Берег динозавров — страница 2 из 62

Глава I

Это был один из тех тихих летних вечеров, когда краски заката горели на небе дольше, чем это обычно бывало в Стокгольме в конце июня, Я стоял у окна, глядя на оттенки бледно-розового, коричневато-золотистого и синего, испытывая у основания шеи то чувство, которое всегда раньше означало, что какая-то беда, большая беда надвигается на меня.

В комнате резко зазвучал телефонный звонок. Я с реактивной скоростью подбежал к телефону, схватил трубку и сказал «алло», сделав перед этим паузу, чтобы не сорвать голос.

— Полковник Байард? — произнес голос на другом конце провода. — Вас беспокоит Фрейхерр фон Рихтгофен; одну минуту, пожалуйста.

Через открытую дверь столовой я мог видеть темный блеск рыжих волос Барбро, когда она кивнула Люку, показывавшему ей бутылку вина. Свечи на люстре тонкой работы над ее головой отбрасывали мягкий свет на белоснежную скатерть, искрящийся хрусталь, редкой старины фарфор, сверкающее серебро. Люк был таким мажордомом, что каждый прием пищи превращался у него в событие. Но сейчас аппетита у меня не было. Сам не знаю, почему. Рихтгофен был моим старым и дорогим другом, а также руководителем Имперской разведки…

— Брайан? — голос Рихтгофена с легким акцептом лился из трубки телефона. — Я рад, что застал тебя.

— Что случилось, Манфред?

— М… м… м, — он казался слегка смущенным. — Брайан, ты весь вечер был дома?

— Мы пришли час назад. Ты что, уже звонил мне?

— О, нет. Понимаешь, возникла небольшая проблема.

Пауза.

— Брайан, не мог бы ты найти время, чтобы заглянуть в управление Имперской разведки?

— Конечно! Когда?

— Сейчас… Сегодня вечером…

Слова пауза. Определенно Рихтгофена что-то сильно беспокоило — а это уже само по себе было очень странно. — Мне очень жаль, Брайан, — продолжал он дальше, — что я беспокою тебя, но…

— Я буду через полчаса, — прервал я его. — Люк, конечно, расстроится, но я думаю, что это он все же переживет. Может быть, — ты, наконец, скажешь мне, в чем дело?

— Нет, нет, Брайан. Это не телефонный разговор. Пожалуйста, извинись за меня перед Барбро… и перед Люком тоже.

Барбро поднялась и обошла вокруг стола.

— Брайан, кто это звонил? — она увидела выражение моего лица. — Что случилось?

— Не знаю. Я постараюсь вернуться как можно быстрее. Должно быть, это что-то важное, иначе Манфред не стал бы звонить.

Я прошел через холл в свою спальню, переоделся и вышел в прихожую. Люк стоял уже там, держа в руках пистолет.

— Мне это вряд ли понадобится, Люк, — сказал я. — Это просто обычная поездка в Управление.

— Лучше возьмите его, сэр. — На угрюмом лице слуги было обычное выражение мрачного неодобрения. Выражение, которое, как я знал, скрывало исключительную преданность.

Я улыбнулся ему и взял оружие. Завернув рукав рубашки, я прикрепил кобуру на предплечье. Широкий рукав моей верхней одежды позволил мне проверить действие пистолета. При резком движении кистью этот крошечный револьвер (по форме и цвету напоминавший обточенный водой камень) соскользнул мне на ладонь. Я вновь закрепил его на прежнее место.

— Только для тебя, Люк. Я вернусь через час, а, может быть, и раньше.

Спустившись по широким ступеням к ожидавшей меня машине, я сел за руль. Двигатель уже работал. Я поехал мимо тополей, возвышавшихся вдоль посыпанной гравием аллеи к открытым железным воротам, а через них на мощеную городскую улицу. Впереди меня машина, стоявшая за углом с потушенными фарами, тронулась с места. В зеркале заднего обзора я увидел, как вторая машина выезжает из-за угла и пристраивается за мной. Свет фар отражался от замысловатой эмблемы имперской разведки, прикрепленной к радиатору машины. Похоже было, что Манфред послал за мной эскорт, чтобы быть уверенным, что я направляюсь именно в Управление.

Это была десятиминутная поездка по широким, залитым мягким светом улицам старой столицы, на первый взгляд напоминающей Стокгольм моей естественной материальной среды. Но здесь, в Ноль-Ноль мире Империума, центре широкой сети параллельных миров, краски были несколько ярче, вечерний бриз — нежнее, а магия жизни — немного ближе.

Следуя за передним автомобилем, я пересек мост, резко повернул вправо и поехал по широкой аллее, проезжая через несколько массивных ворот и мимо часовых, бравших при моем появлении на караул. Наконец, я подъехал к широким дверям из полированного железа с медной пластинкой, на которой было написано: «ИМПЕРСКОЕ УПРАВЛЕНИЕ БЕЗОПАСНОСТИ».

Машина позади меня резко затормозила, просигналила и двери распахнулась. К тому времени, когда я вышел из машины, четыре человека образовали вокруг меня якобы случайный полукруг. Я узнал одного из моих охранников — оперативника Сети, который один раз возил меня в пункт, называющийся «Трущобы». Это было несколько лет назад… Он увидел, что я его узнал и формально кивнул. — Они ждут вас, полковник, в апартаментах генерала барона фон Рихтгофена, — сказал он и отвернулся.

Я машинально кивнул и пошел вверх по ступеням, испытывая любопытное ощущение, словно мой эскорт вел себя не как почетный караул, а скорее как группа переодетых полицейских, производящая арест опасного преступника.

Манфред поднялся, когда я зашел в кабинет. Взгляд, которым он на меня посмотрел, был странным — как будто он был не совсем уверен, как выразить то, что он собирался мне сказать.

— Брайан, я должен попросить тебя быть снисходительным, — сказал он. — Пожалуйста, садись. Создалось несколько затруднительное положение…

Он озабоченно посмотрел на меня. Это был не тот, обходительный, совершенно уравновешенный барон фон Рихтгофен, каким я привык видеть его ежедневно, выполняя обязанности начальника одного из отделов имперской разведки.

Я сел, отметив про себя продуманное расположение четырех вооруженных агентов в комнате и стоявших молча в стороне еще четырех человек, которые привели меня сюда.

— Продолжайте, сэр, — сказал я официально, чтобы соответствовать духу происходящего. — Я понимаю, дело есть дело. Полагаю, что в свое время вы скажете мне что произошло.

— Я должен задать тебе ряд вопросов, Брайан, — расстроенным голосом произнес Рихтгофен. Он сел (морщины на его лице вдруг показали, что ему уже почти 80 лет), провел рукой по гладким седым волосам, потом резко выпрямился и откинулся на спинку стула. Откинулся с видом человека, который решил что-то сделать, и чем скорее, тем лучше.

— Какова девичья фамилия твоей жены? — выпалил он.

— Ландейн, — ровным голосом ответил я.

В чем бы не заключалась эта игра, я решил участвовать в ней. Манфред знал Барбро дольше, чем я. Ее отец служил с Рихтгофеном в качестве агента Империума в течение 30 лет.

— Когда ты встретил ее?

— Примерно пять лет тому назад — на королевском летнем балу. В тот вечер, когда я приехал сюда…

— Кто еще был там, в тот вечер?

— Вы. Герман Беринг, капитан Винтер… — я назвал с десяток гостей, присутствовавших на этом веселом мероприятии, закончившемся так трагически вследствие нападения бандитов из кошмарного мира В-1–2.

— Винтер погиб от ручной гранаты, которая предназначалась для меня, — добавил я.

— Какова была твоя профессия… раньше?

— Я был дипломатом, дипломатом США, до тех пор, пока ваши парни не похитили меня и не доставили сюда. — Последнее было лишь ненавязчивым напоминанием о том, что, каковы бы ни были причины, заставлявшие моего старого друга в этом другом Стокгольме допрашивать меня, как чужого, мое присутствие здесь, в мире Империума было прежде всего его идеей. Было ясно, что Рихтгофен почувствовал эту шпильку, так как он некоторое время усиленно прочищал горло и перебирал на столе бумаги, прежде чем задать следующий вопрос.

— В чем заключается твоя работа здесь, в Стокгольме 0–0?

— Вы предоставили мне прекрасную работу в разводке в качестве офицера надзора Сети.

— Что такое Сеть?

— Это континуумы параллельных миров, матрица одновременной действительности…

— Что такое Империум?

Это был один из тех скоропалительных допросов, которые проводятся, чтобы сбить человека с толку и заставить забыть свою линию поведения. Не самый дружелюбный способ беседы для двух друзей.

— Правительство всех вероятных миров линии Л, находящееся в мире 0–0, в котором был создан генератор МК.

— Что сокращено буквами МК?

— Максони — Копини, ребята, которые изобрели эту штуку еще в 1893 году.

— Каким образом используется эффект МК?

— Создай привод, при помощи которого приводится в движение шаттлы Сети.

— Где осуществляются операции Сети?

— Во всех мирах линии А, кроме Блайта, или, как мы говорим, оперативники, везде, кроме Трущоб.

— Что такое Блайт?

— Каждая линия А в пределах тысяч параметров линии 0–0 представляет собой адский мир радиации или…

— Что вызвало появление Блайта?

— Неправильное обращение с Эффектом МК. Ваши парни, сэр, здесь, на линии 0–0, были единственными, кто научился правильно управлять…

— Что такое линия 0–0?

Я обвел рукой вокруг. — Этот мир, в котором мы сейчас находимся. Мир, где поле МК…

— Есть ли у тебя шрам на правой ступне?

Я улыбнулся. Такая смена вопросов меня рассмешила.

— Угу. В том месте, куда главный инспектор Бейл попал между большим пальцем и…

— Почему тебя доставили в мир Империума?

— Я нужен был вам, сэр, чтобы выдать меня за диктатора района, известного под названием Островные Трущобы 2.

— Имеются ли другие жизнеспособные линии А в пределах Блайта?

Я кивнул. — Две. Одна — это опустошенное войной место с датой Общей Истории около 1910 года, другое — это мой родной мир, известный под шифром В-1-три.

— У тебя шрам от пули на правом боку?

— Нет, на левом. У меня также есть…

— Что такое дата Общей Истории?

— Это дата, когда истории двух различных линий Л разошлись, образуя параллельные миры.

— В чем заключалось твое первое задание в качестве полковника разведки?

Я ответил на этот вопрос и на множество других. В течение следующих полутора часов он осветил все аспекты моей личной и общественной жизни, забираясь в те отдаленные уголки, которые могли быть известны только мне и ему. И все это время восемь вооруженных мужчин молча стояли рядом со мной.

Мое намерение спокойно воспринимать ситуацию уже подходило к концу, когда генерал вздохнул, положил обо руки на стол. (У меня вдруг возникла мысль, что он только что опустил в ящик стола пистолет) и посмотрел на меня с улыбкой.

— Пойми, Брайан, что в этой любопытной профессии, которой мы оба занимаемся, порой сталкиваешься с необходимостью выполнять много неприятных вещей. Позвать тебя сюда вот так…, — он кивнул на вооруженных людей, которые начали тихо покидать комнату, — и допрашивать тебя, словно опасного преступника — это было одно из самых неприятных дел, которые можно только себе представить. Я уверен, что это было необходимо, и поверь мне, я очень рад, что все разрешилось благополучно.

Он поднялся и протянул мне руку. Я пожал ее, чувствуя, как подавляемый гнев кипит у меня в горле. Вероятно, мое сопротивление было заметно.

— Позже, Брайан, возможно, завтра, я смогу объяснить тебе этот фарс. А сегодня я прошу принять мои извинения за неудобства и неловкость, которые я вынужден был тебе причинить. Поверь, что это было только в интересах Империума.

Я без энтузиазма издал какие-то вежливые звуки и вышел. Что бы не затевалось, я был уверен, что Рихтгофена была веская причина это сделать. Правда, это не улучшало моего самочувствия и не преуменьшало иного любопытства. Но будь я проклят, если стану сейчас задавать какие-то вопросы.

Никто не встретил меня, когда я шел к эскалатору. Я спустился вниз и оказался на белом мраморном полу холла первого этажа. Где-то послышался звук быстро удаляющихся шагов, хлопнула дверь. Стало удивительно тихо. Я стоял как животное, принюхивающееся к воздуху, прежде чем ступить на неизвестную территорию. Здание Управления, казалось, окуталось атмосферой таинственности.

И тут я впервые стал принюхиваться — до меня внезапно донесся запах горящего дерева, асфальта и дыма. Я направился в сторону предполагаемого источника этого запаха, двигаясь быстро, но тихо, я проходил мимо широкой парадной лестницы, которая вела в приемный зал этажом выше и вдруг застыл на месте: мой взор упал на темное пятно, четко выделяющееся на белом мраморе пола. В двух ярдах от него виднелось второе пятно, форма обоих пятен не вызывала сомнений: это были отпечатки ног. В шести футах дальше по коридору, которым я сейчас шел, был еще один след — казалось, кто-то случайно вступил в горячую смолу и поэтому оставлял за собой этот странный след. Следы поворачивали налево по коридору. Я посмотрел на слабо освещенный путь — было тихо и спокойно, как в морге.

Я прошел через небольшой холл и остановился у пересечения с другим коридором, глядя в обе стороны. Запах усилился и теперь напоминал запах горящей краски. Идя по следам, я повернул за угол. В двадцати футах от меня на полу коридора виднелась глубокая, чем-то прожженная полоса. А вокруг нее — множество отпечатков ног. Там были еще и брызги крови, а на стенах отпечатались кровавые пятерни, по размерам значительно превосходящей мои.

Над табличкой с надписью «Служебная лестница» был еще один отпечаток руки, на этот раз очерченной контуром вздувшейся и почерневшей краски. Мое запястье конвульсивно дернулось — рефлекторное напоминание о пистолете, который я взял по настоянию Люка.

До двери было два шага. Я взялся за блестящую латунную ручку и… резко, отпрянул назад, так как она была ужасно горяча. Тогда я обернул руку носовым платком и открыл дверь.

Узкие ступеньки вели куда-то вниз в темноту и запах тлеющего дерева усилился. Я начал было искать выключатель, но передумал. Тихо прикрыв за собой дверь, я начал спускаться вниз по лестнице. В неясном полумраке, который возникал от почему-то слабо светящихся стен я достиг дна подвала, на мгновение остановился и осторожно высунул из-за угла голову. То, что я увидел, поразило меня.

На противоположной стене плясали какие-то неясные тени — тени, очерченные каким-то красноватым светом. Я вышел из-за угла, подошел к повороту направо и снова отважился выглянуть. В пятидесяти футах от меня двигалась какая-то светящаяся фигура, фигура, которая светилась во мраке как нагретая докрасна железная статуя. Она метнулась внезапно в сторону на несколько футов, сделала несколько движений (настолько быстрых, что за ними было невозможно уследить), проскочила через узкий проход и исчезла в открытой двери.

Мое запястье снова дернулось, и на этот раз я взял револьвер в ладонь (он сразу придал мне чувство уверенности). Запах дыма стал сильнее. Я посмотрел вниз и увидел на деревянном полу обуглившиеся отпечатки ног. Я подумал, что надо было бы вернуться, поднять тревогу… но… я уже шел к двери. Все происходящее мне очень правилось, но я шел по следу чего-то, что не могло ждать…

Запах теперь стал очень густым. Это был запах гладильни, смешанный с запахом горячего металла кузницы и осенним запахом костров. Я подкрался к двери, вплотную прижался к стене и потом рискнул заглянуть за дверь. Свечение, исходившее от призрачного незваного гостя, отбрасывало красноватые отблески на стены заброшенной кладовой — пыльной, темной, захламленной мусором, который, как видно, старались убрать, но так и не закончили этого дела.

В центре комнаты огненный человек склонился над распростертым на полу телом гигантской фигуры в бесформенном комбинезоне. Руки огненного человека — странные светящиеся руки в неудобных на вид перчатках — дергали, трясли свою жертву с нечеловеческой быстротой. Затем он выпрямился. У меня не было времени глазеть на этот спектакль, который разыгрывал здесь этот пятисотградусный убийца. Был шанс, что его жертва еще не мертва — и если бы я достаточно быстро нанес ему удар… Я бегом проскочил через дверь, совсем забыв, что у меня с собой пистолет, и бросился к фигуре, от которой исходил жар, как от доменной печи. На бегу я увидел, как она повернулась с невероятной скоростью, вскинула руку с пятью светящимися пальцами, отступила на шаг…

Длинные красноватые искры посыпались на меня с ее вытянутой руки. Подобно ныряльщику, повисшему над водой в воздухе, я увидел резкое электрическое свечение, услышал хлопок разряда, но ничего уже не мог поделать, когда увидел, что крошечные молнии начали замыкаться на мне…

Беззвучный взрыв превратил мир в слепящий белый свет, ввергнувший меня в небытие.

Долгое время я лежал, цепляясь за сон, который был моим убежищем от воспоминаний о дымящихся следах, заброшенной кладовой и фантастическом светящемся человеке, припавшим к своей жертве. Я застонал, вновь потянулся за своим сном, но почувствовал только твердый и холодный бетон, которого касалось мое лицо, ощутил тошноту в желудке и привкус меди во рту. Я собрался с силами, приподнялся на руках и огляделся.

В комнате было темно, тихо и пусто, как в ограбленной гробнице. Языком, который напоминал мне старый теннисный туфель, я провел по своим сухим губам, сделал гигантское усилие и сел.

В голове раздавался звон.

Я с трудом поднялся. Запах горелого исчез. И тот, кого я преследовал, тоже исчез, забрав труп с собой.

Свет в комнате был слишком слаб, чтобы можно было разглядеть детали. Я пошарил в карманах, вынул зажигалку и при ее свете попытался разглядеть обугленные следы на полу, по которым я мог бы определить, куда ушел огненный человек.

СЛЕДОВ НЕ БЫЛО!!!

Я дошел до двери, осмотрел все — вокруг — не было никаких следов, кроме моих. Пыль лежала толстым слоем. Не было никаких следов лежавшего тела — вообще не было ничего, что указывало бы на трагедию, разыгравшуюся в этой комнате. Я слышал о том, что надо ущипнуть себя, чтобы убедиться, что ты не спишь.

Правда, я всегда считал, что это довольно глупый способ разбираться в реальности окружающего мира. Но сейчас я сделал это — и едва не вскрикнул от боли. Но это опять таки ничего не доказывало!

Я дошел до двери и вошел в коридор. Свет был выключен. Только тусклое, фосфоресцирующие свечение, казалось, исходило от стен и пола. Вид деревянного покрытия пола безо всяких следов ничуть меня не успокаивал. Раньше на нем были четкие, темные, обуглившиеся следы, сейчас на полу ничего не было.

* * *

Когда я поднялся в холл первого этажа, у меня в голове шумело не так сильно.

В застоявшемся воздухе коридора, казалось, повисла черноватая дымка, придававшая оттенок траура знакомым очертаниям дверей и мраморному полу.

Позади меня с металлическим щелчком закрылась дверь подвала. Я принюхался, пытаясь уловить запах дыма — но ничего не обнаружил.

Я прошел через зал в один из кабинетов. В пустой комнате на столе стоял маленький глиняный горшочек с затвердевшей землей, выглядевший так, словно ее подвергли повышенной температуре. Один сухой лист лежал на столе возле горшка. Настольные часы стояли и показывали 12 часов 05 минут. Я подошел к телефону, сиял трубку. Тишина на том конце провода была как бетонная стена.

Я вышел на крыльцо — моя машина одиноко стояла там, где я ее оставил. Я заметил, что в будке часового у ворот было темно. Уличное освещение тоже было выключено. Но ведь прекращение подачи электроэнергии не могло повлиять на карбидные лампы, освещающие посты внутреннего караула? Однако они тоже не горели! Даже звезд на небе не было…

Я сел в машину, повернул ключ зажигания, но ничего не произошло. Сигнал тоже не работал, как и выключатель освещения.

Выйдя из машины, я постоял в нерешительности, а потом направился к гаражам, находившимся в конце двора. Чем ближе я к ним подходил, тем медленнее становились мои шаги — в гаражах свет тоже не горел, а на воротах висели тяжелые замки.

Я глухо вздохнул, чтобы унять возбуждение, и тут только почувствовал тяжелый, мертвецкий запах воздуха.

Пройдя мимо покинутой будки часового, я вышел на улицу. Там было пусто, темно и тихо. Несколько машин стояло у поворота. Я пошел по направлению к мосту и на его середине заметил какую-то темную массу — это оказалась машина, стоящая посередине дороги. По необъяснимой причине, ее вид неприятно поразил меня, какое-то чувство под ложечкой добавилось к раздражению, которое я испытывал сейчас. Я заглянул в окно машины — там никого не было. В замке торчал ключ зажигания. По его положению я понял, что машина должна быть заведенная.

На улице Густава Адальфангорта было еще много покинутых машин, все оставленные посреди проезжей части.

Создавалось впечатление, что сегодня в городе началась эпидемия поломок машин, вкупе с поломкой электростанции — совпадение, которое ничуть не улучшило моего настроения.

Я обошел несколько улиц и площадей — нигде никого. Город вымер! Ни ветерка, ни шума моторов, ни шороха шагов, ни отзвука голосов. Мое чувство неловкости и растерянности быстро перерастало в панику, заставляющую покрыться мое тело холодным потом.

Я пересек парк и только потом до меня дошла ненормальность окружавшего меня ландшафта. Парк был абсолютно голым — ни травинки, ни цветка, ни листочка ни деревца — н и ч е г о! Моя ходьба перешла в панический бег. Я спешил домой!

* * *

Я вбежал в ворота своего дома, задыхаясь от бега. Взглянув на пустые и темные окна, я ощутил непередаваемое чувство одиночества — полной пустоты…

Я пошел по аллее, видя голую землю там, где еще несколько часов назад все было покрыто зеленью. Там, где стояли тополя, зияли страшные ямы, шириной с фут. Только пучки сухих листьев напоминали о том, что здесь когда-то росли деревья.

Поднимаясь по ступенькам дома, я огляделся — только цепочка моих следов на превратившейся в пыль почве свидетельствовала о том, что здесь когда-то кипела жизнь. Открыв дверь, я вошел и остановился, чувствуя, как сильно колотится в моей груди сердце.

— Барбро! — крикнул я. Мой голос в этой неестественной тишине, царившей, вокруг, был похож на карканье попугая.

Пробежав через неосвещенную прихожую, я влетел в гостиную, потом в спальню. Всюду было безмолвие, нарушаемое только звуком моих шагов.

С трудом передвигая ноги, я вышел опять в прихожую и окликнул Люка. Я уже не ожидал ответа, мне было страшно и я хотел хоть немного нарушить эту ужасную тишину, страх того, что можно найти в этих больших, мертвых комнатах.

Но нигде ничего не оказалось!!!

В комнате был полный порядок, мебель стояла на своих местах, лишь часы на каминной полке были остановлены. И еще — в горшочках с цветами осталась только сухая мертвая земля. Я стоял, пытаясь осознать страшную истину: Барбро исчезла так же, как и все живое в столице Империума.

Глава II

Сначала я не слышал этот звук. Я сидел в пустой прихожей, глядя в окно на пустую улицу и прислушивался к биению моего опустошенного сердца. Затем до меня донесся этот звук — непрерывный шум, пока очень слабый, но явственный в безмолвном, пустынном городе. Я вскочил, подошел к дверям и был уже на ступеньках, когда мысль о том, что надо соблюдать осторожность, пришла мне в голову. Сейчас этот шум стал яснее — он походил на ритмичный топот, на поступь марширующего отряда и он — приближался!

Через мгновение я их увидел. Я бросился в помещение и наблюдал из темноты, как они проходят мимо, по четверо в ряд, большие парни, в однообразных бесформенных балахонах. Я попытался оценить их число — где-то около двухсот. Некоторые из них несли какие-то тяжелые свертки, другие — оружие, напоминавшее винтовки. Одного или двух поддерживали товарищи, вероятно, этот отряд недавно участвовал в каком-то сражении. Когда последние из них прошли мимо, я тихо побежал по аллее, пользуясь прикрытием зданий, стоявших вдоль улицы, и начал преследовать незнакомцев, стараясь держаться не ближе сотни ярдов от них.

Теперь, когда первое ужасное потрясение прошло, я почувствовал странное чувство отрешенности, чувство человека, который один выжил после страшного катаклизма.

Отряд впереди меня двигался вдоль улицы Мигавитем. Это были мрачные, массивные солдаты, на голову выше меня (а мой рост — 6 футов), они не пели, не разговаривали, а просто шли, квартал за кварталом, мимо пустых машин, пустых зданий, пустых парков. Затем они повернули налево, на улицу Апсадевегем, и теперь я понял, куда они направлялись. Они шли к станции. Я наблюдал за ними, пока хвост колонны не завернул в массивные, украшенные орнаментом, ворота и не исчез за массивным порталом, который был сорван с петель. Один из солдат вышел из колонны и встал на пост возле ворот.

Я осторожно пересек улицу, подошел к боковому входу, вошел и направился к задней части здания. Спотыкаясь о комья земли на заброшенных клумбах, я шел вдоль стены, которая была видна в странном свете, исходящем не с неба, а скорее из земли. Каменная стена преградила мне путь. Я подпрыгнул, ухватился за край ее, подтянулся, перенес тяжесть тела через стену и спрыгнул на мощеный двор станции.

Около полудюжины шаттлов были припаркованы здесь. Это были машины специального типа, которые использовались только для работы на ближайших А-линиях, т. е. в мирах, дата общей истории которых различалась всего несколькими столетиями, там, где существовали другие Стокгольма с улицами, на которых замаскированный шаттл не привлекал бы внимание.

Одна из машин стояла близко к стене здания. Я забрался на ее колесо, подтянулся и попытался поднять тяжелое двойное стекло в металлической рама в стене здания. Оно не поддавалось.

Я спустился вниз, порылся в багажнике шаттла, нашел молоток и постарался как можно тише выбить стекло из рамы. Но это произвело массу шума. Я замер, прислушиваясь, ожидая возмущенных криков. Но единственным звуком здесь было мое собственное дыхание и скрип амортизаторов шаттла, просевших под тяжестью моего тела.

Комната, в которую я проник через окно, оказалась ремонтной мастерской. Вдоль стен ее стояли длинные рабочие верстаки, на которых в беспорядке были разбросаны различные детали шаттлов. На стенах висели инструменты. Через дверь, находившуюся в дальнем конце мастерской, я вышел в коридор, ведущий к дверям гаражей. Изнутри их доносились какие-то негромкие звуки. Я слегка приоткрыл дверь и скользнул внутрь, под высокий сводчатый потолок ангара. Двойной ряд шаттлов Сети виднелся в полумраке. Здесь стояли тяжелые машины, рассчитанные на десять человек, стояли машины-разведчики, поменьше, рассчитанные всего на три человека. А в дальнем конце ряда стояли две одноместные машины новой модели. Они казались мошками на фоне ряда темных, больших машин странной конструкции, массивных и уродливых, как баки для мусора или как кучи металлолома среди элегантных установок имперской службы безопасности. Темные фигуры двигались между этими странными машинами, собираясь в группы возле каждой из них, подчиняясь раздававшимся то и дело командам.

Я прошел между стоящих шаттлов Империума и спрятался между двумя, откуда можно было удобно наблюдать за всем происходящим. Дверцы первых пяти устройств были открыты, я увидел, как человек в форме забрался во внутрь, за ним вскоре последовал другой. Кем бы они не были, эти солдаты, они явно перебазировались. Это были неуклюжие и тяжеловесные существа, с ног до головы одетые в мешковатые, темно-серые балахоны, на головах у них были шлемы с забралом из темного зеркального стекла.

Одна из имперских машин загораживала путь небольшому отряду незнакомцев, тогда двое подошли к ней и одним махом перевернули, поставив ее на бок. Мне захотелось невольно сжаться в комок и спрятаться как можно подальше. Ведь шаттл весил без малого две тонны.

Первый транспорт был, очевидно, уже загружен, так как группы солдат перешли к следующей установке и начали работу возле нее.

Время шло.

Минут через десять пришельцы закончат свою работу здесь и отправятся обратно в тот мир, откуда они прибыли. Мне было уже ясно, что это пришельцы из Сети. Раса людей, неизвестная Империуму, которая владела своим собственным приводом МК. Эти люди стали моим единственным связующим звеном с прежними «исчезнувшими» обитателями прежнего Стокгольма 0–0.

Ждать было нечего. Необходимо было последовать за ними, чтобы выяснить, что приключилось с обитателями Стокгольма 0–0, что случилось с Барбро???

Я набрал полные легкие воздуха и вышел из своего укрытия, чувствуя себя столь же незащищенным, как та крыса, которую вытащили из норы. Я пошел вдоль стены, увеличивая расстояние между собой и пришельцами. Моей целью был один из шаттлов разведчиков, быстрая маневренная машина с соответствующим вооружением и новейшим оборудованием. Я добрался до нее, открыл дверь. При этом раздался щелчок задвижки, который заставил мой желудок прилипнуть к ребрам. Но все было тихо.

Внутри было достаточно света, чтобы я мог осмотреться. Пробравшись в отсек управления, я уселся на сидение оператора и попробовал включить главный привод. Но ничего не произошло. Я попробовал нажать другие кнопки — безрезультатно. Привод МК был так же мертв, как и машины, брошенные на улицах города. Я поднялся, тихо открыл дверцу машины и вышел.

Я слышал шум, который издавали пришельцы, работающие в нескольких футах от меня, заслоненные рядом шаттлов. У меня в голове начала формироваться идея, которая на первый взгляд не очень-то и нравилась. Но делать было нечего, больше я ничего не мог пока придумать. Первое, что необходимо было сделать для ее воплощения — это необходимость пробраться на противоположную сторону ангара. Я обернулся…

Он стоял в пяти футах от меня, возле заднего крыла шаттла. При близком рассмотрении он выглядел еще выше. Широкоплечий, с руками, которые были облачены в перчатки размером с небольшой чемодан. Он сделал шаг по направлению ко мне, я отступил. Он сделал еще один шаг, почти лениво. Еще два шага и я стану виден всем работающим позади меня пришельцам. Я остановился. Пришелец продолжал двигаться ко мне, протянув одну руку с растопыренными пальцами, чтобы схватить меня.

Мое запястье дернулось, сработала силовая кобура и пистолет оказался в моей руке. В качестве точки прицеливания я выбрал место чуть пониже центра его груди и нажал курок. Когда раздался звук выстрела, человек словно сломался пополам и рухнул на пол со звуком, похожим на звук упавшей на полном скаку лошади. Я перешагнул через труп и укрылся за следующим шаттлом. Казалось невероятным, что никто не услышал выстрела или падения жертвы — но звуки, доносившиеся из дальнего конца ангара, говорили о противоположном — они ни на секунду не прерывались. Я затаил дыхание и почувствовал, что мое сердце бьется в груди, как у пойманного зайца.

Все еще сжимая пистолет в руке, я вернулся и подошел к пришельцу, которого только что убил. Он лежал на животе, словно огромная медвежья шкура. Я перевернул незнакомца на спину. Через разбитое стекло шлема я увидел широкое грубое лицо, с пористой кожей и широким безгубым ртом, который был приоткрыт, обнажая квадратные желтые зубы. Маленькие глазки бледно-голубого, как небо, цвета, безжизненно смотрели из-под кустистых светлых бровей, которые росли непрерывной линией на лбу. Жирная прядь волнистых белокурых волос пробивалась у виска.

