жали и открылись. — Дафна! С тобой все в порядке?
Какое-то мгновение девушка недоуменно оглядывалась вокруг. Потом ее глаза остановились на Лафайете.
— Ланцелот? — прошептала она. — Ланцелот… любимый…
— Ладно, пошли. — проворчал сержант.
Лафайет с отчаянием посмотрел через плечо, когда его вытаскивали из комнаты.
IX
Лафайет, дрожа, сидел в полной темноте, прислонившись к сырой каменной стене. Гробовая тишина нарушалась только мягкой возней мышей в охапке соломы и тяжелым дыханием, доносившимся из дальнего конца комнаты. Второй пленник, его товарищ по несчастью, так и не проснулся, когда его швырнули в камеру, и спал уже несколько часов. Аромат Лунной Розы, духов Дафны, все еще оставался в памяти Лафайета, несмотря на удушливый козлиный запах темницы. Воспоминания об этих мягких теплых формах, которые он так недолго держал в руках, щемили его сердце каждый раз, когда он начинал перебирать в уме все те события, которые произошли в нем в Стеклянном дереве.
— Да, уж, операцию я провел блестяще, лучше не придумаешь, — пробормотал он. — Мне повезло абсолютно во всем, я даже с первого часа попал в ее комнату, и, тем не менее, я все только напортил. Да и вообще, я не совершил ни одного правильного поступка с тех пор, как впервые оказался на мельнице. Я подвел всех, начиная со Свайхильды и кончая Родольфо и Пинчкрафтом, не говоря уже о Даф… я имею в виду леди Андрагору.
Он поднялся на ноги, сделал 4 шага вперед, — дальше, как показали исследования, шла стена, о которую можно было больно удариться, — потом 4 шага назад.
— Но хоть что-то могу я сделать, — прошипел он сам себе. — Может быть…
Он зажмурился — действие совершенно необязательное в сложившейся обстановке — и сконцентрировал свою пси-энергию.
— Я опять в Артезии, — пробормотал он. — Только что вышел в сад с костюмированного бала, чтобы глотнуть свежего воздуха — вот почему на нем этот нелепый костюм, который дал Спропрояль, — и через секунду-другую я открою глаза и пойду обратно…
Постепенно его голос становился все слабее и слабев. Зловоние камеры не позволяло убедительно представить прогулку в саду, где самым плохим запахом был запах гардинии.
— Ну, тогда… я инспектирую трущобы, — воодушевленно начал было он. — Разве что в Артезии нет нигде никаких трущоб. А как насчет Колби Корнерс? — продолжал рассуждать он. — Ну, да, там есть чудесные трущобы, обитатели которых только счастливы держать уголь в ваннах.
Он зажмурился еще сильнее, концентрируясь как можно тщательнее.
— Я — член Федеральной Комиссии по оказанию помощи, — уверил он сам себя, — и провожу исследования для моей книги, сколько времени требуется средней семье непреуспевающих супругов превратить чистую новую современную квартиру в определенный хаос, к которому они привыкли…
— Послушайте, а вы не могли бы галлюцинировать несколько потише, — вызывающе произнес скрипучий голос из дальнего угла камеры. — Я пытаюсь хоть немного вздремнуть.
— А, так значит, вы все-таки живы, — не менее вызывающе ответил Лафайет. — Не могу не восхититься вашей способностью спать без задних ног в этом осином гнезде.
— А вы что можете предложить? — послышался незамедлительный ответ. — Чтобы я, не умолкая, жаловался на все, что меня здесь раздражает?
— Как нам отсюда выбраться? — резко сказал Лафайет. — Вот о чем надлежит думать.
— Вопросы и я задавать могу, а вот как на них ответить?
«Этот голос, — подумал О’Лири, — отличается высокомерной наглостью и одновременно жалостью к самому себе. В общем, неприятный голос», — решил он, с трудом сдерживая желание ответить в тем же тоне.
— Дверь я проверил, — сказал он с наигранной веселостью. — Насколько я могу судить, она состоит из одной стальной плиты, так что это ограничивает наши возможности в этом направлении.
— Неужели какая-то там стальная дверь может нас задержать? Судя по вашему голосу, я почему-то решил, что вы сорвете ее с петель и стукнете по голова первого, кто вам попадется под руку.
— … а это означает, что нам придется искать какой-нибудь другой выход, — закончил свою мысль О’Лири, заскрежетав зубами.
— Прекрасно. Вот и займитесь этим. А я посплю. У меня были совершенно жуткие 48 часов.
— Да, ну, кто бы мог подумать? Хотя их вряд ли можно сравнить с моими последними двумя сутками. Я спускался с верхушки ветряной мельницы, боролся с гигантами и пиратами, два раза сидел в тюрьме, один раз мне чуть было не отрубили голову, я свалился в шахту лифта, меня судили за шпионаж, после чего я летел на ковре-самолете — все это, не говоря о теперешнем ужасном положении.
— У-уу-ха! — зевнул товарищ Лафайета по камере. — Счастливчик! Я был куда более занят; договаривался с сумасшедшим принцем, обманул герцога, провел рискованную операцию по спасению, обманул колдунью, причем меня били, пинали, колотили, а потом швырнули в темницу.
— Понятно. Что же вы собираетесь по этому поводу предпринять?
— Ничего. Видите ли, все это на самом деле сон. Через некоторое время я проснусь, и вас здесь не будет, а я смогу опять продолжать заниматься своими рутинными делами.
