел, чтобы наши силуэты были видны на фоне неба на краю обрыва.

Пыхтя и ругаясь, мы тащились вперед. Ползать — тяжелый труд для взрослого. И только на самом верху мы приостановились и осмотрелись. Дорога, ведущая на мост, делала поворот к отдаленному отблеску на небе.

— Там армейский склад, — сказал Гастон. А не город.

Я приподнялся, чтобы бросить взгляд на реку. Два огонька покачались вместе, а затем начали медленно удаляться от края воды. Я услышал негромкий крик.

— Они напали на наш след, — сказал я и побежал вниз, вдоль дороги, стараясь глубоко дышать. Через четыре шага — вдох, через четыре — выдох. Если так дышать все время, то можно бежать очень долго. Камни впивались в мои голые ступни.

Я решил бежать по шоссе в надежде, что по асфальту бежать будет легче. Но Гастон схватил меня за руку.

— Нельзя, — проговорил он, тяжело отдуваясь. — У них здесь есть машина.

Какое-то мгновение я не понимал, о чем это он. Затем вдруг послышался шум двигателя, который только начали заводить, и тьму пронзили лучи горящих фар, направленные на отдаленные верхушки деревьев, пока автомобиль поднимался по въезду на мост с другой стороны реки. У нас было всего несколько секунд до того, как автомобиль пересечет мост и окажется на нашей стороне.

Впереди показалась изгородь. Всему конец. Мы остановились. Затем я обнаружил, что изгородь огибает поперечную дорогу, соединяющуюся с нашей в семи метрах от нас. Может быть, на развязке будет дренажная труба…

Проржавевшая стальная труба диаметром около полуметра шла вдоль основной дороги, как раз на развилке. Я упал на землю и, цепляясь за траву, забрался в это укрытие. Звуки, производимые мною, гулко отдавались в трубе. Я продолжал двигаться к ее дальнему концу. Гастон продирался позади меня. Я остановился и глянул через плечо. Гастон лежал внутри трубы на спине, забравшись в это укрытие всего на метр. В свете блеснувших фар я увидел в его руке крупнокалиберный пистолет.

— Дружище, — шепнул я. — Не стреляй без крайней нужды.

Фары автомобиля рыскали по верхушкам деревьев. Через свободный конец трубы я увидел кролика, сидящего на свету, всего лишь в метре-полутора от дальнего среза дренажной системы. Услышав шум приближающегося автомобиля, он повернулся и ускакал.

Автомобиль медленно пересек мост и поехал дальше по дороге. Я с облегчением вздохнул. И только собрался повернуться к Гастону и немного успокоить его, как вдруг рядом со мной в канаву скатился небольшой камешек. Я замер. Слабое шарканье ног по гравию, другой камешек покатился — и затем луч карманного фонарика, скользящий по траве вдоль кювета, заиграл в траве напротив. Луч остановился возле другого конца дренажной трубы. Я затаил дыхание. Затем шаги стали ближе, и луч осветил мое плечо. Наступил напряженный момент тишины. Затем в моей руке совершенно непроизвольно оказался пистолет. В полусотне метров от меня на дороге виднелся автомобиль, который остановился, заглушив мотор. Через мгновение я услышал вдох человека, собирающегося крикнуть. Я направил пистолет чуть правее фонарика и отдача едва не выломала мне руку. Фонарик перелетел через груду булыжников и погас. Тело человека рухнуло и больше не двигалось. Я схватил человека за ноги и стал тащить его к трубе.

— Гастон, — прошептал я. — Где твоя рука?

Я помог ему вылезти из трубы и мы вдвоем запихали в трубу труп.

— К автомобилю, — сказал я. Эта мысль казалась мне очень заманчивой. Я устал от погони. Мне очень хотелось, чтобы жертва превратилась в охотника!

Пригнув голову, я бежал по кювету, Гастон не отставал от меня.

Автомобиль находился сейчас метрах в тридцати. На краю поля я насчитал три фонарика.

— Еще чуть ближе, — прошипел я. — Теперь в разные стороны. Я пересеку дорогу и зайду с противоположной стороны. Ты же подойди как можно ближе к автомобилю. Следи за мной и не вешай носа.

Я опрометью рванулся через дорогу — гротескная обнаженная фигура с узлом, болтающимся на плечах. Фары автомобиля были включены. Нас нельзя было заметить вне полосы света, особенно, если глаза не привыкли к темноте. Я залег в канаве, морщась от боли, причиненной острой колючкой, воткнувшейся в ступню. Человек с моей стороны описывал фонариком широкие круги, просматривая обочины и поле на расстоянии двадцати метров. Не обращая на него внимания, без умолку трещали кузнечики.

Автомобиль немного сдал назад, развернулся и двинулся вперед.

Они, похоже, решили отрезать нас и пойти назад к реке, обыскивая метр за метром, и пока никто не заметил отсутствие человека, лежащего сейчас неподвижно в стальной трубе.

Автомобиль медленно ехал по мосту, заливая светом дорогу. Я прижался ко дну кювета, когда огни прошли надо мной. Затем показался автомобиль и остановился как раз надо мной. Мне было отлично видно водителя, выглядывающего из-за ветрового стекла. Похоже было, что он искал человека, который имел несчастье осматривать с фонариком кюветы. Водитель открыл дверцу автомобиля и вышел наружу. Автомобиль был длинным, с тяжелым верхом. В лучах больших мощных фар клубилась пыль и роилась мошкара.

Я поднял тяжелый камень, тихо поднялся на корточки и выполз из канавы. Водитель продолжал стоять, держась за верхнюю часть дверцы и глядя поверх нее. Я подкрался к нему сзади и изо всей силы нанес ему удар камнем по черепу. Человек тихо вскрикнул и упал на сиденье. Я запихнул его, прыгнул в кабину и закрыл дверцу. В темноте было очень трудно снять с убитого пиджак, но мне удалось это сделать. Я натянул его на себя и сел. Все было тихо. Три луча света продолжали рыскать по окрестностям. Двигатель машины тихо работал.

Я осмотрел органы управления. Рулевое колесо было посредине, на полу — три педали. Я легонько нажал на центральную — машина медленно двинулась вперед. Я подрулил к правой стороне дороги и медленно поехал вдоль ее края. «Гастон должен быть где-то здесь», — подумал я. Я напряженно всматривался в темноту, но ничего не мог различить.

Мне пришлось остановиться. Ближайший фонарик раскачивался взад и вперед, двигаясь по направлению к мосту. Я протянул руку к крылу, на котором была установлена дополнительная фара, и нажал на торчавшую из нее рукоятку. Фара потухла.

Теперь я мог видеть уже несколько лучше. Фонарики справа от меня перестали двигаться, обернувшись ко мне. Я приветственно помахал руками, подумав, что они вряд ли смогут разглядеть мое лицо в такой темноте. Один из преследователей, казалось, был удовлетворен увиденным и возобновил поиски. Другой — начал шарить лучом по автомобилю.

Раздался крик и я увидел, что ко мне бежит Гастон. Все лучи скрестились на нем, когда он перепрыгивал дорогу.

— Быстрей, Гастон, — закричал я, не обращая внимания на маскировку.

Гастон махнул мне рукой, остановился, повернулся к ближайшему огоньку и прицелился из пистолета. Раздался выстрел и огонек как-то резко упал на землю. «Неплохой выстрел из пистолета 45-го калибра» — отметил я и рынком распахнул дверцу. Гастон вскочил на сиденье. Позади раздался негромкий крик отставшего с другой стороны преследователя и сухой хлопок выстрела из пистолета. Пуля с силой ударилась о толстый стальной кузов и с визгом отрикошетировала в сторону. Я нажал на левую и центральную педали. Автомобиль рванулся вперед и вдруг остановился. Еще одна пуля попала в боковое стекло, осыпав осколками мои волосы. Я сиял ноги с педалей и еще раз попробовал. Машина рванулась вперед. Я включил огни и переключил скорость. Взвизгнули шины. Впереди, спотыкаясь, бежал человек, который только что перемахнул через канаву, направляясь в нашу сторону. Всего лишь на мгновение в свете фар я увидел открытый от изумления рот на холеном белом лице, прежде чем оно исчезло из поля зрения. От удара нас сильно тряхнуло.

Впереди вырисовывался мост, высоко поднятый над водой и относительно узкий. Мы с ходу вылетели на самую высокую его часть и зависли на своих сидениях, когда машина, не сбавляя скорости, устремилась вниз. Сразу же за мостом дорога поворачивала влево, обрамленная со всех сторон рядами деревьев.

На повороте взвизгнули шины.

— Да, Молот, это великолепно, — закричал от восторга Гастон. — Я никогда не ездил прежде на таких машинах!

— Я тоже! — крикнул я в ответ.

Глава XI

Ночь стояла темная. Главной нашей задачей было попасть в обнесенный стеной город. Дорога шла вдоль берега реки, в самый центр города, судя по словам Гастона. Вернее, это был даже не город. Диктатор обнес стеной часть города и сделал ее своей твердыней. Снаружи стена была облеплена лавками и домами, как средневековый город, образовав самообеспечивающуюся общину, которая могла поддерживать жизнь обитателей замка. Район за стеной было очень легко патрулировать и в случае необходимости перекрывать все ходы и выходы. Это, конечно, нисколько не защищало от нападения регулярной армии, но помогало против убийц и бунтовщиков.

— То есть от нас, — сказал я громко. — Убийц и бунтовщиков.

— Это точно, шеф, — засмеялся Гастон.

Впереди на небе стояло небольшое зарево. С дороги можно было увидеть всего лишь несколько разбросанных огней.

Окрестности казались почти необитаемыми.