Я отступил от незнакомца, повернулся и вошел в тень машины. В качестве новой цели я наметил последний из стоявших в ряду шаттлов пришельцев. Чтобы добраться до него, мне необходимо было пересечь открытое пространство примерно футов 50, которое освещалось тусклым светом, лившимся из окон ангара. Я сделал шаг вперед и пошел, стараясь не создавать шума, и замирая каждый раз, когда кто-либо из пришельцев поворачивался в мою сторону. Я уже почти достиг цели, когда один из незнакомцев, командовавший отрядом, направился в ту сторону, где лежал труп. Видимо, он обнаружил, что одного из его солдат не хватает на месте.

У меня было в запасе полминуты, прежде чем он поднимет тревогу. Я спрятался в тень шаттла-заправщика, быстро добежал до последней машины в линии, огляделся и забрался вовнутрь.

Здесь стоял тошнотворный, животный запах. Предметы были непропорциональны своими размерами для глаз человеческого существа. Я быстро осмотрел пульт управления, экраны и кресло оператора. Все было смутно знакомым, но сильно отличалось от привычных очертаний шаттлов Империума сотнями деталей, а также размерами и формой. Я взгромоздился на высокое твердое сидение и уставился на квадраты и круги пластика, светящиеся различными оттенками коричневого и фиолетового. Странные символы были нанесены на некоторых изогнутых рычагах, торчащих из пульта управления, выкрашенного в темно-желтый цвет. Пара педалей, выступавших из пола под пультом была вытерта до блеска ногами операторов. Я смотрел на пульт и чувствовал, как покрываюсь холодным потом. Сейчас поднимется тревога и если мое решение будет неверным — я погиб.

Обычный рубильник в центре пульта управления привлек мое внимание. Вокруг него на пульте были потертости и царапины. Это свидетельствовало о частом применении рубильника. Ничего не оставалось, как нажать на него.

Снаружи донеслись громкие крики. Офицер поднял тревогу и сейчас… Я резко дернулся и ударился коленом об острый угол пульта. Боль придала мне решимости, Я сжал зубы, схватился за рубильник и нажал на него. В то же мгновение огни стали меркнуть. Дверца машины с тихим щелчком захлопнулась и началась сильная вибрация, заставившая дребезжать плохо закрепленные предметы внутри установки. На пульте замигали какие-то лампочки, на начавших светиться экранах затанцевали какие-то линии. Я почувствовал едва ощутимый удар по корпусу шаттла. Видимо, одни из пришельцев хотел попасть вовнутрь машины, но немного опоздал.

Спустя мгновение, после того, как я нажал на рубильник, экраны внешнего обзора прояснились. Я увидел пейзаж полного опустошения под небом без единой звезды — обычное запустение Трущоб. Поле МК начало действовать! Похищенный шаттл понес меня через Сеть параллельных миров, понес с огромной скоростью, судя по быстрой смене пейзажа снаружи.

Мне-таки удалось совершить побег. Теперь необходимо было выяснить, как управлять этой чужой машиной.

Получасовое изучение пульта было достаточным, чтобы дать мне общее представление о назначении клавиш. Теперь я был готов попытаться управлять шаттлом.

Я взялся за рычаг управления, потянул его, но он не сдвинулся с места. Тогда я опять дернул его. Мне удалось только немного сдвинуть его. Я встал и всем телом надавил на рычаг. С резким звуком рычаг обломился. Я сел в кресло и безнадежно уставился на мерцающие огоньки пульта. Очевидно, управление машиной было заблокировано. Владельцы шаттла приняли меры предосторожности против потенциальных угонщиков, пытающихся направить похищенную машину в какую-то произвольно выбранную ими А-линию мира. Курс моей машины был предопределен. Я был беспомощен что-либо изменить.

Глава III

Прошло два часа, а шаттл все двигался в неисследованные и не нанесенные на карту участки Сети. Я сидел, наблюдая фантастическую смену пейзажей на экранах, которую капитан Винтер обычно называл А-энтропией. Скорость, с которой я двигался, была гораздо выше той, которая когда-либо достигалась техниками Империума. При такой скорости живые существа на экранах обзора было невозможно различить — человек исчезал из ноля зрения за доли секунды, но улицы, здания и другие части пейзажа проносились вокруг меня, меняясь на глазах. Отдаленно знакомые здания пересекались друг с другом, сужаясь или раздаваясь вширь. Я видел, как дверные проемы изменялись, как гранит рассыпался прахом и превращался в пыль. Буквы на вывесках и рекламах изменялись, теряли форму и постепенно превращались в ничего не значащие символы. Я видел хижины и лачуги, которые теснились вокруг огромных зданий, видел, как эти колоссы постепенно разрушались и сравнивались с землей. Балконы на зданиях превращались в террасы, увеличиваясь или исчезая совсем…

Темные мрачные ребристые колонны пронзали небеса. Я видел, как они разрушались, превращаясь в пыль…

По мере того, как мой шаттл мчался сквозь линии вероятностей, целые цивилизации расцветали у меня на глазах и через мгновение превращались в прах.

Я сидел, в оцепенении наблюдая, как вокруг меня меняется вселенная. Вскоре я почувствовал, как моя голова начинает клониться, а глаза болеть, словно засыпанные песком. Я вспомнил, что давно не ел и не спал. Сколько же прошло часов???

Я обшарил отсек и обнаружил грубошерстное одеяло, от которого отвратительно пахло стойлом. Но я был слишком уставшим, чтобы перебирать. Расстелив одеяло на полу между креслом оператора и силовым отсеком, я растянулся на нем, и непреодолимая усталость охватила меня.

Потом я вдруг проснулся… Равномерный гул шаттла изменился и превратился в прерывистое жужжание… Судя по моим часам, я находился здесь уже около трех часов. Хотя, по меркам Империума, это путешествие было недолгим, фантастически быстрая машина пришельцев проникла за это время в такие районы Сети, которых имперские разведчики никогда не достигали.

Я с трудом поднялся и постарался достаточно широко раскрыть глаза, чтобы посмотреть, что показывают экраны.

Это напоминало кошмарный сои — странные кривые башни возвышались из темных пустых каньонов, узкие протоптанные дорожки извивались среди куч мусора, арок без дверей, разрушенных зданий. На более широких дорожках я успел заметить повозки на высоких колесах, груженных непонятными кучами металла, дерева и кожи.

С высеченных из камня пилястров на меня смотрели гротескные лица существ, напоминающих дьяволов ацтекских племен. Пока я рассматривал все это, шум шаттла превратился в шорох, который через мгновение и вовсе смолк. Постоянно меняющаяся картинка на экранах внешнего обзора превратилась в неподвижную реальность. Я куда-то прибыл. На улице, если можно так назвать заваленную мусором дорогу, никого не было. Тот же странный свет, который я видел на улицах Стокгольма 0–0, слабо исходил от каждой поверхности, лежавшей под чистым и чужим небом над моей головой.

Затем, совершенно неожиданно, на меня накатилась волна темноты. Меня согнуло пополам. Мне казалось, что шаттл ходит подо мной ходуном, то поднимаясь, то опускаясь. Какие-то необъяснимые силы скрутили меня как медную проволоку и протащили через игольное ушко, а потом бросили в беспамятстве…

Когда я пришел в себя, то обнаружил, что лежу на спине совсем обессиленным. Странная сила, которая недавно владела мной, исчезла. Я мог дышать всей грудью, мог шевелить руками и ногами, отчетливо видел мигание огоньков на пульте управления. Мое колено страшно болело, и когда я бросил на него взгляд, то увидел кровь, выступающую на брюках.

Я встал и первым делом посмотрел на экраны внешнего обзора. Улица, которая совсем недавно была пуста, сейчас была наводнена толпой, толпой приземистых, неуклюжих длинноруких созданий, которые толкались, шумели, волновались в игре света и тьмы.

Позади себя я услышал грохот металла. Обернувшись, я заметил, что дверная защелка отошла в сторону и дверца шаттла распахнулась. Огромное тело ввалилось вовнутрь машины. Это было чудовище, снабженное клыками, с бугристой, лысой головой, с широким безгубым ртом, огромными странно замысловатыми ушами, массивным коренастым телом, затянутым ремнями и обвешанным звенящими браслетами, явно не вяжущимися с волосатым телом белокурой гориллы.

Мышцы на моем запястье напряглись, готовые отдать приказ силовой кобуре пистолета, но в ту же секунду я расслабился и опустил руку. Свободно убив это чудовище и следующее, разве я мог бороться со всем этим миром? На карту было поставлено значительно больше, чем моя жизнь. Минуту назад я увидел, как тихое пустынное место превратилось в заполненную толпой улицу, залитую солнцем и наполненную движением. Если эти светловолосые обезьяны знали секрет этого превращения, тогда, может быть, мой Стокгольм 0–0 сможет вернуться к жизни… если только я разгадаю этот секрет…

— Хорошо, хорошо, парень, — успокаивающе заговорил я вслух. — Я буду вести себя спокойно…

Существо схватило мое плечо рукой, похожей на механическую лопату, оторвало от пола и бросило в открытую дверь. Я ударился о косяк, отскочил и вылетел наружу, окунувшись в запах, подобный тому, который могут издавать падаль и капуста, гниющие одновременно.

В косматой толпе, окружившей меня, раздалось невнятное рычание. Передние отскочили назад, возбужденно переговариваясь. Я поднялся на ноги, стряхивая отвратительно воняющая мусор, который прилип к моей одежде, но сзади уже подошел мой незнакомец. Он резко толкнул меня вперед, не говоря ни слова. Я подскользнулся на корке и снова упал. Что-то ударило меня по плечам, когда я попытался подняться. Я упал лицом в вонючие отбросы, пропахав в них широкую борозду. В моей голове вспыхнули звезды, похожие на салют, который я видел много лет назад в другом мире. В мире, который был моей родиной, в котором жили мои родные и близкие…

Очнувшись, я почувствовал, что ноги мои волочатся по земле, а сам я зажат в стальных тисках рук двух белокурых горилл. Так я и шел — то сам, то меня тащили эти мерзкие чудовища, прокладывая путь, как таран, в шумящей, наполненной всевозможными запахами, толпе. Глаза этих существ, похожие на голубые мраморные камешки, смотрели на меня как на жертву какого-то заразного заболевания.

Незнакомцы тащили меня довольно долго. За это время я постарался приучить себя к мысли о странности того, что меня захватили в плен существа, вызывающие воспоминания о великанах и людоедах. Обычно такое происходило в сказках, но это была не фантазия, а реальная жизнь, жизнь вонючая и грязная. Беспрестанное почесывание своих волосатых тел пальцами, напоминающими стволы молоденьких деревьев, слюни, капающие с открытой зловонной пасти, в которой блестели большие желтые клыки…

Вскоре мы вышли на более широкую и более чистую улицу, вдоль которой были расположены странные многоярусные лавки, в которых продавцы, присев на корточки, смотрели вниз с верхних ярусов, предлагали свои товары, опускали вниз покупателям их покупки и поднимали вверх плату — толстые квадратные монеты из какого-то странного металла. Здесь были свалены в кучу фрукты, странной формы глиняные горшки всевозможных размеров, мотки серой пряжи, листы металла, полосы кожи, упряжь и прочее. И на этом фантастическом базаре толпились существа, почти похожие на людей. Десятки рас, высоких и низких, разного цвета кожи, с большими пучками густых волос, свисающих над ярко-красными лицами. Невероятно высокие худощавые создания с блестящим темным мехом, удивительно короткими ногами и плоскими ступнями… широкие приземистые существа с круглыми плечами и длинными висячими носами.

Одни из них носили большие медные кольца на длинных цепочках из полированной меди, у других были по одной или по две безделушки, приколотых к кожаным полосам, составляющим их одежду, а у третьих, наиболее жалких на вид, с мозолистыми руками, не было вообще никаких украшений. Над всей этой пестрой толпой, как живой навес, летали, громко жужжа, сине-зеленые мухи.

Мы дошли до конца улицы и после короткой остановки, которая понадобилась для оттеснения некоторых наиболее любопытных зрителей, очутились перед широкой, засыпанной мусором, лестнице из необработанного камня. Меня протащили по ступенькам, втолкнули в дверной проем, и передали двум неуклюжим низкорослым существам, лишь отдаленно напоминавшим людей. Следом за ними, из сумрака этого здания, пахнущего зоопарком, последовали другие существа, пытавшиеся подойти поближе ко мне, чтобы посмотреть и потрогать мою одежду своими длинными, негнущимися, уродливыми пальцами. Я отшатнулся, прислонился к стене, но тут стражники подхватили меня под руки и потащили вдоль по проходу, напоминавшему туннель, пробитый в скале. Я попытался было запомнить все эти повороты, в надежде на то, что мне удастся бежать, но вскоре прекратил это бессмысленное занятие. Здесь было почти темно, только маленькие желтоватые лампочки накаливания, расположенные через каждые пятьдесят футов, создавали немного света. В этом неверном полумраке был виден грязный пол и грубо сработанные стены.

Приблизительно через сотни две ярдов туннель расширился, и мы оказались в мрачном, небольшом зале. Один из моих сопровождающих, порывшись в груде мусора, извлек широкую полосу толстой темной кожи, прикрепленной узким кольцом к стене. Он обмотал ее вокруг моего правого запястья и, хлопнув по плечу, отошел и сел на корточки у дальней степы. Его напарник что-то ему прорычал, потом кивнул головой и пошел дальше по коридору. Через мгновение его фигура уже не была видна в темноте.

Я разгреб влажный мусор на полу пещеры, чтобы освободить себе место для сидения и стал ждать. Рано или поздно, кто-то из властей этого мира захочет лицезреть меня и допросить…

Едва я успел удобно устроиться на этом грязном полу, подумать, насколько странно мягким кажется пол для такого грубого на вид камня, как чья-то нога «легонько» коснулась моего бока. Я со вскриком открыл глаза, попытался встать. Но меня уже подняли на ноги, дернув за полосу кожи, закрученной вокруг руки. И снова мой путь лежал по этому мрачному туннелю. Ноги у меня были ватными, в животе начались рези. Я попытался подсчитать, сколько времени был без еды и питья, но сбился со счета. Мой мозг работал медленно, как часы, погруженные в вязкое масло.

И вот, наконец, мы достигли цели. Так как мы все время поднимались вверх, очевидно, это помещение находилось в верхних этажах здания. Зал имел форму неправильного круга с куполообразным потолком. Вдоль грубо обработанных стен виднелись темные ниши. Стоял ужасный запах навоза. Это помещение больше напоминало стойло, чем человеческое жилище. У меня возникло желание оглянуться и, может быть, в последний раз посмотреть на туннель, из которого я только что вышел.

В некоторых нишах возле входа в туннель лежали какие-то кучи ветоши. Вдруг одна из них зашевелилась и я понял, что это живое существо, невероятно старое, являющееся представителем той расы, которая пленила меня. Мои охранники подтолкнули меня к этому ожившему трупу. Сейчас они вели себя гораздо скромнее, как будто в присутствии очень уважаемых людей.

В скудном свете, пробивавшемся из отверстий в потолке, я увидел как рука, похожая на одетую в серую перчатку, клешню, поднялась в конвульсивном движении и начала ворошить скудную растительность на груди старца. Теперь я разглядел его глаза: тускло-голубые, они были наполовину закрыты опущенными веками. Не мигая, они в упор рассматривали меня. Ниже, из больших ноздрей торчали пучки седых волос. Рот был тонкий, с поджатыми губами. Остальная часть лица была маской сальных седых волос, с которых выпирали невероятно большие уши, розовые и голые. Вздохнув, я едва не потерял сознание от запаха гниющего мяса.

Старец издал каркающий звук. Я подождал реакции своих телохранителей, и она не замедлила проявиться. Один из них основательно тряхнул меня.

— Простите, ребята, но я ничего не понимаю, — как можно умоляющим тоном проговорил я.

Старец подскочил, как будто его толкнули горячим железным прутом. Он что-то заверещал, указывая все время на меня. Потом начал прыгать, с невероятной для его возраста энергией, продолжая пронзительно кричать что-то на своем языке. Внезапно он остановился и что-то показал рукой, так как один мой охранник почти вплотную подтолкнул меня к нему. Я смотрел в его голубые глаза, столь же человеческие, как и мои. Глубоко посаженные на этом карикатурном лице. Видел поры кожи на носу, величиной со спичечную головку. Видел струйку слюны, которая стекала из приоткрытого рта на подбородок…

Внезапно старец отвернул голову и бросил несколько фраз. Когда он закончил, откуда-то слева раздался тонкий голосок. Я обернулся и увидел, как еще одна куча тряпья зашевелилась в одной из ниш. Мои стражники подтолкнули меня к этому старцу, еще более уродливому, чем первый, и держали там до тех пор, пока тому не надоело меня рассматривать. Пока этот долгожитель меня рассматривал, мой взгляд упал на нишу, расположенную несколько выше остальных. В сумраке, я с трудом разглядел торчащие ноги скелета, пустые глазницы черепа, массивные челюсти и тонкую кожаную полосу, все еще охватывавшую шейные позвонки. Видимо, высшие посты в этом храме были пожизненными.

Резкий рывок за руку вернул меня к действительности. Старец рядом со мной заверещал. Он раздвинул губы, обнажая старые желтые десны — язык похожий на розовый носок, набитый песком, задергался, извергая оглушительный визг. Это разбудило еще двух старейшин — с нескольких сторон послышались оглушительные вопли и карканье. Мои охранники подвели меня к следующему старику — древнему толстяку с большим волосатым животом, на котором огромные черные паразиты прокладывали себе дорогу, как гончие, потерявшие след зверя. У этого даже остался один зуб — кривой и желтый клык длиной в дюйм. Он показал мне его и издал какие-то хлюпающие звуки. Затем, отклонившись назад, он резко подался вперед и ударил меня рукой, длинной как портальный кран. Мои телохранители вовремя подхватили меня, не дав упасть на камень пола. Я мысленно поблагодарил их за такую заботу. Несмотря на свой солидный возраст, старик вполне мог бы свернуть мне шею, если бы удачно попал.

Услышав ворчливый звук, идущий из ниши, расположенной высоко в темпом углу, мы направились к ней. Оттуда сначала показалась рука, на которой недоставало двух пальцев, а затем я увидел половину лица, уставившегося на меня. Были видны шрамы и голые кости в том месте, где должна была бы быть правая щека. Глазница правого глаза была на месте, но она была пуста. Рот, у которого не хватало правой половинки, плотно не закрывался, что создавало впечатление вечной улыбки, которая была столь же ужасна на этом лице, как стрижка пуделя на гиене…

Некоторое время я стоял посреди зала, а совет старцев решал, очевидно, что со мной делать. Один из них до такой степени разозлился, что плюнул в лицо толстяка, который тут же ответил обидчику, бросив пригоршню грязи. Вероятно, это послужило сигналом к окончанию обсуждения. Мои стражи попятились назад, волоча меня за собой и потащили в туннель, а оттуда началось мое долгое путешествие по его извилистым проходам.

Через некоторое время я оказался в каком-то длинном коридоре. Здесь находилась каменная скамья, грубые полки на стенах, на которых я с содроганием заметил какие-то предметы, похожие на гробы. Все это освещалось тусклой лампочкой, в свете которой я заметил на полу огромные кучи мусора, из которого доносился булькающий звук.

Меня привязали за лодыжку и разрешили сесть на пол. Длинная плошка с какой-то бурдой была предоставлена в мое распоряжение. Я понюхал ее и отставил в сторону, не до такой степени я был голоден, чтобы хлебать это пойло.

Прошел приблизительно час. У меня было такое ощущение, будто я чего-то жду. Моя охрана сидела в противоположном углу, пожирая скудные припасы. С удивлением я внезапно обнаружил, что странный отвратительный запах в этом помещении не так уже беспокоит меня, видимо, мое обоняние просто привыкло к нему.

Вскоре из угла коридора появилось еще одно существо и начало что-то властно каркать. Мои друзья-охранники снова двинулись в путь. На этот раз мы шли куда-то вниз, поворачивая то вправо, то влево, через какие-то залы, и вдруг оказались на улице, возле лестницы. Но спускаться нам не пришлось, так как мои стражи повели меня в какую-то другую дверь и опять начались наши кружения по темным коридорам. Через какое-то время я с удивлением обнаружил, что мы уперлись в тупик. Тот страж, который шел слева от меня, схватил за руку, подтолкнул меня к круглому отверстию в стене, которое я заметил только уткнувшись в него. Отверстие находилось примерно в дюймах 18 от пола и имело около двух футов в диаметре. Человек с огромным трудом мог протиснуться сквозь него.

Я уже знал, чего от меня хотят, и на мгновение заколебался. Это было похоже на ловушку. Оказавшись внутри, как оттуда выбраться? Возможность побега совсем исчезла, хотя я не был уверен в том, существовала ли она раньше.

Удар по голове отбросил меня к стене. Я упал на спину. Тот, кто ударил меня, стоял надо мной, намереваясь нанести еще один удар. Тут уже я не выдержал. Не думая о последствиях, я согнул ногу в колене и нанес противнику резкий удар в пах. Тот согнулся пополам и начал визжать. Я вскочил и мой второй удар пришелся ему прямо в челюсть. Противник упал на пол и начал кататься по туннелю, сопя от боли. Я почувствовал торжество, но тут вторая горилла схватила меня и буквально бросила в отверстие в стене. Не дожидаясь следующего удара, я быстро вполз внутрь и сразу ощутил сырой холод и очень острый запах, напоминающим запах хорошо выдержанного сыра. Я встал на колени, держа в руке пистолет, решив, что если кто-то из этих обезьян сунется сюда, то он непременно получит пулю в лоб. Но они, очевидно, решили оставить меня в покое, потому что через секунду я увидел их тени, исчезающие в конце коридора. Видимо, приказ старейшин запрещал, во всяком случае, пока наносить пленникам большой вред.

Глава IV

Обычно, что первое приходит человеку на ум, оказавшемуся в замкнутом темном пространстве — это оценить размеры помещения. Конечно, я мог выбраться в коридор, но, вспомнив, какие я получил удары для того, чтобы попасть сюда… а кроме того, даже если я и вылезу назад в коридор, то как я найду дорогу назад, дорогу на солнечный свет? Поэтому пока (заметьте, пока) я решил остаться здесь.

Я решил начать от входа. Сделал шаг фута на три и сразу же наткнулся на каменную стену. Вернувшись к исходной точке, я сделал шаг в другую сторону и вдруг из темноты услышал какой-то звук. Я остановился, застыв с поднятой ногой, затаив дыхание и прислушиваясь.

— Мен за па, — довольно мелодичный тенор откуда-то из темноты произносил довольно бессмысленные фразы. — Стам зи?

Я сделал шаг назад. Пистолет все еще был у меня в руке. Тот, кто издавал эти звуки, имел преимущество надо мной. Он видел меня, так как я четко вырисовывался на фоне слабого света, льющегося из входного отверстия.

При этой мысли я буквально упал на пол.

— Бон жур, ами, — опять произнес голос. — Э ву…

.. Кем бы ни был незнакомец, скорее всего он тоже был пленником. Язык, на котором он говорил, не был похож на язык горилл, но, тем не менее, у меня не было сильного желания бросаться в его объятия.

Снова раздался голос и на этот раз я почти понял смысл фразы.

Акцент был ужасный, но это был почти настоящий шведский!

— Может быть, ты англик? — опять проговорили из темноты.

— Может быть, — ответил я голосом, похожим на карканье вороны. — А кто вы?

— О, хорошо! — акцент у незнакомца был похож на венгерский. — Почему поймать тебя они? Откуда приходить ты?

Я отполз на несколько футов в сторону, чтобы на меня не падал свет. Пол подо мной приподнимался. Я хотел посветить себе зажигалкой, но тут же понял, что это превратило бы меня в отличную мишень и передумал. Кто знает, вдруг этот парень имеет что-то дурное в мыслях, а в этом мире я пока с другим не сталкивался.

— Не надо бояться меня, — произнес голос. — Я друг.

— Я спрашиваю вас, кто вы? — повторил я. Мои нервы были на пределе. Я был уставшим, голодным и избитым ужо немолодым человеком. И говорить с каким-то неизвестным голосом из темноты было совсем не тем, что могло бы успокоить мои нервы.

— Сэр, я имею честь представить себя, — опять раздался его тенор, — вы говорите с полевым агентом Дзоком!

— Что? Полевой агент?

— Для того, чтобы мы побольше друг другу доверяли, я предлагаю поближе познакомиться, — предложил неизвестный Дзок. — Пожалуйста, говорите еще. Я смогу точнее идентифицировать вашу речь.

— Я говорю по-английски, — сообщил я.

— Английский? Ага. Теперь я постараюсь говорить лучше. Это не очень хорошо знакомый мне язык, но я надеюсь, что мои лингвистические познания не подведут меня. Они у меня одни из самых полных, которых могут достичь агенты класса А. Как вы меня понимаете?

Сейчас голос звучал гораздо правильней и уверенней.

— У вас получается прекрасно, — заверил я незнакомца и опять изменил свое местонахождение, перекатившись несколько раз по полу. Но, не зная размеров помещения, я перестарался и ударился о каменную стену головой, которая тут же отозвалась взрывом оглушительной боли. Очнулся я внезапно, почувствовал, как чья-то рука коснулась моей груди.

— Простите, старина, — голос звучал совсем рядом, — мне надо было бы вас предупредить. В первые дни моего пребывания в этом склепе я сам несколько раз проверял крепость этих стен ударами своего тела.

Я сел и отправил пистолет назад в кобуру. Вряд ли в этом каменном мешке несколько дней подряд мог находиться враг.

Я сел и потрогал ссадину на локте. Резкая боль ударила по нервам.

— Я вижу, что вы повредили локоть? — сказал мой товарищ по камере. — Позвольте мне смазать его мазью.

Я услышал шуршанье, звуки щелчка застежкой. Вытащив свою зажигалку, я зажег ее, и поднял вверх. И тут от удивления мой рот широко раскрылся.

Агент Дзок сидел, скорчившись, в ярде от меня. Голова его была повернута в сторону от яркого света и в руках была сумка. Руки были покрыты довольно густой, короткой шелковистой красновато-коричневой растительностью, которая открывалась под не очень свежими манжетами белой униформы. Я увидел толстые руки, маленькую, круглую головку: темную кожу, длинный нос. Дзок повернул свое лицо ко мне, моргая желтоватыми глазами, расположенными близко друг от друга над широким ртом, который раскрылся в улыбке, обнажая квадратные ровные зубы.

— Свет несколько чересчур яркий, — сказал он своим мелодичным голосом. — Я нахожусь так долго в темноте…

Я отключил зажигалку. — Извините меня, — промямлил я. — Все же, кто вы?

— Похоже, что вы немного испуганы, — сказал Дзок несколько удивленным тоном, — Вы, видимо, никогда, не встречались с представителями моей расы гуманоидов?

— Знаете, у меня была довольно странная теория, что мы, гомо сапиенс, являемся единственной разумной ветвью нашего семейства, — сказал я, — то, что я встретил этих ребят снаружи, было для меня потрясением. А теперь вы!

— Понятно… Я думаю, что наши две ветви гуманоидов разошлись в своем развитии на уровне начала плейстоцена. Хегруны несколько позже отделились, примерно… в конце этого периода, скажем полмиллиона лет назад. — Дзок засмеялся, — Так что видите, они являются вашими более близкими родственниками, чем мы. Хотя, я думаю, эти новости вас не сильно обрадовали.

Рука Дзока коснулась моего локтя и начала наносить какую-то прекрасно пахнувшую мазь. Прохладная масса начала буквально тут же снимать боль с раны.

— Как им удалось поймать вас? — поинтересовался Дзок. — Я уверен, что вы из группы, которую они захватили во время рейда.

— Насколько я знаю, — я немного поморщился, хотя боли не почувствовал, — в этом мире я единственный человек.

Дзок показался мне довольно дружелюбным созданием, но уж больно он был волосат. Особенно после того, как я увидел, что он отстоит от гомо сапиенсов еще дальше, чем хегруны. Инстинктивно я не мог не объединять их в одно целое. Хотя если разобраться толком, Дзок больше походил на мартышку, чем на гориллу.

— Любопытно, — проговорил Дзок. — Обычно они берут в плен не менее пятидесяти человек. Думаю, что такой размер является минимальным, чтобы провести необходимый анализ культуры, языка, науки и социального строя.

— Необходимый для чего?

— Для того, чтобы полнее использовать пленников. Хогруны являются ловцами рабов, естественно.

— Почему естественно?

— Ну, я предполагал, что вы догадаетесь об этом, тем более будучи сами словленным. — Дзок сделал паузу, — Но, может быть, вы относитесь к другой категории? Вы говорите, что были единственным, кого они взяли в плен?

— А вы? — Я сделал вид, что не расслышал его вопроса. — Как вы попали сюда?

Полевой агент вздохнул.

— Боюсь, что я был несколько неосторожен. У меня было наивное представление, что в этом скоплении народов, мне удастся остаться незамеченным. Я ошибался — меня мгновенно обнаружили. Я был избит, препровожден сюда, представ перед трибуналом старцев, которые устроили мне допрос. Но я сделал вид, что ничего не понимаю.

— Вы что, знаете язык этих созданий? — перебил я его.

— Естественно, мой дорогой друг. А как же иначе? Агент класса А вряд ли чего-то бы стоил без знания туземного языка!

Я пропустил эту похвальбу мимо ушей.

— Какие вопросы они задавали вам?

— А, всякую ерунду. Некосмополитическим расам очень трудно общаться на уровне общих значений. Основные культурные позиции наших цивилизаций сильно отличаются друг от друга.

— Но, по-моему, мы с вами прекрасно понимаем друг друга, — заметил я.

— Да, не забывайте, что я все-таки агент класса А Власти! И нас специально готовят для коммуникабельности.

— Может быть, вы начнете немного раньше? — не вытерпел я. — О каких Властях вы говорите? Как вы попали сюда, прежде всего? Откуда? Где вы научились английскому?

К этому времени Дзок уже закончил врачевать мою рану. На мои вопросы он добродушно рассмеялся. Казалось, его ничуть не волнует то, что он находится в столь печальном положении.

— Можно я буду отвечать на ваши вопросы по порядку? Давайте передвинемся ко мне. Я нашел здесь сухое местечко и натащил сюда тряпья. Кроме этого, я думаю, вы захотите перекусить после той бурды, которую вам предлагали.

— У вас есть пища? — изумился я.

— Да. Это своего рода НЗ. Я использую его очень экономно. Пищи немного, но она весьма калорийна.

Мы взобрались на кучу тряпок в дальнем правом углу камеры. Я растянулся на спине и принял из рук Дзока капсулу величиной с наперсток.

— Проглотите это, — сказал Дзок. — Это сбалансированный рацион на 2 часа. А вот это вода, — с этими словами он протянул мне толстенную глиняную чашку.

Я положил в рот капсулу и с трудом проглотил ее.

— Ваше горло, наверное, немного шире, чем мое, — сказал я. — Ну, а теперь, когда мы насытились, может быть, перейдем к моим вопросам?

— Ах да! Власть! В общем, говоря вашими понятиями. Власть — это великое правительство Сети, которое осуществляет правление над всеми параллельными мирами этого района… — Дзок замялся.

Я слушал и представлял себе, как воспримут эти новости власти Империума, если я вернусь, вернее, если будет куда возвращаться.

