– Чертовы машины! Какой от них толк – одно масло и вонь! – ворчал Беппе.
Он провел рукой по волосам – таким густым, что причесывать их было занятием совершенно бесполезным. Многие сейчас готовы поклясться, что скоро эти странные штуки заменят повозки и лошадей. И первым среди этих безумцев был его собственный отец Акилле, с живейшим интересом следивший за последними открытиями науки и горячо поддерживавший технический прогресс. Какая ерунда! Беппе Казадио и гроша бы не поставил на эти уродливые устройства. Это так, баловство, игрушки для богатых, и скоро о них все забудут.
Погруженный в свои мысли, он не сразу заметил, что его зовет сын:
– Папа! Идите скорее, маме плохо.
– А ребенок как? – спросил Беппе, устремив обеспокоенный взгляд черных цыганских глаз на мальчика.
– Я не знаю, но там столько крови… – ответил перепуганный Неллюско.
Отец и сын поспешили по направлению к дому. Дул сильный ветер, с неба падали первые крупные капли дождя.
Тем временем Армида кое-как помылась в перерывах между схватками и улеглась в постель, моля о милости Деву Марию. Стекла в доме дребезжали от бушевавшего снаружи урагана и беспрестанно громыхала болтающаяся калитка, еще сильнее раздражая роженицу.
Вскоре боль стала нестерпимой. Вопли Армиды смешивались с воем ветра, и от этих жутких звуков из дома разбегались крысы, пауки и курицы. Рюмки в буфете плясали, как одержимые.
На кухне Эдвидже поставила на огонь большую кастрюлю с водой и подготовила чистые полотенца и пеленки для младенца. С каждым криком жены брата Эдвидже чувствовала, как горечь разливается у нее в крови. Она сама хотела бы испытать эту боль. Она бы вынесла ее без единой жалобы. А вместо этого вот уже который раз помогает на родах другой женщины.
Аделе, старшая дочь Армиды, тем временем пыталась успокоить братьев и сестер, но не могла унять слезы, поэтому перепуганные малыши продолжали носиться и препираться между собой. Единственным, кто сохранял спокойствие, была малышка Амелия: она залезла под кухонный стол и подъедала остатки вчерашнего ужина, брошенные на пол для кошек.
Беппе Казадио вбежал в дом, с головы до ног мокрый от дождя, и поспешил к жене.
– Вы уже позвали акушерку? – обеспокоенно спросил он.
– Да, за ней побежал Эразмо. А ты отведи детей в хлев, а то они пугаются, – ответила Армида.
Ей бы очень хотелось, чтобы рядом была свекровь, которая принимала всех ее предыдущих детей, но Анджелика умерла год назад от воспаления почек, и сейчас Армиде безумно не хватало ее.
Беппе Казадио вернулся на кухню и попросил старшую дочь Аделе отвести младших в хлев. Потом он сел за стол, дрожащей рукой налил вина в два стакана: себе и сестре.
– Я никогда не видел, чтобы она так мучилась, – сказал он.
– Сильные боли при схватках – это на счастье, – сухо отозвалась Эдвидже.
Но Беппе только обеспокоенно крутил ус.
Дети в хлеву снова начали шуметь и безобразничать.
– Тут все готово к приходу акушерки, я пойду лучше помогу Аделе успокоить малышей, – сказала Эдвидже и поднялась из-за стола.
Армиду стошнило, и она обессиленно растянулась на кровати, лицо у нее стало белее простыни. Она ждала акушерку, но Эразмо все не возвращался, и от Анджелины не было ни слуху ни духу. Наконец дверь распахнулась, и мальчик кинулся к матери.
– Она отказалась идти со мной, но сказала, что будет ближе к вечеру.
– Как это отказалась?! – закричала Армида.
В тот день Анджелина уже разрывалась между двумя сложными родами, назначенными судьбой на одно и то же новолуние.
– Когда начались схватки? – спросила она у мальчика.
– Пару часов назад, но ей очень плохо.
– Скажи матери, что у меня уже двое родов: в одних близнецы, в других – ребенок поперек живота. Пусть успокоится, время еще есть.
На самом же деле времени не было. Армида уже родила пять детей и знала, что к чему. Она закрыла лицо руками.
– О Господи, я сейчас умру! – закричала она, скорчившись от особенно сильной схватки.
Беппе подхватил плащ и шляпу.
– Постарайся успокоиться, я найду доктора.
Он бросился на улицу, запряг лошадь в двуколку и скрылся за стеной дождя.
Армида молила Бога, чтобы он не забирал ее к себе: не ради нее самой, но ведь дети еще совсем маленькие. Да, Аделе исполнилось четырнадцать лет, а Эразмо – пятнадцать, но остальные еще учатся в школе, а Амелия даже не начала ходить.