Через двадцать минут езды мы очутились в разрушенной бомбардировками окраине города. Вокруг были одни развалины, лишь изредка то там, то здесь попадались бараки, построенные на скорую руку. Справа вырисовывалась громада замка, слабо освещенная огнями на улицах и под ним. Что творилось за стеной — видно не было. К первоначальному массивному старому зданию Байард достроил опоясывающие его флигели в виде несимметричных крыльев и приземистую башню.

Я пригнулся и выключил фары. Мы с Гастоном безмолвно смотрели на огни в башне.

— Как же мы переберемся туда, Гастон? — позволил я себе нарушить тишину. — Как нам перебраться через стону?

Гастон взглянул на стену.

— Слушай, Молот, — начал он, — Я пойду на разведку, а ты подожди здесь. У меня хорошая память, особенно на расположение домов и тому подобное, и я хорошо знаком с этой частью города. Если есть такое место, через которое можно будет туда пробраться, я обязательно его найду. Будь внимателен и остерегайся уличных банд.

Я поднял дверные стекла и запер дверцы на защелку. В разбитых стенах, окружавших меня, не было видно никаких признаков жизни. Только где-то мяукал кот.

Я тщательно проверил свою одежду. Исчезли оба лацкана. Крохотная рация все еще была прикреплена к поясу, но без микрофона и репродуктора она была бесполезной. Я провел по зубу с упрятанным в нем цианистым калием. Он все еще мог мне понадобиться.

Я задремал, но вскоре, как мне показалось, проснулся от легкого стука в лобовое стекло. К стеклу прижалось лицо Гастона. Я открыл дверь, и он бухнулся рядом со мной.

— Порядок, Молот, — устало сказал он, — Кажется, я нашел подходящее место. Мы пойдем по краю водосточной канавы туда, где она уходит под стену. Нам придется протиснуться в нее и, если все будет хорошо, выйти уже по ту сторону стены.

Мы вышли из машины, и я последовал за Гастоном по выщербленным булыжникам к канаве. Это был почти что ручей и запах от него шел ужасный.

Гастон вел меня вдоль этого зловонного потока около ста метров, пока над нами не нависла степа за пределами круга света из сторожевой башни. На верхней площадке башни был виден парень с винтовкой, наблюдавший за улицей внутри стены. Рядом с ним стояла пара больших прожекторов.

Гастон наклонился к моему уху:

— Немного вони, Молот, но стена здесь довольно шершавая, так что, думаю, мы сможем пройти по краю.

Он соскользнул в канаву, нашел опору для ноги и исчез. Я скользнул за ним, стараясь зацепиться ногой за какой-нибудь уступ. Стенная кладка была весьма грубой, с большим числом трещин и торчащих камней, но очень скользкой. Я продолжал двигаться наощупь, не сразу перенося вес своего тела на следующую опору. Мы прошли под мостом, где свет блестел на поверхности темной воды. Затем мы снова оказались под стеной, нависшей над самой темной аркой. Журчание воды здесь было громче.

Я попробовал взглянуть, что делается впереди. Гастон осторожно спускался. Я едва различал его силуэт, по колено стоящий в зловонной жиже. Я подошел поближе и вдруг увидел решетку, сделанную из железных прутьев и полностью перекрывающую проход.

Я полез наверх к решетке, опираясь на заржавевшее железо, чтобы облегчить нагрузку на руки. В системе обороны не было ни одной дыры, на что мы так надеялись. Гастон отправился вниз и нырнул в канаву, пытаясь найти нижний обрез решетки. Может быть, мы сможем поднырнуть под нее?

Внезапно я почувствовал, что скольжу вниз.

Ниже меня Гастон карабкался наверх, беззвучно ругаясь. Моя хватка была твердой, и я моментально понял, что это скользит сама решетка. Она со скрежетом опустилась на четверть метра и с приглушенным лязгом остановилась. Ржавый металл не выдержал нашего веса. На левой стороне прутья были сломаны, и хотя свободное пространство было слишком узким, но, по-видимому, его можно было бы еще немного расширить.

Гастон уперся руками в стену и налег. Я занял место рядом с ним и добавил свой вес. Рама слегка повернулась, но потом заклинилась.

— Гастон, — сказал я. — Может быть, я смогу подлезть под нее и налечь с другой стороны?

Гастон отступил и я опустился в вонючую жидкость. Я просунул руку под решетку, затем опустился до пояса… до груди, толкая решетку вверх. Грубый металл царапал мое лицо и одежду, но я не сдавался. И пролез-таки под решеткой.

Я выполз наверх, весь истекая гадостью, и немного передохнул. Из тьмы позади Гастона раздался какой-то металлический лязг, и затем наша расщелина огласилась эхом пулеметных очередей. В проблесках выстрелов я увидел, как Гастон замер перед решеткой и… Он завис на одной руке, схватившись за решетку. Выстрелы продолжались, и на каменный гребень стены выскочило несколько человек. Гастон дернулся и выхватил пистолет.

— Гастон, — позвал я, — Скорее, под прутья…

Но это не имело смысла. Он был слишком велик, чтобы пролезть.

Один из стражников, держась за гребень стены одной рукой, стал осторожно спускаться к проему, закрытому решеткой. Он высветил нас фонариком, и Гастон, продолжая висеть на одной руке, выстрелил в него. Стражник упал в поток, подняв тучу брызг.

Гастон, задыхаясь, крикнул:

— Это… все…

Пистолет выпал из его руки и тут же исчез в мутном потоке.

Я старался как можно быстрее, скользя и цепляясь, и не свалился камнем вниз только каким-то чудом. Мне даже удалось взглянуть назад, как только я очутился вне стены, на открытом воздухе. Двое солдат тащили изо всех сил заклинившееся в проеме тело. Даже в своей смерти Гастон прикрывал мой отход.

Я, притиснувшись к степе, стоял с пистолетом в руке. Улица была пустынной. Должно быть, охранники решили, что поймали нас в западню и поэтому с этой стороны стены никого не было. Я отошел на несколько шагов от стены и выглянул за угол. На площадке башни двигалась тень. Там до сих пор дежурил только один часовой. Это он, должно быть, услыхал шум опускающейся решетки и поднял тревогу.

Я выглянул на улицу и узнал Оливковую аллею и ту улицу, по которой я уже имел счастье пройтись десятью днями ранее. Она спускалась вниз, поворачивая направо. Именно туда я должен пройти — через открытую улицу, под огнем пулемета. Я хотел бы еще на некоторое время остаться в тени башни, но этого нельзя было делать.

Я рванулся вперед, только бег мог снасти мне жизнь. Прожектор зашевелился, качнулся из стороны в сторону, обнаружил меня и отбросил мою тень на пыльные стены и шаткие булыжники. Инстинкт подсказал мне рвануться в сторону. Как только я это сделал, затрещал пулемет, и пули засвистели по камням слева от меня. Сейчас я был в тени и мчался под защиту изогнутой стены, маячившей впереди. Круг света все еще искал меня, когда я нырнул за поворот. Я бежал в полной тишине. Обитатели этих покрытых шрамами домов научились сидеть тихо за закрытыми ставнями, когда шла стрельба на узких улочках.

Я прошел мимо того места, где погиб Грос и помчался дальше. На значительном расстоянии от меня снова и снова раздавался свисток часового. Случайный выстрел взбил пыль впереди. Я продолжал бежать.

Вдруг до меня донесся звук бегущих ног. Я быстро пробежался взглядом по темным лавчонкам, пустым и жалким, пытаясь отыскать ту, которой мы воспользовались в тот день, когда уходили из дворца, там, где восседала старуха со своим хозяйством из глины. Эта лавчонка, насколько я помнил, была крохотной, с обшарпанным серым навесом впереди нее и черепками разбитых горшков, разбросанными перед дверью.

Я почти прошел мимо, но вовремя спохватился, притормозил и нырнул под навес, едва справившись с жестким брезентом, я с трудом нашел проем и протиснулся в него.

Теперь я тяжело дышал в кромешной мгле. Снаружи были слышны крики, топот ног. На некоторое время я получил передышку. Им был неизвестен этот ход.

Я взглянул на часы. В этом мире войны все происходило слишком быстро — еще не было даже половины девятого. А ушел я из дому в половине седьмого. За эти два часа я убил двоих и один отдал жизнь за меня. Я подумал, насколько быстро человек может возвратиться к своему древнему занятию самого смертоносного охотника, каких только знала природа, при благоприятных обстоятельствах!

Внезапно, в этой темноте, на меня навалилась смертельная усталость. Я зевнул и сел на пол. В мозгу проскочил импульс лечь на спину и заснуть, но вместо этого я встал и наощупь двинулся по проходу. Я еще не завершил свое дело, хотя и достиг уже много — я во дворце, не раненый и вооруженный. У меня было все, на что я имел право надеяться — шанс сразиться!

Больше я уже не был нетерпеливым новобранцем, не ведающем о действительности, я шел теперь как закаленный боец, ожесточенный необходимостью, как настоящий убийца. Я был вооружен и мне нечего было терять. Я весь в шрамах сражений. И я намеревался выиграть.

* * *

Через полчаса я приоткрыл дверь и выглянул в тот же самый коридор, куда меня вышвырнули так опрометчиво две недели назад из шаттла Империума. Коридор не изменился. Я вышел, осторожно закрыл за собой дверь и двинулся по коридору, прислушиваясь, чтобы не попасть в ловушку. Памятуя, в какой стороне лифт, я направился в противоположную сторону.