Оказывается, существует даже не одна раса, путешествующая по Сети!!! По крайне мере, сейчас мне стало известно еще две расы! Каждая столь же чуждая по отношению к другой, как каждая из них по отношению ко мне. И все эти расы, включая и нашу, имеют определенные требования к своей территории и притязания на дальнейшее ее расширение.

Дзок продолжал рассказывать:

— Естественно, работа в секторе англиков была ограничена по совершенно понятным причинам.

— Каким же?

— Наши ребята вряд ли могли бы долго быть незамеченными среди вас, — сухо ответил Дзок. — Поэтому мы очень мало внимания уделяем этому сектору.

— Но вы были у нас?

— Да. Но это только обычный надзор, и, в основном, только в нулевое время, естественно.

— Вы слишком часто повторяете слово «естественно», — заметил я. — Но, продолжайте, продолжайте, я вас слушаю.

— Наши карты этого района весьма схематичны. Мы знаем, что там существует довольно обширная пустынная область — зона, как мы ее обычно называем — внутри которой не существует никаких миров. Зона окружена довольно широким спектром соотнесенных линий вероятности. И все они имеют один общий источник культуры, так называемое Северно-Европейское Техническое Ядро. Прямо скажем, довольно-таки примитивная технология, но все-таки первые проблески просвещения начинают там возникать.

Он продолжал описывать широкие просторы А-линий, которые составляли сферу деятельности Власти. Я не стал обращать его внимания на неправильное представление в отношении полного отсутствия жизни в Зоне или его полном невежестве, что существует еще и третья раса, имеющая возможность путешествовать по Сети. Это все я решил держать при себе.

— Сфера деятельности Властей постоянно расширяется и последние пятнадцать столетий, — говорил агент, — довольно значительно. Конечно, наши уникальные способы перемещений по Сети, накладывают на нас определенную ответственность. Теперь мы уже преодолели первоначальную тенденцию вмешиваться во все дела миров. Власти в настоящее время осуществляют только политику поддержания мира и надзор за преступностью. Плюс к этому получают так же сырье и готовую продукцию.

— Понятно, — кивнул я. Когда-то мне уже приходилось слышать нечто подобное из уст Винтера, Рихтгофена и других, когда я только прибыл в Стокгольм 0–0.

— Моя миссия, — продолжал Дзок, — заключалась в тон, чтобы выяснить, кто стоит за этими рейдами хегрунов. Вы только знали бы, сколько хлопот представляют Власти эта охота за рабами! Ведь они нередко заходят на нашу территорию! Я должен был на основании этого обследования выдать рекомендации по устранению этих рейдов. Но, похоже, что я недооценил хегрунов. Меня арестовали через четверть часа после прибытия.

— А английский вы изучили во время визита в наш сектор? — поинтересовался я.

— Я лично никогда не был в Зоне, но языковые библиотеки нашего Центра имеют запасы всех ваших диалектов.

— Ваши друзья знают, где вы находитесь?

Дзок вздохнул.

— Боюсь, что нет. Я хотел выслужиться. Теперь я понимаю, что был неправ, но уже поздно. Я представлял, как вернусь в штаб и представлю готовое решение. А вместо этого… Ну что ж, через некоторое время они, конечно, заметят мое длительное отсутствие и займутся поисками. А тем временем…

— Что тем временем? — забеспокоился я.

— Я могу только надеяться, что мои друзья окажутся здесь раньше, чем придет моя очередь.

— Ваша очередь для чего?

— А вы разве не знаете, старина? Да, конечно, не знаете. Ведь вы раньше никогда не слыхали о хегрунах. И не знаете их языка. Все объясняется недостаточностью продуктов в их мире. Хегруны каннибалы! Пленники, которым не удается доказать свою полезность, подлежат уничтожению и их тела идут в пищу.

— И сколько же времени нам отпущено? — спросил я.

— Я нахожусь здесь около… по вашим меркам, трех недель… Когда я впервые попал в эту камеру, здесь уже находилось двое бедняг. Парочка рабов с низким уровнем интеллекта. Насколько я смог определить, они сидели уже две недели. И вот только позавчера их увели. Думаю, давали обед в честь высокого начальства. Так что, мой друг, недели две мне отпущено…

Я, кажется, начал понимать агента Дзока. За его беззаботным тоном скрывалась большая озабоченность тем, что он может раньше времени оказаться в глотке Хегрунов.

— В таком случае, я предлагаю немного поразмыслить над проблемой дальнейшего пребывания здесь, заметил я.

— У меня есть кое-какие идеи относительно этого, — кивнул головой Дзок, — но это потребует усилий двух человек.

— В чем же заключается ваш план?

— Нас охраняют двое хегрунов, которые находятся в коридоре. Нам необходимо будет заманить одного из них сюда и расправиться с ним. Думаю, это будет не слишком трудно.

— А как же второй?

— Это несколько сложнее, но тоже вполне выполнимо. Я здесь припрятал кое-что из моего снаряжения. Кроме того, по памяти я нарисовал схематический план этого храма. Нам важно преодолеть около двух сотен ярдов, прежде чем попадем в боковой проход, который я наметил для побега. Единственной нашей надеждой будет то, что мы не должны встретить на протяжении этих длинных ярдов ни одного хегруна, так как ваша маскировка не выдержит близкого рассмотрения.

— Маскировка? — Я испытывал странное чувство, как будто вижу кошмарный сон алкоголика. — А в кого я буду маскироваться? В Дракулу или в Человека-Волка?

Голова у меня кружилась, глаза слипались. Я свернулся калачиком на куче тряпья. Голос Дзока доносился как бы издалека.

— Отдохните как следует, а я все приготовлю. Только после этого мы осуществим свой план.

Я проснулся от звука голосов, визгливых и сердитых. Я сел, протирая глаза. Дзок сказал что-то миролюбивым тоном и в ответ раздался писклявый голос, больше похожий на крик рассерженной крысы, чем на голос разумного существа. Я почувствовал запах хегруна. Даже в затхлом воздухе камеры вонь рассерженного гориллообразного человека не давала дышать. Я рассмотрел его — он стоял у входа, причем с нашей стороны. Меня поразило, как он мог сюда пролезть?

— Лежите тихо и не издавайте ни звука, англик, — сказал Дзок тем же спокойным и тихим голосом, которым он обращался к хегруну. — Это пришли за мной, похоже, что мое время истекло.

Дзок сказал что-то визгливым голосом. Хегрун заворчал и сплюнул. Я увидел, как протянулась его рука. Увидел, как Дзок нагнулся и нанес сильный удар в грудь охранника. Тот заворчал, пошатнулся, но руки не отнял. Я вскочил на ноги, пистолет выскочил из кобуры и лег на ладонь. Без промедления я выстрелил. Хегрун покачнулся и медленно повалился на пол. Он полминуты судорожно корчился, издавая странные завывания, но вскоре затих. Я вытер лицо рукой и почувствовал запах крови. Повернувшись к Дзоку, я увидел, что он лежит распластавшись на полу, держась за руку.

— Ты обманул меня, англик, — прошептал он. — Но это было чертовски хорошее представление. Оказывается, у тебя было оружие.

— Не надо лишних слов, — потребовал я, — Может быть, мы попробуем осуществить наш план.

— Этот зверь сломал мне руку, — покачал головой Дзок. — Чертовски не повезло. Наверное, вам придется попытать счастья самому.

— Не выдумывайте. Я помогу вам. Что нужно сделать?

Дзок издал приглушенный звук, похожий на смешок.

— А вы сильнее, чем мне казались ранее. Это хорошо, что у нас есть оружие, англик. Вот что нужно сделать…

* * *

Через двадцать минут я потел над фантастической маской, которую трудно даже представить в кошмарном сне. Дзок напялил на меня упряжь из полосок тряпок, которые до этого составляли постели пленников. К концам этих полосок были привязаны пучки волос, которые, свисая, прикрывали мое тело. Как объяснил мне Дзок, он давал часть своей пищи сокамерникам, которые за это отдавали ему волосы со своего тела. Используя клей из НЗ, он собрал этот гротескный костюм, который сейчас висел на мне, прикрывая колени и полностью скрадывая всю фигуру.

— И вы надеетесь, что эта маскировка введет в заблуждение хегрунов? — засмеялся я. — Да она не обманет даже идиота на расстоянии ста ярдов, даже при плохом освещении.

Но агент Дзок не слушал меня. Он был занят тем, что засовывал остатки своего НЗ под то, что осталось от его униформы.

— Ты выглядишь достаточно мощным и волосатым, — проговорил он. — Это самое лучшее, что мы можем предпринять в условиях камеры. Я надеюсь, что никто не будет тебя рассматривать со слишком близкого расстояния. А теперь, пошли.

* * *

Дзок двигался первым, прижимая поврежденную руку к груди, но не издавая ни звука.

Высунув голову из нашей норы, Дзок повернул ко мне голову и прошептал: — Никого нет. Должно быть, наш второй часовой совершает небольшой променад.

Я вылез и с удовольствием вдохнул всей грудью воздух, который был здесь сравнительно прохладным и не так вонял, как в нашей камере. Свет в коридоре был выключен и только неяркое мерцание стен и потолка позволяло нам хоть немного ориентироваться в этом лабиринте туннелей. Где-то через сто футов дорога, по которой мы шли, свернула налево и вверх. Часовой был, вероятно, где-то впереди.

Дзок медленно шел первым. Неожиданно он остановился и прислушался.

— Черт побери, оказывается их двое, — прошептал он.

Я попытался что-то услышать, но все было впустую. Мне оставалось только ждать и чувствовать, как пот вытекает из всех пор моего тела, спрятанного под этим нарядом из дурно пахнувших волос и кожи.

— О, — прошептал через некоторое мгновение Дзок, — один из них, кажется, уходит. Должно быть, это смена караула.

Я кивнул. Дзок повернулся и подмигнул мне. Затем громким хриплым голосом, подражая интонациям хегрунов, он что-то прокричал. Подождав немного и приказав мне считать до десяти, Он быстрой походкой пошел вперед по туннелю. Я стоял и считал. Исчезая за поворотом, Дзок обернулся, прокричал что-то на языке хегрунов и пропал. Я все еще продолжал считать. Через мгновение я услышал, как часовой-хегрун что-то громко спросил у подходящего к нему Дзока и как тот что-то ответил.

— Пять, шесть, семь… — продолжал я счет. Хегрун снова что-то спросил и голос его на этот раз звучал злее.

— …девять, десять…

Я набрал полные легкие воздуха, попытался изобразить что-то похожее на походку хегрунов и шагнул за угол. Футах в десяти от меня под лампочкой стоял Дзок, размахивая своей здоровой рукой и указывая в моем направлении, стоящему в нескольких ярдах от него часовому, который, услышав шум шагов, повернул голову и посмотрел в мою сторону. Дзок продолжал что-то говорить, он подскочил к часовому, но хегрун, сделав шаг назад, поднял для удара руку. В последнее мгновение Дзок успел увернуться. Я же продолжал двигаться вперед, подходя все ближе и ближе к ним. Дзок проскользнул мимо часового и тот оказался спиной к нему. Я напряг мускулы руки и пистолет скользнул в нее. И тут часовой, видимо, разглядел, кто к нему приближается. Он бросился на меня, размахивая каким-то оружием. Я нажал спуск. Хегрун остановился, как будто остановленный невидимой оградой, покачнулся и рухнул на пол, с шумом сраженного наповал слона. Я бросился к часовому и убедился, что он мертв.

— Ну, что ж, пока все идет хорошо, — усмехнулся Дзок, когда я посмотрел на него. — У тебя неплохое оружие. Вы, люди, весьма искусны в изготовлении всякого оружия. Думаю, что это является результатом вашей физической хрупкости.

— Полагаю, что мы сможем анализировать мои физические качества немного позднее, — перебил я его. — Что мы должны делать дальше?

— Ну, теперь нам ничего не преграждает путь к мусорному люку. Это отсюда недалеко.

— Пошли!

Мы пошли по боковому ответвлению туннеля, затем поднялись по крутому пандусу и свернули в более широкий проход, наполненный запахом гниющего мусора.

— Здесь рядом кухня, — прошептал Дзок. — Осталось совсем немного.

Я услышал громкие голоса. Похоже, что хегруны не умели разговаривать тихо. Прижавшись к шероховатым стенам, мы ждали. Две неясные фигуры с покатыми плечами показались из-за двери кухни и пошли туда, откуда мы только что пришли.

Дзок потянул меня вперед. Еще через два прохода мы, наконец, подошли к мусорной камере. Я усмехнулся про себя, когда подумал, что мог бы сейчас свободно получить степень бакалавра по специальности определения различных вонючих веществ.

Потолок снизился. — Похоже, что над нами крыша, — пробурчал я. — Должно быть, эти хегруны натащили сюда сначала кучи камней, а потом уже возвели стены под крышей.

— Именно так оно и было, — заметил Дзок. — Может быть, это не совсем и правильно, но не забывай, что это общество, где рабочий труд в изобилии, а изящество архитектуры не играет никакой роли.

— Ну что, в какую сторону идти, вверх или вниз?

Дзок оглядел меня как тренер по боксу, отбирающий игрока в свою команду.

— Вверх, — наконец выпалил он. — Ты что, думаешь, что сможешь одолеть эту стену?

— Ничего я не думаю, — отрезал я. — Мне придется просто это сделать. Ясно? А вот как ты со своей рукой? — На фамильярность я отвечаю фамильярностью!

— Я? О, это ничего. Буду только немного неуклюж, но это не помешает делу. Ну, что, пошли?

И он протиснулся вперед в отверстие в стене, фута в два. Затем он исчез из поля зрения, и я почувствовал себя очень одиноким. Вдруг послышался шум шагов и голоса — кто-то шел в нашу сторону. Я встал боком к отверстию, в котором исчез Дзок, и протиснулся в него. Мусор придал мне повышенную проходимость. Подтянувшись на руках, я выглянул наружу.

Моя голова окунулась в ночную прохладу, в черном небе блестели звезды, по сторонам угадывались смутные очертания ближайших зданий, кое-где усеянные немногочисленными точками света.

— Что вас задержало? — спросил Дзок.

— Я бросал прощальный взгляд на нашу тюрьму. А теперь помогите мне избавиться от этого костюма.

Вдвоем мы быстро сбросили этот камуфляж, который, к этому времени похоже собрал в себя весь мусор и грязь храма. Дзок же не мог сбросить свою униформу — поэтому он выглядел еще хуже, чем я. Его волосяной покров стал липким, волосы свалялись и пахли кислятиной.

— Когда я попаду домой, — сказал он, — я приму самую долгую ванну, которую только можно принять в моем городе Дзай.

— Присоединюсь к вам, — буркнул я, — Если нам удастся отсюда выбраться!

— Чем быстрее мы начнем осуществлять это мероприятие, тем быстрее мы это сделаем, — заметил Дзок и направился к мостку, переброшенному на соседнюю крышу.

Спустя три четверти часа, получив несколько синяков и царапин, испытав чувства падения с высоты пятнадцати футов и нескольких других неприятных моментов, мы оказались наконец на сумеречной аллее.

— Это место было бы раем для археологов, — пробормотал я. — Здесь можно найти все — начиная от циновок, сплетенных, очевидно, еще первыми обитателями этого города, и кончая шкурками вчера очищенных фруктов, валяющихся повсюду.

Дзок в это время был занят тем, что открывал какой-то пакет, который он нес до этого спрятанным под одеждой. Я помог прикрепить ему полоски кожи и побрякушки, которые принадлежали хегруну, убитому в камере. Похоже, нам опять понадобилась маскировка.

— Мы распределим роли так, — сказал наконец Дзок, — я буду странником, если кто-нибудь остановит нас, то я всегда могу объясниться. Вы же возьмете на себя роль пленника и проводника одновременно. Вы еще не забыли где находится… где остался шаттл? (Он использовал какое-то другое слово, но я все понял.) Вы говорили, что он не более, чем в полумиле отсюда?

— Да. Примерно так. Если он все еще там.

Мы пошли вдоль по аллее, которая была параллельна главной улице, ведущей к храму. Дорога петляла то вправо, то влево. Через полчаса ходьбы я попросил передышки.

— Эта аллея так петляет, — заметил я, — что у меня возникает опасение, что мы можем потерять ориентацию. Думаю, что нам необходимо рискнуть выйти на главную улицу. По крайней мере, там бы я смог сориентироваться.

Дзок кивнул и по боковому переулку мы вышли на главную улицу города. Оглядевшись, я понял, что мы находимся почти у цели и сказал об этом Дзоку, который тут же предложил пройти к станции боковыми переулками.

В конце концов нам удалось добраться до шаттла, пережив по дороге к нему немало злоключений. Это и погоня, которую организовали хегруны, и стычка с ними, в которой одного из них пришлось прихлопнуть на месте. Уже когда мы забрались в машину, нас ждала еще одна неприятность, о которой я забыл: рычаг управления был сломан и Дзоку пришлось его спешно ремонтировать.

Но вот шаттл ожил, загудел и мы, вконец измученные, стартовали в неведомое.

Глава V

Дзок лежал на том же месте, куда я его оттащил — в высокой густой траве под небольшим деревом. Он дышал часто и неглубоко.

Шаттл находился футах в пятидесяти от нас, у обломка скалы, из-за которого выглядывала, задумчиво почесываясь, серая обезьяна размером с шимпанзе. Свою одежду и одежду Дзока я расстелил на траве, предварительно прополоскав ее в близком ручье с песчаным дном. Затем я осмотрел свои раны, которые, к счастью, оказались небольшими ссадинами, царапинами и синяками.

Агент зашевелился, повернулся на бок и застонал, навалившись на забинтованную руку. Глаза его открылись.

— Поздравляю с вызволением, — сказал я.

Он снова застонал. Его бледный язык высунулся и облизал тонкие почерневшие губы.

— Как только вернусь домой, тут же подам в отставку, — прохрипел он и, устроившись поудобнее, стал баюкать свою раненую руку.

— Такое впечатление, что это не моя рука, — попытался усмехнуться Дзок.

— Может быть, мне попробовать чем-то вам помочь?

Он отрицательно покачал головой.

— Где мы находимся, англик?

— Между прочим, меня зовут Байард, — сказал я. — Что же касается того, где мы, то вы должны знать это лучше меня. Я обшарил окрестности за те несколько часов, пока вы были без сознания, и ничего не нашел. В течение пяти часов я вел шаттл, но потом в нем что-то сломалось и мы вынырнули здесь. От вас не было никакой помощи, похоже, что вы были в гораздо худшей форме, чем говорили мне. — Я пожал плечами.

Дзок кивнул и произнес: — Да. Все правильно. Как физически, так и духовно я был истощен. Во-первых, меня трижды почти до потери сознания избивали, во-вторых, мои питательные таблетки были почти на исходе, и мне приходилось всю последнюю неделю сидеть на ограниченном рационе.

— Но, послушайте, как же вам удавалось все это проделать — бежать, драться, ползти, и все это со сломанной рукой?

— В этом почти нет моей заслуги, старина. Все дело в неиспользованных резервах моего организма. А потом еще немного самогипноза.

Он огляделся вокруг. — Симпатичное местечко. Вы не обнаружили во время разведки наших бывших хозяев?

— Пока нет. Но прошло около четырех часов с тех пор, как мы прибыли сюда. Думаю, что нам не стоит опасаться их вторжения. Судя по тому, что мы о них знаем, их владение техникой перемещения по Сети очень слабое и поэтому нам не стоит опасаться того, что они нас найдут.

Дзок посмотрел на изломанную скалами линию горизонта и спросил:

— Как же вам удалось сориентировать шаттл со станцией? Или же… постойте… Похоже, что мы оказались где-то в дебрях.

Я покачал головой. — Эти скалы, — я показал на возвышавшиеся вдали вершины из кроваво-коричневого камня — производят вблизи довольно неприятное впечатление. Мне показалось, что они чем-то похожи на развалины человеческого жилья. Хотя ничего определенного сказать нельзя. Может быть, это игра природы.

— Да, — кивнул Дзок. — Каким бы путем ни двигаться по перемещающимся мирам, изменения прогрессивны. Лужа всегда становится прудом — пруд — озером, озеро — болотом, с живущими в нем двадцатифутовыми змеями. Деревья всегда растут вверх и вширь. Расцветают и плодоносят. Старятся и погибают. В энтропической цепи нет разрыва, исключая, конечно, такие, вызванные человеком, аномалии, как «Зона».

— Вы догадываетесь, куда нас занесло?

Серая обезьяна на верхушке скалы подозрительно поглядывала на меня.

— Позвольте мне немного собраться с силами.

Дзок закрыл глаза и сделал несколько сильных вдохов. — Я должен ввести свое сознание в мнемоническоо состояние, иначе нельзя будет определиться во временя и пространстве.

Я ждал. Его дыхание восстановилось. Глаза открылись.

— Порядок, — наконец произнес он. — Все не так уж и плохо. Насколько мне кажется, мы сейчас находимся в шести часах езды от административного центра в Зас.

Он сел, потом с трудом встал на ноги.

— Надо двигаться. Предстоит большая работа, чтобы привести в порядок приборы. Не очень-то приятно двигаться с потухшими приборами.

Он задумчиво уставился на меня.

— Я хотел бы задать вам один вопрос, англик. Послушайте, как вам удалось управлять шаттлом?

Я почувствовал как наморщился мой лоб. Мне на пришло на ум — нахмуриться или усмехнуться.

— Я открою вам небольшую тайну, Дзок. Дело в том, что я тоже кое-что понимаю в управлении шаттлом.

Он выжидающе смотрел на меня. В его взгляде чувствовалась осторожность.

— Дело в том, — продолжал я, — что ваша администрация не единственная сила, обладающая контролем над Сетью. Я представляю Верховное Правительство Империума.

Дзок кивнул.

— Хорошо, что вы сами сказали мне об этом, Байард. Это будет способствовать установлению взаимного доверия.

— Вы что? Об этом догадывались?

— Да. Я установил это еще там, в камере, во время нашего совместного пребывания в плену. Небольшой гипноз и все стало ясно. Кроме этого, я влиял на выбор ваших поступков. Нет, нет, ничего вредного. Просто некоторое смягчение вашего симптома тревоги, плюс, конечно, команда следовать моим указаниям до последней буквы.

Мы обменялись пристальными взглядами. На моем лице появилась широкая и довольно сардоническая усмешка.

— Для меня теперь большое облегчение слышать подобные речи от вас, Дзок. Теперь я не буду чувствовать перед вами вину, Дзок, особенно после того, как немного поработал над вами, пока вы были без сознания.

На мгновение он испугался, но уже через секунду сумел взять себя в руки.

— Мне не хочется огорчать вас, старина, но я хорошо защищен от такого рода вещей, — выпалил он, выглядя при этом слегка озабоченным, словно мысль только-только пришла ему в голову.

— Он кивнул.

— Я тоже!

Неожиданно он рассмеялся. Его, похожая на пушечное ядро голова, казалось, раскололась в улыбке, открывшей, по меньшей мере, тридцать шесть зубов. Он наклонился, хлопнул себя рукой по колену, согнулся пополам в приступе смеха и стал подходить ко мне, все еще смеясь.

Я отступил на шаг.

— У вас очень заразительный смех, Дзок. Но он не настолько хорош, чтобы я позабыл обо всем и позволил подойти ко мне на расстояние вытянутой руки!

Он выпрямился, усмехаясь на этот раз довольно невесело.

— Я уверен, что мы могли бы договориться, — продолжал я. — Только не надо впредь испытывать на мне эти трюки для начинающих. Я их довольно хорошо изучил.

Он поджал свои тонкие губы. — Я все думаю, почему вы остановились здесь? Почему вы не двинулись дальше по Сети и не оказались под защитой своей собственной базы, пока я был без сознания?

— Я уже вам говорил об этом. Дело в том, что я не смог сориентироваться. Эта территория мне незнакома, а на борту этой машины нет никаких карт Сети.

— Ага. И теперь вы ждете, что я доставлю вас домой, а себя поставлю в положение, когда мне…

— Просто вы должны помочь привести шаттл в порядок, — перебил я его. — А уж домой я сам постараюсь добраться.

Он покачал головой.

— Я по-прежнему сильнее вас, англик. И это несмотря на мою руку и физическое истощение. Не вижу поэтому пути, как вам удастся заставить меня сделать это.

— Не забывайте, что у меня есть оружие, — улыбнулся я, — и владею им весьма недурно.

— Да. Но думаю, что это вряд ли вам поможет. Моя смерть поставит точку и на вашей жизни! — он широко улыбнулся. Создавалось впечатление, что он получает удовлетворение от всего происходящего.

— Давайте я лучше доставлю вас к нам в центр, а уж там позаботятся, чтобы вы немедленно получили необходимую помощь, — предложил он.

— Я уже имел счастье судить о «волосатом» гостеприимстве, — покачал я головой, — и больше к нему не стремлюсь.

Дзок скривился обиженно. — Надеюсь, вы не станете смешивать нас, австралопитеков с какими-то хегрунами лишь потому, что тела и у нас покрыты волосами?

— А вы можете гарантировать мне функционирующий шаттл и координаты моего мира?

— Ну…, — он развел руками. — Я не уполномочен…, — от боли в поломанной руке он охнул.

— Подумайте о том, в каком положении вы оказались бы, если бы я оставил вас здесь!

— Я активно сопротивлялся бы такой попытке.

— И потерпели бы поражение!

— Возможно. Но с другой стороны я был бы слишком ценным пленником для вашего Империума, поэтому уж лучше умереть, сопротивляясь…

Он напрягся, как будто был уже готов оказать мне сопротивление. А этого я совсем не хотел.

— Я готов сделать вам еще одно предложение, — начал быстро я. — Вы даете мне слово офицера Администрации, что мне будет дана возможность связаться с соответствующими высокопоставленными чиновниками в Зай, а я даю свое согласие сопровождать вас.

Он быстро кивнул.

— В этом могу я вас заверить и дать, самые твердые гарантии в том, что вам окажут самый теплый прием и хорошее обращение.

— Значит, договорились. — Я сделал шаг вперед, протянул руку, стараясь выглядеть не таким озабоченным.

Дзок сначала не понял моего жеста, но затем пожал руку. Его ладонь была горячей, сухой и жесткой, словно собачья лапа.

— Пустая рука…, — пробормотал он, — без оружия. Замечательный символизм!

Он снова широко улыбнулся. — Я рад, что мы договорились. Похоже, что вы достойный парень, Байард, хотя…, — его улыбка несколько поблекла, — у меня такое чувство, что вы каким-то образом обвели меня вокруг пальца. Не знаю, каким образом, но чувствую это.

— Я ломал голову, как уговорить вас отправить меня в Зай, — сказал я, улыбаясь в ответ. — Спасибо, что помогли решить эту задачу.

— Хм-м. Должно быть, что-то случилось дома, а?

— Это еще мягко сказано.

Он нахмурился.

— Ладно, мне нужно работать. А вы пока расскажите-ка мне все поподробнее.

Через час, ободрав костяшки пальцев и получив удар током, Дзок наладил шаттл. Он сел за пульт управления и, повернувшись ко мне, спросил:

— Скажите, Байард, тот странный свет, о котором вы говорили, появляется даже в тех местах, куда не могли попасть лучи обычных источников света?

— Именно так, какое-то призрачное голубоватое свечение.

— В вашем рассказе есть целый ряд моментов, которые я никак не могу объяснить, — заметил наконец Дзок. — Но, что касается эффекта света, то мне совершенно ясно, что вы были мгновенно перемещены на нулевой уровень времени. Хегруны обожают действовать на этом уровне. Видимый свет возникает при определенных эманациях, вызванных вследствие осцилляции элементарных частиц при сильно пониженном энергетическом уровне. Часть этой реакции вызывает деятельность глазного нерва. Замечали ли вы, что этот свет в основном исходит только от металлических поверхностей?

— Я бы не сказал…

Дзок, нахмурившись, покачал головой.

— Для того, чтобы перенести тело через энтропийный порог, требуется фантастическая энергия. Гораздо большая, чем для перемещения через А-линии, например. Вы говорите, что оказались там без всякой механической помощи?

Я кивнул.

— А что это за нулевое время?

— О, это очень сложное понятие, — Дзок был занят тем, что внимательно следил за работой приборов, снимая их показания и занося данные в записную книжку. Как эксплуатационник шаттла он был на голову выше меня.

— При нормальных условиях мы движемся в направлении, которое можно для удобства назвать перемещением вперед. Перемещаясь по Сети, мы движемся перпендикулярно этому вектору, то есть, другими словами, вбок. А нулевое время… Ну, представьте себе, что оно расположено под прямыми углами к обоим. Это безжизненный континуум, в котором энергия тенет странным образом.

— Тогда, выходит, это не город преобразился, а я сам? Выходит, что я вышел из своего нормального континуума и попал в состояние нулевого времени.

— Именно так, — сочувственно поморгал мне Дзок. — Я могу себе представить, в каком состоянии вы находились, думая иначе.

— Теперь я начинаю понимать случившееся, — сказал я. — Хегруны изучают Империум из нулевого времени, готовясь к вторжению. И их техника гораздо сильнее, чем то, что имеется у нас. Поэтому нам понадобится помощь. Как вы думаете, Дзок, окажет нам ее ваша администрация?

— Я не знаю, Байард, — почти по-человечески пожал плечами Дзок. — Но, будьте уверены, что я сделаю все, что будет зависеть от меня.

Я проспал беспокойным сном прямо на полу за сиденьем пульта управления, прежде чем Дзок разбудил меня. Я встал за его спиной и уставился на экран. Мы находились теперь среди витых башен и минаретов — розовых, желтых, светло-зеленых, которые были устремлены в ясное утреннее небо.

— Боже, как прекрасно! — только и мог вымолвить я. Но тут же рассудок взял у меня верх и я задал сокровенный вопрос:

— А как по отношению к вашему дому, Дзок? Ужо близко?

— О, башни Зая! — почти пропел Дзок. — Ничто не может с ним сравниться!

— Хочется надеяться, что и прием будет таким же соответствующим, — буркнул я.

— Послушайте, Байард, — нерешительно начал Дзок, — я должен вам что-то сказать, Э-э… откровенно говоря, в умах наших чиновников существует предубеждение против представителей «гомо сапиенс». Предубеждение, возможно, безосновательное, но с ним все же придется считаться.

— Что? Предубеждение? — я не мог скрыть свою озабоченность. — И что лежит в основе этого недоброжелательного отношения?

— Определенные расовые черты. У вас репутация жестоких, любящих насилие, существ.

— Понимаю. Мы не столь нежны и мягки как хегруны, например. Но мне хотелось бы задать вам одни вопрос, Дзок. Не могли бы вы припомнить, кто это ввязался в драку с хегрунами и овладел этим шаттлом, на котором мы сюда прибыли? А?

— Да, да и у нас некоторая воинственность. Но вы, наверное, заметили, что даже хегруны стремятся скорее захватить в плен, чем убить, и хотя они жестоки, это жестокость равнодушия, а не ненависти. Я видел, как вы пнули одного из них, когда вас бросили в камеру. Заметили ли вы, что он даже не попытался дать вам сдачи?

— Любой начнет мстить, если с ним обращаться жестоко.