— О, теперь понимаю. Вы просто чуть сдвинулись от одиночества. Это даже смешно, — добавил он со смешком, — чтобы вы считали меня фрагментом своего кошмара. Помню, я сам считал так раньше почти обо всем, пока не убедился, что нахожусь в мире реальном, даже слишком.
— Так что, если вы прекратите болтать и дадите мне опять заснуть, то я буду вам очень благодарен, — заявил наглый голос.
— Послушай-ка меня, Спящая Красавица, — резко заявил О’Лири. — Все это настоящее, можешь не сомневаться. Может, ты и свихнулся чуть-чуть от своих переживаний, но постарайся вбить себе в голову: ты сейчас в темнице, настоящей, реальной темнице, в которой бегает куча мышей. И если ты не хочешь сгнить заживо или дожидаться, когда за тобой придет палач, то потрудись приподнять свое заднее место!
— Убирайся. Я еще не выспался.
— С каким бы удовольствием я отсюда убрался, если мог бы! Ну же, поднимайся, соня! Может быть, вдвоем нам удастся что-нибудь придумать!
— Чушь. Ты самый обычный фрагмент. Мне надо опять заснуть, и когда я опять проснусь, то опять окажусь на Хэтчер Коссроуде, в лавке зеленщика у Боусера.
Лафайет злорадно засмеялся.
— Ты напоминаешь мне одного невинного беднягу, которого я когда-то знал. Кстати, где расположена эта Хэтчер Кроссроуд?
— В Оклахоме. Но ты этого не можешь знать. Это не имеет к моему сну никакого отношения.
— Оклахома… Ты хочешь сказать, что ты из Америки?
— Смотри-ка, значит ты знаешь об Америке? Впрочем, почему бы и нет? Я думаю, в теории ты ведь должен знать то же, что и я? Ну, да ладно, прощай, я опять засну.
— Подожди-ка — настойчиво проговорил О’Лири, — Ты хочешь сказать, что ты прибыл сюда из США? Что ты не туземец на Меланжа?
— США? Это еще что такое? И, естественно, я не туземец. Я же не бегаю в набедренной повязке, размахивая копьем.
— Этого я не знаю — в темноте не видно. Но если ты из Оклахомы, ты должен знать, что такое США!
— Может, ты хочешь сказать, СК?
— А это еще что?
— Соединенные колонии, само собой. Но послушай, будь добрым воображаемым другом и дай мне соснуть чуток, ладно? Сначала ты меня позабавил, но я уже начал от всего этого уставать, а завтра у меня очень тяжелый день. М-р Боусер получил заказ на соленые грецкие орехи, и к нам сбежится весь округ, так что…
— Попытайся вбить в свою тупую башку, — прорычал Лафайет, — что ты находишься здесь, в Меланже, нравится тебе это или нет, что так все и будет на самом деле, понятно? А теперь послушай, нам с тобой нужно поговорить. Похоже, ты очутился здесь таким же образом, как и я…
— Никогда не думал, что мое подсознание может быть так настойчиво. Если бы я точно не знал, что ты всего-навсего субъективный феномен, мог бы поклясться, что ты настоящий.
— Послушай, давай больше к этому не возвращаться. Просто сделай вид, что я настоящий, и действуй соответственно. А теперь скажи: как ты сюда попал?
— Просто. Отряд кавалерии принца Крупкина схватил меня и швырнул в темницу. Ты доволен?
— Я хочу сказать, до этого — когда ты впервые прибыл…
— А, ты имеешь в виду, когда я сфокусировал космические потоки?
Товарищ Лафайета по камере гулко рассмеялся.
— Если бы я только знал, чем все это кончится, то я занялся бы себе своими консервированными селедками или солеными орехами. Но нет, надо было мне сунуть нос во все это дело, да еще и попытаться объяснение найти, что к чему. Да еще это надо было так не повезти — я наткнулся на книгу профессора Хоззлешрумпфа «Современные заклинания или легкий путь самообмана». Я попытался все сделать по его формуле, и, только что я сидел в своей комнате, которую сдала мне мисс Гинсберг, и тут же оказался в самом центре огромной пустыни, и солнце светило мне прямо в лицо.
— Ну? Продолжай.
— Ну, вот, я пошел на восток — чтобы не слепило солнце — и через некоторое время дошел до холмов. Здесь было прохладнее, и я обнаружил небольшой ручеек, немного орехов и ягод. Я пошел дальше и вышел к возделанному полю недалеко от города. И только я нашел небольшую забегаловку и собрался закусить вкусным хлебом и сыром, как появилась местная полиция. Они отвели меня к принцу и он предложил мне работу. Все это казалось мне забавным, поэтому я и не протестовал, и такая жизнь была мне вполне по душе, пока я не увидел леди Андрагору.
— Леди Андрагору? Что ты знаешь о леди Андрагоре? — рявкнул Лафайет.
— Нет, мне нельзя забывать, что это всего-навсего сои, — возбужденно сказал невидимый голос. — Иначе я выдрал бы тебе все волосы по одному!
Лафайет услышал его глубокий вздох.
— Но все это сон, иллюзия. Беверли не попала на самом деле в лапы этому негодяю Крупкнну, меня не обманули и не бросили в тюрьму. То, что я сейчас чувствую — не настоящий голод. А если ты еще заткнешься и уберешься отсюда вон, то я смогу вернуться назад и продолжать карьеру у Боусера!