Увидев первую дверь, я осторожно нажал на ручку и к своему удивлению обнаружил, что она не заперта. Я осторожно заглянул вовнутрь и увидел, что это спальня. Войдя туда, я заметил при слабом свете светильников, вмонтированных в потолок, широкую кровать, большой письменный стол у дальней стены, встроенный шкаф, небольшое кресло и через слегка приоткрытую дверь — просторную ванную комнату. Я закрыл за собой дверь и пересек комнату, встав возле окон. На них были стальные ставни, сложенные за шторами. Ставни, шторы и стены были выкрашены в зеленый цвет. Я закрыл ставни, подошел к столу и включил настольную лампу. В этот вечер мне уже чертовски надоело ходить впотьмах наощупь.

Комната была очень красиво отделана, просторна, с глубоким серо-зеленым ковром на полу и парой скромных акварелей на стенах. Внезапно я ощутил исходящий от меня запах. Одежда, казалось, сморщилась у меня на спине. Я вывалялся в грязи, нырнул в сточную канаву, полз по вековой пыли. Не задумываясь о дальнейшем, я сбросил свой китель, швырнул свою одежду возле двери в ванную и отправился мыться.

Мытье заняло у меня полчаса, после чего я вылез из ванны и взял свой мундир. Больше мне нечего было одеть, но я же не мог одеть эту одежду в том виде, в каком она была. Я простирал ее и развесил на батарее ванны. Здесь висел отличный купальный халат, и я, завернувшись в него, вернулся в спальню.

В мое притупленное сознание вкралась мысль, что я поступаю опрометчиво. Я попробовал было встряхнуться, но не смог. Я почему-то чувствовал себя в полной безопасности. Так дело не пойдет, подумал я. Но ведь даже если я встану, что помешает мне заснуть стоя? В подтверждение этому я снова глубоко зевнул.

Я уселся на стул напротив двери и приготовился ждать. Последнее, что я помнил, это то, что я встал и выключил свет. Как я снова сел в кресло, я уже не помнил.

Глава XII

Мне приснилось, что я нахожусь на берегу моря, и солнце весело играет на воде. Оно светило мне в глаза и я отворачивался. Наконец, мне это надоело, я заерзал на стуле, открыл глаза. Голова у меня отчаянно гудела.

Я взглянул на бледно-зеленые стены комнаты, на серо-зеленый ковер. В комнате было тихо, и я не рисковал шевелиться, чтобы не разбудить боль, дремавшую где-то в моем теле.

Дверь была открыта!!!

Я помнил, что выключил свет — ничего больше. Кто-то включил его, кто-то открыл дверь. Я пробрался сюда, как убийца и кто-то нашел меня спящим, когда силы покинули меня после стольких испытаний.

Я осторожно выпрямился в кресле и тут же понял, что в комнате я не один.

Я повернул голову и увидел перед собой человека, который спокойно сидел в кресле слева от меня, вытянув ноги перед собой и слегка сжав подлокотники кресла из красного дерева, обитого черной кожей. Он улыбался, немного наклонившись вперед. Мне показалось, что я смотрю в зеркало.

Я не шевелился. Я уставился на него.

Его лицо было более худым, чем мое, и более морщинистым. Кожа лица у него была загоревшей и волосы пожелтели под африканским солнцем. Но все-таки я смотрел на себя. Не на близнеца, не на двойника, не на прекрасного актера — это был я сам, сидевший в кресле и смотревший на себя самого.

— Вы крепко спали, — сказал он. Мне показалось, что я слышу магнитофонную запись своего собственного голоса, за исключением того, что этот голос говорил по-французски безупречно.

Я слегка пошевелил рукой. Мой пистолет все еще был при мне, и человек, которого я пришел убить, сидит всего в метрах трех от меня — одинокий и беззащитный. Но я пока не готов к тому, чтобы стрелять. Возможно, вообще не буду готов…

— Вы достаточно отдохнули, — продолжал мой двойник, — или же вы еще немного поспите, прежде чем вы поговорите со мной?

— Я отдохнул, — твердо сказал я.

— Я не знаю, как вы сюда попали, — сказал он, — но достаточно того, что вы здесь. Я не знаю, какой дар мне принесет этот оборот фортуны, но что может быть лучше, чем найти брата.

Я не знал, каким я ожидал встретить диктатора Байарда — мрачным негодяем, хитрым интриганом, мега маньяком с выпученными глазами. Но я не ожидал встретить во плоти образ самого себя, с добродушной улыбкой и поэтической манерой речи — человека, назвавшего меня братом.

Он посмотрел на меня с выражением крайнего интереса.

— Вы отлично говорите по-французски, но маленький английский акцент все же слышится, — усмехнулся он, — Или, возможно, американский? А? Простите мне мое любопытство. Лингвистика, акценты, все это мое хобби, а в вашем лице я заинтриговал вдвойне.

— Я — американец!

— Забавно. Я мог бы и сам родиться в Америке — но эту длинную скучную историю я расскажу вам как-нибудь в другой раз.

«В этом нет никакой необходимости, — подумал я, — когда я был мальчиком, мой отец часто рассказывал мне эту историю».

Он продолжал. Голос его был сильным, но дружелюбным.

— Мне сказали, когда я вернулся в Алжир десять дней назад, что здесь видели человека очень похожего на меня. В моем кабинете были найдены два трупа. Все это вызвало большой переполох и, как это часто бывает, — поползли искаженные слухи, но я был поражен разговорами о человеке, который похож на меня. Я хотел встретиться с ним и побеседовать, я столько времени здесь совершенно одинок. Эти толки распалили мое воображение. Конечно, я не знал, что привело этого человека сюда, — Байард развел руками. — Но когда я вошел в эту комнату и обнаружил, что вы здесь уснули, я сразу же понял, что вы пришли сюда только с дружбой.

Я был тронут, увидев, что вы пришли сюда по доброй воле, всецело вверив себя в мои руки.

Я ничего не мог сказать в ответ, да по правде говоря, и не пытался.

— Когда я зажег лампу и увидел ваше лицо, я сразу же понял, что здесь больше, чем поверхностное сходство.

Я увидел свое собственное лицо, не столь ожесточенное войной, как мое, не столь изборожденное морщинами. Но ясно ощущалось кровное родство, и я понял, что вы — мой брат!

Я облизал пересохшие губы, сглотнул слюну. Байард наклонился вперед, положил свою руку на мою, крепко сжал ее, посмотрел мне в глаза и со вздохом откинулся на спинку кресла.

— Простите меня, брат. Я часто в последнее время становлюсь вспыльчивым, красноречивым и даже напыщенным. От этой привычки очень тяжело отвыкнуть. Думаю, у нас будет в дальнейшем много времени, чтобы обсудить все планы на будущее. Лучше расскажите, пожалуйста, о себе. Я уверен, что у вас кровь Байардов.

— Да. Это моя фамилия.

— Вы, должно быть, очень сильно хотели прийти сюда, если вас это удалось сделать одному и без оружия. Никто прежде не переходил за стену без сопротивления и множества документов.

Я не был в состоянии сидеть молча, но и не мог рассказать этому человеку об истинной цели моего прихода. Я напомнил себе о том приеме, каким он удостоил имперских послов, обо всем том, что рассказывал Бейл в то первое утро на встрече у Бернадотта.

Однако сейчас я совсем не обнаружил того безжалостного тирана, которого так ожидал увидеть. Совсем наоборот, я понял, что его неожиданное дружелюбие находит отклик в моей душе.

Я должен был что-то сказать. И на помощь пришли годы моего дипломатического опыта — и вот я уже вру без запинки.

— Вы правы, думая, что я могу помочь вам, Брайан, — сказал я и очень удивился своим собственным словам, столь легко назвав его по имени. Но мне это показалось сейчас вполне естественным.

— Но с другой стороны вы заблуждаетесь в том, что ваше государство является единственным уцелевшим очагом цивилизации в этом мире! Есть еще другая, сильная, динамичная и дружественная держава, которая хотела бы установить с вами дружественные отношения. Я и являюсь эмиссаром правительства этой державы!

— Но почему же вы не пришли ко мне в открытую? Способ, который вы избрали, хотя и смелый, но чрезвычайно опасный. Но, должно быть, вы узнали, что меня окружают вероломные предатели, и боялись, что враги мои не допустят вас ко мне.

Казалось, что он так нетерпеливо хочет понять странности моего поведения, что сам же отвечает на поставленные им вопросы. Наступил удобный момент рассказать о тех двух агентах Бейла, у которых были полные дипломатические удостоверения и которых подвергли избиению, пыткам и в конечном итоге — убили. Этим я хотел несколько пролить свет на противоречивость характера диктатора.

— Я помню, что двум нашим людям, посланным к вам год назад, был оказан не очень теплый прием, — заметил я. — У меня не было уверенности в том, как примут меня. И поэтому мне пришлось повидаться с вами лично, без свидетелей, лицом к лицу.

Лицо Байарда вытянулось.

— Два человека? — протянул он. — Я ничего не слыхал ни о каких послах.

— Их сначала встретил генерал-полковник Янг, — сказал я, — а в последствии с ними имел беседу лично диктатор.

Байард покраснел.

— Тут есть один пес из разжалованных офицеров, который возглавляет банду головорезов, совершающих налеты на ту жалкую торговлю, которую я в состоянии поощрять. Вот его-то имя — Янг. Если это он сорвал дипломатическую миссию, присланную из вашей страны, я приложу все усилия, чтобы его изловить и подарить вам его голову.

— Говорили, что вы сами застрелили одного из них.

Байард вцепился в поручни кресла, смело глядя мне в лицо.

— Я клянусь тебе, брат, честью семьи Байардов, что до этого момента я ничего не слышал о ваших посланниках, и что никакими своими действиями я не причинял им никакого вреда.