— Но только вы, сапиенсы, систематически истребляли все другие формы гуманоидной жизни в своих естественных континуумах. — Дзок теперь слегка разволновался. — Вы, лишенные кожаного волосяного покрова, в каждой линии, где вы существуете, — обитаете в одиночестве! Давным давно, при первом столкновении «лысого» человечества с нормальными волосатыми антропоидами — движимые чувством стыдливости своей наготы — вы начали уничтожать ваших «волосатых» братьев. И даже сегодня, после стольких лет, ваши умы окутаны древним комплексом вины и стыда, связанным с этим истреблением ни в чем не повинных существ.

— Так что? Вы считаете нас, наше нынешнее поколение ответственным за то, что случилось или могло случиться тысячи лет назад?

— В моей части мира, — пожал плечами Дзок, — мирно сосуществуют три человеческих расы. Мы, австралопитеки, если использовать ваш термин, родезианцы — отличные работники, сильные и трудолюбивые, хотя и не слишком умные, и пекинезы — производные, вы, наверное, знаете — синелицые ребята. Мы живем вместе в полной гармонии, каждая группа живет в своем социальном секторе и каждая вносит свой вклад в нашу общую культуру. Тогда как вы, сапиенсы, живете только сами, так как остальных уничтожили.

— А как же я, Дзок? Я тоже кажусь вам маньяком-насильником? Я что, проявил по отношению к вам какое-то отвращение?

— Ко мне? — Дзок пораженно уставился на меня, но через мгновение расхохотался: — Кто? — он снова зашелся в смехе.

— Что вас так рассмешило, Дзок?

— Вы с вашим бедным голым лицом — вашими хилыми конечностями и дегенеративным телосложением — и вам еще нужно преодолевать свое естественное отвращение ко мне? — Он чуть не падал с кресла.

— Ну, если я и чувствовал отвращение, то у меня хватало порядочности хотя бы забыть об этом, — обиженно проговорил я. — Не забывайте, что с моей точки зрения вы выглядите довольно… необычно.

Дзок прекратил смеяться и взглянул на меня почти извиняюще.

— Да, это так, — признался он. — И ты перевязал мне руку и выстирал мне форму.

— И умыл твою старую несчастную рожу, не так ли?

Дзок улыбался теперь почти что пристыженно. — Прости меня, старина, меня, похоже, немного занесло в сторону.

Я махнул рукой.

— Все мои разговоры, — продолжал он, — не что иное, как чушь. Забудь о них, Байард. Надо судить о человеке по его поступкам, не так ли? Но сколько же еще у нас чиновников, которые не могут избавиться от своих расовых недостатков.

Он нерешительно протянул мне свою руку.

— Пустая рука, без оружия, а? — Он улыбнулся и пожал руку.

— Ты хороший парень, Байард, — проговорил Дзок. — Если бы ни ты, я все еще гнил бы в этой страшной камере. Я всегда буду помнить об этом и поэтому постараюсь, насколько это будет в моих силах, помогать тебе.

Он нажал на рычаг управления, переключил реле переноса в нерабочее состояние и шум генераторов поля стих. Дзок обернулся ко мне:

— Вот мы и прибыли. Этот день может оказаться знаменательным для наших обеих рас.

Мы вышли на широкий простор площади, окруженной деревьями с яркими геометрическими формами клумб и фонтанами, искрящимися в лучах, солнца. На площади находились тысячи австралопитеков, прогуливающихся парами и спешащих куда-то с важным видом срочности, который был отличительной чертой чиновников не только здесь, но и у нас дома. Не странно ли?

Одни были одеты в струящиеся балахоны, похожие на арабские джеллабы, на других были только разноцветные панталоны и жакеты. То там, то тут в толпе мелькала белая форма агентов. Наше неожиданное появление в самой гуще толпы вызвало небольшое замешательство, которое превратилось в глухой ропот, когда они увидели меня. Я заметил как морщатся носы у некоторых, как враждебно поглядывают на меня другие. Кто-то что-то крикнул Дзоку. Он ответил и крепко взял меня за руку.

— Извините, Байард, — пробормотал он. Он помахал рукой небольшому самолетику, кружившему над нами. Я подумал, что это вертолет, но потом заметил, что у него нет несущих винтов. Аппарат начал снижаться, выпустив большой прозрачный парашют. Похожий на Дзока пилот, блеснув рядом прекрасных зубов, посмотрел на меня. Челюсть у него прямо-таки отвисла.

Он что-то пробормотал Дзоку, который ответил ему и, взяв меня за руку, направился вперед.

— Не обращайте на него внимания, Байард. Что взять с простого человека?

— О, не беспокойтесь, старина. Я ведь не знаю, что он говорит, — постарался рассмеяться, но плохие предчувствия уже начали донимать меня.

Пилот догнал нас и что-то горячо начал доказывать Дзоку. Тот молча послушал, потом кивнул головой и через мгновение уже повел меня к самолетику.

Я взобрался на сидение, обтянутое кожей. Дзок уселся рядом и похлопал летчика по спине, что-то сказал, очевидно, давая адрес.

— Похоже, что наше приключение не так уж и плохо закончилось, — удовлетворенно сказал он, откидываясь на спинку кресла. — Возвратиться целым и невредимым — более или менее — с захваченной машиной и самым удивительным… гостем. Разве это не удача?

— Я рад, что вы не сказали «пленником», — с горечью констатировал я, глядя на великолепную панораму парков и площадей, быстро проплывающую под нами.

— Куда мы направляемся, Дзок?

— Мы едем в штаб Администрации. Мой отчет требует незамедлительного доклада. Да и вы тоже спешите, не так ли?

Говорить, похоже, больше было не о чем. Я разглядывал проплывающий внизу город, наблюдая, как растет, приближаясь, высокая белая башня. Мы направлялись, очевидно, прямо к ней. Сделав круг, пилот проговорил что-то в микрофон, и вот мы уже мягко опустились на небольшую площадку, расположенную на крыше в саду, состоящем из высоких пальм, больших клумб желтых и голубых цветов. В середине этого сада был неправильной формы водоем, заполненный ослепительно голубой водой. Находившиеся в клетках, почти невидимые птицы, и небольшие зверьки придавали этому саду сходство с джунглями.

— А сейчас, Байард, позвольте мне вести разговор, — сказал Дзок, подгоняя меня поскорее покинуть самолетик.

— Поверьте, — продолжал он, — что я представлю ваше дело в самом лучшем виде. Поверьте, что все будет хорошо. Через несколько часов вы будете на пути домой.

— Надеюсь, что ваш совет менее расистски настроен, чем те люди, там, внизу, — начал было говорить я, но тут же замолчал, уставившись на клетку, где двуногое существо без хвоста и шерсти, ростом около двух футов, с низким лбом и редкой бородкой смотрело на меня. Смотрело очень тоскливыми глазами.

— Боже мой! — воскликнул я. — Но ведь это же обыкновенный карлик! Это человек!!!

Дзок резко обернулся, — А? Что? — Он махнул рукой и усмехнулся. — О, Байард, это ведь простое животное. Забавное маленькое создание, но, тем не менее, дикое и очень далекое от человека.

Маленькое существо забеспокоилось и издало жалобный звук. Я прошел мимо, ощущая в себе бурю чувств, ни одно из которых не добавило мне веры в счастливое возвращение.

Мы очутились в большой комнате под открытым небом, в которой были бассейн, газоны с цветами, столы и кресла. Дзок подошел к настенному экрану, страстно заговорил в микрофон и через несколько мгновений повернулся ко мне. — Все устроено, — сказал он. — Совет сейчас заседает и рассмотрит наше дело.

— Быстро! — удивился я, — Честно говоря, я боялся, что мне придется около недели болтаться здесь, заполняя различные формы и анкеты.

— Только не здесь! — заносчиво вздернул нос Дзок. — Дело чести местных властей своевременно решать всё дела.

— Местные власти? Я полагал, что нас встретит высшее начальство.

— Это и есть высшее начальство. Не бойтесь, Байард. Они прекрасно могут оценить ситуацию и вынести разумное решение, отдав при этом соответствующие приказы.

Он посмотрел на настенный циферблат, в котором я хотел бы признать местные часы. — У нас есть еще немного времени. Думаю, что у нас хватит времени на то, чтобы предварительно освежиться и переодеться. Боюсь, что от нас все еще пахнет хегруновой тюрьмой.

В комнате находились еще несколько посетителей, которые прохаживались вдоль бортиков бассейнов или сидели в шезлонгах. Они с любопытством смотрели на нас, когда мы шли мимо. Дзок заговорил с одним или двумя, но не остановился. Он подошел к окошкам в стене, нажал на кнопки, обмерил меня сантиметром, прикрепленным тут же на стене, и повернул рычаг. Из окошка вылетел плоский пакет.

— Чистая одежда, Байард, — сказал он. — Правда не совсем то, к чему вы привыкли, но, я думаю, вам будет в ней удобно. И потом, знакомая одежда, возможно, поможет преодолеть любую первоначальную… э-э… неприязнь членов Совета.

— Жаль, что я выбросил тогда свой обезьяний наряд, — сказал я. — Тогда бы я и здесь мог бы сойти за хегруна.

Дзок внимательно посмотрел на меня, но ничего не сказал.

Затем он повернулся к стене и еще раз проманипулировал кнопками и рычагом. Выбрав и для себя одежду, он повел меня в душевую, где струи теплой воды, с ароматизированными добавками били из отверстий в потолке.

Войдя в гардероб, мы высохли в струях сухого воздуха. Моя новая одежда — костюм из синего серебристого атласа, туфли из мягкого кожзаменителя и белая шелковистая рубашка — сидела на мне более или менее прилично. Дзок хмыкнул, увидев, что я причесываю волосы. Он, наверное, считал, что это не стоит усилий. Он еще раз взглянул на себя в зеркало, поправил свою новую белую фуражку с золотым кантом.

— Не часто агент возвращается с задания, выполнив свои обязанности в ситуации 4П класса 2,— произнес он удовлетворенным тоном.

— Что это за 4П? Это хегруны или я?

Дзок засмеялся, пожалуй, несколько натянуто. — Ну, ну, не волнуйтесь, Байард, я уверен, что советники признают необычность вашего дела…

Я вышел вслед за ним в коридор, обдумывая сказанное.

— Предположим, что я «обычный» случай. Что тогда?

— Тогда, конечно, будет действовать политика Администрации.

— И что же в таком случае диктует политика Администрации? — продолжал настаивать я.

— Давайте просто будем ждать и действовать по обстоятельствам, Байард. Хорошо?

Дзок поспешил вперед, и во мне все больше росло чувство, что его уверенность в благополучии завершения моего дела постепенно испаряется по мере приближения к дверям, которыми заканчивался коридор.

Двое часовых в белой форме, отделанной серебристым кантом, отдали честь, когда мы подошли. Дзок обменялся с ними несколькими словами и один из них, повернувшись, нажал на кнопку. Дверь открылась. Дзок набрал в легкие воздуха и махнул мне следовать за ним.

Впереди я увидел длинный стол, за которым сидело много «человек» — в основном австралопитеков, но среди них были и другие представители по меньшей мере трех разумных рас, причем у всех были седые или седеющие волосы.

— Встаньте слева от меня, на шаг сзади, — прошептал Дзок. — И делайте все, что я скажу.

Затем он сделал шаг вперед навстречу старейшинам. Я напустил на лицо скромное смиренное выражение и последовал за ним.

Двенадцать пар желтых глаз следили за мной из-за черного полированного стола — и ни в одних не было и тени улыбки приветствия.

Узколицый седобородый старец слева от центра стола проскрипел что-то своими подвижными губами соседу слева.

Дзок остановился, сделал полупоклон и, проговорив что-то, указал на меня.

Затем, переходя на английский, он сказал:

— Я представляю вам некоего Байарда, аборигена английского сектора. Как вы видите, достопочтимые, это сапиепс.

— Где вы его поймали? — завопил узколицый советник высоким раздраженным голосом.

— Байард не совсем… пленник, господа, — начал Дзок.

— Вы хотите сказать, что это создание самолично прибыло сюда? — задал кто-то вопрос.

— Можете не отвечать на этот вопрос, агент, — раздался справа голос круглолицего советника. — Советник Сфонджил просто упражняется в риторике. Но ваше утверждение, что это не пленник все еще нуждается в пояснении.

— Ознакомлены ли вы, агент, с политикой Администрации в отношении безволосых антропоидов? — вставил другой.

— Обстоятельства, при которых я встретил англика, довольно необычны, — сказал Дзок. — И только благодаря его помощи мне удалось избежать длительного тюремного заключения. Мой доклад…

— Заключения? Агента Администрации?

— Я думаю, что нам лучше всего сразу же заслушать полный отчет агента, — сказал советник, прервавший Сфонджила и добавил что-то на своем языке.

Дзок довольно долго что-то говорил, жестикулируя своими длинными руками. Я молча стоял сзади него, чувствуя себя товаром, на который не находится покупатель.

Члены Совета засыпали Дзока вопросами, на которые он, потея, с трудом отвечал.

Выражение лица Сфонджила однако не изменялось. В конце концов круглолицый советник махнул своей седоватой рукой с длинными пальцами, и устремил свой взгляд на меня.

— Только что, англик, наш агент Дзок рассказал нам об обстоятельствах, при которых вы отдали себя в его распоряжение…

— Очень сомневаюсь, что Дзок говорил вам что-то подобное, — резко оборвал я его. — Я уверен, что он непременно упомянул в своем докладе о том, что мне необходимо отправляться в свою временную линию!

— Ваши нужды мало интересуют данный Совет! — выпалил Сфонджил, — Мы прекрасно знаем, как обращаться с такими, как вы.

— Вы ничего не знаете о таких, как я! — мой голос был резок. — Между нашими народами еще не было контакта.

— Существует только одно правительство, сапиенс, — прервал меня Сфонджил… — Его длинная тонкая губа поджалась, открывая поразительно розовые десна и множество зубов в усмешке, — …мы хорошо знакомы с вашим перечнем деяний относительно других разумных рас.

— Подождите, Сфонджил, — вмешался еще один советник. — Давайте сначала послушаем рассказ этого парня о его злоключениях. Похоже, что действия хегрунов заслуживают внимания.

— А я говорю, пусть хегруны делают что хотят, пока нас это не касается! — снова вмешался Сфонджил.

Теперь я понял, какую позицию он занял. «Не дать мне высказаться!».

Наступил момент вмешаться в эту историю.

— Понравится вам это или нет, Сфонджил, но Империум — это первоклассная держава, обладающая способностью передвижения по Сети. И поэтому рано или поздно наши две культуры должны были обязательно встретиться. И мне очень хотелось бы, чтобы наши отношения начались мирно.

— Передвижение по Сети? — оживился толстый советник. — Вы ничего не сказали об этом, агент, — сказал он, посмотрев на Дзока.

— Я как раз собирался говорить об этом, ваше превосходительство, — спокойно ответил Дзок. — Байард заявил мне, что, хотя он и был перенесен в линию хегрунов на их «шаттле», его народ обладает своим собственным средством перемещения по Сети. И действительно, впоследствии оказалось, что он немного знаком с техникой управления машиной.

— Это несколько меняет дело, — произнес один из членов совета. — Поэтому я предлагаю, господа, не предпринимать поспешных действий, которые могли бы повлиять на отношения с этой расой сапиенсов.

— Почему вы думаете, что мы будем иметь с ними дело? — заверещал Сфонджил, вскакивая на ноги. — Наша политика…

— Оставьте в покое нашу политику, Сфонджил, — закричал толстяк, подскакивая к узколицему советнику, — Сядьте! — Я прекрасно знаю, какая политика должна проводиться в подобной ситуации. И я хотел бы, чтобы вы пока воздержались от объявления ее миру…

— Какая ни была ваша политика в прошлом, — вмешался я, — она должна быть пересмотрена в свете нынешней ситуации и новых данных! Империум — это держава Сети, но это вовсе не значит, что должны непременно возникнуть конфликтные ситуации.

— Существо лжет! — заверещал Сфонджил, — уставившись на меня через стол. — Мы провели обширные исследования всего квадрата 1У-4, включая, так называемый, английский сектор — и мы не обнаружили никаких признаков наличия перемещения по Сети, кроме нашего, конечно.

— Линия 0–0 Империума лежит в пределах района, который вы называете Зоной Опустошения, — проговорил я.

Сфонджил зашелся в приступе смеха. — Вы имеете наглость утверждать и упоминать об этом жутком памятнике страсти вашего племени к разрушению? Одно только это является достаточным основанием для вашего исключения из общества достойных гуманоидов.

— Возможно ли это? — удивился неизвестный советник. — Ведь мы знаем, что в пределах Зоны никто не живет!

— Это еще одна ложь сапиенса! Что взять с его расы! — расправив плечи, уже спокойно произнес Сфонджил. — Я требую, чтобы Совет сразу же исключил этого дегенерата из жизни и занес замечания второго класса в карточку этого агента!

— Тем не менее, — почти прокричал я, — ряд обычных мировых линий существует в Зоне. И в одной из них находится правительство Сети. И, как официальный представитель Империума, я прошу оказать мне помощь по возвращению домой.

— Это кажется довольно скромным требованием, — удивился толстый советник. — Сядьте, Байард, и расскажите вашу историю.

Сфонджил оскалил зубы, но ничего не сказал. Через мгновение он поднял руку и щелкнул пальцами.

Молодой австралопитек в белой форме выступил вперед со своего поста у двери, выслушал шепотом произнесенные инструкции старца и удалился. Сфонджил сложил руки у пояса и фыркнул — Я протестую, но подчиняюсь.

Через полчаса я окончил свое повествование. Потом были заданы многочисленные вопросы — одни исходили от здравомыслящих членов Совета, как например, советник по имени Никадо, другие были просто колкими, типа: Вы все еще избиваете своих жен?

И на все я старался отвечать как можно яснее.

В конце концов один из советников подвел черту. — Таким образом, согласно вашему рассказу, вы оказались в нулевом времени собственного континуума, прибыв туда неизвестным способом. Затем вы увидели людей, предположительно хегрунов, грузившихся на транспорты, приготовленные к отправке. Вы убили одного из них, украли их примитивный аппарат для перемещения по Сети и оказались в ловушке. По прибытии в линию мира хегрунов, вас взяли в плен. Оттуда вы вырвались, убив опять-таки разумное существо. И теперь вы стоите перед нами и требуете, чтобы вам предоставили ценное имущество Администрации и отпустили для продолжения вашей деятельности.

— Это не совсем так сформулировано, ваше превосходительство, — начал было Дзок, но его тут же прервали.

— Этот человек сам признался, с какой легкостью лишил жизни двух разумных существ! — закричал Сфонджил. — Я полагаю…

— Пусть сапиепс скажет, — перебил его Никадо.

— Хегруны что-то замышляют. Похоже, что это нападение на Империум из нулевого времени. Если вы не окажете нам помощь, то хоть одолжите мне шаттл, чтобы я смог вовремя попасть на родину и сделать своевременное предупреждение.

Молодой австралопитек в белой форме незаметно опять вошел в комнату, подошел к Сфонджилу и передал ему лист бумаги. Тот внимательно посмотрел на него, потом на меня и в его желтых глазах возник какой-то злобный блеск.

— Как и предполагал! — закричал он. — Сапиенс лжет! Весь его рассказ — это обман. Так ты говоришь, Империум, англик? Да? И вдобавок держава Сети? — Сфонджил подвинул полученную бумагу соседу слева.

Тот внимательно изучил ее и передал следующему. Когда послание прочел Никадо, он нахмурился, озадаченно посмотрел на меня и еще раз перечитал написанное на бумаге.

— Боюсь, что я никак не могу понять этого, Байард. — Его взгляд сверлил меня. Темное лицо становилось пунцово-серым. — Чего вы хотите добиться, обманывая наш Совет?

— Я бы мог пролить кое-какой свет на все это недоразумение, но я никак не могу понять, откуда вдруг взялись такие обвинения? — пожал я плечами.

Мне молча передали листок бумаги. Я посмотрел на многочисленные кривые линии и покачал головой, — К сожалению, я не владею вашим языком письма, ваши превосходительства.

— Это уже само по себе можно считать доказательством, — проговорил Сфонджил. — Заявлять о своей способности перемещаться по Сети и не иметь языковой базы.

— Советник Сфонджил, проверил ваше заявление, сапиенс, — холодно произнес Никадо. — Вы утверждали, что ваша линия 0–0 расположена примерно на координатах 857–259 в районе Зоны. Наши сканирующие устройства нашли три нормальных мира в пределах этой пустыни — и до этой поры ваш рассказ содержит долю истины. Но что касается координат, сообщенных вами…

— Ну и…? — Я о трудом сдержал себя, чтобы не выдать свое волнение.

— Такой линии не существует. Непрерывная пелена уничтоженных миров покрывает весь этот район Сети!

— Нужно посмотреть еще раз!

— Убедитесь сами, — Сфонджил протянул через стол мне вторую бумагу — черную блестящую фотографию, гораздо более точную, чем те, неуклюжие изделия, которыми пользовались картографы Империума. Я сразу узнал знакомую овальную форму Зоны — и внутри ее светящиеся точки, представляющие собой миры, известные мне под номерами 11 и 111. Кроме того, здесь же я обнаружил и доселе мне неизвестную линию А. Но там, где должна была быть линия 0–0 Империума, ничего не было.

— Я полагаю, что Совет и так уже потратил достаточно времени на этого шарлатана, — услышал я чей-то голос. — Уведите его.

Дзок пристально посмотрел на меня. — Почему? — спросил он. — Почему вы солгали, Байард?

— Цель этого существа вполне понятна, агент, — торжествующе провозгласил Сфонджил, — Приписывая свои собственные мотивы другим, он предположил, что, выдав себя за представителя высокоразвитой технической цивилизации, он избежит пристального рассмотрения его дела. И тем самым он внушит нам благоговение перед великой, еще одной державой Сети! Ну чем не замаскированная угроза возмездия!? Жалкая уловка! Но чего можно ожидать от такого ничтожества!

— Ваши приборы, возможно, ошиблись, господа, — забеспокоился я.

— Молчите! Вы — преступник! — вновь вскочил на ноги Сфонджил. Он не хотел терять того преимущества, которое дала ему его тактика неожиданного удара.

— Сфонджил делает что-то, о чем он не хотел, чтобы знали другие! — закричал я. — Он подделал фотографию…

— Он не мог этого сделать, — покачал головой Никадо. — Нелепые обвинения ничего вам не дадут, сапиенс.

— Все, о чем я просил у вас, это дать мне возможность вернуться домой! — я бросил фотографию на стол. — Доставьте меня туда и вы довольно скоро убедитесь, лгу ли я.

— Этот самоубийца хочет, чтобы мы пожертвовали техникой и экипажем для выполнения его прихоти, — заметил кто-то.

— Вы много говорите о кровожадных инстинктах моих соплеменников, — рявкнул я, — А где содержатся представители сапиепсов в вашем уютном мире? В концентрационных лагерях, ежедневно слушая лекции о братской любви?

— Разумных безволосых форм, родственных нам, в этом мире нет! — отрезал Никадо.

— Как это нет? — удивился я. — Может быть, скажете еще, что они вымерли?

— Видите ли, сапиенс, их вид был… э-э… слабым, — начал говорить Никадо. — Маленькие, плохо приспособленные к трудностям периодов оледенения. Никто из них не дожил до настоящего времени.

— Значит, вы их истребили! В моем мире это, вероятно, происходит наоборот — а, может быть, в обоих случаях здесь были замешены силы природы. Древнюю историю можно ведь по-разному толковать, не так ли? Я предлагаю вам начать новую попытку проверки правдивости моего рассказа.

— Я требую прекратить этот фарс! — застучал по столу Сфонджил, привлекая к себе внимание. — Я призываю Совет к формальному голосованию. Немедленно!

Никадо подождал пока утихнет поднявшийся шум.

— Советник Сфонджил воспользовался своим правом, — медленно проговорил он. — Сейчас мы проведем голосование по этому вопросу в том порядке, который предложит советник.

Сфонджил встал.

— Вопрос ставится следующим образом, — официально сказал он, — Удовлетворить требование этого сапиепса…, — он оглядел сидевших за столом коллег, как бы оценивая их настроение.

— Он рискует своим положением после голосования, — прошептал мне на ухо Дзок. — Он или все потеряет, или займет главенствующее положение.

— …или наоборот, — глаза Сфонджила были устремлены теперь на меня, — приказать, чтобы его переместили в дотехническую линию мира, в котором он и проживет в изоляции отпущенный ему срок жизни.

Дзок тихо охнул. Вздох раздался за столом. Никадо громко пробормотал: — Если бы вы, сапиенс, были честны с нами, — начал было он.

— Голосование! — вскричал Сфонджил, — Выведите преступника из зала, агент!

Дзок взял меня за руку и вывел в коридор. Тяжелые двери захлопнулись за нами.

— Я ничего не понимаю, — недоуменно проговорил Дзок, пристально смотря на меня. — Рассказывать им всю эту чушь о державе Сети. Этим вы только настроили против себя весь Совет, а зачем?

— Я думаю, что смогу объяснить вам, Дзок, — сказал я. — Не думаю, что ваш Совет нуждался в помощи. Они уже и так имели представление о «хомо сапиенс».

— Ну, не скажите, Байард, — покачал головой Дзок. — Никадо явно стремился вам помочь. И он очень влиятельный член Совета. Но эта ваша бессмысленная ложь…

— Послушайте, Дзок, — я схватил его за руку, — Я не лгал! Попытайтесь вбить это в свою твердолобую голову! Меня не интересует, что там показали ваши приборы. Империум существует, поймите это!

— Но наши приборы не могут лгать, сапиенс! — холодно произнес агент. — Вам было бы лучше признать свою ошибку и попросить снисхождения.

— Что? Снисхождения? — я не очень весело рассмеялся, — От добрейшего советника Сфонджила; вы очень много мните о своей счастливой философии родства, но когда дело касается практической политики — вы столь же безжалостны, как и все обезьяноподобные.

— О смерти речи не было, — скривился Дзок. — Переселение даст вам возможность прожить жизнь в достаточном комфорте.

— Не о своей жизни я толкую, Дзок! Три миллиарда человек живут в том мире, который, как вы утверждаете — не существует! Неожиданная атака хегрунов будет резней.

— Ваш рассказ лишен смысла. Такой линии как Империум, о котором вы говорите с таким пылом, не существует!

— Ваши приборы нуждаются в проверке, да, да! Еще сорок часов назад этот мир существовал!

Внезапно двери зала открылись. Вышел молодой австралопитек и подозвал Дзока. Агент встревоженно взглянул на меня и пошел вперед. Двое вооруженных часовых встали по обе стороны от меня.

— Что они решили? — спросил я, кивнув в сторону зала. Никто мне не ответил. Прошла минута, вторая, третья…

Потом двери снова открылись и вышел Дзок. Позади него стояли двое членов Совета.

— Решение принято, Байард, — сдавленно произнес Дзок. — Сейчас вас проводят в помещение, где вы и проведете эту ночь. А завтра…

Сфонджил выступил вперед из-за его спины. — Вы что колеблетесь в выполнении своего долга, агент? — завопил он. — Скажите этому существу, что все его интриги оказались напрасны! Совет проголосовал за переселение!

Этого я и ожидал. Я отступил назад, почувствовал в своей руке пистолет — и тут-то длинная рука Дзока нанесла словно топором удар по предплечью. Пистолет упал на пол. Я попытался выхватить оружие у ближайшего часового, но как только я дотронулся до него, стальные наручники защелкнулись на моих запястьях. У моего лица возникла рука с шерстью на тыльной стороне и раздавила какую-то ампулу. Острый запах ударил мне в ноздри. Я закашлялся и попытался не дышать, но ноги мои стали ватными и я тяжело опустился на пол. Я лежал на полу и Дзок склонился надо мной, что-то говоря.

— …сожалею… не моя вина, старина…

Я сделал огромное усилие, шевельнул языком и выдавил одно слово — «Правда!»

Кто-то оттолкнул Дзока в сторону. Близко поставленные желтые глаза смотрели на меня.

Послышались голоса:

— …глубокая мнемоника…

— …заканчивайте работу…

— …слово чести офицера…

— …англик есть англик…

А потом я начал падать, легкий как воздушный шарик, видя как все вокруг меня начинает плыть, кружиться, мелькать и меркнуть. Потом все исчезло.

Глава VI

Я долго наблюдал за игрой света на воздушных гардинах открытого окна, прежде чем задумался о том, кому они принадлежат. Воспоминания с трудом приходили мне на ум, как когда-то выученный урок, но потом основательно подзабытый. Похоже, что во время одной моей деликатной Миссии в Луизиану у меня произошел нервный срыв — подробности этой миссии я никак не мог вспомнить — и теперь я отдыхал в пансионе добрейшей миссис Роджерс, в Харроу.

Я сел, чувствуя легкое головокружение, которое напомнило мне о недавнем времени, когда я провел почти неделю в засаде, выполняя одно довольно-таки трудное разведывательное задание в… в…? На мгновение в моей памяти возникло полу-воспоминание о каком-то городе, о каких-то людях, будто бы мне знакомых, и…

Но тут же все исчезло. Я покачал головой и снова лег. Я нахожусь здесь для того, чтобы отдохнуть, а потом, имея свою пенсию (в моей голове возникла неожиданная картина — довольно отчетливая картина моей чековой книжки с 10 000 золотых наполеондоров на счету Лондонского кредитного банка) — я мог бы осесть где-нибудь и спокойно заняться садоводством, как я всегда мечтал.

Но в этой картине казалось чего-то недоставало, но думать сейчас об этом было слишком трудно. Я начал осматривать комнату. Она была маленькой, заполненной солнцем и ярко окрашенной мебелью, с коврами на полу и покрывалом на кровати, изображающим сцену охоты. Дверь была узкая, из темного дерева, с блестящей латунной ручкой. Ручка повернулась и в комнату вошла женщина с седыми волосами, щечками, похожими на яблочки, в маленьком смешном чепце из кружев и в разноцветной юбке, подметавшей пол.

Увидев меня, она от неожиданности вздрогнула и так засияла, словно я сказал, что она испекла пирог точно как моя мама.

— Мистер, Байард! Вы проснулись??!! — голос у нее был писклявый и говорила она с акцентом, который я не смог сразу определить.

— И, наверное, голодны? Вы, наверное, не прочь съесть сейчас тарелочку супа, да, сэр? И потом немного пудинга, а?

— Хороший бифштекс под грибным соусом звучит лучше, — сказал я. — И еще… — я хотел было спросить у нее, кто она такая, по потом внезапно вспомнил — ведь это добрейшая миссис Роджер, конечно, же!

— …я хотел бы выпить стакан вина, если можно, — закончил я и снова лег.

— Конечно, конечно, сэр, — засуетилась она, но сначала горячую ванну. Это будет замечательно, мистер Байард. Я сейчас позову Хильду…

В это мгновение в моей голове все затуманилось. Еще через какое-то время я стал слышать шум женских голосов. Меня касались чьи-то руки. Я сделал усилие и открыл глаза. Надо мной склонилась симпатичная девушка, сжимая в руке куртку пижамы. Позади нее пожилая женщина руководила двумя мужчинами, переносившими что-то тяжелое за пределы моего зрения. Девушка выпрямилась и я успел заметить тонкую талию, приятно округленную грудь и руку, свежее лицо, обрамленное ровно подстриженными волосами медового цвета. Мужчины окончили свою работу и ушли, а вместе с ними и пожилая женщина. Девушка задержалась еще на мгновение, затем последовала за ними, оставив открытой дверь. Я приподнялся на одном локте и увидел небольшую ванну, наполовину наполненную водой. Она стояла посредине овального коврика, а на табуретке рядом лежало махровое полотенце и кусочек белого мыла. Все это выглядело довольно заманчиво. Я сел, опустил ноги с постели, несколько раз глубоко вздохнул, чтобы отогнать головокружение, потом натянул пижаму и, пошатываясь, сел.

