– Спасибо за заботу, но вынужден отказаться.
В зелёном взгляде возникает обида:
– Почему?
– Потому что никакие деньги и никакое влияние не смогут справиться с волей Заклинательницы Сэйдисс.
– Кто это?
– Моя повелительница.
Сари грозно сдвигает брови и садится на постели.
– Есть только один повелитель!
– Для Империи – да. Но у каждого человека в ней может быть свой собственный, не такой, как у других, повелитель.
– Ты меня путаешь!
Ну вот, теперь меня обвиняют. Придётся оправдываться.
– Простите. Попробую объяснить... Право повелевать не даётся никому от рождения.
– Но Император, он...
– Ему это право назначено. Задолго до и на много лет после. Пока существует Империя. Люди не любят сами принимать решения, потому что не хотят нести ответственность за последствия неверных шагов. А поскольку всё время действовать правильно и разумно никому не под силу, большинство отказывается от свободной воли, наделяя правом повелевать кого-то одного. И этот «кто-то», даже если поначалу упрямился и боялся, довольно быстро входит во вкус власти... А окружение не позволяет ему очнуться от опьянения могуществом.
– Значит, единоличный правитель – это зло?
– Почему же? Всё зависит от человека. Хотя, он же не в пустыне правит... Но можно научиться подбирать слуг. Впрочем, довольно о властьпредержащих! Я хотел рассказать совсем другое: как жители Империи в целом позволяют править собой одному-единственному человеку, так и у каждого из них в отдельности есть тот, кто правит. Иногда думами, иногда чувствами. Понятно, о чём идёт речь?
– Кажется, да.
Она притихла, но всё же спросила:
– А эта Заклинательница... Ты сам выбрал её повелительницей?
– К сожалению, нет. Когда надо было выбирать, кто кем будет, у меня не было права выбора.
– Как это?
– Очень просто: я тогда ещё не родился на свет.
– Но если тебя заставили силой, можно потребовать, чтобы...
– Угу. Но требовать стоит только то, что можно осуществить.
– А если не знаешь точно, можно или нельзя? Что тогда?
Я хотел было ответить: знаю и нисколечко не сомневаюсь, но передумал. Зачем лишать ребёнка веры в чудеса? Пройдёт совсем немного времени, и она сама убедится: чудес не бывает. Точнее, они происходят, но совсем не так, как в нашем воображении, когда мы мечтаем. Потому что к моменту осуществления чудо становится ненужным. Помню, в детстве мне до слёз хотелось заполучить своего личного Зверя Хаоса: в двенадцать-тринадцать лет я и думать ни о чём другом не мог. Но Зверь подчиняется только совершеннолетнему, то бишь, по исполнении двадцати одного года, а этот день рождения случился не вовремя и вовсе не со мной...
– Тогда нужно попробовать.
– Конечно, нужно! – Кажется, Сари обнадёжил мой ответ. – Я всё же поговорю с отцом. Когда вернусь.
– Кстати, об отце: Вы не хотите написать ему письмо? Рассказать, где находитесь и как себя чувствуете?
Девчонка сразу скуксилась и уныло закуталась в одеяло.
– Не сейчас. Позже.
– Полагаю, помимо всего прочего, он волнуется. Не боитесь усилить его недовольство?
– Отец... всё равно не сможет успокоиться, пока я не вернусь.
Что ж, в её словах есть толика правды. Родители все такие: сходят с ума от беспокойства, когда вас нет рядом, но если вы скажете, что идёте туда-то и будете там до такого-то времени, не дай вам боги задержаться с возвращением хоть на четверть часа! По тревоге будет поднят весь городской гарнизон, на крайний случай – все соседи, которые, смачно ругаясь, будут бродить по тёмным улочкам, шаря по сугробам в надежде встретить вас первыми и успеть отодрать за пока ещё чувствительные уши.
– И всё же, лучше написать.
– У меня голова болит, – заныла Сари.
– Хотите, я напишу, только укажите, на чьё имя отправить.
Моё невинное предложение разбудило в зелёных глазах испуг:
– Я сама, сама! Как только мне станет полегче, сразу напишу!
– Как пожелаете.
Делаю новую попытку встать и отправиться к себе в комнату, в постельку. Беготня по городу заняла весь вечер и плавно перетекла в ночь: уже третий час, а я всё ещё бодрствую, хотя завтра утром должен доставить полученные письма тойменам.
– Не уходи!
– Вот что, hevary, – стараюсь говорить, как можно строже. – Время уже не просто позднее, а ужасающе близкое к рассвету, я прошу Вас постараться уснуть и позволить немного поспать мне: у меня осталось всего четыре часа на отдых. Сжальтесь над несчастным, посвятившим прошедший вечер спасению Вас из лап похитителей!
Проникновенная мольба не осталась без внимания: Сари вздохнула, огорчённо шмыгнула, но разрешила идти. А когда я прикрывал за собой дверь, услышал язвительное:
– Все мужчины такие: только о себе и думают.
Нить одиннадцатая.
Начало жизни
Не требует выбора,
Щадя наши души.