Я верил ему. Теперь многое стало интересовать меня. Он, казалось, был искренним, приветствуя союз с цивилизованной державой. И все же я сам видел кровавую бойню, учиненную его налетчиками во дворце, и атомную бомбу, которую они пытались там взорвать.

— Очень хорошо, — сказал я, — От имени моего правительства я принимаю к сведению заявление, но если мы договоримся с вами, какие гарантии будут нам даны, что налеты и бомбардировки больше не повторятся?

— Налеты? Бомбардировки? — он в недоумении смотрел на меня.

Наступило молчание.

— Слава богу, что вы пришли ко мне ночью, — сказал он. — Теперь ясно, что контроль за происходящим выскользнул из моих рук.

— Было семь налетов, четыре из них сопровождались атомной бомбардировкой, и это все только за последний год, — кивнул я головой. — Самый последний был менее месяца назад.

Его голос стал страшным.

— По моему приказу каждый грамм расщепляющих материалов, о существовании которых мне было известно, был захоронен в море в тот же день, когда я основал это государство. Я знал, что у меня на службе немало предателей, но что есть безумцы, которые снова начинают этот ужас, даже представить себе не мог!

Он обернулся и уставился на висевшую на противоположной стене картину с изображением солнца, играющего в листве деревьев.

— Я дрался с ними, когда они сжигали библиотеки, плавили алмазы работы Челлини, топтали Мону Лизу в руинах Лувра. Я спасал один фрагмент там, другой осколок здесь, всегда говоря себе при этом, что еще не слишком поздно. Но годы проходили и не приносили перемен.

Наступил крах промышленности, сельского хозяйства, семьи. Даже среди лежавшего вокруг нас изобилия, людей заботили только три вещи: золото, спиртное и женщины.

Я должен признаться, что уже почти потерял всякую надежду. Я пытался возродить дух восстановления, чтобы избежать того дня, когда опустеют разграбленные склады, но это все было тщетно. Только мое жестокое военное правление удерживает этот мир от полной анархии. Повсюду вокруг меня сильное разложение. В моем собственном доме, среди ближайших советников, я только и слышу разговоры о дальнейшем вооружении, карательных экспедициях, подавлении, возобновлении войны с остатками человечества, живущими за пределами нашего островка порядка. Напрасная война, бессмысленное сверхгосподство ныне мертвых наций. Они надеялись потратить наши скудные ресурсы на дальнейшее уничтожение любых следов, которые могли остаться от достижений человечества, только для того, чтобы склонить их перед нашей верховной властью.

Когда он посмотрел на меня, я вспомнил выражение «лучезарный взгляд».

— Теперь мои надежды возрождаются, — сказал он. — Вместе с братом мы одержим окончательную победу.

Я обдумывал это. Империум дал мне все полномочия. И я мог воспользоваться ими по своему усмотрению.

— Думаю, что могу заверить вас, — начал я, — что самое худшее уже позади. У моего правительства неистощимые ресурсы, вы можете просить все, что вам нужно — людей, снаряжение, оборудование. Мы же просим у вас только одного — дружбы и справедливости между нами.

Он откинулся назад, закрыв глаза.

— Долгая ночь кончилась, — тихо прошептал он.

Были еще важные пункты, которые надо было обсудить, но я был уверен, что Байард был представлен и передо мной и перед Империумом в совершенно неправильном свете. Меня ошеломило, как это Имперская Разведка была введена в заблуждение и с какой целью? Ведь Бейл говорил, что имел здесь усиленную группу лучших агентов. Существовала также проблема переброски меня назад в мир Ноль — Ноль, мир Империума. Байард совсем не упомянул об аппаратах Максони — Копини. Фактически, размышляя над его словами, я пришел к выводу, что он говорил так, как будто они вовсе не существовали. Возможно, он утаивал их от меня, несмотря на внешнюю искренность.

Байард открыл глаза.

— Мы, кажется, уже достаточно позанимались государственными делами, — засмеялся он, — думаю, что неплохо было бы немного отпраздновать нашу встречу. Не знаю, разделяете ли вы мое желание попировать экспромтом, пользуясь таким случаем?

— Я очень люблю кушать ночью, — засмеялся я, — особенно, когда не пообедаешь днем.

— Вы — истинный Байард, — в тон мне отозвался Брайан и протянул руку к стоящему рядом со мной столику и нажал кнопку. После этого он откинулся на спинку кресла, соединив кончики пальцев перед грудью.

— И поэтому мы должны теперь думать о меню, — задумчиво проговорил он, поджав губы. — Думаю, что вы будете не против, если я возьму на себя роль хозяина в выборе блюд. Посмотрим, похожи ли наши вкусы так же, как мы сами.

— Отлично! — кивнул я.

Раздался слабый стук в дверь. Как только Брайан отозвался, она открылась и вошел человек лет пятидесяти, невысокий и с печальным лицом. Он увидел меня, пришел в замешательство, затем лицо его стало бесстрастным. Он подошел к креслу диктатора, выпрямился и произнес:

— Я постарался прийти как можно быстрее, майор.

— Чудесно, чудесно, Люк, — поднял успокаивающим жестом руку Байард. — Вольно. Мой брат и я голодны. У нас особый голод, и я хочу, чтобы ты, Люк, постарался так, чтобы наша кухня не краснела перед таким гостем.

Краешком глаза Люк взглянул в мою сторону.

— Я уже отметил, что господин чем-то похож на майора, — сказал он. — Поразительное сходство, вернее. Что ж, — он посмотрел в потолок. — Я полагаю, что можно начать с очень сухой мадеры 1875 года. Затем мы возбудим ваш аппетит устрицами под белым соусом «Шабли Вудезар». Думаю, что осталось немного 29 года.

Я подался вперед. Все это звучало весьма заманчиво. Раньше мне уже доводилось пробовать устрицы, но вина здесь были настолько изысканны, что я о таких только слышал.

— …Двойной бульон из печени. К первому блюду подадим красное бургундское, «Конти», 1904 года.

Брайан внимательно выслушал все меню, и дал свое добро. Люк тихо удалился. Если он сможет ничего не забыть из всего этого, то он именно тот официант, о котором можно только мечтать.

— Люк при мне находится очень давно, — заметил Брайан, перехватив мой взгляд, направленный вслед удаляющемуся Люку. — Очень верный, преданный друг. Вы заметили, что он называет меня майором? Это было мое последнее официальное звание во французской армии перед крушением. Позднее меня выбрали командиром полка уцелевших вояк после Гибралтарской битвы, когда мы поняли, что остались предоставленными сами себе. Еще позже, когда я понял, что нужно делать, я принял на себя задачи возрождения, мне мои последователи присваивали все более высокие титулы. Признаюсь, что некоторые из них я сам себе присваивал, поверьте, что это было необходимой психологической мерой. Но для Люка я всегда оставался майором. Сам же он был старшим поваром нашего полка.

— Мне почти неизвестно, что происходило в последние годы в Европе, — сказал я. — Не могли бы вы дать информацию.

Он задумался на несколько минут.

— Это были годы непрерывного скатывания под уклон. И все это началось с самого первого дня этого несчастного Мюнхенского мира в 1919 году. Америка одна осталась противостоять Срединным державам и поэтому она пала после массированного бешеного нападения в 1932 году, казалось, что мечта кайзеров о господстве Германии над миром близка к осуществлению. Но вскоре в покоренных странах вспыхнули восстания. Я получил звание старшего лейтенанта французской армии, которая начала партизанскую войну. Мы были передовым отрядом организованного сопротивления в Европе и нашему примеру последовали во многих странах. Люди, казалось, больше не желали быть рабами. В те дни мы были полны радужных надежд.

Но проходили годы и безысходность положения изматывала нас. Наконец, во время какого-то дворцового переворота, кайзер был свергнут, и мы решили использовать предоставившуюся возможность для совершения последнего штурма. Я вел свой батальон на Гибралтар и получил пулеметную очередь возле самого берега.

Я никогда не забуду те часы агонии, когда я лежал в полном сознании в палатке хирурга. Морфий уже давно закончился, и врачи старались поскорее вернуть бойцов на поле боя, занимаясь лишь легкими ранеными. Я же уже не мог принимать участия в бою, и мною занялись лишь после всех. Это было логично, но тогда я не хотел понимать.

Я восхищенно слушал его.

— Когда вас ранило? — поинтересовался я.

— Этот день я никогда не забуду, — сказал он. — 15 апреля 1945 г.

Я был ошарашен. Я сам был ранен пулей из немецкого пулемета под Йеной и долго дожидался, пока врачи мне помогут — и это тоже было 15 апреля 1945 года. Пожалуй, это было больше, чем наша с ним похожесть. Это было странное родство, соединившее жизнь этого другого Байарда с моей даже через невообразимую пропасть Сети.

Мы покончили с бренди 1855 года, но продолжали сидеть и беседовать всю африканскую ночь напролет. Мы излагали друг другу честолюбивые планы возрождения цивилизации. Мы наслаждались обществом друг друга, и вся напряженность между нами давно прошла. Я прикрыл глаза и, полагаю, слегка задремал. Что-то вскоре разбудило меня.

Заря уже осветила небо. Брайан молча сидел, сердито нахмурив брови. Он был весь как на пружинах.

— Слышите?

Я прислушался. Мне почудился отдаленный крик и что-то очень далеко от нас взорвалось.

— Все не так уж хорошо, — ответил он на мой немой вопрос.

Я встал и стал ходить по комнате. От выпитого у меня кружилась голова. Раздался более громкий крик снаружи, в коридоре, странно знакомый хлопок.

Через мгновение дверь затряслась, затрещала и вывалилась наружу.