— О, вам еще нельзя вставать, сэр! — глубокий контральто голос раздался из дверного проема. Медовые волосы были уже откинуты со лба, открывая прекрасные черты лица. Я подхватил свои брюки, чуть не упал и тяжело сел на кровать. Девушка подошла ко мне и взяла меня за руку.

— Ганвор и я очень волнуемся за вас, сэр. Доктор сказал, что вы очень больны, но когда вы вчера проспали целый день…

Я не следил за тем, что она говорила. Одно дело — проснуться в незнакомой комнате и с трудом сориентироваться, и совсем другое — осознать, что ты — среди совершенно незнакомых тебе людей и кроме того абсолютно не помнишь, как ты сюда попал…

С ее помощью я приподнялся и сделал три шага к ванне. Остановившись, я с недоумением посмотрел на незнакомку.

— Просто встаньте в нее ногами, и все, — сказала она и улыбнулась.

Я последовал ее совету и погрузился в горячую воду. Девушка уселась на табурет рядом и коснулась моей руки.

— Я Хильда, — проговорила она. — Мой дом у дороги. Было так интересно, когда Ганвор сказала, что вы приехали. Мы не часто можем видеть у себя луизианца, к тому же впридачу и дипломата. Вы, должно быть, ведете такую волнующую жизнь! Я думаю, вы побывали, наверное, во всех странах. О, как бы я хотела побывать хотя бы в Египте, Австрии или Испании.

Она болтала и мыла меня так же спокойно, как бабушка, купающая своего, пятилетнего внука. Если у меня и было слабое желание сопротивляться, то оно быстро испарилось. Я был столь же слаб, как и пятилетий ребенок и было очень приятно, что это маленькое очаровательное создание массирует мне спину мочалкой, а в открытое окно приятно заглядывает солнце и мягко колышет занавески теплый ветерок.

— …ваш несчастный случай, сэр? — успел уловить окончательные фразы я и понял, что Хильда задала вопрос. Мне стало довольно-таки неловко. Было неприятно думать, что у меня было что-то вроде легкой потери памяти. Естественно, я забыл не все, но вот подробности всего того, что произошло со мной, были довольно смутными.

— Хильда, — обратился я к девушке. — Человек, который доставил меня сюда — говорил ли он что-нибудь обо мне? Что-то о несчастном случае?

— Письмо!!! — Хильда вскочила, подошла к столу и вернулась с твердым квадратным конвертом.

— Доктор оставил это для вас, сэр. Я так разволновалась, что чуть не забыла о нем.

Я взял письмо, открыл конверт, вытащил листок белой бумаги с отпечатанным на машинке текстом:

«Мистер Байард.

С чувством глубокого сожаления и выражением глубочайшего личного участия я подтверждаю этим вашу отставку из Дипломатического Корпуса Его Величества Императора Наполеона V по состоянию здоровья…»

Там было еще что-то — о моей верной службе и преданности долгу, сожаления о невозможности устроить мне пышные проводы из-за того, что я окончательно еще не вылечился, а также надежды на скорейшее выздоровление. Упоминалось также имя моего поверенного в Париже, который может ответить на все мои вопросы. Подпись в конце письма была мне абсолютно незнакома, но потом я, конечно, вспомнил — кто же не знает графа де Малина, заместителя министра иностранных дел в вопросах безопасности. Старина Риджи…

Я прочел письмо дважды, затем снова вложил его в конверт. Мои руки заметно дрожали.

— Кто вам его дал? — мой голос звучал хрипло.

— Это был доктор, сэр. Они привезли вас две ночи назад в карете и господин доктор был очень заботлив в отношении вас, сэр. К сожалению, ваши друзья, сэр, очень спешили, им надо было еще успеть на пароход, идущий в Кале.

— Как он выглядел?

— Доктор? — Хильда снова принялась меня тереть. — Это был довольно высокий джентльмен, сэр, хорошо одетый, с приятным голосом. Брюнет. Я видела его всего каких-то две-три минуты и в темноте не могла как следует рассмотреть. — Она засмеялась. — Но я все же успела заметить, что глаза у него очень близко поставлены друг к другу.

— Он был одни?

— Был еще кучер и второй, джентльмен, не выходивший из кареты, но…

— А миссис Роджерс их видела?

— Всего несколько мгновений, сэр. Оли ужасно спешили.

Хильда закончила купать меня, вытерла насухо, помогла надеть чистую пижаму и лечь в постель. Мне хотелось еще о многом ее расспросить, но сон тут же овладел мною.

В свое следующее пробуждение я почувствовал себя уже более нормально. Я встал с постели, добрался до шкафа, где обнаружил странный наряд, состоящий из узких брюк, рубашки с рюшами у горла и на манжетах и туфель с маленькими блестящими пряжками.

Но, конечно же, ничего странного в этом не было — тут же поправил я себя. Просто очень модная и новая одежда — ярлык портного еще торчит из нагрудного кармана.

Я закрыл шкаф и подошел к окну. Оно все еще было открыто и послеполуденное солнце освещало горшки с геранью, стоявшие на подоконнике. Внизу я увидел ухоженный садик, кирпичную дорожку, белый забор и вдалеке — купол церкви. В воздухе стоял запах свежескошенного сена. Я увидел Хильду, выходящую из-за угла с корзиной в руке. На ней была плотная юбка длиной до щиколоток и деревянные сабо красно-синего цвета. Она заметила меня и широко улыбнулась.

— Хелло, сэр! Вы уже выспались?

Она подошла ближе и подняла корзину, чтобы показать мне лежащие в нем темно-красные помидоры.

— Правда хороши! Я несколько штук порежу вам на обед.

— Это будет замечательно! — как можно восторженнее постарался воскликнуть я. — А, кстати, как долго я спал?

— В этот последний раз?

— Нет. Вообще.

— Ну, вы прибыли около полуночи. После того, как мы вас уложили, вы проспали весь следующий день и всю ночь и проснулись сегодня около полудня. После ванны вы снова уснули и спали до сих пор.

— А сколько сейчас времени?

— Около пяти вечера, — она засмеялась. — Вы спали так, как будто вам дали снотворное, сэр…

Я почувствовал себя так, словно тяжелый груз свалился с моих плеч, как подтаявший снег с крутой крыши. Снотворное? Вот оно что! Меня опоили до предела!

— Я хотел поговорить с миссис Ганвор, — сказал я. — Где она?

— В кухне, сэр. Она готовит вам к обеду гуся. Мне сказать ей…

— Нет, Не надо. Я сейчас оденусь и отыщу ее.

— Сэр, вы уверены, что в состоянии…

— Я чувствую себя прекрасно, милая Хильда, — заверил я ее.

С этими словами я отошел от окна, подошел к шкафу все еще борясь о дремотой, которая наплывала на меня словно туман. Одевшись, я пошел по коридору на звон посуды и оказался в помещении с низким потолком, мойкой, в которой девочка-подросток мыла посуду, и столом, у которого стояла, разделывая гуся, Ганвор.

— О, да ведь это мистер Байард, — воскликнула она, увидев меня в проеме двери.

А прошел вперед, оперся на стол, чтобы не упасть и постарался не думать о шуме в голове.

— Ганвор, доктор не оставлял вам для меня никаких лекарств?

— Да. Конечно же, сэр, капли, которые он сказал надо добавлять в суп и белые порошки, которые надо добавлять в другие блюда.

— Дайте-ка мне их, Ганвор! — приказал я. — Больше мне не давать никаких порошков и капель! Понятно?

Внезапно в голове у меня помутнело. Но усилием воли я все же попытался отогнать головокружение.

— Мистер Байард, вы еще недостаточно окрепли. Вам еще трудно ходить, — мягко заметила матушка Ганвор.

— Мне нельзя лежать! Нельзя! Надо… ходить. Выведите меня наружу, пожалуйста.

Я почувствовал, как Ганвор подхватила меня под руку и услышал ее взволнованный голос. Я неясно ощущал, что передвигаю ноги, потом — прохладу открытого воздуха. Я попытался снова сделать пару глубоких вдохов для того, чтобы отогнать туман в голове.

— Мне стало лучше, — прошептал я. — Походите со мной, пожалуйста, матушка.

— Может быть, вам лучше лечь в постель, сэр, — настаивала Ганвор.

Но я не обращал никакого внимания на ее уговоры, продолжая как мог передвигать ноги.

Это был хороший сад, с дорожками, кружившими вокруг овощных грядок, кустов роз, возле фруктовых деревьев, мимо соблазнительной скамьи под раскидистым дубом.

— Давайте еще раз обойдем все вокруг, — предложил я. — В этот раз я постараюсь не опираться на вашу руку, матушка Ганвор.

Чувствовал себя я уже лучше и ощутил даже легкое чувство голода.

Солнце быстро садилось, отбрасывая длинные тени на траву. После третьего круга я остановился у дверей кухни и подождал пока Ганвор принесет мне стакан холодного сидра.

— А теперь вы должны сесть и ждать обеда, сэр, — взволнованно сказала старая женщина.

— Мне уже преотлично, — я похлопал ее по руке.

Она с тревогой наблюдала за мной, когда я встал и пошел. Я глубоко дышал и пытался собраться с мыслями. Кто-то доставил меня сюда, напоил наркотиками и устроил все так, чтобы их продолжали давать мне еще какое-то время (как долго я не знал, но мог установить это, оценив запас лекарств у Ганвор). Кто-то так же пошутил с моей памятью. Вопрос — кто и почему??? И этот вопрос требовал незамедлительного ответа!

Я сделал усилие прорваться сквозь туман и что-то вспомнить. Судя по молодой листве и бутонам роз, здесь был, по меньшей мере, июнь месяц. Где я был в мае, или скажем, прошлой зимой???

Холодные улицы, высокие здания в ночи, теплые внутри, радость, смеющиеся лица друзей и улыбка красивой рыжеволосой женщины по имени… по имени…

Я не мог вспомнить! Это почти — воспоминание ускользнуло от меня как колечко дыма, унесенное ветром. Кто-то хорошо потрудился (используя несомненно гипноз) чтобы похоронить мои воспоминания под слоем сфабрикованных! Но это все же было не так хорошо проделано, как им хотелось. Мне потребовалось всего несколько часов, чтобы отбросить вымышленные воспоминания несуществующего прошлого.

А, может быть…

Я повернул обратно к дому. Ганвор «колдовала» над тарелкой со свеженапеченными пирожками. Она спрятала что-то под фартук, когда я вошел в комнату.

— Ох! Вы меня так испугали, сэр.

Я подошел, взял у нее из рук склянку, наполненную белым порошком, и выбросил в мусорное ведро.

— Больше никаких лекарств, матушка Ганвор, — произнес я и ободряюще похлопал ее по плечу. — Я знаю, что доктор дал вам указания на этот счет, но мне больше не нужны лекарства! Но скажите, есть ли здесь…

Я задумался, какое слово употребить. Мне не хотелось пугать ее вопросом о психиатре, да она и не поняла бы этого слова. — Гипнотизер? Да, есть ли у вас здесь гипнотизер? — Я отступил немного в сторону и ожидал увидеть на лице старой женщины признаки понимания. — Человек, который слушает людей, успокаивает их и…

— Ах, вы имеете в виду месмериста? — матушка заулыбалась и закивала головой. — Но, увы, сударь, здесь в деревне нет таких… Только разве матушка Гудвил, разве что, — прибавила она с сомнением.

— Матушка Гудвил?

— Я ничего не имею против нее, сэр, но есть люди, которые поговаривают о колдовстве. Я как раз читала вчера «Пари матч», что можно вызвать у себя серьезный невроз, если позволять неквалифицированным людям заниматься своей психикой.

— Пожалуй, вы правы, Ганвор, — согласился я. — Но на психику я не жалуюсь. Меня просто иногда подводит память.

— Вас тоже это беспокоит? — Лицо женщины засияло. — Я сама тоже такая забывчивая. Иногда даже и не помню, что хотела сделать…

— Так что же, матушка Гудвил? — перебил я ее. — Далеко отсюда она живет?

— На другом конце деревни, сэр. Но я бы вам не советовала иметь с ней дело. Это не для такого культурного джентльмена, как вы. У этой женщины весьма убогий домик, да и сама эта старуха не делает чести нашей деревне. А что касается ее одежды, то тут…

— Я не буду слишком критичным, Ганвор. — Я пожал плечами, — Мне хотелось бы, чтобы вы отвели меня к ней.

— Лучше я позову ее сюда к вам, сэр. Если вы уж так настаиваете… но тут, в часе езды, в Илимге, есть дипломированный специалист.

— Матушка Гудвил меня вполне устраивает. Как скоро вы можете ее сюда пригласить?

— Если вы не возражаете, сэр, это можно было бы сделать после обеда, а то сейчас я только поставлю жариться гуся, да и пироги начинают подрумяниваться.

— Хорошо. А пока я погуляю по саду. Надо нагулять аппетит, достойный вашей кухни, уважаемая Ганвор.

После второго куска пирога с черникой, финальной чашечки кофе и глотка бренди с ароматом столетий, я закурил новоорлеанскую сигару и стал наблюдать как Хильда и Ганвор зажигают масляные лампы в гостиной.

Внезапно раздался негромкий стук в дверь и Ингалиль, кухонная прислуга, заглянула в дверь.

— Старая ведьма пришла по вашему приглашению, — пропищала она. — Она курит трубку!

— Тише ты, она услышит, — прошептала Хильда. — Скажи ей подождать, пока ее не позовут.

Тут Ингалиль взвизгнула и отскочила в сторону, а в комнату вошла скрюченная старуха, опирающаяся на гнутую палку. Живые черные глаза оглядели комнату и сверкнули на меня. Я внимательно осмотрел гостью и заметил крючковатый нос, беззубые десны, выдвинутый вперед подбородок и прядь седых волос, нависающих над щекой.

Трубки я не увидел, но заметил, что она выпускала последнее кольцо дыма из ноздрей.

— Кто здесь нуждается в целительном прикосновении матушки Гудвил? — прошамкала она. — Ну, конечно же, это вы, сэр. Вы, который проделали такой странный и долгий путь вместе со странником, которому предстоит еще более долгий путь…

— Я не говорила тебе, что это новый джентльмен, — сказала из угла Ингалиль. Тут она осмелела, подошла к старухе и, протянув руку к корзинке старой женщины, произнесла:

— А что у тебя там?

Но тут же последовал удар палкой по пальцам и служанка опять взвизгнула, шмыгнула в свой угол.

— Следи за своими манерами, дорогуша, — почти ласково прошамкала матушка Гудвил.

Она прошаркала к стулу, уселась и поставила свою ношу у ног.

— Так вот, матушка Гудвил, — начала Ганвор, — нашему гостю, вот этому джентльмену, нужно немного помочь в…

— Он хочет отодвинуть завесу прошлого, чтобы яснее прочесть будущее, — старая карга попыталась улыбнуться. — О, он хорошо сделал, что позвал старую матушку Гудвил. А теперь…

Ее тон стал более выразительным.

— Ты нальешь мне рюмочку, — продолжала она, — чтобы я подкрепила свои силы, а потом вы все удалитесь, кроме милорда нового джентльмена.

Старуха взглянула на меня взглядом хищной птицы.

— Меня не интересует будущее, — начал было я.

— Неужели, сэр, — старуха закивала будто бы соглашаясь. — Тогда вы очень странный смертный.

— Но есть некоторые вещи, которые мне нужно вспомнить, — продолжал я, игнорируя слова старухи. — Может быть, под влиянием гипноза я мог бы…

— Так… тогда, значит, вы хотите заглянуть в прошлое. Впрочем, я так и думала, — прокомментировала невозмутимо она.

Ганвор позвякивала стаканами у стола. Она подошла и подала старухе стакан, потом вместе с Ингалиль и Хильдой принялась убирать со стола.

Матушка Гудвил, причмокивая губами, выпила брэнда и потом замахала своей неестественно большой, в коричневых пятнах, рукой.

— А теперь прочь отсюда, мои цыпляточки, — прошамкала она. — Я чувствую, что на меня нисходит дух. Я вижу что-то удивительное… О, что это? Что это? Духи шепчут мне…

— Оставь эти сказки о духах, — воскликнула Хильда и рассмеялась. — Все, что хочет от тебя мастер Байард…

— Прочь отсюда, девушка, — повысила голос старуха. — Или я пошлю на тебя силу, которая сомкнет твои колени так, что ничто не сможет их разомкнуть. Уйди прочь!

Все ушли. Тогда старуха повернулась ко мне.

— А теперь к делу, сэр. Что вы дадите старухе за горсть утраченных воспоминаний? Что вы забыли — свою любимую, порывы юности, ключ к счастью, казалось, ужо к достигнутому?

Я усмехнулся, — Вам хорошо заплатят, матушка Гудвил. Только давайте отбросим все ненужное в сторону. Никакой мистики! И давайте перейдем прямо к делу. У меня есть основания полагать, что я страдаю от насильственной потери памяти, возможно, в результате гипнотического воздействия. И поэтому я хотел бы, чтобы вы ввели меня в состояние гипноза и посмотрели, нельзя ли что-нибудь сделать такое, чтобы вернуть мне память.

Старуха наклонилась вперед и пристально стала рассматривать меня.

— В вас есть какая-то странность, сэр, — прошамкала она. — Что-то, чего я не могу до конца понять. Как будто ваши глаза устремились к горизонту, который другие люди видеть не в силах.

— Пусть я странный тип, но не настолько, чтобы вы не смогли меня загипнотизировать, надеюсь?

— Вы говорите, что у вас отняли память, да? Кто же мог это сделать? Да и зачем?

— Вот это я и надеюсь узнать с вашей помощью!

Она понимающе кивнула. — Я слышала о таких вещах, сэр. Бездны мрака, осененные светом кроваво-красной луны…

— Матушка Гудвил, — не выдержав, перебил я старуху, — мы же с вами, по-моему, уже условились. Как только речь зайдет о бездне, магии, темных силах и так далее, я буду снижать вам плату. Меня интересует только строго научный механизм. О, кей?

— Что, сэр? Вы собираетесь учить Хозяйку Тьмы ее ремеслу?

Это начинало мне уже надоедать.

— Наверное, нам обоим лучше забыть об этом разговоре. — Я полез в карман за монеткой. — Это была моя ошибка…

— Вы хотите сказать, что матушка Гудвил — шарлатанка, да? — голос старухи приобрел подозрительно мягкий оттенок.

Я посмотрел на нее и уловил сверкающий взгляд ее черных и живых глаз.

— Вы думаете, что старуха пришла сюда, чтобы подурачиться с вами, сэр? Вы думаете, что я пришла сюда, чтобы обмануть вас? — ее голос стал затухать… Слова слышались словно издалека. В комнате вдруг возник какой-то шум, напоминавший шум прибоя в морском гроте…

…десять!

Мои глаза открылись. За мной наблюдала женщина с бледным довольно симпатичным лицом, задумчиво опираясь на локоть и курившая сигарету. Ее темные волосы были закручены на затылке в тугой узел. Воротничок ее белой блузки был расстегнут, открывая ее сильную, изящную шею. На лоб свисал один темный локон.

Я внимательно осмотрел комнату. Снаружи было уже темно, где-то громко тикали часы.

Женщина слегка улыбнулась, взмахнула рукой с покрытыми красным лаком ногтями и указала на черный ворох какого-то тряпья, лежавшего рядом со мной на стуле и на палку, прислоненную к нему.

— В этом довольно жарко работать, — произнесла женщина низким приятным голосом. — Как вы себя чувствуете?

Я на минуту задумался.

— Прекрасно!

Но тут я заметил клок седых волос, выглядывающих из-под черной одежды. Я встал, подошел к стулу и поднял этот ворох. Под ним находилась резиновая маска и пара перчаток с ногтями.

— И зачем весь этот маскарад?

— Это очень помогает в моем… бизнесе!

— Вы меня здорово надули. Как я понимаю, Ганвор и все другие тоже обмануты?

Она покачала головой.

— Меня никто и никогда не видел в настоящем облике, мистер Байард. Никто и никогда не заглядывает ко мне, разве что только по делу. Здесь живут очень простые люди. По их мнению, морщины и мудрость неотделимы друг от друга — так что я соответствую их представлению о деревенском месмеристе. Иначе ко мне никто никогда не обращался бы. Вы — единственный, кто знает мой секрет.

— Но почему?

Она изучающе посмотрела на меня.

— Вы очень необычный человек, мистер Байард.

Я могла бы сказать, что — таинственный человек. Вы рассказали мне довольно много странных вещей. Вы говорили о других мирах, о людях, похожих на животных, покрытых шерстью…

— Дзок! — воскликнул я. Мои руки потянулись к голове, словно пытаясь выжить воспоминания из головного мозга, как зубную пасту из тюбика… — Хегруны и…

— Спокойно, спокойно, мистер Байард, — начала успокаивать меня женщина.

— Ваши воспоминания, если это только воспоминания, а не игра больного воображения, есть, они целы и их можно вызвать к жизни. А сейчас отдыхайте. Это далось нелегко — и вам и мне. Поверьте, очень нелегко было снимать пелену с вашего мозга. Тот, кто пытался уничтожить ваши видения и образы чудесного рая и немыслимого ада, несомненно, искусный месмерист. Но теперь вся ложь изобличена.

— Я сама не дилетант, — проговорила она. — Но сегодня мне потребовалось все мое мастерство.

Она поднялась, подошла к зеркалу в раме, висевшему на стене и грациозным движением поправила прядь волос.

Я смотрел на нее, не видя ничего. Мысли о Барбро, светящейся фигуре в темноте склада, бегстве с Дзоком от хегрунов — теснили одна другую, требуя размышлений и оценки.

Матушка Гудвил подняла со стула одежду, набросила ее на плечи, приняла позу старухи, которой она недавно еще была. Ее белые руки натянули на лицо маску. За этим последовали перчатки и парик. И вот уже со сморщенным годами лицом она смотрела на меня, живые черные глаза блестели.

— Отдыхайте, сэр, — прохрипел старческий голос. — Отдыхайте, спите, мечтайте и пусть эти беспокойные мысли найдут свои привычные места снова. Я опять завтра приду к вам — есть еще много такого, что должна узнать матушка Гудвил. Узнать о вселенных, которые, как вы рассказали, существуют за пределами этого мира. Спите и просыпайтесь освеженным, сильным, с чувством обостренным словно бритва, потому что вам понадобится все ваше мужество, чтобы выдержать то, что ожидает вас в будущем.

Сказав это, она вышла. Я прошел по коридору в свою комнату, сбросил на стол одежду, лег на кровать с пуховой периной и погрузился в тревожный сон.

Глава VII

Прошло три дня, прежде чем я достаточно окреп, чтобы нанести визит матушке Гудвил.

Она жила в крытой соломой лачуге, почти скрытой от посторонних глаз зарослями роз, которые цвели алыми цветами.

Я проскользнул в ржавую калитку, прошел по дорожке, окаймленной неухоженными рододендронами и постучал в темную дубовую дверь.

Сквозь маленькое окошко был видел угол стола, вазочка с незабудками и толстая книга в кожаном переплете. В воздухе раздавалось жужжание пчел, чувствовался запах цветов и свежесваренного кофе. «Несколько необычный фон для встречи с ведьмой» — подумал я.

Дверь открылась. Матушка Гудвил, чисто и опрятно выглядевшая в белой блузке и черной юбке, жестом предложила мне войти вовнутрь.

— Сегодня вы без маскарада, — отметил я.

— Вы, очевидно, чувствуете себя несколько лучше, — заметила она довольно сухо. — Не хотите ли чашечку кофе? Или это не принято в ваших краях?

Я пристально взглянул на нее. — Вы скептически настроены по отношению ко мне. Почему?

Она пожала плечами. — Я просто привыкла доверять своим ощущениям. Правда, иногда они противоречат друг другу.

Я сел на стул у стола и оглядел маленькую комнатку. Она была тщательно убрана.

Матушка Гудвил принесла кофе, разлила его в чашки, поставила на стол и только потом села напротив меня.

— Ну, мистер Байард, ваша голова сегодня ясна. И поэтому я хотела бы задать вам очень важный вопрос. Ваша память восстановилась?

Я попробовал кофе и кивнул. Кофе в самом деле был хорош, как я впрочем и ожидал.

— Нет ли у вас какого-нибудь другого имени, которым я мог бы вас называть? — спросил я хозяйку. — Мне кажется, что имя «матушка Гудвил» больше подходит к морщинам и сединам.

— Можете называть меня Оливия.

У нее были изящные белые руки и на одном из пальцев мерцал красивый зеленый камень. Она потягивала свой кофе и смотрела на меня, словно решая, сказать мне что-то или нет.

— Вы хотели задать мне какой-то вопрос? — подсказал я ей. — Когда я на него отвечу, может быть, вы мне кое-что объясните?

— О многих чудесах поведали вы мне в своем полусне, — проговорила она. Я услыхал тихое позвякивание и, посмотрев на ее чашку, заметил, что руки ее дрожали, заставляя чашку звенеть. Она быстро поставила ее на стол, заметив мой взгляд и убрала руки под стол.

Я часто думала, что существует что-то кроме всего этого, — она руками обвела вокруг себя, — В своих снах я часто видела прекрасные холмы, леса, города и мое сердце стремилось к ним и я просыпалась всегда с чувством, что утратила что-то прекрасное. Мне кажется, что в ваших бредовых речах была какая-то надежда — давно забытая вместе с другими надеждами юности. Скажи мне, чужеземец, эти рассказы о других мирах, похожих друг на друга, как две свежеотчеканенных монеты, но все же имеющие какое-то крошечное отличие, эти твои рассказы об экипажах, которые могут перелетать из одного мира в другой — все это была только игра твоего воображения, да?

— Нет, Оливия, это правда, — покачал я головой. — Я знаю, что это трудно сразу осознать. Всем. Мы привыкли думать, что знаем все на свете. Мы склонны не верить в то, что не соответствует нашим предположениям.

— Вы говорили о какой-то беде, Байард, — она произнесла мое имя с легкостью, как будто оно было ей хорошо знакомо. Думаю, что знание чужих сокровенных мыслей снимает формальности. Да я и не имел ничего против этого. Оливия без маскарада была очаровательной женщиной, несмотря на ее излишне вычурную прическу и тюремную бледность. Ей бы немного солнца и чуточку косметики…

Я заставил вернуться к действительности.

Она внимательно выслушала мой рассказ, начиная от странного допроса Рихтгофена до приговора ксонджилианцев.

— Так что я влип, — я закончил свой рассказ, — Без шаттла я здесь в ловушке до конца своих дней.

Она покачала головой.

— Все это так странно, Брайан. В это невозможно верить. Все настолько невероятно и фантастически неправдоподобно… но тем не менее, я не могу не верить вам.

Судя по тому немногому, что я узнал об этой линии мира, она весьма отсталая в техническом отношении.

— Ну почему же. Мы очень современные люди, — запротестовала Оливия. — У нас есть паровая энергия, пароходы пересекают Атлантику за девять дней, воздушные шары, телеграф и телефон, современные автомобили на угле, которые начинают вытеснять повозки, запряженные лошадьми.

— Конечно, конечно, Оливия. Поверьте, что я не хотел вас обидеть. Давайте просто считать, что в некоторых отраслях мы вас немного опередили. Не забывайте, что Империум все же владеет МК приводом. В моих краях есть также атомная энергия, реактивные самолеты, радар и простейшие программы исследования космоса. Вы же здесь движетесь немного в другом направлении. Дело в том, что здесь я связан по рукам и ногам. Они выслали меня в континуум, из которого я уже не смогу сбежать.

— Но разве это так плохо? — спросила она. — Здесь перед вами целый мир — и теперь, когда искусственные барьеры сняты с вашего мозга, вы легко вспомните все, вспомните все чудеса, которые оставили в своем мире.

Она теперь говорила с чувством, взволнованная перспективой.

— Вы говорили о самолете! Так постройте его! Как прекрасно лететь по небу, словно птица! Ваше прибытие сюда может означать начало нового Века Славы для нашей империи!

— Нет, — я покачал головой. — Все что вы хотели бы иметь здесь — это великолепно. Ну, а что будет с моим миром? К этому времени хегруны, возможно, уже начали боевые действия и, может быть, моя жена в это время носит цепи вместо жемчуга! — Я встал, подошел к окну и выглянул наружу. — А в это время я гнию в этом убогом мире! — проговорил я.

— Брайан, — тихо произнесла женщина за моей спиной. — Вы чувствуете себя обеспокоенным — и не столько угрозой вашим любимым друзьям, сколько отдаленностью этих дел от вас.

Я повернулся.

— Что вы хотите сказать, употребляя слово «отдаленностью»? Неужели вы не можете понять, Оливия, что мои друзья, моя жена, все, что мне дорого, все это может находиться в руках обезьяно-людей.

— Те, кто работал над вашим мозгом, Брайан, стремились стереть все это из вашей памяти, — усмехнулась Оливия. — Правда мое искусство смогло сиять это заклятье. Но ничего удивительного в том, что это кажется теперь вам старыми воспоминаниями, воспоминаниями тысячелетней давности, нет. Да, я сама дала вам команду, чтобы боль ослабела…

— Будь проклята эта боль потери! — вскричал я. — Если бы я не был таким дураком, чтобы верить Дзоку…

— Бедный Брайан. Вы еще не знаете, что именно он работал над вами, когда вы спали, и что именно он внушил вам желание отправиться с пим в Ксонджил. Но, тем не менее, он сделал для вас все, что мог по крайней мере, так говорят ваши воспоминания.

— Я мог бы отбить у них шаттл, — сказал я. — По крайней мере я был бы там и помогал бы отбить атаку этих негодяев!

— Но ведь старейшины из Ксонджила сказали вам, что ваш мир 0–0 больше не существует!

— Они сошли с ума! — я начал шагать по комнате. — Слишком многого я не понимаю, Оливия! Я похож на человека, блуждающего во тьме и натыкающегося на предметы, которые не вполне узнает. И теперь…

Я поднял руки и вновь бессильно опустил их.

— У вас еще впереди вся жизнь, Брайан. Вы найдете себе и здесь место. Принимайте то, что уже нельзя изменить.

Я пожал плечами и снова сел.

— Оливия, я не стал задавать Ганвор и другим всяческие вопросы. Я не хотел возбуждать их любопытство своим незнанием. Сведения, которыми меня снабдил Дзок и его парни, не слишком обширны. Наверное, они полагали, что я отправлюсь в библиотеку и просвещу себя сам. Это верно. Но сейчас я просил бы вас рассказать мне хоть немного об этом мире. Для начала просветите меня в отношении вашей истории.

Она засмеялась — неожиданно весело.

— Как это замечательно, Брайан, рассказывать об этом старом и прозаичном мире, как будто это вымысел мечтателя, а не надоевшая реальность.

Мне удалось кисло улыбнуться. — Действительность всегда несколько скучновата для того, кто в ней живет.

— С чего же начать? С Древнего Рима? Со Средневековья?

— Первое, что я хотел бы сделать, это установить Дату Общей Истории, то есть момент, когда истории наших континуумов стали различаться. Вы упомянули слово «Империя». Что это за империя? Когда она основана была?