До управы, а точнее, до дома, в котором раньше была управа, а теперь размещалась наша вольная служба, я добирался в полусне. Впрочем, сие обстоятельство существенно облегчило мне общение с Кантой, которая была вне себя от злости: Гебар разродился-таки новым письмом. И посылкой. В количестве четырнадцати бурдючков с остервеневшими от перемещения по Паутине пьюпами. Представляю, как они орали, когда вынырнули в местной Письмоводческой управе... Или не представляю: лицо Канты, и в обычные дни чрезмерно красное от близко расположенных к коже кровеносных сосудов, казалось совершенно багровым. Со мной служка даже не стала разговаривать, швырнула посылки на стойку, отправила вслед за ними книгу для регистрации отправлений, которую я еле поймал у самого края столешницы, и, не дожидаясь моей подписи, ушла в хранилище, прижимая к вискам смоченное водой полотенце.
Дарис и Ксантер, когда я доплёлся до службы, пошутили насчёт того, что мне можно смело идти подрабатывать портовым грузчиком, если и дальше буду таскать на себе такие тяжести, разобрали письма с опросными листами, количество которых (писем, то бишь) увеличилось ещё на пяток, и обещали закончить свою часть описания к концу ювеки. Обрадованный этой новостью Гоир разрешил мне вернуться домой, чтобы в тишине и спокойствии доделывать карту. Так я и поступил, но ни первого, ни второго дома не обнаружил, потому что за кухонным столом сидел хмурый и невыспавшийся Кайрен, налегавший на приготовленные мной вчера мясные лепёшки.
– Доброго дня! – Приветствовал я своего жильца. – Где ты пропадал всю ночь? Что-то стряслось?
Блондин махнул было рукой: мол, и не спрашивай, но не удержался от того, чтобы поговорить. Вообще, сплетни – вещь заразительная. Пока сам не прочувствовал всю прелесть перемывания косточек неприятной тебе особы, презрительно воротишь нос и не подаёшь сплетнику руки. Но как только зацепился языком... Всё, попал в ловушку, из которой нет выхода. Конечно, сплетничать нехорошо, неблагородно, да и просто постыдно, но боги, как же временами интересно! И хоть главными сплетницами считаются женщины, мужчины им в этом не уступают.
– Вся управа стоит на ушах.
– Хорошо, не на бровях, – облегчённо вздыхаю я, ибо пьяные служки «покойной управы» страшнее любого убийцы и грабителя: тем хоть отпор можно дать, а этим только и приходится делать, что подчиняться.
– Да уж лучше бы на бровях! – Кайрен собрался сплюнуть, но опомнился и заменил плевок ругательством. Тихим, но заковыристым.
Предлагаю свою версию:
– Неужели обнаружен заговор против престола?
Кстати, серьёзная вещь: полтора года назад, когда какой-то из опальных придворных в шутку сказал, что готовится покушение на императора, управы обеих столиц были брошены на поиски заговорщиков. Шутник быстро пожалел о своих слова и даже вымолил прощение, но пока отмена тревоги дошла до всех дальних уголков, тюрьмы оказались забиты подозреваемыми под завязку. Если нечто подобное произошло опять, стоит запастись в ближайшей лавке едой и питьём и закрыть все двери и окна поплотнее. От греха подальше.
Дознаватель немигающе уставился на меня.
– Почти. Есть такое подозрение.
– Нет, не хочу в это верить... Толком можешь сказать?
Кайрен устало потёр переносицу.
– Наследница пропала.
– Наследница чего?
– Престола, чего же ещё?
– Пропала принцесса? Как?
Ну и дела... Теперь можно ожидать повальных обысков, арестов и казней. И близкие отношения с Заклинателями меня не спасут.
– Никто не знает. Или не признается. Ясно только, что она сбежала из дворца в неизвестном направлении.
– Исчерпывающие сведения, ничего не скажешь!
– И я о том же, – Кайрен вздохнул так, будто уже готовился к многосуточным бдениям на допросах в управе.
– Но ведь она могла отправиться, куда угодно! Причём тут Нэйвос?
– Ни при чём. Как и добрый десяток других городов.
– Уже пора вешаться на воротах или можно покуда подождать?
Дознаватель оценил мою шутку, ответив грустной улыбкой:
– Не торопись. Собственно, пока тревога не объявлена, да и кто накануне Зимника решится оповестить граждан, что единственная наследница императорского престола от этого самого престола удрала? Это же значит стать виновником всех волнений, которые сразу же начнутся. Нет, в Меннасе выждут окончания праздника, а пока поиски ведутся тайно.
– И как результаты?
– А ты-то почему спрашиваешь? – Карие глаза сверкнули огоньком привычной подозрительности. – Может, всё-таки, лазутчик?
– Ага, эльфийский, мы ж уже выяснили... Если честно, мне любопытно. Очень. И вообще... Вот ты сейчас всё мне расскажешь, а я пойду разносить слухи по городу!
Дознаватель посмотрел на меня с укором:
– Врёшь. Не пойдёшь.
– Вру. Но любопытство от этого меньше не становится. Ладно, не скрытничай!
– А чего скрытничать? Глухо всё.
– Тогда какого аглиса ты всю ночь где-то шатался?
– Не «где-то шатался», а получал ценные сведения по поводу того, как опознавать принцессу.