Еще более худой, в туго затянутом черном мундире в проеме — стоял Главный Инспектор Бейл. Лицо его было бледным от возбуждения. В правой руке у него был зажат длинноствольный маузер. Он взглянул на меня, сделал шаг назад, затем с искаженным лицом поднял пистолет и выстрелил. Но еще за мгновение до выстрела я уловил стремительное движение справа от меня. Полузакрыв меня своим телом, Брайан рухнул, сраженный пулей. Я посмотрел вниз, ничего не соображая, лишь совершенно бессознательно отметив, как несовершенными были его протезы обеих ног, видневшиеся из-под задранных штанин. Я наклонился и подхватил его за плечи. Из-под воротника расплывалось громадное кровавое пятно. Слишком много крови. Вместе с кровью его покидала и жизнь. Он смотрел мне прямо в лицо до тех пор, пока не угас свет разума в его глазах.

Глава XIII

— Убирайся, — прорычал Бейл, — Тьфу, черт, не везет. Мне нужна была эта свинья живой, для виселицы.

Я медленно встал. Инспектор смотрел на меня, кусая губу.

— Я хотел убить именно тебя, а этот дурак поменялся с тобой жизнями.

Казалось, он разговаривает сам с собой, теперь я узнал этот голос, но, пожалуй, это произошло слишком поздно. Большим Боссом был Бейл! И ввело меня в заблуждение то, что он говорил по-французски.

— Хорошо, — вдруг сказал Бейл решительно. — Думаю, он сможет обменяться с тобой и смертями тоже. Ты будешь повешен вместо него. Я дам-таки толпе цирковое представление. Мне помнится, что ты хотел занять его место, так вот, такая возможность тебе представляется.

Бейл прошел в комнату, жестом позвав за собой остальных. В дверь ввалились отъявленные головорезы, они рыскали глазами по комнате, ожидая приказов своего шефа.

— Отведите его в камеру, — приказал Бейл, махнув на меня рукой. — И я предупреждаю тебя, Кассу, держи свои гнусные руки подальше от него. Мне он нужен для хирурга! Понял!

Кассу что-то хрюкнул, схватил меня за руку так, что затрещал сустав, и потащил мимо тела мертвого человека, о котором я стал думать, как о брате, всего несколько часов назад.

Меня провели по коридору, впихнули в лифт, провели снова через толпу беснующихся вооруженных до зубов бандитов, протащили вниз по каменным ступеням, через сырой туннель в стене и в самом конце этого путешествия швырнули в очень темную камеру.

Мой потрясенный разум работал вовсю, стараясь постичь случившееся. Бейл? И не двойник! Ему было известно, кто я. Это объясняло точное определение места и времени нападения на дворец, и почему Бейл был так занят, что не смог выкроить время, чтобы он разыскал меня после этого. Он надеялся, конечно, что я буду убит. Это значительно упростило его дело. И дуэль — прежде я никак не мог до конца понять, почему глава разведки с таким желанием идет на риск убить меня, когда я был столь ценен для осуществления замыслов в отношении диктатора. И вся эта ложь о чудовищности Байарда из мира В-1-два была сфабрикована Бейлом с целью предотвращения установления дружеских отношений между Империумом и этим несчастным миром.

Но зачем? Я спрашивал себя. Неужели Бейл замышлял сам стать правителем этого ада, сделав его своей личной вотчиной? Что ж, возможно, что и так…

И я понял, что Бейл совсем не намеревался удовлетвориться одним этим миром. Это была только база для расширения его замыслов. Здесь он черпал бойцов, оружие, включая даже атомные бомбы. Бейл сам был организатором налета на Империум. Ему удалось, похоже, выкрасть аппараты или их комплектующие части и переправить сюда, в мир В-1-два и сначала заняться пиратством, а потом уже, наверняка, должен был последовать штурм самого Империума — широкомасштабное нападение, несущее атомную смерть. Люди Империума шли бы в бой против атомных пушек в красочных мундирах с кортиками и саблями в руках…

Как же я не понял всего этого раньше? Фантастически малая вероятность разработки МК-аппаратов без внешней помощи в этом превращенном в руины мире В-1-два сейчас уже казалась очевидной. В то время, когда мы заседали на совещаниях, планируя ответные действия против налетчиков, их главный вдохновитель сидел вместе с нами! Неудивительно, что вражеский шаттл подстерегал меня в засаде, ожидая, когда я начну свою миссию.

Когда он обнаружил меня в доме, куда привел меня Гастон, у него сразу же возникли некоторые мысли по поводу того, как лучше всего меня использовать. И когда я сбежал, он был вынужден действовать как можно быстрее.

Сейчас я мог только догадываться, действительно ли все государство теперь в его руках, но зачем же тогда убеждать население в реальности смены правительства, устраивая показательную казнь диктатора?

Теперь мне висеть вместо Байарда на веревке. И я помнил слова Бейла: он мне нужен для хирурга! Значит, лоханка все-таки пригодится. Здесь очень многие знали секрет диктатора, и висящий труп с ногами мог бы возбудить нежелательные сомнения.

Они накачают меня наркотиками, сделают операцию, забинтуют обрубки ног, пристегнут протезы, оденут находящееся без сознания тело в мундир диктатора и повесят. Просто труп здесь не пройдет. Публика должна воочию видеть признаки жизни на лице, даже если я буду без сознания, до того, как на шею набросят петлю.

Я услышал шаги и увидел мерцающий свет сквозь зарешеченное окошко в двери. Возможно, уже несут пилы и большие ножницы.

Двое остановились у дверей камеры, открыли ее и вошли вовнутрь. Один из них бросил что-то на пол.

— Одень это, — сказал он. — Босс сказал, что он хочет, чтобы ты одел это до того, как пойдешь на виселицу.

Я увидел свой старый мундир, тот, который я стирал. Теперь он, во всяком случае, чистый, подумал я. Странно, что такие пустяки все еще имеют для меня значение.

Меня подтолкнули ногой.

— Одевай это, я тебе сказал!

— Хорошо, — согласился я. Я снял халат и натянул легкий шерстяной китель и брюки, пристегнул пояс. Башмаков не было. Я понял, что Бейл считает, что они мне уже не понадобятся.

— О’кей, — сказал один из них, — Пошли.

Я сел и услышал, как снова щелкнул замок. Свет в коридоре постепенно угасал. Наступила полная тьма.

Я расправил оборванные лацканы. Коммуникатор не сможет помочь мне. Мои пальцы нащупали оборванные провода — крохотные волоски торчали из рваных краев материи. Как ругался Красавчик Джо, когда отрезал лацканы!

Я взглянул вниз. На лбу у меня выступил пот. Я не отважился пошевелиться. Боль от пробуждающейся надежды была хуже, чем простое восприятие скорой смерти.

Мои руки тряслись. Я вертел в руках провода, прикладывая их друг к другу. Искра. Еще одна.

Я попытался сосредоточиться. Сам коммуникатор все еще был прикреплен к поясу, динамик и микрофон пропали, но источник питания был на месте. Была ли возможность, соприкасая проводки друг с другом, дать сигнал? Я этого не знал. Я мог только попытаться.

Я не знал ни азбуки Морзе, ни любой другой код, но я знал сигнал СОС. Три точки, три тире, три точки. Снова и снова, мучаясь от сознания надежды.

Прошло много времени. Я прикасал проводки и ждал. Я почти свалился с койки, заснув на мгновение. Я не мог остановиться — я должен пробовать, пытаться, пока у меня еще было время.

Я услышал их далекую поступь, первый слабый скрип кожи по пыльным камням, звон металла. Во рту у меня пересохло, ноги стали дрожать. Я подумал о полом зубе и провел по нему языком. Вот и наступило его время. Интересно, какой вкус яда? И будет при этом больно? Неужели Бейл забыл об этом или не знал?

Раздались еще какие-то звуки в коридоре: громкие голоса, шаги, лязг чего-то тяжелого, тягучий скрежет. Должно быть, они замышляют поставить операционный стол прямо здесь, в камере, подумал я. Я подошел к узкому окошку в двери и выглянул в него, по ничего не смог различить. Абсолютная тьма.

И вдруг ярко зажегся свет, и я подскочил от такой неожиданности, почти ослепленный.

Поднялся шум, затем кто-то завопил. Им, видимо, пришлось чертовски долго тащить причиндалы по узкому проходу, подумал я. У меня разболелись глаза, дрожали ноги, резко схватило желудок. Я начал икать. Лишь бы не развалиться на части. Вот теперь, похоже, настал черед зуба. Я подумал, как будет разочарован Бейл, когда обнаружит в камере мой труп. От этой мысли мне стало немного легче, но я все еще колебался. Я не хотел умирать. Мне все еще хотелось жить.

Затем совсем рядом со мной, там, за дверью, в коридоре, громко крикнул:

— Гончая!

Моя голова дернулась. Мое кодовое имя! Я попробовал закричать, но захлебнулся.

— Да, — прохрипел я и метнулся к решетке.

— Гончая, куда это тебя черти…

— Сюда! — завопил я. — Сюда!!!

— Внимание, полковник! — сказал кто-то там, за дверью. — Пройдите в угол камеры и прижмитесь к стенке.

Я повернулся и прилип к стене, прикрыв голову рунами. Раздался резкий свистящий звук и мощный взрыв потряс пол подо мной. Меня обсыпало колючей штукатуркой и пылью, песок заскрипел на зубах. Дверь с грохотом рухнула внутрь камеры.

Чьи-то руки сгребли меня и поволокли меня через клубящуюся пыль наружу, на свет. Ноги меня едва несли, я постоянно спотыкался об обломки стены, валявшиеся под ногами.