— Ну как же! Я имею в виду, конечно же, Французскую Империю! — Оливия растерянно заморгала, затем покачала головой.

— А, впрочем, никаких «конечно», — сказала она. — Французская Империя была основана императором Наполеоном в 1799 году.

— Понятно, — протянул я, — У нас тоже был свой император Наполеон. Но его империя просуществовала недолго. Его сместили и выслали на Эльбу в 1814 году…

— Да!. — воскликнула Оливия, — Но он сбежал оттуда, вернулся во Францию и привел свои армии к славной победе!

Я покачал головой.

— Он был на свободе всего около ста дней, пока британцы не разбили его при Ватерлоо. Он был снова выслан, на этот раз на остров Св. Елены и несколько лет спустя там же умер.

Оливия уставилась на меня.

— Как странно… как неправильно и как странно. Император Наполеон правил в Париже еще двадцать три года после своей великой победы при Брюсселе и умер в 1837 году в Ницце. На престоле его сменил сын, Луи…

— Герцог Рейхштадский?

— Нет. Герцог умер в юности. А Луи был шестнадцатилетним юношей, сыном Императора и принцессы Дании.

— И его Империя все еще существует? — удивился я.

— После свержения английского тирана Георга было разрешено включить британские острова в состав Империи. После объединения Европы свет просвещения был принесен в Африку и Азию. Сейчас эти континенты являются полуавтономнымн провинциями, управляемые из Парижа, но имеющие свои собственные палаты депутатов, которые уполномочены решать все их внутренние дела. Что касается Новой Франции — или иначе, Луизианы — эти разговоры о восстании скоро утихнут, Королевская комиссия была послана, чтобы разобраться в жалобах местных жителей на вице-короля.

— Ну, что ж, полагаю, что дату Общей Истории мы определили достаточно точно, — сказал я. — Это 1814 год. И похоже, что с той поры в вашем мире не было особого научно-технического прогресса.

Эти слова повлекли за собой массу вопросов, на которые я долго отвечал. Оливия была умной и образованной женщиной. Она была в восторге от той картины мира без Бонапарта, которую я ей нарисовал.

Когда я закончил, утро уже превратилось в день. Оливия предложила мне ленч и я согласился. Пока она стояла у плиты, я сидел у окна и разглядывал этот любопытный анахронический пейзаж из полей, дорог и фермерских домиков.

Стояла атмосфера умиротворенности и изобилия, которая превращала мои отдаленные воспоминания об угроза Империуму в (как говорила Оливия) полузабытую, давно прочитанную историю — подобно книге, лежавшей на столе.

Я взял ее в руки и посмотрел на заглавие:

«КОЛДУНЬЯ ИЗ 03А!!!»

Автор!

Лилиана Ф. Баум!!!

«Забавно» — подумал я.

Оливия посмотрела на книгу, которую я сейчас держал в руках, улыбнулась почти застенчиво.

— Странное чтиво для колдуньи, не так ли? — спросила она. — Но мои сны и мечты часто похожи на этот вымысел. Как я вам уже говорила, этот мир кажется мне таким маленьким, его мне явно недостаточно…

— Я не об этом, Оливия! Мы с тобой довольно четко установили дату Общей Истории — это произошло в начало девятнадцатого века, верно? Баума не было тогда еще на свете. Она («а, может быть, он» — отметил я про себя) родилась только… в 1855 году. По крайней мере, человек с таким именем родился в моем мире именно в таком году. И вот здесь тоже есть такой человек…

Я раскрыл толстую книгу в красном кожаном переплете и посмотрел на выходные данные: «Уилли и Катон. Пью-Йорк и Париж 1896 год».

— Вам в вашем мире известна эта книга, Брайан, — спросила Оливия.

— В моем мире писатель по имени Френк Баум написал книгу «Волшебник Страны Оз» — пояснил я. — Однако я слышал, что у него были замыслы написать продолжение этой книги и как раз под таким названием.

Я с удовольствием разглядывал обложку, на которой пыла изображена фигурка, похожая на Белоснежку, стоящую перед гномами.

— В детстве это была моя любимая книга, — сказала Оливия. — И как чудесно было бы прочесть вашего «Волшебника из страны Оз».

— Да. Это единственное что он написал в нашем мире, — сказал я. — Он умер в 1896 году.

1896! Туман, окутывающий мой мозг в течение долгих дней после моего пробуждения, стал быстро рассеиваться. Рассеиваться ветром неожиданного понимания. Дзок и его приятели переместили меня в линию мира очень близкой моей собственной! Они были очень гуманны, но не так умны, как им хотелось бы. Они были не столь добросовестны в своих исследованиях, как следовало бы быть.

Я вспомнил фотодиаграмму, которую мне показали на Совете, и светящуюся точку мира, неизвестную картографам Сети Империума, точку, означавшую четвертый неоткрытый мир, лежащий в пределах Зоны Опустошения. Тогда я решил, что это ошибка, как и то, что на этой фотодиаграмме отсутствовала линия 0–0. Но, значит, ошибки не было! Линия В-1–4 существовала — мир, дата Общей Истории которого лежала в начале девятнадцатого века! А если есть один человек, известный в двух наших мирах, то почему бы не быть и другому? Или двум другим Максони и Копини, изобретателям привода МК!!!

— О чем вы задумались? — голос Оливии вернул меня с небес на землю.

— Так, ничего. — Я положил книгу на стол. — Думаю, начал я, — Что, хотя и прошло после Общей даты немного больше пятидесяти лет, все же изменения небольшие и некоторые люди могли бы и здесь родиться…

— Брайан, — начала Оливия, — Я не стану просить тебя довериться мне, но позволь помочь тебе.

— Помочь мне, в чем? — я попытался вновь придать своему лицу то выражение невозмутимости, которое было на нем минуту назад, но тут же почувствовал, что мне удается довольно плохо.

— Я чувствую, что у тебя возник какой-то план. Но в одиночку он может тебе не удастся. Очень многое для тебя здесь чужое, очень много ловушек может поджидать тебя на каждом шагу. Позволь мне оказать тебе помощь.

— А почему это ты должна мне помогать?

Она мгновение помолчала, глядя на меня своими темными глазами.

— Всю жизнь я ищу ключ к какому-то другому миру… какому-то миру грез. И я чувствую, что ты, Брайан, как-то связан со всем этим. Даже если мне нельзя будет попасть туда, мне приятно было бы сознавать, что я помогла кому-то добраться до казалось недостижимого берега.

— Все эти миры точно такие же, Оливия. Одни лучше, другие хуже. Там есть люди, дома и земли, законы и естественная человеческая природа. Нельзя достичь мира грез просто собрав вещи и переехав, его надо строить там, где ты ЖИВЕШЬ!

— Но все же, я вижу невежество, коррупцию, социальный и моральный упадок, ложь и обман тех, кому верят миллионы… — Это, конечно, очень плохо, но до тех пор, пока мы живем в обществе, соответствующем человеческому разуму, эти вещи всегда будут существовать. Но дай срок, Оливия, мы ведь экспериментируем с культурой только несколько тысяч лет. Еще несколько тысячелетий — и будет совсем другое дело. Поверь мне!

Она рассмеялась.

— Ты говоришь так, словно вечно — это лишь мгновение!

— По сравнению со временем, которое потребовалось, чтобы мы превратились из амеб в обезьян — это и есть мгновение. Но мы не будем отказываться от своих грез — это та сила, которая влечет нас вперед, какова бы ни была наша конечная цель.

— Тогда позволь мне превратить эту мечту в реальность. Позволь мне помочь тебе, Брайан. Та история, которая была мне рассказана — что ты заболел от переутомления, когда работал чиновником Колониального Управления и поэтому нуждаешься в отдыхе — все это довольно призрачная ложь. И еще, Брайан, — она понизила голос, — за тобой следят.

— Следят??? Кто же, карлик с бородой и в черных очках?

— Это не шутка, Брайан. Вчера вечером я увидела человека, прятавшегося у ворот дома Ганвор, а через полчаса человек с шарфом на шее прошел по дороге поблизости, пока вы пили свое пиво.

— Это ничего не доказывает, Оливия.

Она нетерпеливо покачала головой. — Ты собираешься бежать отсюда, верно? Бежать из этой тюрьмы…

— Тюрьмы? Я свободен как птица!

— Ты зря теряешь время, — Оливия рассмеялась. — Что ты совершил такое, что тебя заточили в наш мир, я не знаю, но в борьбе между ними и тобой я буду на твоей стороне. Знай это. А теперь быстро, Брайан! Куда ты собираешься отправиться? Каким образом ты думаешь это осуществить?

— Подожди. Оливия. Ты спешишь с выводами.

— И тебе надо спешить, Брайан. Спешить, чтобы избежать погони. Я чувствую опасность, которая обвивается вокруг твоей шеи, как змея.

— Я уже говорил тебе, Оливия — я был выслан сюда ксонджилианским Советом. Она не поверили моему рассказу или сделали вид что не поверили. Они закинули меня сюда, чтобы избавиться — ведь они считают себя очень гуманными. Если бы они хотели меня убить, то у них для этого были все возможности.

— Они постарались под гипнозом уничтожить твою память о прошлом, а теперь они наблюдают, чтобы оценить результаты этого вмешательства в твою психику. И когда они увидят, что ты обеспокоен, и познакомился с колдуньей, то… не думай, что они настолько глупы, чтобы совершить еще одну ошибку, Брайан!

— Но ты не колдунья!

— Здесь меня считают именно таковой. Ты неправильно сделал, что пришел сюда днем, Брайан.

— Если бы я прокрался сюда ночью, они все равно могли бы меня увидеть — если они действительно следят за мной, как ты утверждаешь — и они прекрасно знают, что меня не удовлетворит нарисованная ими картина моего прошлого.

— В любом случае им это не понравится. Они снова придут и заберут тебя и снова попытаются уничтожить твои знания о родном мире.

Я обдумал то, что она сказала. — Да, они могут это сделать, — согласился я. — Не думаю, что частью их программы моего перемещения в этот мир было распространение технических знаний среда слаборазвитых сапиенсов.

— Куда ты собираешься отправиться, Брайан?

Я заколебался, но черт возьми, Оливия была права. Мне придется обратиться за помощью. И если она собиралась предать меня, то против меня уже наверняка много собрали.

— Куда я отправлюсь? Конечно же, в РИМ! — сказал я.

Глава VIII

Она кивнула. — Очень хорошо. А в каком состоянии твой бумажник?

— У меня есть счет в банке…

— Оставь это. Тебе не придется им воспользоваться. Как только ты потребуешь свои деньги, тебя тут же накроют. К счастью, у меня есть некоторый запас золотых наполеондоров, зарытый в саду.

— Я не возьму твои деньги.

— Ерунда. — Оливия махнула руками. — Они понадобятся нам обоим. Разве ты забыл, что я еду с тобой.

— Но ты не можешь…

— Могу и поеду! — отрезала она. — Приготовься, Брайан, мы едем сегодня ночью!

— Это безумие, — прошептал я темной фигуре в плаще с капюшоном, стоящей рядом со мной в темной аллее. — Тебе незачем вмешиваться во все это…

— Т-ссс, — тихо произнесла Оливия. — Он начинает беспокоиться. Видишь, он вот там? Я думаю, что он сейчас перейдет дорогу, чтобы поближе подойти к нам.

Я пристально вгляделся в густую тень и различил мужскую фигуру. Он пересек дорогу в сотне ярдов от коттеджа и исчез среди деревьев на нашей стороне. Я переступил с ноги на ногу, мое лицо чесалось под жутким гримом, который сотворила Оливия, морщинистое лицо, седые брови и волосы и так далее. Я стал выглядеть как старший брат матушки Гудвил. Оливия же загримировала себя под вульгарную красотку — три слоя краски, рыжий парик, фиолетовое платье; обтягивающее ее стройную фигуру и множество побрякушек.

— Так, он уже подходит к коттеджу, — прошептал мой конспиратор.

Мы медленно двинулись с места. Когда до конца ограды оставалось что-то около полуметра, я указал Оливии на окно в доме. При свете на занавесках четко вырисовывалась тень головы человека.

Тут раздался шорох гравия, вспыхнул свет, луч скользнул по мне и остановился на Оливии:

— Эй, женщина, — произнес низкий голос. — Что ты делаешь тут после наступления темноты?

Оливия подобралась, уперла руки в боки, тряхнула головой и вызывающе улыбнулась:

— О, капитан, — завопила она, — разве вы не видите, что я просто напросто провожаю своего лучшего друга на поезд.

— Друга?

Свет на мгновение задержался на мне, а потом лег на пышную грудь Оливин. — Что-то я вас раньше не видел в деревне, — произнес незнакомец.

Я набрал полную грудь воздуха и единым махом ответил:

— Потому что я просто путешественник, турист, иными словами.

— Иными словами путешествуете среди ночи, приятель, ха-ха? Странное представление о развлечениях, не находите ли? Покажите-ка мне ваши документы. И вы тоже, мадам.

— О, — запричитала Оливия, — знаете как это бывает, мсье, я так спешила, что, наверное, забыла их дома.

— А куда это вы спешили? Может быть, вы так спешили, чтобы подальше унести награбленное?

— Ничего подобного, капитан. Я честная проститутка и занимаюсь этим делом, да еще немного помогаю вот этому старому приятелю, для которого я единственная опора в жизни.

— Ну, ну, крошка. Не волнуйся так, я не стану забирать тебя в участок. Дай только немного отведать твоих прелестей и я забуду, что когда-то видел тебя.

Он подошел поближе и его большая рука протянулась к груди Оливии. Она вскрикнула и отскочила назад. Полицейский двинулся за ней. Я, не долго думая, ударил его ребром ладони по основанию шеи. Мужчина охнул, уронил фонарик и упал на колени. Стоячий воротничок его форменном тужурки защитил его от полной силы моего удара. Он попытался снова было подняться на ноги, но я снова нанес ему удар по затылку. Он упал навзничь и потерял сознание.

— Он сильно пострадал? — спросила Оливия, когда я, подняв фонарик, направил луч света на полицейского. Из уголка его рта медленно сочилась струйка крови.

— Пару недель ему придется обойтись без взяток, которые они так привыкли принимать, — усмехнулся я.

Вскоре мы добрались до окраины городка и подошли к станции как раз в тот момент, когда пыхтящий паровоз подошел к платформе. Проводник указал нам наше купе и мы поехали. В вагоне мы были единственными пассажирами.

— Ну вот и все, — с облегчением вздохнула Оливия.

— Мы едем всего лишь в Рим, а не в страну чудес, — засмеялся я, — Кто знает, куда ведет дорога будущего.

Глава IX

В римской гостинице мы поселились в смежных номерах, окна которых выходили на городскую площадь, где днем и ночью звучали возбужденные голоса итальянцев.

Мы сидели за столиком в моей комнате и ели завтрак пиццу, запивая ее красным вином, таким дешевым, что даже местные нищие могли покупать его ежедневно.

— Те два человека, которые меня очень интересуют, родились где-то в Северной Италии около 1850 года, — сказал я Оливии, — В молодости они приехали в Рим, изучили инженерное дело и в 1893 году сделали свое главное открытие, которое дало Империуму средство перемещения по Сети.

— Надеюсь, что если Баум (не все ли равно мужчина это или женщина) смог здесь родиться и в девяностых годах написал в этом мире нечто подобное тому, что было написано в моем, то, может быть, Максони и Копини тоже существовали здесь, — закончил я.

Оливия слушала молча.

— Они, конечно, не смогли усовершенствовать привод МК так, чтобы можно было посредством него осуществлять полеты по Сети (а если да, то этот секрет умер с ними), но, возможно, подошли вплотную к решению этого вопроса. Может быть, они оставили что-нибудь, что я смог бы использовать для своего возвращения…

— Брайан, — разве ты не говорил мне, что все миры, расположенные вокруг твоей линии 0–0, опустошены и превращены в руины этими же силами? Не опасно ли экспериментировать с такими ужасными инструментами?

— Я довольно неплохой техник и неплохо разбирался в наших аппаратах, посредством которых мы путешествуем по мирам. Я знаю все их уязвимые места. Максони и Копини не знали, с чем они играют. Они натолкнулись на это силовое поле совершенно случайно.

— И, насколько я тебя поняла, почти 99 % всех вероятностных миров погибло именно из-за того, что они не умели управлять вызванными силами, но так ли?

— Да.

— Но если ты достаточно разбираешься в этих своих аппаратах, то тогда зачем тебе Максони и Копини?

— Дело в том, Оливия, что я не могу построить аппарат перемещения по Сети, так как не знаю конструкции основного генератора поля. Это особым образом (Каким?) намотанная катушка, являющаяся сердцем генератора поля. Я никогда не разбирался в ее устройстве. Может быть, если здесь окажутся Максони и Копини, и если они сделали те же случайные открытия, и если они вели записи, и если записи еще существуют, и если я смогу найти их…

Оливия рассмеялась.

— Дело в том, что если боги сделают так, что все эти «если» окажутся в твою пользу, тогда все просто. Давай рискнем. Видение изумрудного города все еще влечет меня.

— Давай сначала попытаемся найти хотя бы этих людей. Потом у нас будет, наверняка, много времени, чтобы разобраться в их биографии.

Час спустя в учреждении городского архива усталый молодой служащий принес мне толстый том, в котором записывали старомодным почерком тысячи имен с указанием дат рождения, адресов и если, не дай бог этому случиться, то и дату смерти.

— Предупреждаю вас, сеньор, — произнес клерк, — что хотя муниципалитет и предоставляет вам эти записи, но разбираться и читать их вам придется самому.

— Вы только объясните мне, что здесь такое, — тихо проговорил я, — Меня интересуют данные о Джулио Максони либо о Карло Копини.

— Да, да, я помню. Так вот, перед вами находится регистрационная книга, в которую занесены имена всех людей, прибывших в город на жительство в период с 1870 года по 1880 год. А теперь извините, мне надо заниматься своими прямыми обязанностями.

Я вздохнул и с помощью Оливии принялся за работу.

Прошло около двадцати минут. За это время мы просмотрели все записи за 1870 год. Настала очередь 1871 года. Оливия читала быстрее меня и вскоре раздался ее взволнованный голос:

— Брайан, посмотри! Джулио Максони, родившийся в 1847 году в Палермо.

Я страшно разволновался, вчитываясь в эти строки, хотя внутренний голос подсказывал мне, что это, может быть, не тот Максони. Людей с такой фамилией, мы уже встретили около сотни, так почему бы не быть хотя бы десятку Джулио Максони?

Я похвалил Оливию и записал адрес этого Максони в записную книжку. Мои поиски Карло Копини пока не увенчались успехом.

Максони жил на улице Карлотти в доме № 12, на четвертом этаже. С помощью карты города мы нашли эту улицу, а потом и оказались на ней. На узкой и замусоренной до предела. Было очевидно, что Максони начинал свою карьеру, если это только был тот, кого мы искали, мягко говоря, в скромных условиях. Даже сто лет назад этот район был районом, где жили одни только нищие.

Я открыл дверь дома № 12 и мы сразу же ощутили резкий запах лука, сыра и постного масла.

Одна из дверей в коридор открылась и заплывшее жиром женское лицо оливкового цвета показалось в проеме.

— Простите, мадам, — начал я почтительно, — мы иностранцы, которые впервые приехали в Вечный Город, чтобы найти квартиру, в которой некогда жил один наш покойный родственник, когда был осчастливлен возможностью дышать воздухом Солнечной Италии.

У нее отвисла челюсть, затем широкая любезная улыбка расплылась у нее на лице.

— Добрый день, сеньор и сеньора, — выпалила она и поинтересовалась, чем она может помочь столь любезным гостям Италии.

Я назвал ей номер комнаты, где около десяти лет назад жил Максони и она, пыхтя и переваливаясь с ноги на ногу, пошла показывать нам дорогу. На лестнице было столько мусора и пылу, что я готов был поклясться, что записи Максони вполне могли сохраниться здесь. Когда мы остановились у двери № 12, хозяйка сказала:

— Сейчас здесь проживает жилец, но сейчас он на работе.

— Так, может быть, мы подождем его, — начал я, но квартирная хозяйка перебила меня, пренебрежительно махнув рукой. Она пустилась в рассуждения о неблагодарности жильцов, но я прервал ее излияния, вытащив из кармана банкноту в сто лир.

Она впустила нас в комнату: — Вот!

Мы увидели убогую и грязную каморку с кроватью, застеленной грязным одеялом, с разбитым зеркалом, сломанным стулом, столом и батареей пустых винных бутылок на окне и полу.

— Мы хотели бы войти и побыть здесь некоторое время, чтобы пообщаться с духом нашего умершего предка, — сказал я.

Брови мадам поползли вверх:

— Но ведь в комнате живут!

— Мы не будем ничего трогать, только посмотрим. Неужели вы не понимаете наши чувства? — всхлипнула Оливия.

— Ну хорошо, хорошо, — мадам выжидающе посмотрела на меня. Я вытащил деньги — сто лир и мадам просияла:

— Я понимаю, сеньор, вы и ваша сестра, вы хотите побыть наедине с духом вашего родственника. Еще сто лир и вы можете общаться с каким хотите духом.

Я молча протянул деньги и она, взяв их, молча пошла прочь.

Мы молчали и хозяйка, дойдя до лестницы обернулась:

— Мне бы не хотелось вас торопить, но постарайтесь окончить ваши общения, скажем, через два часа. Мой жилец может прийти на обед домой и, думаю, ему не очень понравится, когда увидит в своей комнате чужих людей.

Полчаса спустя, после безуспешных поисков Оливия, устало опустившись на колченогий табурет, произнесла:

— С самого начала мне было ясно, что это бесполезно. Давай уйдем отсюда.

— Мы обыскали все вероятные места, — кивнул я, стряхивая пыль с рук, — но ведь могут быть еще и тайники.

— Это пустая трата времени, Брайан. Этот человек был простым бедным студентом, а не конспиратором. Зачем ему было устраивать в своей комнате какие-то тайники?

— Не знаю… А, может быть, есть такие мелочи, которые он мог просто уронить, потерять… допустим, лист бумаги вполне мог застрять в углу ящика стола, например.

— Где? Мы перерыли все ящики и… — она вдруг остановилась на полуслове.

Мы одновременно посмотрели на огражденный радиатор под окном. Отодвинув батарею бутылок и груду окурков, и, открепив болтающиеся на двух ржавых болтах ограждение радиатора, мы увидели использованные билеты, бечевки, шпильки для волос, окурки и какие-то листочки бумаги.

Оливия, став на колени, выгребла смятые меню какого-то ресторанчика, обрывок пожелтевшего листка с цифрами, конверт с маркой, адресованный некоему Марио Пинотти, две открытки с видами на города и листок, совершенно чистый с обеих сторон.

— Это была хорошая идея, — пожал я плечами, — но очень жаль, что и она не дала нам нужных результатов. Ты была права, Оливия, идем отсюда.

— Брайан! Посмотри, — Оливия стояла у окна, разглядывая чистый листок бумаги на свету. — Чернила выцвели, но кое-что можно еще разобрать.

Я подошел и взял бумагу из ее рук.

Да, едва заметные знаки были различимы. Я с великим трудом смог разобрать следующее:

«Институт Галилея. Среда. 7 июня…»

Г-ммм. Это интересно, — отмстил я. — Какой же это год?

— Я знаю простую формулу, как определить дату, — произнесла Оливия. — Минуточку…

Она задумалась.

— Да! Это было седьмое июня 1871 года, среда. Но это может быть так же и 1899 год, а также 1911…

— О, это уже лучше, чем ничего! — воскликнул я. — Давай быстрее проверим! Институт Галилея? Будем надеяться, что он еще существует.

В институте Галилея нас встретил пожилой мужчина с желтоватыми усами.

— 1871 год. Это было довольно давно, господа, — удивился он нашим поискам. — С тех пор в институте обучалось довольно много студентов. Многие выдающиеся ученые проходили под его арками…

— Послушайте, сеньор, — прервал я, — мы пришли не просить вас о принятии нас в институт. Все, что нам нужно, это взглянуть на данные о Джулио Максони. Конечно, если ваш архив в таком состоянии, что их нельзя будет отыскать, то вы так и скажите и я сообщу об этом факта в своей статье, которую я сейчас пишу.

— Так сеньор журналист? — поинтересовался он, поправил галстук и быстро что-то спрятал в ящик стола. Что-то издало при этом звенящий звук.

Потом он быстро вышел и вскоре опять появился с объемистым томом в руке, похожим на регистрационную книгу муниципалитета. Он водрузил ее на стол и сказал:

— Вы говорите, Максони?… Какой год? Ага. 1872-й… Так какой Максони вам нужен? Джулио Максони? Тот самый Джулио Максони? — он подозрительно посмотрел на нас.

— Я на всякий случай кивнул.

— Так вам нужен Джулио Максони, выдающийся изобретатель? Изобретатель телеграфного ключа, маслобойки и гальванического элемента?

Я улыбнулся, как ревизор, которому не удалось найти ошибку в проверяемых отчетах.

— Очень хорошо. — кивнул я. Вижу, что у вас здесь в Институте порядок. Позвольте взглянуть.

— Вот, пожалуйста. Он был первоначально зачислен в электротехнический колледж. Тогда он был простым писарем из бедной семьи. Здесь он начинал…

Я перестал обращать внимание на его болтовню. Я перелистывал записи. Здесь тоже был его адрес на улице Карлотти. Здесь же было указано, что во время поступления в Институт ему было двадцать четыре года, сообщалось также, что он был католиком и холост. Да, я вынужден был признать, что этого было очень мало…

— Известно ли, сеньору, где он жил, когда сделал свой гигантский вклад в науку? — обратился я к служителю.

— Как? Вы шутите, сеньор? Местонахождение Музея известно, по-моему, даже туристам! — Архивариус как-то странно посмотрел на нас.

— Музей? Какой музей?

— Тот самый Музей, который находится в бывшем доме и лаборатории Джулио Максони. Там, где находятся свидетельства его замечательной карьеры!

— А у вас случайно нет под рукой адреса этого музея?

Он улыбнулся нам с выражением превосходства. — Улица Алланцио, номер двадцать восемь. Любой ребенок покажет вам дорогу.

Мы поблагодарили служителя и пошли на выход.

— Кажется, нам повезло, — сказала Оливия.

— А… Как называется газета, которую вы представляете, сеньор? — Клерк догонял нас. — Не мог бы сеньор сказать это?

Мы остановились и служитель, запыхавшись, остановился напротив нас. Я услышал смешок Оливии. Надо было быстро отвечать.

— Видите ли, приятель, мы представляем лигу умеренности, — начал я импровизировать. — Вопрос о Максони был просто уловкой. На самом деле мы пишем статью под названием «Распитие спиртных напитков на работе и во что это обходится налогоплательщику». — Вам все понятно?

Клерк обалдело кивнул головой.

Когда мы вышли на яркий солнечный свет, он все еще стоял в том же положении, хлопая глазами.

Дом Максони был солидным консервативным зданием с латунной табличкой, извещавшей, что дом — музей — лаборатория изобретателя Джулио Максони открыт с 9.00 до 16.00, а по воскресеньям — с 13.00 и до 18.00.

Я позвонил.

Через несколько минут дверь открылась и оттуда выглянула заспанная женщина.

— Вы что не видите? Закрыто! Сейчас же убирайтесь!

Я успел вставить ногу в пространство между дверью и косяком. — Но на табличке написано, — начал я.

— Мало ли что там может быть написано. Приходите завтра.

Я засмеялся и налег плечом на дверь. Женщина попыталась было воспрепятствовать мне и уже было открыла рот, чтобы сказать, явно что-то нелицеприятное.

— О, не говорите этого! — остановил я ее. — Графиня не привыкла к выразительности здешней речи. Представьте себе женщину, которая очень долго прожила на берегу озера Констанс. — При этом я выразительно показал глазами на стоявшую за моей спиной Оливию.

— Графиня? — выражение на лице женщины изменилось.

— О, если бы я знала, что ее милость окажет нам честь своим посещением…

— Вход, охраняемый драконом! — усмехнулась Оливия. — И храбрый рыцарь, который уничтожает этого огромного дракона одним своим словом.

— Я воспользовался маленькой ложью. Теперь ты графиня. Смотри немного свысока и слегка улыбайся.

Длинным коридором мы прошли в залу. Это был объемный вестибюль с высокими потолками, окнами, застекленными матовыми стеклами. Вдоль стен тянулись стеллажи, прогнувшиеся под тяжестью огромного количества книг. «Интересно, где находится лаборатория?» — шепнул я Оливии.

Она пожала плечами и я продолжил свой обзор комнаты.

Взглянув на корешки книг, я заметил одну с названием «Эксперименты с переменными токами высокой частоты». Автор Никколо Тесла. Очень интересно! Я взял книгу в руки и просмотрел. Сплошная бредятина — одни, вернее, почти одни, математические знаки.

Я просмотрел остальные книги. Вряд ли здесь можно было найти то, что нам нужно.

«Дракон» вернулась, успев переодеться и нанести слой косметики на лицо. Она подобострастно посмотрела на Оливию, которая довольно холодно ей улыбнулась. Я подмигнул свой спутнице и обратился к смотрительнице:

— Ее милость хотела бы осмотреть лабораторию великого ученого. Она хотела бы видеть то место, где великий ученый Максони совершал свои изобретения.

Служащая, стараясь держаться поближе к «графине» провела нас через сад к дверям лаборатории.

— Конечно, мастерские еще не полностью отреставрированы, — проговорила она, открыв замок.

Включив свет, она позволила нам различить какие-то запыленные, бесформенные предметы, закрытые брезентом, немытые окна и пыль. Всюду пыль.

— Он здесь работал?

— Конечно, в те времена он был не так захламлен, этот кабинет. Но, видите ли, ваша милость, нам категорически не хватает средств и мы не можем составить описание всех предметов, которые были у него в лаборатории, избавиться от принесенного хлама и восстановить лабораторию в прежнем виде.

Почти не слушая ее, я старался незаметно осмотреться. Где-то здесь может быть… что-то, что нам так нужно. Я не знал, что я ищу — это может быть журнал наблюдений, рабочая модель или еще что другое…

Я приподнял край брезента, покрывавшего стол и увидел неуклюжие тяжелые трансформаторы, примитивные электронные лампы, мотки проволоки…

Массивный объект в центре стола привлек мое внимание. Я попытался придвинуть его поближе.

— Но, сэр, я настаиваю, чтобы вы ничего не трогали, — обратилась ко мне привратница. — Здесь все осталось в том виде, в каком оставил ее профессор, в тот фатальный последний день…

— Извините, но для меня все это выглядит как никому не нужная куча железа, — безразлично произнес я.

— Да, профессор Максони был несколько эксцентричным человеком. Он хранил самые разные вещи — и всегда пытался приладить их друг к другу. У него была мечта, он часто говорил об этом моему покойному отцу…

— Ваш отец работал с Максони?

— А вы не знали? Да он был ассистентом в течение долгих лет.

— А не остались ли у вас журналы где, он писал бы воспоминания о профессоре?

— Нет, мой отец не был склонен к писанию. Но вот сам профессор очень тщательно вел свой дневник. После него осталось пять объемистых томов. Это просто трагедия, что у нас нет средств их опубликовать.

— Средства еще могут появиться, мадам, — многозначительно произнес я. — Графиня как раз очень интересуется изданием таких воспоминаний.

— О, ваша милость, — простонала смотрительница.

— Так что пока принесите эти тома сюда, чтобы графиня смогла взглянуть на них.