Вокруг какой-то массы, перегородившей проход, сновали люди. Под углом к стене возвышался огромный ящик с широко распахнутой дверью. Из-за двери струился яркий свет. Чьи-то руки помогли мне пролезть в дверь, и я увидел провода, катушки, соединительные коробки, прикрепленные скобами к некрашеному светлому дереву, подбитому по углам стальными пластинами. Люди в белой форме сгрудились на узком пространство, помогая мне побыстрее забраться вовнутрь.

— Все по счету, — закричал кто-то. — Жмите кнопку, да побыстрей!

Раздался выстрел и пуля отколола от дерева несколько щепок.

Дверь со звоном закрылась и ящик задрожал. Грохот превратился в оглушительный вой, который становился все выше и выше, пока не пересек пределов слышимости.

Кто-то схватил меня за руку.

— Бог мой, Брайан, какие кошмары вы, должно быть, перенесли в этом ужасном мире.

Это был Рихтгофен в своем сером мундире и со шрамом на лице.

— Теперь у меня нет никаких неприятных чувств, — засмеялся я. — Вы прибыли удивительно точно, сэр.

— Мы круглосуточно прослушивали вашу волну, надеясь поймать какой-нибудь сигнал от вас, — кивнул головой Манфред. — Мы не теряли надежды. Четыре часа назад наш оператор принял на вашей волне какое-то попискивание. Мы проследили за его направлением и обнаружили, что оно исходит из винных подвалов. Патрульный шаттл не смог бы поместиться здесь — он довольно-таки громоздок. Поэтому мы сколотили вот этот ящик и прибыли сюда.

— Быстрая работа, — сказал я и подумал об опасностях путешествия через убийственную Зону Поражения в этом наспех сколоченном из сосновых досок ящике. Я почувствовал гордость за людей Империума.

— Дайте место полковнику Байарду, люди, — сказал кто-то. Мне освободили место на полу, подстелив для удобства чей-то китель. Я улегся на этот импровизированный матрац и сейчас же отключился. Сквозь сон я услышал голос Рихтгофена, но смысл так и не постиг.

Что-то меня беспокоило во сне, что-то я хотел сказать, о чем-то предупредить Рихтгофена, но никак не мог вспомнить.

Глава XIV

Я лежал в чистой постели, в залитой солнцем комнате, опираясь на подушки. Эта комната была немного похожа на другую комнату, где не так давно я тоже пробуждался, с той только разницей, что сейчас у моей кровати сидела Барбро и вязала лыжную шапочку из красной шерсти. Она сделала высокую прическу, и солнце, медно-красное солнце, просвечивало через это удивительное сооружение.

У нее был нежный взгляд, безукоризненные черты лица, и мне нравилось лежать здесь и смотреть на нее. Она приходила ко мне каждый день и читала мне, беседовала со мной, кормила меня бульоном и взбивала мои подушки. Мое выздоровление шло быстро.

— Если бы ты был умницей, Брайан, — сказала она как-то, — и съел бы весь предназначенный для тебя бульон, то, наверное, к завтрашнему вечеру у тебя было бы достаточно сил, чтобы принять приглашение короля.

— Ну, что ж, — засмеялся я. — Договорились.

— Императорский бал, — пояснила Барбро, — наиболее выдающееся событие года. Все три короля и Император вместе со своими женами прибудут на праздник.

Я не ответил. Существовало нечто, что я никак не мог осознать. Я оставил все проблемы по миру В-1-два людям из Разведки Империума, но относительно Бейла я знал несравненно больше, чем они! Я подумал о последнем крупном событии — имперском празднике, и возможном нападении. Полагаю, что на этот раз у каждого мужчины будет крохотный пистолет, такой, как и у меня, под расшитыми рукавами. Но тогда сражение в зале было просто отвлекающим маневром, служащим для того, чтобы команда головорезов могла установить в саду атомную бомбу.

Я резко выпрямился. Ту бомбу передали Бейлу!!! Поскольку сейчас со стороны Империума было организовано наблюдение, крупномасштабное наблюдение за неопознанными аппаратами Максони, возможность для неожиданного нападения полностью исключалась. Но теперь ведь не нужно было привозить сюда бомбу! Бейл располагал ею здесь!

— Что с тобой, Брайан? — спросила Барбро, наклонясь ко мне.

— Что сделал Бейл с той бомбой? — спросил я. — Которую пытались установить в летнем дворце? Где она сейчас?

— Не знаю. Ее передали инспектору Бейлу…

— Когда прибывают королевские семьи для участия в императорском бале? — перебил я ее.

— Они уже в городе. Во дворце Дроттинхольм.

Я почувствовал, как мое сердце забилось быстрее. Бейл не упустит такой возможности. Раз три короля здесь, в городе, и где-то неподалеку упрятана атомная машина, то он обязан действовать. Одним ударом он мог бы уничтожить все руководство Империума, а уж затем идти на штурм. Против его атомного оружия сопротивление будет безнадежным.

— Позовите Манфреда, Барбро, — попросил я. — Скажи ему, что необходимо найти бомбу. Короли должны покинуть Стокгольм и бал должен быть отменен. Иначе…

Барбро кивнула головой и бросилась к телефону, который находился тут же, на маленьком столике.

— Его нет на месте, Брайан, — сказала она через мгновение, — Может быть, позвонить Берингу?

— Давай!

Я начал было говорить, чтобы она поторопилась, по она уже быстро разговаривала с кем-то из конторы Беринга. Барбро все понимала с полуслова.

— Его тоже нет, — печально сказала она. — Кому же еще можно позволить?

Я был взбешен. Манфред или Беринг всецело поверили бы мне. С их приближенными дело могло пойти не столь быстро. Отменить празднества, побеспокоить королевские семьи, взбудоражить весь город — все это казалось довольно крутыми мерами. Вряд ли кто-то решится на них только на основании смутных подозрений.

Я должен, обязан был как можно быстрее разыскать своих друзей — или найти Бейла.

Я знал, что императорская разведка уже начала слон поиски этого ренегата, но пока безуспешно. Квартира его была пуста, так же, как и маленькая дача в живописном пригороде Стокгольма. С другой стороны дежурные наблюдатели не засекли ни одного не принадлежащего Империуму шаттла, двигавшегося по Сети.

Было несколько возможностей. Во-первых, Бейл мог вернуться почти одновременно со мной, проскользнув прежде, чем прояснилось положение, тогда, когда на станции слежения еще работали его люди. А, во-вторых, он мог спланировать свое прибытие так, чтобы задержать атакующих, пока он не взорвет бомбу. Или, возможно, за него это мог сделать сообщник?

Почему-то мне по душе была больше первая мысль. Это больше всего походило бы на Бейла — хитро, но не так опасно. Если бы я был прав, то, значит, Бейл сейчас здесь, к Стокгольме, ожидая того часа, когда он взорвет город.

Что же касается этого часа, то ему необходимо дождаться императора. Вот когда в город прибудет император…

— Барбро, — крикнул я. — Когда прибывает император?

— Я точно не знаю, Брайан, — ответила она, — …возможно, этим вечером, но скорее всего, даже днем.

Значит времени у нас совсем мало. Я вскочил с кровати и пошатнулся.

— Я пойду, несмотря ни на что, — сказал я твердо, предугадав возможный протест Барбро. — Я не могу просто так лежать здесь и ждать, когда город взлетит на воздух! Ты на автомобиле?

— Да, моя машина внизу. Сядь и позволь тебя одеть.

Она пошла к шкафу. Мне казалось, что я всегда спохватываюсь слишком поздно. Всего несколько дней назад у меня так же дрожали ноги, как сейчас! Барбро вернулась, держа в руках коричневый костюм.

— Это все, что здесь есть. Это мундир диктатора, который был на тебе, когда тебя доставили в госпиталь.

— Отлично. Подойдет!

Барбро помогла мне одеться и мы быстро покинули комнату. Проходящая мимо нас сестра мельком взглянула на нас и пошла дальше. У меня страшно кружилась голова и я беспрестанно вытирал пот со лба.

В лифте мне стало немного получше. Я опустился на скамью, тряся головой. В нагрудном кармане я почувствовал что-то жесткое и вдруг отчетливо вспомнил, что Гастон дал мне карточку, когда мы в сумерках убегали из этого страшного дома в окрестностях Алжира. Он сказал, помнится, что на ней записан адрес загородной резиденции Большого Босса. Я схватил кусочек картона и в тусклом свете лампочки, прикрепленной к потолку кабины лифта, прочел: ОСТЕРМАЛЬМСТАТЕН-71.

Адрес был нацарапан плохо заточенным карандашом. Тогда это было несущественным, зато сейчас…

— Что это, Брайан? — прервала мои размышления Барбро. — Ты что-то нашел?

— Не знаю, — задумчиво сказал я. — Может, это тупик, а, может быть, и нет!

Я передал ей записку.

— Ты знаешь, где это?

Она прочла адрес.

— Думаю, что смогу найти эту улицу, — сказала она. — Это недалеко от порта, в районе складов.

— Поехали туда, — нетерпеливо сказал я, пламенно желая думать, что еще не поздно.

* * *

Автомобиль с визгом обогнул угол и поехал чуть медленнее по улице, с обеих сторон которой на нас угрюмо смотрели слепые стеклянные окна на фасадах складов, построенных из красного кирпича, с метровыми буквами названий владевших ими судоходных компаний.

— Вот эта улица, — сказала Барбро. — В записке номер 71?

— Точно, — кивнул я головой. — Это — 73, останови-ка здесь.

Мы вышли на посыпанный песком тротуар, в тень зданий. Вокруг было тихо. Солоноватый воздух пах смолой и пенькой.

Я взглянул на здание перед собой. Это был склад какой-то компании, длинное название которой я не хотел разбирать. Перед погрузочной платформой была небольшая дверь. Я подошел к ней и нажал ручку. Заперто.