— Они в сейфе, сеньор, но у меня есть ключ или был… еще в прошлом году.

— Найдите его, милейшая, — потребовал я. — Ее милость и я терпеливо подождем здесь в комнате, где великий Максони так плодотворно работал.

— Но, может быть, лучше вернуться в зал? Ведь здесь так пыльно.

— Нет, нет. Мы подождем вас здесь.

Смотрительница кивнула головой и бросилась вон из лаборатории.

Оливия вопросительно посмотрела на меня в ожидании перевода (ведь итальянского языка она не понимала).

— Я отправил ее за дневниками Максони, — произнес я.

— Брайан, что это?

Я подошел к столу и снял брезент. Тяжелое устройство занимало доминирующее положение среди других предметов.

— Это, — сказал я, не скрывая триумфа, — та самая катушка, которая является сердцем привода МК. Имея ее и дневники старика, я уж постараюсь построить шаттл.

Глава X

Мастерская, которую я снял, была помещением двадцать на двадцать футов, которую в прошлом занимал какой-то механик. В углах все еще лежали ржавые детали парового двигателя, болты и гайки, металлическая стружка. Старик, который предоставил мне это помещение, с ворчанием выгреб самый большой мусор и установил обитый металлом стол. Это, плюс катушка генератора МК, которую я с помощью довольно немалой суммы сумел одолжить у мадам-смотрительницы, плюс дневники — все это составляло мое лабораторное оборудование. Не так уж много, но кое-что для начала.

Оливия сняла для нас комнаты неподалеку, более дешевые и удобные, чем в гостинице. В ее комнате была маленькая плита, топившаяся углем — мы постарались в целях экономии питаться дважды в день у себя в доме.

Я начал свою программу исследований, прочитав все пять дневников профессора, большая часть которых была посвящена критическим замечаниям по поводу существующей тогда политической ситуации — столица Италии тогда переместилась из Флоренции в Рим и из-за этого мгновенно подскочили цены. Здесь было также множество заметок о магнетизме, электричестве, математических расчетов. Почти весь второй том был занят бюджетными расчетами, вызвавшими у меня горячее сочувствие.

Только в последнем журнале я начал находить интересные места — первые намеки на «Большой секрет». Максони экспериментировал с обмотками, наматывая их и пропуская сквозь них токи различной частоты и силы и пытаясь систематизировать и понять результаты. Если бы он лучше знал современную физику, он бы не стал этого делать, но неведение делало его настойчивым. Он не знал, что ищет — и когда он это обнаружил, то не знал, что же это такое. И, кроме того, в этом мире не было Копини. Я не знал, какова была его роль там, в мире 0–0. Было бы интересно почитать об этом, когда вернусь — если, конечно, вернусь и если будет куда возвращаться.

Я старался не думать об этом. Это ни к чему путному привести не могло. Последний из журналов раскрывал свои тайны — скудные и фрагментарные сведения о намотке катушек и редкие строчки о странных явлениях, полученных с помощью электротока при использовании некоторых определенным образом намотанных катушек.

Прошла неделя. И я был готов приступить к стадии экспериментов. В городе было несколько источников электричества, но оно было еще не столь доступно в этом миро. Я запасся разнообразными батареями, осциллографами, катушками, конденсаторами, электронными лампами — большими и неуклюжими, похожими как размерами, так и формой на молочные бутылки моего родного мира — Земли. Затем, по предложению Оливии, нами были сделаны под гипнозом записи всех моих знаний в области технологии производства шаттлов Сети, которые сохранились в моем подсознании — и это, как впоследствии оказалось, было вдвое ценнее, чем все записи Максони.

Это были приятные дни. Я рано вставал и мы завтракали, затем я шел в мастерскую, где работал до обеда, занося результаты наблюдений в рабочий журнал, подобно Максони.

Потом, к обеду приходила Оливия, похорошевшая и посвежевшая на итальянском солнце. Она приносила корзинку с едой и мы ели, расположившись за рабочим столом.

Затем — снова работа, прерываемая лишь приветствиями и вежливыми расспросами случайных прохожих, заглядывавших в открытую дверь моей мастерской.

К концу месяца все вокруг считали меня сумасшедшим иностранцем, которому помогала колдунья. Но отношение их к нам по-прежнему оставалось дружелюбным.

В конце рабочего дня я запирал мастерскую, возвращался домой, принимал ванну и мы с Оливией отправлялись куда-нибудь поужинать. Вернувшись посла этого домой, мы расходились — каждый в свою комнату. Это были любопытные отношения, хотя в то время они казались нам довольно естественными. Мы были со-заговорщиками, полудетективами, полуисследователями, отделенные от окружающей среды таинственной сущностью нашего предприятия. Она — по причинам романтического характера, я — желанием вырваться из этой тюрьмы, в которой оказался…

Мои представления о возрасте Оливии постоянно менялись. Сначала, когда я увидел ее без маски матушки Гудвил, я давал ей лет сорок. Потом, в маскараде разбитной девицы ей можно было бы дать не менее тридцати пяти. Теперь нее, рассмотрев ее без краски, в простой аккуратной одежде, подчеркивающей ее стройную фигуру, я вдруг понял, что ей от силы двадцать пять — двадцать семь лет.

Оливия посмотрела на меня и заметила, что я ее разглядываю.

— Ты красивая девушка, — сказал я, заметив ее смущение. — Что заставило тебя затевать этот маскарад со старухой-ведьмой?

— Но я ведь тебе уже говорила, почему. У меня была такая работа. Кто стал бы обращаться ко мне, если бы у меня на лице не было морщин?

— Это все ясно, но почему ты не вышла замуж? — я начал было старый банальный разговор о множество хороших молодых людей, по, взглянув на ее лицо, вовремя остановился.

— Ну, хорошо, хорошо, это не мое дело, — быстро сказал я. — Я не хотел тебя обижать, Оливия, ты сама знаешь… — замялся я и наша прогулка закончилась в не слишком дружелюбном молчании.

* * *

Еще через три недели я накопил значительный объем данных, позволяющих мне начать конструирование той части механизма шаттла, с которой я лучше всего был знаком.

«Самым главным, — сказал я, — было осуществить калибровку катушки — выяснить, какая мощность требуется и какая сила тока при этом создается. Когда это будет сделано, останется только собрать усилитель и аппарат фокусировки».

— Когда ты говоришь об этом, Брайан, — заметила Оливия, — кажется, что это так просто.

— Это далеко не просто и небезопасно, — усмехнулся я. — Просто таким образом я уговариваю себя взяться за это дело. А сделать то, что я задумал, все равно, что уравновесить чашку с кофе на струе фонтана, причем у меня сейчас не одна, а около десятка таких чашек… и если я запущу эту штуку на полную мощность, не имея возможности как следует ею управлять… — тут я развел руками.

— Что же тогда?

— Тогда я устрою непредсказуемый и боюсь необратимый катаклизм — может быть, титанический взрыв, который будет неоднократно повторяться. Или же произойдет гигантская утечка энергии из нашей вселенной, представь себе Ниагарский водопад… примерно такая… которая может лишить энергии наш мир и превратить в ледяную пустыню…

— Хватит! Я все поняла, Брайан. Ты играешь с огнем!

— Не беспокойся, я не включу эту штуку до тех пор, пока не буду уверен в том, что умею с ней обращаться. Катастрофа, которая привела к возникновению Зоны Опустошения или Трущоб, произошла только потому, что, Максони и Копини тех, других мировых линий, не были достаточно осторожны и не представляли себе масштабов возможной трагедии.

— Сколько еще времени нужно тебе, чтобы закончить все эксперименты?

— Сколько… думаю, что еще несколько дней и можно будет попытаться.

— А если ксонджлианцы были правы и мир, который ты ищешь, находится не там, что тогда?

— Тогда я окончу свой путь в Зоне и тебе придется молиться, чтобы моя смерть была, по возможности, молниеносной — вот и все, — резко закончил этот разговор я.

Еще три дня и вот вечером мы сидели в одном из вечерних кафе и неспешно вели ничего не значащий разговор.

— Теперь уже скоро, — заметил я, не выдержав мучащей меня неопределенности, постепенно возникающей между нами. — Ты уже видела корпус. Завтра я намерен сделать проводку пульта управления…

— Смотри, Брайан, — перебила меня Оливия и схватила за руку, — это он!

Я увидел промелькнувшую в толпе пешеходов высокую фигуру человека, одетого во все черное.

— Ты уверена, что это ОН?

— Абсолютно. То же лицо, борода. Надо уходить и побыстрее!

После некоторых пререканий я убедил Оливию, что бегство ничего не даст и единственный наш шанс заключается в том, чтобы побыстрее закончить работу над шаттлом.

Мы добрались до мастерской, незаметно проскользнули вовнутрь и я с помощью сообразительности Оливии начал работу. Каждые полчаса-час она выходила на разведку — убедиться, что наш шпион еще не появился поблизости.

Было уже за полночь, когда нам с грехом пополам удалось все наладить. Сооружение выглядело хрупким и ненадежным. Оливия, разглядывая этот псевдошаттл, попыталась было меня отговорить от этой опасной затеи, убедить остаться вместе с ней в этом мире, но уже через несколько минут этого направленного разговора поняла, что ее слова не доходят до адресата, что предпринимает пустые затраты, что она принимает желаемое за действительное и это буквально на глазах сделало ее лицо ужасно постаревшим.

Тут за дверью раздались шаги и, едва я успел включить свет, как дверь распахнулась и в дверном проеме показалась высокая фигура нашего преследователя, который хриплым ксонджлианским голосом окликнул меня: «Байард!»

В темноте я нащупал на столе тяжелый металлический прут, подкрался к нему сбоку и ударил его по голове.

Он упал.

Оливия бросилась ко мне и схватила за руку, — О, боже! Ты ведь убил человека, Байард! — воскликнула она.

— Перестань, — резко оборвал я ее. — Ты ведь знаешь, что на карту поставлена моя жизнь! Ты что же хотела, чтобы я покинул тебя по милости этих вот, — я пренебрежительно махнул в сторону лежащего на полу человека. — Раз так, живи своей жизнью и забудь меня! — я чувствовал, что поступаю как последняя свинья. — Постарайся забыть меня!

— О, Байард! Позволь мне последовать с тобой…

— Но ты ведь понимаешь, что это невозможно! Это слишком опасно и потом… ты вдвое уменьшаешь мои шансы добраться до линии 0–0, будет повышенный расход энергии, воздуха… Разве тебе этого не понятно? — Я незаметно опустил свой бумажник в карман ее плаща, зажег свет и легонько оттолкнул ее от себя.

— Мне пора, дорогая, — я направился к шаттлу.

Услышав за спиной сдавленные рыдания женщины, с которой я так много пережил, я поспешно повернул выключатель запуска шаттла.

— Уходи, Оливия. Отправляйся как можно дальше отсюда. Ну, хотя бы в Луизиану, и начни все сначала. Прости меня, если можешь. Не думай обо мне плохо. Поверь, что иначе нельзя было. Прощай.

Передо мной замерцали экраны. Приборы показали, что момент прыжка настал. Я взялся за рычаг управления и нажал на него.

Глава XI

Перемещение в неумело сконструированном шаттле принесло мне немало неприятных часов: это и отсутствие какой-либо карты (Если не считать неясных воспоминаний о фотодиаграмме, показанной мне на судилище ксонджлианцами), и постоянное искрение проводов, которое чуть не привело к пожару в кабине. Это и отсутствие точности в показаниях приборов и надвигающаяся опасность задохнуться, так как воздух скоро должен был стать непригодным для дыхания и т. д, и т. п.

В результате этих мытарств после сорока минут этого трудного полета я оказался в совершенно незнакомой мне части Зоны Опустошения и понял, что окончательно заблудился. В порыве отчаяния, охватившего меня, я остро ощутил боль утраты Оливии и всей той жизни, которую я мог бы прожить, оставшись о ней. Но, считая, что мужчина должен, просто обязан, делать то, что от него требуется, я решил, что у меня нет права выбора…

Вот уже час как мой шаттл двигался вслепую. Кабина постепенно наполнялась дымом. Становилось все труднее дышать. С приборами, в этом не было никакого сомнения, уже невозможно было работать. Я улегся на пол, пытаясь так немного уловить чистого воздуха. Меня начал мучить кашель, голова гудела как изношенный трансформатор. Затуманенным взором через окно шаттла я уже еле различал быстро меняющуюся панораму Зоны.

И тут мне вдруг показалось, что на фойе серо-черных оттенков пустыни мелькнул проблеск зелени. И через мгновение я понял, что зрение не обмануло меня. Я увидел первые признаки растительности, которые постепенно становились все шире, превращаясь в настоящие джунгли.

Вероятнее всего, в своем беспорядочном перемещении, шаттл вновь оказался на краю Зоны Опустошения.

Собрав последние силы, задыхаясь от кашля, я заставил себя подняться и дотянуться до рычага управления. У меня был только один выход: посадить шаттл в этом совершенно незнакомом мне мире и попытаться починить приборы, сделать еще одну попытку. В противном случае — меня ожидала неминуемая смерть от удушья.

Когда в сумерках я пришел в себя, то увидел, что лежу в лесу на полянке, а в останках шаттла, застрявших в развилке большого дерева, виден огонь и идет густой дым.

Надеясь спасти основную обмотку, я попытался было потушить пожар, но все мои попытки были безуспешны. Вскоре огонь охватил ближайшие деревья. К счастью, начавшийся дождь потушил пожар, разгребая золу и с горечью рассматривая почерневшие куски обгоревшего металла.

Наступила ночь и, найдя укрытие в развилке раскидистого дерева, я погрузился в беспокойный сон.

Придя утром на пожарище и по новому осмотрев то, что осталось от шаттла, я окончательно лишился последней надежды на возвращение домой.

Следующие несколько дней и ночей я провел как современный человек, внезапно оказавшийся в каменном веке со всеми его заботами и непреодолимыми трудностями, с отчаянными поисками чего-либо пригодного для изготовления примитивного оружия и инструментов, с попытками добыть огонь для костра и пищу для утоления мук голода.

Первую ночь я почти не спал, поэтому следующие полдня я потратил на плетение гамака. Благо длинных и прочных лиан тут было предостаточно.

И вот, на второй день моего пребывания в этом мире, закинув за спину свою веревочную постель, я двинулся в путь. Оставаться на месте и плакаться на свою несчастную судьбу не было смысла. Впереди лежала совершенно незнакомая страна, в которой мне предстояло прожить всю оставшуюся жизнь.

Продираясь сквозь заросли лиан и низкорослого кустарника, питаясь в основном незнакомыми ягодами и плодами, рискуя отравиться, я на третий день вышел к реке, за которой расстилалась похожая на саванну равнина, по которой бродили несметные стада животных, похожих на наших земных антилоп, но значительно меньших размеров.

Переправившись на другую сторону, я попытался было убить какое-нибудь небольшое животное, но все мои усилия были напрасны. При моем приближении стада моментально ударялись в бегство и я, утратив последние силы, обессилев, уселся на траву и с ужасом подумал, что моя жизнь так и закончится в одиночестве, но произойдет это еще не скоро.

Перебрав в уме все возможности, которые были мне предоставлены и которые так и не удалось использовать, я решил все же вернуться к обломкам шаттла, лелея слабую надежду, что, может быть, как-то и удастся использовать металлические детали аппарата — хотя бы для изготовления наконечников для копий.

Велико же было мое удивление и страх, когда подобно Робинзону Крузо, я обнаружил неподалеку от места своей «посадки» следы, очень похожие на человеческие, только чуть поменьше. После раздумий как поступить, я решил напасть первым — для этого я вырыл яму, забросал ее ветками и затаился в зарослях.

Я был уверен, что существо непременно вернется сюда, потому что оно шло именно по моим следам и скоро значит должно быть здесь.

После долгого ожидания — полудремы, я услышал треск ломающихся веток под чьими-то ногами.

Когда же, услышав вопль попавшего в ловушку существа, я с копьем в руке подбежал к яме, то не поверил своим глазам. Внизу барахтался и страшно ругался… Дзок!

— Послушайте, наконец, Байард. Ну и задали же вы мне работенку бегать за вами, — морщась от боли воскликнул полевой агент.

Глава XII

После того, как Дзок угостил меня напитком, напоминавшим по вкусу кофе, последовал его длинный рассказ о том, что случилось после того памятного заседания Совета. Обрадовавшись тому, что меня оставили хотя бы в живых, Дзок сумел попасть в группу ученых, отправляющихся в ту же временную линию, в которую сослали меня. Как сейчас выяснилось, «шпион», которого заметила Оливия, был никто иной как Дзок, которым вынужден был соблюдать конспирацию, чтобы не привлечь своей странной внешностью внимание жителей деревни. Наш неожиданный отъезд в неизвестном направлении сбил Дзока со следа. Из-за того пришлось снова возвращаться в Ксонджил, выяснить наше новое местонахождение и опять перемещаться в Рим. Теперь-то мне стало ясно, что человек, проникший в мастерскую перед самым моим стартом, тоже был Дзок, который, не успев назвать себя, получил отличный удар по голове, надолго выведший его из строя.

Обнаружить меня в этом районе Сети Дзоку помогла «колея», которую пропахал во временной канве Сети мой шаттл.

После того как Дзок рассказал мне о всех его приключениях, выпавших на его долю с тех пор, как он начал поиски, я иронично поинтересовался:

— Вы прибыли сюда, чтобы возместить мне моральный и материальный ущерб, Дзок?

Агент оскалил зубы, что означала у его расы улыбку, и покачал головой:

— Я прибыл сюда, старина, чтобы помочь вам. Похоже, что мне удалось найти способ вернуться вам домой, возможно.

— Но почему «возможно», — поинтересовался я.

— Понимаете ли, Байард, — заметил Дзок. — Дело в том, что повторная фотодиаграмма убедительно доказала, что линии вашего мира не существует в природе, хотя удалось также установить, что еще несколько дней назад она действительно существовала.

Я изумленно уставился на агента, не понимая что к чему. Наконец я выдавил из себя несколько слов:

— Что значит, существовала несколько дней назад? Куда же делся мой мир?

— Это означает то, старина, что по нашим наблюдениям ваш мир 0–0 около месяца назад был уничтожен хегрунами. Теперь всем понятно, что они делали в вашем нелепом времени! Ваше предположение о диверсии со стороны этих негодяев оказалось верным.

— Но как они могли осуществить уничтожение целого мира? — едва вымолвил я.

— Для этой цели можно воспользоваться специальным прибором, называемым прерывателем. Этот прибор был украден у нас, так как очень сомнительно, чтобы хегруны могли сами додуматься до принципов его действия. Этот прерыватель может…

— Постойте-ка, Дзок, — прервал я агента. Мой мозг лихорадочно работал. — Но ведь если бы все было до меня потеряно, вы вряд ли бы рисковали собой и тратили усилия для того, чтобы отыскать какого-то безволосого сапиенса.

Дзок ухмыльнулся:

— Все правильно, старина. У вас есть одна возможность, один шанс. Дело в том, что у нас изобретено одно устройство, позволяющее кое-что предпринять для вашего спасения. Оказывается, по Сети можно перемещаться не только в тех направлениях, которые раньше считали единственными. С помощью изобретенного моим другом прибора можно путешествовать по Сети как бы во времени. То есть, вы, Байард, при наличии нашего аппарата можете попасть в свой мир еще до того, как тот был уничтожен хегрунами.

— Но этот аппарат? Как его достать?

— Вот для этого, старина, я и прибыл сюда, — и с этими словами Дзок встал, прошел в грузовой отсек своего шаттла и вынес оттуда, держа в руках комбинезон из почти невесомой черной ткани.

— Сюда, — Дзок указал на спину комбинезона, — встроен генератор поля новой конструкции, весящий всего несколько унций. Благодаря этому, создается возможность обладателю сего костюма-скафандра перемещаться по Сети без всякого шаттла.

После некоторых усилий, костюм был натянут на меня и Дзок начал инструктаж. Он объяснил мне, что максимальное перемещение, на которое можно рассчитывать, укладывается в двадцать три дня. А так как линия 0–0 была уничтожена хегрунами двадцать одни день назад, то у меня оставалось еще два дня на то, чтобы предупредить о грозящей опасности власти Империума и предпринять активные меры против подготовленного хегрунами нападения.

У меня было довольно много сомнений относительно того, как воспримут мои слова о грозящем вторжении человеко-обезьян власти Империума, особенно в свете моих последних разговоров и встреч с руководством, включая и моего ближайшего друга. Не было никакой возможности и уверенности, что меня внимательно выслушают, а еще меньше — что за этим последуют быстрые действия, направленные на предотвращение нападений. Но сейчас надо было думать не об этом, а о том, чтобы успешно добраться до своего дома. Там уж посмотрим, главное сейчас — ПОПАСТЬ ДОМОЙ!

Дзок объяснил мне как пользоваться кнопками костюма и предупредил о тех ощущениях, которые будут сопутствовать перемещению по Сети. Воздействие силы тяжести ощущаться не будет, но инерция сохранится, поэтому необходимо всячески избегать различных столкновений.

— Ну, вот и все, — в конце концов сказал он. — Желаю вам всяческих успехов, старина. Поверьте, мне очень жаль, что наш Совет так обошелся с вами. Будем же надеяться, что лучшие дни взаимоотношений между нашими расами еще впереди. Счастливо вам и удачи.

Я со слезами на глазах обнял этого милого парня, пожал ему руку и отправился в далекий неизвестный путь.

Глава XIII

Это было долгое и утомительное путешествие. Путешествие через вероятностные миры, во время которого моему взору открывались то бесплодные пустыни Зоны Опустошения, то джунгли менее пострадавших районов. Однажды передо мной открылось что-то в корне отличающееся от этого однообразного ландшафта. Передо, мной промелькнул какой-то город, с низкими одноэтажными зданиями, походящими скорее на сараи, чем на жилые помещения, сложенные из черного камня, протяженностью около ста метров под низким серым небом, покрытым грозовыми тучами. Это видение держалось в моем поле зрения всего каких-то десять или пятнадцать секунд, а потом опять пошла однообразная картина выжженной пустыни. Что это было? Не знаю. По крайней мере, архитектура этих сооружений не соответствовала культуре ни одной из известных картографам Империума разумных рае.

Следуя курсу, установленному Дзоком на автопилоте, я через четыре часа оказался у цели — в районе Стокгольма. Так как оказаться на оживленных улицах столицы было бы в высшей степени неразумно, я выбрал место посадки в нескольких километрах от города. И вот, после того, как вызванные внезапной потерей скорости, темные круги в глазах исчезли, я обнаружил, что нахожусь на заросшей травой равнине, залитой солнцем и вдохнул свежий воздух родины — двадцать два дня тому назад.

Невдалеке виднелась дорога и я направился к ней. По моим подсчетам до Стокгольма было от силы десяток километров. Я решил пройтись пешком, наслаждаясь тем, что я живой и снова дома. Надо было, конечно, спешить, но пара часов пока что ничего не решала.

Через минут сорок меня нагнала повозка, запряженная лошадью и я попросился, чтобы меня подвезли. Я представился начинающим парашютистом, которого отнесло ветром далеко в сторону от нужного места приземления. Всю дорогу возница распространялся о том, насколько это пустое и опасное занятие — прыгать с парашютом и что он никогда бы, даже в случае крайней нужды, не стал бы заниматься этим сумасшедшим делом. Я все молчал, наслаждаясь тем, что снова дома.

Вскоре показалась деревушка Инельсон и когда мы проезжали мимо почты, я соскочил с повозки, попрощался с возницей и, толкнув дверь, оказался в полутемном помещении Государственной Почтовой Службы Империума. Через мгновение я уже смог различить фигуру человека, сидящего за столиком, на котором стоял телефон. Человек выжидающе уставился на меня.

— Извините, пожалуйста, сэр, но мне крайне необходимо срочно связаться со службой Безопасности Империума, вот по этому телефону. И я, четко разделяя цифры, продиктовал:

— 124–72 — ЦБ.

Человек кивнул, протянул руку к телефону, но тут же остановился.

— А кто вы такой, сэр?

— Вы разговариваете с полковником Байардом, милейший, — строго отчеканил я.

— Сейчас, сейчас, — засуетился почтовый служитель и начал нажимать кнопки телефона, набирая нужный мне номер.

Связи ее было.

Ожидая того момента, когда я смог бы свободно переговорить с бароном Рихтгофеном, я случайно взглянул на календарь, висевший на стене, и холодный пот выступил у меня на лбу.

В своих расчетах Дзок ошибся, ошибся всего на один день — таким образом, до катастрофы, нависшей над Империумом, осталось всего несколько часов.

Я вскочил со своего места и бросился к чиновнику, все еще пытавшемуся связать меня с моим начальством. Схватив трубку, я стал ее вырывать как сумасшедший, будто это могло помочь наладить связь.

Внезапно входная дверь с треском раскрылась и в помещение медленно прошествовал невысокого роста полный мужчина с печатью значимости на лице. Он был облачен в мундир Почтового ведомства Империума и на его рукаве блестели лейтенантские шевроны. Он внимательно посмотрел на нашу застывшую скульптурную группу. В его глазах вспыхнул интерес, когда он разглядел мой комбинезон. Потом он обратился к служащему:

— Кто этот человек? — спросил он, указывая на меня, — Что ему нужно?

Не дав служащему вымолвить и слова, я начал говорить:

— Я полковник разведслужбы Байард, лейтенант. Я имею важное сообщение для барона фон Рихтгофена. Дело касается жизни и смерти государства.

— Ваши документы, полковник! — потребовал, очевидно, начальник почты и протянул руку ладонью вперед.

— Видите ли, лейтенант… — начал я, — дело в том, что я выполнял важное государственное задание и поэтому не брал с собой никаких документов, удостоверяющих личность. Но чтобы окончательно развеять все ваши сомнения, то вот вам номер моего домашнего телефона, запишите, 127–17-ЦБ. Вы можете сейчас же позвонить и вам скажут, кто я такой и что я в самом деле выполняю важное задание. И, кроме того, лейтенант, разве в ваши обязанности входит проверять документы у всех посетителей почты?

Начальник побагровел и выпучил на меня глаза. Он несколько раз открыл было рот, словно рыба, вытащенная из воды на сушу, но как и рыба, ничего не сказал.

Я стоял и спокойно наблюдал за происходящим.

Наконец лейтенант справился с собой и хриплым голосом произнес:

— Хорошо. Давайте позвоним вам домой, полковник.

Он повернулся и прошествовал к двери, на которой висела табличка «Начальник почты».

Прошло несколько минут.

Внезапно за моей спиной распахнулась входная дверь. Я повернулся и с удивлением увидел на пороге двух полицейских, которые со странным выражением на лице уставились на меня.

Сейчас же за моей спиной распахнулась с трестом дверь начальника почты и он, стоя на пороге, указывая на меня, закричал:

— Арестуйте этого человека! Он шпион!

Один полицейский подскочил ко мне и потребовал поднять руки, начал обыскивать, другой, держа в руке пистолет, не спускал с меня глаз.

— В чем дело, господа? — изумился я, повернув голову в сторону начальника почты. — Это какое-то недоразумение!

— Что? Недоразумение? — толстяк визгливо рассмеялся. — Вот это да! Ну и шутник попался!

Я недоуменно уставился на него.

— Что вас так рассмешило, лейтенант? Можно наконец объяснить мне, что означает весь этот цирк? Вы что не звонили ко мне домой?

— Ха-ха! В том то и дело, что звонил! Я позвонил домой полковнику Байарду, — торжественно сказал начальник почты. — И мне там сказали, что господин полковник находится дома и сейчас как раз изволит обедать!

Глава XIV

Камера, в которую меня поместили, по стандартам хегрунов наверняка считались бы «люксом», но это все же не помешало мне почти безостановочно стучать по тяжелой обитой железом двери и кричать, чтобы меня немедленно препроводили к начальнику полиции.

У меня был с собой пистолет (Дзок, когда отыскал меня в мире джунглей, отдал мне его назад). По крайней мере, я мог пустить его в ход, но крайность убить человека пока еще не наступила. У меня еще было в запасе несколько часов.

Мою просьбу все же удовлетворили и начальник полиции, вежливо выслушав меня, пообещал тут же созвониться со штабом ближайшей войсковой части.

Уже стемнело, когда я услыхал шум открывшейся двери, и я увидел немного знакомое лицо агента, с которым раза два мне пришлось встречаться на службе. Увидев меня, он пораженно остановился, затем нерешительно двинулся вперед.

Внимательно рассмотрев меня, он сел на скамью, находящуюся в моей камере и выжидающе посмотрел на меня в глаза.

Я попытался напомнить ему, что мы знакомы, хотя, честно признаться, что фамилию его не помню.

Офицер кивнул головой и, повернувшись к полицейским чинам, столпившимся у двери, произнес:

— Действительно, этот человек очень похож на полковника Байарда. Однако, я могу поклясться, что настоящий полковник находится у себя в доме. И поэтому нет никакого смысла беспокоиться в дальнейшем обо всем, что говорит этот самозванец. Хотя…

Офицер еще раз внимательно посмотрел на меня, — Если вас не затруднит, «полковник», — он подчеркнул это слово, — я хотел бы услышать от вас историю, которую вы собираетесь рассказать барону Рихтгофену.

Мне уже было нечего терять и поэтому, попросив разрешения сесть, я начал рассказывать свою историю, страстно надеясь, что на этот раз мне действительно поверят…

Но этого и на этот раз не случилось.

Офицер действительно внимательно выслушал меня.

Когда я закончил, он встал, кивнул мне и повернулся, чтобы выйти из камеры.

Я не мог поверить что этот человек сейчас уйдет, не попытавшись даже проверить то, что только что услышал.

Поэтому я схватил офицера за руку и закричал:

— Неужели вы не верите мне? Что же может тогда убедить вас? Неужели вот этот костюм не может заставить вас начать хоть какое-нибудь расследование?

Офицер остановился, повернулся и, вероятно, только сейчас внимательно разглядел мой комбинезон.

— Давайте его сюда, приятель. Это то, что нам нужно. Если вы говорите правду, не знаю, как мы из всего этого выкарабкаемся.

* * *

Когда дверь за ним закрылась, я еще полчаса нервно ходил из угла в угол своей клетки, изнывая от неопределенности.

Наконец дверь камеры открылась и я увидел маленького человечка в очках с толстыми стеклами. Он назвался профессором Рингвистом и сообщил мне, что внимательно ознакомился с конструкцией моего костюма-скафандра и хотя находит его довольно занимательным, все же все его проводки и схемы абсолютно бессмысленны с научной точки зрения. Я попытался втолковать этому профессору, что его выводы неверны — ведь костюм действует. Что механизмы и приборы комбинезона неразрывно связаны с семантическими особенностями организма и поэтому в чужих руках они абсолютно инертны…

Мою очередную тираду прервал вопль сирены. За дверью, в коридоре раздались топот шагов, слова команды, шум возбужденных голосов. Через мгновение в проеме двери появился знакомый уже мне офицер в сопровождении полицейского.

— А ну, приятель, выкладывай все начистоту! — закричал он, наставив на меня пистолет. — По законам военного времени я могу расстрелять тебя на месте!

— Какого, черт возьми, военного времени?! — в свою очередь закричал я, предчувствуя самое плохое.

— Стокгольм только что атакован неизвестным противником, применившим газовую атаку.