— Барбро, — позвал я девушку, — принеси мне ручку домкрата или монтировку с твоей машины.

Мне не хотелось впутывать Барбро в эти дела, но другого выбора не было. В одиночку мне ничего не сделать.

Она вернулась со стальной полосой длиной в полметра. Я просунул ее в широкую щель между дверью и рамой, и нажал. Что-то щелкнуло и дверь рывком распахнулась.

В полумраке была видна лестница, ведущая наверх. Барбро дала мне руку и мы двинулись вперед. Физическое напряжение отвлекло мое сознание от того, что в любую секунду над Стокгольмом может возникнуть второе солнце.

Мы достигли площадки через пять пролетов. Перед нами была выкрашенная красной краской дверь, очень добротная и с новым замком. Я взглянул на петли. У них вид был похуже.

Дверь отняла минут пятнадцать.

— Подожди здесь, — сказал я и бросился вперед, в оклеенный обоями коридор.

— Я пойду с тобой, Брайан, — сказала Барбро.

У меня не было сил спорить с ней.

Мы очутились в просторной комнате, обставленной даже чересчур роскошно. Персидские ковры украшали пол, солнце, пробивающееся через закрытые ставнями окна, сверкало на полированной мебели тикового дерева. На темных полках над японскими миниатюрами стояли тщательно отполированные статуэтки из слоновой кости. Посреди комнаты стояла богато украшенная ширма. Я обошел вокруг обитого парчой дивана и заглянул за ширму. На легкой подставке из алюминиевых стержней покоилась бомба.

Две тяжелых литых детали, соединенных болтами с центральным фланцем, несколько проводов, идущих к небольшому металлическому ящику сбоку. По центру одной из выпуклостей виднелось четыре небольших отверстия, образующих квадрат. Вот и все. Но это вполне могло бы образовать гигантский кратер на том месте, где был расположен город.

У меня не было способа определить, есть ли внутри заряд или нет. Я наклонился к бомбе, прислушиваясь. Тиканья часового механизма не было слышно. Я подумал было перерезать отходящие провода, которые могли быть своего рода предохранительными устройствами, но это могло быть рискованно и могло включить спусковое устройство.

— Она здесь! Но когда настанет ее время? — вслух подумал я.

У меня возникло чувство собственной нереальности, как будто я уже стал дымком раскаленного газа.

— Барбро, попробуй обыскать помещение, — сказал я. — Может быть, тебе удастся найти какой-нибудь намек. А я позвоню в учреждение Манфреда и подыму по тревоге специалистов, чтобы они высказались, можем ли мы трогать эту штуковину, не рискуя взорвать ее.

* * *

Я позвонил в Имперскую Разведку. Манфреда все еще не было и парень у телефона был в нерешительности, как ему следовало бы поступить.

— Пошлите по адресу группу спецов, — вопил я. — Кого-нибудь, кто смог бы хоть что-то сказать, как обращаться с этой конструкцией.

Дежурный мямлил, что он должен посоветоваться с генералом Черт-Знает-Кем.

— Когда прибывает Император? — поинтересовался я.

Он извинился и сказал, что не имеет права обсуждать перемещение императорской семьи с неизвестным лицом. Я в отчаянии швырнул трубку на рычаг.

— Брайан, — позвала меня Барбро. — А ну-ка подойди сюда.

Я подошел к двери, открывающейся в соседнюю комнату. Все ее пространство заполнял двухместный МК-аппарат.

Я заглянул внутрь.

Он утопал в роскоши. Бейл не мог отказать себе в этом, даже при таких коротких перемещениях в Сети. Именно в этом шаттле он, по-видимому, перемещался в мир В-1-два. То, что этот аппарат был сейчас здесь, давало основание предполагать, что Бейл в городе, и что этот аппарат предназначен для бегства.

А может быть, все-таки сейчас отсчитываются секунды, наши последние секунды, а сам Бейл находится далеко отсюда, в безопасном месте? Если это так, то я уже ничего не смогу предпринять. Но если он рассчитывает вернуться сюда, активировать бомбу, включить отсчет времени и покинуть город с помощью шаттла — тогда, возможно, я смог бы остановить его.

— Барбро, — позвал я девушку. — Ты должна найти Манфреда или Германа. Я собираюсь остаться здесь и дожидаться возвращения Бейла. Если ты их разыщешь, то скажи, чтобы послали сюда как можно больше людей, которые могли бы обезвредить эту пакость. Я не отваживаюсь подвинуть ее, а для того, чтобы перенести ее, нужно не менее двух человек. Если мы сможем перенести ее, то запихнем в аппарат и отправим отсюда в какой-нибудь из миров Зоны поражения. Я буду продолжать звонить Манфреду или Берингу, может быть, и повезет. Не знаю, куда тебе следует ехать, но, надеюсь, что ты знаешь это лучше меня.

Барбро взглянула на меня.

— Я бы лучше осталась здесь, с тобой, Брайан. Но я понимаю, что на это просто не имею права.

«Похоже, что таких девушек я еще не встречал», — мелькнула у меня восхищенная мысль.

Глава XV

Теперь я был один, если не считать зловещего шара за ширмой. Я с нетерпением ждал посетителя. Подошел к двери, которая валялась у грубой кирпичной степы снаружи квартиры, поставил ее на место, на петли, закрыл и щелкнул замком.

Затем вернулся в заполненную роскошью комнату, заглянул за портьеры, порылся в бумагах на столе. Я надеялся наткнуться на что-нибудь, что могло бы навести меня на след относительно планов Бейла. Я не обнаружил никаких следов, но зато нашел длинноствольный пистолет 22-го калибра. Он был заряжен. Это успокоило меня, так как перед этим я не задумывался, что же я предприму, когда появится Бейл. Я был не в состоянии бороться с ним — теперь же у меня появилась вполне приемлемая возможность!

Я нашел кладовку, куда решил спрятаться, если только послышатся его шаги. Подойдя к бару, я налил себе полрюмки ликера и сел в одно из этих роскошных кресел.

Для своего нынешнего состояния я, пожалуй, потратил слишком много энергии. Желудок мои превратился в один сплошной тугой узел. С того места, где я сидел, был виден краешек бомбы. Интересно, будет ли какое-нибудь предупреждение перед тем, как она бабахнет? Хотя я знал, что бомба безмолвна, но все же сейчас, сидя в этом удобном кресле, я непроизвольно напрягал слух, стараясь услышать хоть какой-нибудь звук из этой серой убийцы города.

Но звук, который я услыхал, исходил не из бомбы. Это было скрипение половиц за дверью. На мгновение я был парализован, затем вскочил на ноги, вошел в кладовку и затаился за дверью. Я сжал в кармане пистолет и приготовился ждать.

Теперь шаги стали ближе, очень громкие в мертвой тишине дома. Затем ключ повернулся в замке и через мгновение на пороге появилась высокая, худая фигура предателя — Главного инспектора Бейла. Он шел, глубоко втянув в плечи свою маленькую лысую головку, и украдкой озирался вокруг. Затем он сиял пиджак и на какое-то страшное мгновение мне пришло в голову, что он сейчас подойдет к моему убежищу, чтобы повесить пиджак. Но этого не произошло — он просто швырнул его на спинку стула и со вздохом облегчения сел.

Но через мгновение Бейл вскочил, подошел к ширме и посмотрел на бомбу. Я мог бы запросто пристрелить его, но ведь это ничуть не помогло бы мне. Необходимо было, чтобы Бейл помог мне определить, заряжена ли бомба и можно ли ее перемещать… Он был единственным человеком в Империуме, кто знал, как обращаться с этим адским устройством…

Бейл склонился над бомбой, вынул из кармана небольшую коробку и посмотрел на часы, подошел к телефону. Я едва слышал его бормотание, когда он обменялся с кем-то парой слов. Затем он прошел в следующую комнату и как только я приготовился помешать ему воспользоваться шаттлом, он вышел из нее. Бейл снова посмотрел на часы, сел в кресло и открыл небольшой набор инструментов, который лежал перед ним на столе. Он начал что-то делать небольшой отверткой в металлическом ящике на полу. Похоже, что это было зарядное устройство. Я старался дышать как можно тише и не думать о боли в ногах.

Тишину нарушил звонок телефона. Бейл удивленно посмотрел на него, положил отвертку в ящик на стол и подошел к телефону. Он долго стоял перед трезвонившим аппаратом, покусывая губы. После пяти звонков телефон замолк и Бейл вернулся к столу, возобновив прерванную работу.

Интересно, кто бы это мог быть?

Теперь Бейл, нахмурившись, снимал крышку с ящика. Сделав это, он встал и подошел к бомбе и, облизывая губы, наклонился над ней. Похоже, что сейчас последует перевод бомбы в боевое положение. Я больше не мог ждать.

— Стой на месте, Бейл, — спокойно сказал я, выходя из своего убежища. — А не то я пристрелю тебя как бешеную собаку.

Глаза Бейла чуть не выскочили из орбит, голова его откинулась назад, он открывал и закрывал рот, силясь что-то сказать.

— Похоже, что ты не ожидал меня здесь увидеть, а, Бейл? — усмехнулся я. — Сядь! Вон туда!

Я показал пистолетом, куда он должен был сесть.

— Байард? — только и смог прохрипеть Бейл.

Я ничего не ответил. Сейчас я был полностью уверен, что бомба безопасна. Все, что я должен был сейчас делать, это ждать, пока не прибудет подкрепление, и передать Бейла на их попечение. Затем мы сможем перенести бомбу в аппарат и отправить в Зону Поражения.

Внезапно я почувствовал головокружение, ноги стали ватными, страшные боли в желудке заставили меня чуть ли не согнуться пополам. Подойдя к креслу, я опустился в него. Я старался не показать противнику, насколько мне худо.

Откинувшись назад на спинку кресла, я постарался дышать как можно глубже, через нос. Если я начну терять сознание, то немедленно пристрелю Бейла. Его нельзя оставлять на свободе, иначе он будет снова угрожать Империуму.

Мне стало немного лучше. Бейл продолжал стоять неподвижно, изумленно глядя на меня.

— Послушай, Байард, — наконец выдавил он из себя. — Я предлагаю заключить со мной соглашение. Клянусь, что поделю с тобой все поровну. Управляй этим В-1-два как своей собственностью, я же оставлю за собой этот мир. Только убери эту пушку.

Он облизал губы и медленно двинулся ко мне.

Я начал перемещать дуло револьвера и нечаянно нажал на спуск. Пуля задела рукав Бейла и ударилась в стену. Бейл упал на кресло, стоявшее за ним.

«Слишком близко к цели», — подумал я. «Так можно было бы и убить подлеца. А ведь это пока рано. Я еще могу держаться».

«Но это могло и припугнуть его», — подумал я, по вслух сказал:

— Как видишь, я знаю как обращаться с этой хлопушкой. Всего на один сантиметр от руки, стреляя с бедра! Неплохо, согласен? Попробуй-ка еще что-нибудь!

— Ты должен выслушать меня, Байард, — взмолился Бейл. — Почему мы должны беспокоиться о том, что случится с этими попугаями? Мы можем править как абсолютные монархи!

Бейл продолжал что-то бубнить, но я перестал слушать его, а сосредоточился только на том, чтобы оставаться в сознании, ожидая звуков прибывающей помощи.

— …воспользуемся случаем и заключим соглашение. Как ты на это смотришь?

Бейл смотрел на меня, во взоре его была нескрываемая жадность. Я не мог с ним разговаривать. И он расценил это как колебание. Бейл снова встал и направился ко мне.

В комнате стало темнее. Я протер глаза. Сейчас я чувствовал себя особенно плохо, силы совершенно оставили меня. Сердце стучало прямо по горлу, желудок содрогался. Больше я уже не был в состоянии держать положенно под контролем.

Бейл остановился, и я увидел, что он внезапно пригнулся и, рыча, набросился на меня. По-видимому, он понял, что я теряю сознание. Я вынужден был убить его. Дважды прозвучал выстрел и Бейл отпрянул назад, ошеломленный, но все еще стоя на ногах.

— Не надо, Байард, рада всего святого, — завизжал он.

Во мне все еще оставалось немного жизни, чтобы убить его. Я поднял револьвер и выстрелил. Я увидел, как на стене запрыгала картина. Бейл отскочил в сторону, Я не знал, попал ли я в него хоть раз или нет. Моя хватка ослабела, но я не мог допустить, чтобы он ушел.

Я выстрелил еще раз, затем еще, и внезапно понял, что это темнеет не в комнате, а темнота накатывается на мое сознание.

Раздался вопль Бейла. Я еще различал, что он не решается пересечь комнату в направлении двери, за которой его ждал шаттл. Съежившись за креслом, он не переставал увещевать меня. Я приподнялся, стараясь придать трясущимся рукам минутную твердость.

Бейл закричал и метнулся к выходной двери. Несколько раз нажав курок, я услышал, как звенит эхо в моем отключенном сознании.

* * *

Я был без сознания не более нескольких минут. Очнувшись, я обнаружил, что ширма упала и лежит прямо на бомбе. Я в панике выпрямился. Может, Бейл успел ее активировать? Но где же он сам? Я вспомнил только то, что он рванулся к входной двери. Я встал и снова бухнулся в кресло. Но вскоре опять поднялся и с трудом двинулся к двери.

Но внезапно за своей спиной я услышал какой-то странный звук, похожий на притаившегося кота, попавшего в неприятную историю. Я повернулся и заковылял к распахнутой двери второй большой комнаты. Я заглянул туда, наполовину ожидая увидеть лежащего на полу Бейла.

Но здесь было пусто. Свет струился через открытое окно и хлопала партнера.

«Должно быть, Бейл выпрыгнул вниз, обезумев от страха», — подумал я и подошел к окну. Пронзительный вопль возобновился.

Бейл висел на руках на карнизе противоположного здания, в четырех с половиной метрах отсюда. Это он издавал такой странный звук. На левой его штанине расплывалось большое темно-красное пятно: с высоты пяти этажей на кирпичную мостовую падали капли из носка его башмака.

— Боже праведный, Бейл! Бейл! — закричал я, — Зачем ты это сделал?

Я был потрясен. Несколько минут назад я был готов его застрелить, но видеть висящим — тут было нечто другое!

— Байард! — давился криком Бейл, — я больше не могу держаться. Ради бога…

Я не знал, что делать. Для героических поступков, пожалуй, у меня уже не было сил.

Я быстро осмотрел содержимое комнаты. Мне нужна была доска или кусок веревки. Но здесь ничего этого не было. Я вытащил из постели простыню — она была слишком коротка. Даже две или три простыни не могли решить дело. Я не мог бы удержать их… Подойдя к телефону, я набрал единственный известный мне номер — офиса Манфреда.

— Дежурный, — закричал я. — Здесь человек вот-вот свалится с крыши. Пришлите сюда пожарных с лестницей, да побыстрее. Адрес? Остермальмсгатен, 71, пятый этаж.

Я опустил трубку и побежал назад, к окну…

— Держись, Бейл, — крикнул я, — Помощь уже в пути.

Похоже, он пытался перепрыгнуть на ближайшую крышу, думая, что я преследую его по пятам. Но с этой дыркой в ноге это ему не удалось.

Я подумал о Бейле, который послал меня с самоубийственным поручением, зная, что мой обман был безнадежен — пока я стою на своих собственных ногах. Я подумал об аппарате, который ждал в засаде в районе Зоны Поражения, об операционной комнате, где Бейл предполагал придать мне более достоверную для его целей форму. Я вспомнил, как Бейл застрелил моего новообретенного брата и ту ночь, когда я валялся в холодном подвале, ожидая его мясников, и все же я не хотел видеть смерть Бейла именно такой.

Вдруг он начал кричать, отчаянно дрыгая ногами. Он даже умудрился дотянуться одной ногой до карниза, рядом с его побелевшими от напряжения пальцами, но нога его соскользнула.

Я уже стоял возле окна целых пять минут. Интересно, сколько же времени я был без сознания? Никогда бы не мог предположить, что этот слабак Бейл мог так долго продержаться, вися на карнизе. Похоже, что вряд ли он продержится еще какое-то время.

— Держись, Бейл, — подбодрил я его. — Еще чуть-чуть. Только не брыкайся.

Он висел молча. Кровь продолжала течь из его башмака. Я посмотрел вниз и содрогнулся.

Послышался отчаянный вопль сирены. Я бросился к двери, открыл ее и прислушался. Внизу зазвучали тяжелые шаги.

— Сюда, сюда, — закричал я. — На самый верх.

Я повернулся и побежал назад, к окну. Бейл был в том же положении. Затем одна рука его соскользнула, и он теперь висел, слегка раскачиваясь, всего на одной. — Вот они, Бейл. Еще пару секунд…

Он уже не пытался уцепиться снова и не издавал никаких звуков. Шаги раздались возле входной двери и я инстинктивно повернулся к входящим.

Через мгновений я снова повернулся к окну и увидел, как Бейл медленно, словно в замедленной съемке, начал молча скользить вниз…

Я закрыл глаза, но уши не закрыл, и поэтому услышал, как он дважды ударился о кирпичи мостовой.

Я отшатнулся от окна. Вокруг в комнате сновали пожарные, выглядывали из окна, что-то кричали. Повернувшись к креслу, я плюхнулся в него. Похоже, во мне не оставалось никаких чувств. Вокруг стоял сплошной гам. Какие-то люди входили и выходили из комнаты, что-то делали, оживленно переговариваясь друг с другом. Я едва соображал, что происходит.

Прошло довольно много времени, прежде чем я увидел Германа и входящую в комнату Барбро. Я попытался встать, но силы оставили меня.

Барбро склонилась надо мной, и я с радостью схватился за ее руку.

— Отвези меня домой, Барбро! Герман, я тебя прошу….

И тут я заметил Манфреда.

— Бомба, — прошептал я, — Она не опасна. Затолкайте ее в шаттл и вышвырните вон.

— Мои люди как раз этим занимаются, Брайан, — кивнул Рихтгофен.

— Только что ты сказал о доме, — подал голос Герман. — Думаю, Манфред меня поддержит, если мы самым решительным образом будем требовать, чтобы ввиду твоих особых заслуг перед Империумом, тебя доставили в твой родной мир! Как только твое здоровье позволит нам совершить небольшое путешествие по Сети и, если конечно, таковым будет твое желание… Я, правда, хотел бы надеяться, что ты останешься с нами… но его решать тебе.

— Мне не нужно решать, — твердо — или так мне только показалось — сказал я. — Я сделал свой выбор. Мне нравится здесь. По многим причинам. Во-первых, я могу использовать избитые фразы и шутки моего мира, и здесь они окажутся страшно новыми. А, во-вторых, что касается дома… — Я взглянул на Барбро, — Дом там, где сердце!

Обратная сторона времени

Стр. 1 из 62 Следующая

Кейт ЛаумерБерег Динозавров

Империум

Миры империума

Глава I

Глава II

ГЛАВА III

Глава IV

Глава V

Глава VI

Глава VII

Глава VIII

Глава IX

Глава X

Глава XI

Глава XII

Глава XIII

Глава XIV

Глава XV

Обратная сторона времени

Оглавление