* * *

Приближалась полночь. Офицер, который представился как капитан Бурман, запер дверь моей камеры, приказав никому не приближаться к ней. А мне сказал, что я могу сколько угодно кричать, все равно никто ко мне не подойдет.

Вскоре он снова появился передо мной в сопровождении двух человек в штатском.

— Повторите все свои приключения снова, приятель, — приказал мне Бурман и, обращаясь к неизвестным, добавил:

— Послушайте его внимательно, господа. Это довольно интересно.

Они уселись на скамью, а я остался стоять перед ними. Времени для размышления уже не оставалось. Тот неизвестный противник, который осуществлял сейчас нападение на столицу Империума, был, очевидно, никто иной, как хегруны.

Я вытащил свой пистолет, направил его на сидящих и приказал:

— Очень сожалею, господа, что должен прибегнуть к силе, однако мне надо срочно связаться со Стокгольмом. Дело не терпит отлагательства. Вы видите в моей руке оружие и если внимательно к нему присмотритесь, то, конечно, узнаете в нем пистолет того образца, который выдается только некоторым офицерам надзора Сети! Вдумайтесь хорошенько в происходящее, господа! Разве я прошу так много? Дайте мне связь со штабом и все!

Даже увидев в моих руках оружие, их лица сохранили беспристрастность.

Бурман спокойным тоном произнес:

— Перестаньте валять дурака, приятель. Если вас попросили рассказать свою историю, то рассказывайте. А если вы начнете стрелять, то неужели думаете, что вам удастся выбраться отсюда живым? Кроме всего прочего, хочу вам сказать, что мы все же пытались связаться с бароном Рихтгофеном, но наши усилия не увенчались успехом. Связи нет, а посыльный до сих пор еще не вернулся.

Некоторое время, помолчав, он продолжал:

— В настоящее время Стокгольм захвачен неприятелем. Пришельцы в скафандрах предприняли газовую атаку и легко захватили столицу…

Я в ужасе спросил: — А что случилось с населением?

Бурман печально посмотрел мне в глаза и пожал плечами. — Как вы думаете, что случается с населением во время газовой атаки? Насколько можно судить по данным разведки, все мертвы. Императора, его семьи, правительства — у нас больше нет.

* * *

В это время в коридоре снова раздался шум, грохот, топот ног и выстрелы. Потом раздался чей-то крик: — Обезьяна!

Я навел свой пистолет на дверь, уже начавшуюся прогибаться под чьими-то ударами, намереваясь выстрелить как только на пороге объявится первый хегрун.

Дверь вывалилась и в проеме показалась фигура, одетая во все белое.

Я остолбенел, а потом с радостным воплем бросился вперед. Передо мной стоял, радостно скаля зубы, Дзок!

Дзок, который прибыл сюда, чтобы помочь мне!!! И эта помощь действительно была сейчас мне необходима.

Через минуту я вкратце обрисовал ему сложившуюся ситуацию. Агент сокрушенно покачал головой, но я принимал это на свой счет. Наконец, я закончил говорить и стал слушать Дзока.

Как оказалось, он был с одной щекотливой миссией в одной из линий вероятности. По возвращении домой, в столицу Администрации Зай, он с удивлением обнаружил, что хегруны предприняли удачную попытку захвата его мира. Ни о каком существовании какого-либо органа власти ксонджлианцев, способном организовать отпор захватчикам, не могло быть и речи — планеты полностью находились в рамках захватчиков. Дзоку и его отряду пришлось с боями отступать, и он решил отправиться вслед за мной, в надежде получить помощь у властей Империума.

Обнаружив, что здесь ему бессильны помочь, он было совсем пал духом, но я решительно переубедил его. Я предложил, чтобы он помог нам, так как только с нашей победой у него оставался шанс на успех.

После девятиминутной беседы мы (вместе с Дзоком, капитаном Бурманом и двумя штатскими, которые, кстати, оказались высокопоставленными учеными-физиками) разработали план действий. Это был не самый лучший план, но все же это было гораздо лучше, чем ничего. Согласно ему, я должен был снова, одев шаттл-костюм (в котором предварительно Дзоком должны были быть проделаны кое-какие переделки и переключения), пробравшись в город, перенестись в то любопытное временное состояние, которое ксонджлианцы поэтически называли «обратной стороной времени».

Глава XV

И вот я снова оказался на улицах Стокгольма, где все предметы были окружены странным светящимся ореолом. Я снова был в безлюдном городе, который впервые увидел после той необъяснимой встречи со светящимся человеком в подвале Службы Безопасности Империума.

Но тогда, если мне не изменяет память, часы показывали 12.05, а теперь уже 12.25 и уже нельзя было не дать этому странному человеку совершить то, что он совершил. Но еще можно было успеть разведать местонахождение хегрунов, выяснить, где находится установка разрыва непрерывности пространства и благополучно вернуться…

Странная вещь это состояние — НУЛЕВОЕ ВРЕМЯ!

Позади меня на земле не оставалось следов, тогда как впереди виднелась целая их цепочка. Взглянув на часы, установленные на церковной башне, я с ужасом обнаружил, что сейчас уже 12.01 — время двигалось в обратном направлении.

Перестройка, которую сделал в моем комбинезоне Дзок, достигла нужного эффекта. Уже через секунду осмыслил я происходящее со мной. То, что я нахожусь в нулевом времени показывало это странное свечение. Однако мы совершенно выпустили из вида нашу предыдущую регулировку костюма! Регулировку, направленную на перемещение назад во времени!

Неподалеку от меня беззвучно возникла фигура, двигающаяся по направлению ко мне задом наперед — словно фильм, показываемый в обратном направлении. Я прижался к стене и с замиранием сердца узнал в незнакомце хегруна. Вытащив пистолет, я приготовился к бою, однако человеко-обезьяна прошла мимо, даже не повернув в мою сторону своего лица. Вот это уже было интересно! Я решил немного поэкспериментировать. Направив пистолет на нового хегруна, я сделал ему шаг навстречу. Никакой реакции!!! Следовательно, я стал невидим для захватчиков! В то время как сам мог их видеть. Очевидно это было одним из эффектов пребывания в нулевом времени. А, может быть, всему виной то, что я нахожусь сейчас в обратном времени?

Причина этого была мне известна, но тем не менее этот эффект несомненно давал мне значительные преимущества.

Вот уже более получаса я шел следом хегрунов. На пути мне сначала попадались хегруны-одиночки, потом целые группы. Затем колонна из двадцати-тридцати обезьяно-людей и все они двигались задом наперед, направляясь в сторону Вокзала Сети, из района расположения штаба Разведслужбы Империума.

Я пересек Северный мост, двигаясь сквозь сплошной поток заполнивших все дороги хегрунов. Сейчас я уже вернулся на три четверти часа назад во времени с момента своего старта. Сколько времени прошло в линии 0–0 Империума, я не знал.

Войдя в вестибюль с высокими потолками, который я покинул всего несколько недель назад, я обнаружил огромное количество жестикулирующих и разговаривающих друг с другом хегрунов, которые заполняли все огромное пространство зала. Я смело начал таранить эту толпу — невольное любопытство толкало меня выяснить, откуда они здесь берутся.

Свернув в коридор, я подошел к маленькой двери, на которой висела табличка «Служебная лестница». Из открытой двери непрерывным потоком задом наперед выходили толпы хегрунов. Именно тогда, в эту дверь я и вошел, преследуя огненного человека.

Поток непрерывно выходящих из этих дверей хегрунов постепенно иссякал. Я стоял немного в стороне и с удивлением следил за этим удивительным зрелищем. То неимоверное количество хегрунов, которое я встретил за время своего пребывания в нулевом времени — все они исчезали (А, может, появлялись?) в том ограниченном пространства маленькой комнатки за дверью. Этого не могло быть, если только… если только там не было устройства, позволяющего переходить из нулевого времени в нормальную временную последовательность.

Когда два последних хегруна перешагнули через порог комнаты, я последовал за ними и остановился, пораженный увиденным.

Мерцающий диск футов в десять в диаметре свободно парил в воздухе в нескольких дюймах от пола.

Один из двух оставшихся захватчиков спиной подошел к нему, слегка согнулся, подпрыгнул и исчез… Исчез, как заяц исчезает в цилиндре фокусника.

Последний хегрун сказал что-то в маленькое переговорное устройство, висящее на шее, и через мгновение исчез тоже.

Все это смотрелось каким-то чудом, чудом по сравнению, с которым все наши шаттлы и прочее казались ничем иным как детскими игрушками.

Я позволил себе секунду отдыха, чтобы собраться с мыслями, проанализировать увиденное и попытаться понять смысл действий хегрунов.

Постепенно картина происходящего стала передо много проясняться. Так как я находился сейчас в обратном потоке времени, то видел уже первые факты трагедии, постигшей мой мир.

Очевидно, хегруны, сделав переброску в нулевое время посредством механизма-диска, вышли в обычное время и устроили газовую атаку, тем самым захватили спящий город. Спрятав прерыватель непрерывности, они опять-таки воспользовались диском, перенеслись в нуль-время и отправились на Вокзал Сети. Отсюда они собирались отправиться к себе домой… Некоторые детали этого рассуждения были еще недостаточно ясны, однако пора было уже закрыть рог и заниматься диском. При помощи этого мерцающего механизма хегрунами был установлен прерыватель времени, а вот где он находится, можно было узнать только последовав за ними.

* * *

Я сразу ощутил, что нахожусь в нормальном времени. Впереди и сзади меня простирался какой-то коридор, наполненный светом люминесцентных ламп. Призрачного мертвенного мерцания нулевого времени не было и в помине. Так как я продолжал находиться в обратном времени, на меня никто не обращал внимания — как еще по другому можно объяснить эффект моей невидимости?

Здесь было очень много хегрунов и среди них я узнал того, что последовал из нулевого времени самым последним, вернее, тогда он был первым, кто был послан на разведку.

Шесть недель назад, а, может быть, сегодня ночью, — (и тот и другой взгляд на эти вещи был одинаково правомочен), я видел их садящимися в свои шаттлы, чтобы вернуться в свою линию мира, вернуться посла завершения своей чудовищной миссии.

Сейчас я видел все это в обратном направлении — с победным видом, готовых начать вторжение, чтобы осуществить газовую атаку в сонном городе.

Я опять прокрутил в уме порядок событий, но так и не смог понять, зачем им нужно было проводить газовую атаку на город, если через несколько мгновений этот город будет и так обречен погибнуть вместе со всей планетой?

Но через мгновение и это стало мне понятно. Хегрунам нужно было тихое, спокойное место, где они могли бы установить механизм разрыва непрерывности времени. Место, где этот механизм был бы в неприкосновенности в течение того времени, которое было им необходимо на уничтожение линии мира 0–0.

Сейчас надо было как можно быстрее найти эту адскую машину (взрыва я не опасался), иначе будет поздно, она будет разобрана и унесена — я уже свыкся о мыслью, что живу во времени, которое течет в обратную сторону.

* * *

Я осмотрелся, хегруны беспорядочно двигались по коридору, подгоняемые своими офицерами. Внезапно я заметил хегруна без шлема, который в сопровождении нескольких солдат-хегрунов вышел из какой-то двери и направился по проходу от меня.

Ему почтительно уступали дорогу.

Недолго думая, я подошел к этой двери, из которой вышел этот начальник, толкнул ее и оказался в небольшом помещении. Здесь было четверо хегрунов, склонившихся над треногой, на которой стояла какая-то массивная конструкция. Один из обезьяно-людей ковырялся в ней.

Мне стало ясно — это было ничто иное как механизм разрыва непрерывности времени!

Недолго думая, я подбежал к треноге, снял с нее массивную конструкцию прерывателя, прижал к себе, чувствуя всем телом тикание таймера внутри нее.

Выбежав из комнаты, я быстро устремился по коридору, прошел через мерцающий диск и помчался по улицам нулевого Стокгольма к Вокзалу Сети.

Через минут двадцать я был уже у цели. Все это время я старался не обращать никакого внимания на газ, струившийся по улицам города, страстно надеясь, что этот костюм достаточно надежен, как это уверял Дзок.

Достигнув ангаров, я проник вовнутрь и подошел к шаттлу, стоявшему последним в ряду машин — к тому же шаттлу, с которым ранее уже имел дело. Я знал, что этот аппарат имеет автоматически запрограммированное устройство, позволяющее вернуться на линию мира хегрунов. И поэтому, открыв дверцу машины, я поставил механизм прерывателя на пол, посмотрел на часы и облегченно вздохнул.

Дзок говорил мне, что согласно расчетам механизм разрыва непрерывности был приведен в действие около двух часов ночи. Именно в это время наш мир 0–0 перестал существовать, по данным картографической службы ксонджлианцев.

Сейчас было без четверти двадцать часов. Так как перемещение из мира Империума в линию хегрунов заняло у меня около трех часов, нужно было обождать еще минут десять. Подождать, прежде чем отправить этот шаттл с его смертоносным грузом в последний полет.

Я присоединил к рычагу управления кусок веревки, которую нашел по пути сюда, прикрыл дверцу машины, протянул до ближайшего укрытия и стал ждать…

Прошло семь минут… восемь…

И вот, с силой дернув за провод, я услыхал слабый гул и увидел, что шаттл задрожал, став на мгновение прозрачным. Через секунду он приобрел свои прежние вещественные очертания. Непосвященный мог подумать, что произошла какая-то непредвиденная поломка, но я-то знал, что все идет как надо. Шаттл уже был в полете, а сейчас передо мной находилась его производная реальность.

Глава XVI

Оказавшись на улице, я снова направился в здание штаба Разведки Империума.

Одна мысль не давала мне покоя. Сейчас передо мной стояла одна задача — решить ее надо было без ошибки. Так как ценой неверного ответа могла быть гибель целой Вселенной!

Необходимо было срочно отыскать устройство, посредством которого хегруны проникли в нулевое время Империума. Согласно указаниям Дзока, прибор необходимо было искать в нормальном времени линии 0–0 Империума. «Вот еще одна причина для проведения газовой атаки» — отметил я про себя, продолжая свой путь сквозь мерцающий свет нулевого времени.

В раскрытых дверях штаба, в силу обратного течения времени исчезали последние хегруны.

Наконец последний захватчик исчез и я, находясь в тени здания, припоминая инструкции Дзока, последовательно нажал ряд кнопок на своем комбинезоне-скафандре. Что должно было обеспечить мне возвращение в обычное время. Вновь испытав головокружение (верный признак того, что произошел временной скачок), я, крадучись, вошел в вестибюль. Дзок утверждал, что скорее всего первые лазутчики хегрунов где-то в подвалах штаба установили механизмы нулевого времени, обеспечив тем самым начало операции по захвату и уничтожению нашей Вселенной.

В здании штаба было тихо. Согласно разработанному плану, я должен был сейчас, пользуясь индикатором «нуль-времени» (на левом рукаве моего комбинезона), определить местонахождение установки хегрунов, но при этом не забывать, что где-то в этом здании скрываются лазутчики захватчиков. Внезапно я с удивлением обнаружил мерцающее бледное сияние, окружающее все предметы — верный признак того, что я все еще нахожусь в нулевом времени!

Это было настолько неожиданно для меня, что чуть не повергло в панику. Со всеми этими временными штучками я до сих пор никогда не сталкивался и поэтому неудивительно, что я несколько минут не мог прийти в себя.

Или мой костюм-шаттл не сработал (но я ведь явственно ощущал переход!!!), или произошло что-то до сих пор мне неизвестное. Может быть, сейчас я нахожусь уже в нулевом времени, создаваемом самой установкой хегрунов? Кто знает? Если это так, то смогу ли я ее отыскать?

Через полчаса безуспешных поисков, я измученно сидел в одной из комнат подвала, обдумывая дальнейший ход своих действий.

И тут мне в голову пришла одна мысль. А почему я до сих пор не побывал в том помещении, откуда недавно похитил хегрунский «прерыватель пространства?»

Через несколько минут я уже был там и в углу, за какими-то ящиками, покрытыми брезентом, обнаружил то, что искал — маленький металлический ящичек — механизм нулевого времени хегрунов. Он тихо гудел, ожидая своих хозяев, которые должны были скоро появиться, чтобы унести его с собой.

Достав из набора инструментов отвертку, я осторожно открыл ящичек и увидел внутри полузнакомые схемы и детали, в которых через некоторое время я узнал то, что является сердцем моего шаттл-костюма. У меня уже была на этот счет довольно фантастическая идея — идея, для воплощения которой мне могло бы не хватить знаний, но которая все же позволяла на что-то-надеяться.

Двадцать минут спустя, я все же добился того, чего хотел. Поменяв контакты в механизме, как это ранее сделал с моим костюмом Дзок, я добился того, что механизм установит контакт не с настоящим временным уровнем, а уровнем будущего, примерно, через одну или две недели. Имея в запасе время, я надеялся, что сумею убедить разведку Империума в том, что я не маньяк, имеющий сходство с полковником Байардом, а настоящее, вернее, второе его «Я», и что я прав в своих высказанных им выводах.

В тот момент, когда я снял крышку прибора, у меня уже была некоторая уверенность, некоторый проблеск надежды — надежды, что, вернувшись в прошлое до начала нападения хегрунов, я смогу изменить ход событий.

Теперь же пора было уходить. Я переключил управление костюма в надежде вновь оказаться в реальном времени. Следующий шаг, который я должен был сделать, мне самому не очень-то нравился, но делать его все же было надо.

Поднявшись по лестнице в коридор первого этажа, я к своей радости увидел группу знакомых мне людей из разведки. Я с трудом подавил в себе желание закричать им вслед (ведь я жил еще в обратном времени — они все равно не услышали бы меня!).

Сейчас недостаточно было бы переключить управление костюма в сторону нормального прямого хода времени, чтобы люди разведки с распростертыми объятиями бросились мне на грудь. Ведь в прямом времени уже существовал один Байард — шестинедельной давности, который именно сейчас на своей вилле обедал. Кроме того, появившись здесь в этом странном одеянии, в грязи и со щетиной на щеках — новый Байард вряд ли вызвал бы к себе доверие и расположение.

Но все же я надеялся на лучшее. Я вошел в один из пустующих в это время кабинетов и, не подумав о возможной ошибке в расчетах при регулировке, отключил питание комбинезона и откинул шлем.

Сначала мне показалось, что все идет нормально. Но потом, когда я взял со стола нож для разрезания бумаги, то с удивлением обнаружил его по-прежнему лежащим на столе. Опять что-то пошло не так! Но когда через мгновение нож со стола все же исчез, только тогда я понял, что хоть питание шаттла-костюма отключено — я продолжаю жить в обратном времени. Защелкнув шлем, я снова стал манипулировать контактами комбинезона, сожалея, что в спешке не сделал никаких записей инструкций Дзока о том, как производить регулировку времени.

Но тут произошло что-то ужасное. Сейчас не было такого обычного чувства тошноты и головокружения, которое обычно можно было испытывать при переходе временного интервала. Вместо этого я услышал страшный шум в ушах, тяжесть в ногах. Воздух, которым я сейчас дышал, показался мне плотным как вода.

Через мгновенно я увидел, что мой костюм на глазах начал покрываться слоем льда и вскоре почувствовал, что постепенно превращаюсь в ледяной столб, вмерзший в пол.

Я начал кое-что понимать.

Регулируя механизм костюма-шаттла, я восстановил нормальное направление во временной прогрессии, изменив однако при этом уровень энтропии в сторону уменьшения.

Попытавшись оторвать ногу от пола, я неловко повернулся и упал. Мой ледяной панцирь раскололся, предоставив мне возможность онемевшими пальцами произвести манипуляцию с кнопками управления.

Сразу стало немного легче. Лед растаял, оставив только облачко пара и капельки воды.

Но, попытавшись подрегулировать механизм энтропии, я с ужасом убедился в том, что фиксатор управления не работает.

А тем временем уровень энтропии постепенно повышался. Мое тело (вернее костюм) стало постепенно горячим настолько, что краска на полу вздулась огромными пузырями в том месте, где находились мои ноги.

Я толкнул дверь в коридор — и в ужасе остановился на пороге. Передо мной стоял хегрун. Очевидно это был разведчик, посланный для проведения рекогносцировки. Времени для размышления не было — огромный, как гризли, хегрун ломился вперед, явно собираясь поиграть со мной. Я успел подумать, что все же оказался прав, считая, что пришелец и прошлое — может изменить уже виденное будущее — уничтожив его!

Стычка с обезьяной-человеком была короткой. Получив страшные ожоги груди и живота (после объятий со мной) хегрун бежал, завывая от боли.

Я огляделся. Следы на полу медленно дымились под подошвами моих ног.

Жара, усталость, голод, жажда (сорок семь часов без сна и отдыха!) сделали свое дело. Моментами я еще понимал, что надо делать (сознание мое начинало мутиться), но тут же эти мысли прерывались хаотичными обрывками каких-то рассуждений и впечатлений.

Из последних сил я двинулся вперед, падая и подымаясь, оставляя на своем пути обгоревшие отпечатки ног и рук.

Я должен был предупредить! ДОЛЖЕН!!!

Снова на пути возник хегрун.

Я ударил его всем весом своего тела и обезьяна рухнула на пол, ударившись головой об угол какого-то стального ящика.

Со стороны какой-то двери послышался шум и я, повернув голову на этот звук, смутно различил фигуру человека, в которой было что-то странно знакомое…

Человек подошел поближе и протянул мне руку. Я протянул свою… и… между нашими руками сверкнула молния. На мгновение передо мною промелькнуло невероятное лицо… и потом все исчезло.

Темнота, темнота, темнота.

Глава XVII

Это была чудесная постель, свежая и прохладная. Сон тоже был замечательный. Лицо Барбро совершенно как у богини охоты в обрамлении медных волос. Где-то в глубине сознания ворочались мрачные мысли, которые позже придется вытащить оттуда и разобраться с ними… но не сейчас…

Но тут греза склонилась ко мне и в ее дымчато-серых глазах были слезы, хотя губы улыбались… И вот я их целую и это уже явь, а не сон! Я поднял руку и в мое поле зрения попали бинты на ней.

— Барбро, — услышал я свой хриплый голос.

— Манфред! Он проснулся! Он узнал меня! — ты слышишь, он узнал меня!

— Ну, он был бы уже совсем плох, если бы не узнал тебя, дорогая, — произнес чей-то голос и надо мной склонилось не столь прекрасное, но все же довольно симпатичное лицо. Барон фон Рихтгофен улыбался мне, но его лицо выражало крайнюю озабоченность.

— Что случилось, Брайан? — холодные кончики пальцев Барбро коснулись моего лица. — Когда ты вернулся домой, я позвонила Манфреду и он сказал, что ты исчез. Они обыскали все здание и нашли загадочные обуглившиеся следы…

— Может быть, не нужно его сейчас волновать? — пробурчал барон.

— Да, да, конечно. Но сейчас все хорошо и это главное. Отдыхай, Брайан. Ты сможешь рассказать нам обо всем после.

Я хотел ей что-то сказать, но почувствовал как сон наплывает на меня теплой волной и я позволил себе утонуть в его зеленой глубине.

* * *

Проснувшись в следующий раз, я почувствовал страшный голод. Барбро сидела у кровати, глядя на зеленую крону дерева за окном.

Я несколько минут лежал тихо, любуясь ее нежной щекой, изгибом шеи, длинными ресницами. Через несколько секунд она обернулась и улыбнулась мне. На ее лице возникла радостная улыбка, словно солнце после весеннего дождя.

— Похоже, что я уже в полном порядке, — сказал я и мой голос был уже более узнаваем.

Потом были долгие счастливые минуты, немного шепота и глупых ласковых слов вперемешку с поцелуями. Немного позднее появился Манфред, за ним пришел Беринг и Люк. Сейчас все приобрело более четкий и деловой характер.

— Скажи мне, Брайан, — произнес деланно-сурово Рихтгофен, — как тебе удалось, уйдя из моего кабинета, исчезнуть на несколько часов и оказаться потом найденным без сознания рядом с чудовищной полуобезьяной? Каким образом на тебе оказался какой-то маскарадный комбинезон? Как ты мог бы объяснить нам свою почти трехдневную щетину? Что значат все твои ссадины, ушибы, кровоподтеки? Я уже не буду спрашивать об ожогах второй степени, обморожении или же о разбитых зубах?

— Какой сегодня день? — спросил я.

Манфред ответил.

Значит я был без сознания около сорока восьми часов. Два дня прошло с момента предполагаемого нападения хегрунов… и они до сих пор не появились здесь!

— Послушайте, друзья, — начал я, — тому, что я собираюсь сейчас рассказать, довольно трудно поверить, но вы видели тот труп, что нашли рядом со мной и я надеюсь, что вы постараетесь…

— Это действительно очень странное существо, Брайан, — перебил меня Герман. — Оно, наверное, напало на тебя и этим можно было бы объяснить некоторые твои раны, но что касается ожогов…

Я тоже перебил его и рассказал все без утайки.

Они молча слушали. Мне приходилось дважды останавливаться, чтобы перевести дух, но я старался ничего не упустить.

— Вот так! — удовлетворенно закончил я свой рассказ. А теперь скажите, что это все мне просто приснилось, но не забудьте объяснить, как мне мог присниться этот мертвый хегрун.

— Твой рассказ невероятен, безумен, фантастичен и явно является галлюцинацией, вызванной сотрясением мозга, — сказал наконец после некоторого молчания Герман. Но тем не менее я почему-то верю каждому твоему слову. Мои специалисты доложили мне о странных показаниях приборов надзора Сети. То что ты сейчас рассказал, совпадает с нашими наблюдениями. А тот момент, когда тебе удалось переместить нападение пришельцев на несколько недель в будущее — это, пожалуй, самое интересное!

— Я не знаю как далеко удалось мне передвинуть их, — сказал я. — Но, надеюсь, что вы хорошо подготовитесь к их появлению.

Герман прочистил горло.

— Я как раз подхожу к этому, Брайан. Ты сам говорил о своем неквалифицированном регулировании механизма МК, который ты привез из своего приключения, кстати, он вызывает мое восхищение, но я, кажется, уклонился от темы. Так вот, ты сказал, что собирался перебросить хегрунов, так кажется ты их назвал, в будущее. Но, боюсь, что вместо этого ты перебросил их в уровень прошлого нашей линии 0–0.

На мгновение в палате воцарилось гробовое молчание.

— Что-то я не совсем понимаю тебя, Герман, — хрипло произнес я. — Ты что же хочешь сказать, что они уже нападали на нас? Что же получается, скажем один месяц назад они уже воевали с нами, так?

— Точного расположения их во времени я не могу тебе указать. Но совершенно ясно, Брайан, что они были отброшены назад во времени, а не вперед!

— Но это уже не так важно, дорогой, — улыбнулась мне Барбро. — Где бы они сейчас ни были, они нас уже не беспокоят. Благодаря твоей храбрости, мой герой!

Все рассмеялись а у меня покраснели уши. Манфред включился в разговор, упомянув об огненном человеке.

— Странное это должно быть чувство, встретиться лицом к лицу с самим собой! — произнес он.

— Вы напомнили мне, — заметил тут же я во внезапно наступившей тишине. — А где же… другой я?

Никто ничего не сказал. Затем Герман щелкнул пальцами.

— Мне кажется, я могу дать тебе ответ на этот вопрос. Это довольно интересная проблема в физике континуума — но я считаю, что можно принять аксиому за факт, что парадоксы столкновения лицом к лицу двух вариантов одной личности несовместимо с сущностью одновременной реальности. Поэтому, когда такая конфронтация возникает — что-то должно уступить! В твоем случае непреодолимая энтропическая перегрузка была снята путем перемещения одного варианта этого единого «я» в плоскость, которую ты назвал «нулевым временем» — там, где ты встретился с хегрунами и пережил свое странное приключение.

— Но твой друг Дзок, — сказала Барбро, — мы должны что-то сделать, Манфред, чтобы помочь его народу против этих монстров, которые захватили его мир. Мы могли бы послать туда войска…

— Боюсь, что ты не совсем поняла то, что сказал Брайан о местонахождении механизма разрыва непрерывности, дорогая, — перебил ее Герман. — Судя по той точности, с которой он произвел отправку шаттла с механизмом в линию мира хегрунов, он сработал своевременно, избавив нас всех от опасности.

— Дзок был нрав, — печально сказал Манфред, — Мы действительно раса любителей геноцида. Но, наверное, нас такими делают законы природы.

— Но наша задача помочь слабо развитым, я имею ввиду технически, народам этих А-линий, — настаивала Барбро, — Бедная Оливия, мечтающая о лучшем мире и не имеющая возможности познать его, потому что мы эгоистично держим наши богатства при себе.

— Я согласен с тобой, Барбро, — кивнул Манфред. Нам нужно менять политику. Но надо бы тебе знать, что не так то легко принести то, что мы называем просвещением, отсталым пародам. Всегда найдутся противники. Как ты думаешь, воспринял бы этот Наполеон Пятый предложение стать вассалом нашего императора, в положительном смысле?

Барбро взглянула на меня.

— Ты был наполовину влюблен в эту Оливию, Брайан, — сказала она, — Но я прощаю тебя. Я не настолько глупа, чтобы приглашать ее жить в нашем доме в качестве гостьи, но ты должен устроить так, чтобы она приехала, слышишь, приехала сюда!

На лестнице раздался топот ног. В комнату, запыхавшись, вбежал молодой человек в белом сюртуке.

— Вас вызывают к телефону, гepp Беринг, произнес он.

Герман встал и вышел, а мы продолжили наш разговор.

— В какой-то мере жаль, — сказал Манфред, что эти хегруны были так тщательно аннигилированы благодаря твоему старанию, Брайан. Новое племя людей, только отдаленно родственных нашей расе, но имеющий довольно высокий уровень развития технической культуры…

В комнату опять вернулся Герман, потирая виски и растерянно моргая.

— Я только что разговаривал с лабораторией Сети, — произнес он с порога. — Они смогли приблизительно вычислить пункт прибытия незадачливых захватчиков-хегрунов. Расчеты были сделаны на основании некоторых следов, зарегистрированных нашими приборами за пять лет.

— Пять лет? — хором переспросили мы.

— Да, именно за пять лет. То есть, за время с момента установки нашего нынешнего усовершенствованного оборудования. За этот период было отмечено несколько аномалий в показаниях приборов. Теперь, в свете утверждения Брайана, мы наконец-то можем дать им хоть какое-то объяснение.

— Ну, ну же, Герман! — поторопил его Манфред, — Избавь нас от драматической паузы! Говори скорее!

— Короче говоря, джентльмены, хегруны оказались заброшенными на пятьдесят тысяч лет в прошлое! Это произошло благодаря регулировке, которую произвел Байард.

Наступила тишина. Потом я услышал свой собственны и смех.

— Значит они все же сделали это, только немного рановато!

— Думаю, что они благополучно достигли эпохи неолита и остались там, — кивнул Манфред. — Еще думаю, что они хоть и с трудом, но все же приспособились к своему неожиданному превращению в технически отсталую расу, эти несколько сот отщепенцев во времени. И еще я думаю, что они так никогда и не утратили своей ненависти к безволосым сапиенсам, которых они повстречали там, на холодной Земле, пятьдесят тысяч лет назад.

— Похоже, что так и было, — согласился я, — Они благополучно прибыли в эпоху мамонтов и ледников. Но так как у них не было с собой техники, то постепенно деградировали. А так как их было довольно мало, то они выродились и оставили свои кости на нашей грешной земле, которые впоследствии были найдены нашими археологами и названы неандертальцами…

Берег динозавров