Схватки продолжались, крикам Армиды вторил рев урагана. Вдруг в перерыве между раскатами грома и вспышками молний раздался сначала конский топот, потом громкое ржание и, наконец, торопливые шаги. Дверь распахнулась, и на пороге появился Беппе в сопровождении доктора Негрини.
Армида изумленно уставилась на них.
– Вы с ума сошли! Что он здесь делает?
– Акушерки нет на месте, а доктор Сарти слег с лихорадкой. Нам надо благодарить Бога, что доктор Негрини согласился…
– Где Анджелина? – переспросила Армида, продолжая растерянно смотреть на мужа.
– Послушай, ты должна понять… – начал было Беппе.
– Нет, ни за что! Я вам что, корова или кобылица? Мне нужен настоящий врач, а не ветеринар!
– Все божьи твари появляются на свет одинаково, – вмешался Негрини.
Новая схватка не дала Армиде ответить. Она почувствовала, как что-то выходит из ее чрева, и протянув руку, нащупала нечто скользкое, что никак не походило на голову.
– Ох, Матерь Божья… Ребенок вылезает ножками вперед.
Доктор Негрини не стал тратить времени даже на то, чтобы снять пальто: он кинулся к женщине, приказав всем выйти. Дверь с грохотом захлопнулась.
Под шум ливня Беппе Казадио вернулся на кухню. Снаружи завывал ветер, а небо потемнело настолько, что пришлось зажечь лампу. Внезапно ураган прекратился, и неестественная тишина наполнила дом. Но тут на землю посыпался град: кусочки льда размером с орех за несколько минут покрыли поля, улицы, дворы, берега По, телеги у заборов.
В этот момент раздался крик новорожденного. Беппе Казадио вскочил и кинулся к жене: Армида лежала вся взмокшая, с побелевшими губами, но улыбалась. Доктор Негрини протянул Беппе красное сморщенное существо, завернутое в полотенце.
– Еще одна девочка, – сказал он, – юркая, как лягушка.
Град прекратился. Теперь через щели в ставнях пробивалось солнце, украшая стены полосами света. Беппе Казадио взял на руки только что родившуюся дочь и внимательно рассмотрел ее. Как и он сам, девочка явно пошла в цыганскую часть семьи: у нее была смуглая кожа и черные волосы. Счастливый отец поднес малышку к окну, чтобы показать ей окружающий мир.
Он распахнул ставни, держа девочку на руках, и сам остался стоять с открытым ртом: все вокруг было покрыто льдинками, будто сверкающим белым одеялом. Казалось, что на дворе не август, а рождественский сочельник.
– Вроде разгар лета, а надо же как! Словно снег. Как вы ее назовете? – спросил доктор Негрини.
Беппе Казадио задумался лишь на мгновение.
– Снежинка. Мы назовем ее Снежинка. Пусть это принесет ей удачу.
– Снежинка? Это что еще за имя? – воскликнула Армида.
Ровно то же самое спросил и дон Грегорио, когда пришел момент крестить девочку. Старый священник достал платочек и протер лысину, внезапно покрывшуюся потом.
– И речи об этом быть не может. Выберите по святцам нормальное итальянское имя! – вскипел он и заявил, что хватит с него всяких Долларов, Менотти, Неллюско и прочих глупостей, что Казадио выдумывают всякий раз, как в семье родится ребенок.
«Это уже переходит все границы, – думал он. – Снежинка… С ума сойти! А как они следующих детей назовут? Гроза, Туча… Всемирный потоп?» Священнослужитель перекрестился. С другой стороны, нужно проявить терпение – одну из важнейших христианских добродетелей. Казадио, несмотря на все их странности, люди честные, работящие, да и к церкви относятся с почтением, не то что всякие безбожники социалисты, что множатся вокруг, как грибы после дождя.
Когда наступил день крестин, священник и родители сошлись на имени Наталия, но, как и в случае с Долларом, никто в жизни не называл так девочку. Для всех она так навсегда и осталась Снежинкой.
Девочка провела первые годы жизни ползая вокруг ног матери или играя под кухонным столом, между длинными юбками женщин и грязными сапогами мужчин. Зимними вечерами она с нетерпением ждала, когда мама уложит ее спать в теплую постель, только что нагретую грелкой – деревянным ящиком, внутрь которого ставилась сковородка с раскаленными углями. Армида каждый вечер оставляла эту конструкцию под одеялом. В комнате стоял ледяной холод, но, когда мама вынимала из постели грелку, кровать превращалась в уютное теплое гнездышко. Снежинка сворачивалась калачиком под одеялом, клала большой палец в рот и засыпала, совершенно счастливая.
Время от времени мама или старшая сестра меняли ей постельное белье, и девочка задавалась вопросом, куда же девается старое. Тайна раскрылась с приходом весны, когда все простыни и наволочки, использованные за зиму, оказались в огромном котле, под которым Армида и Аделе развели костер посреди двора. Так Снежинка узнала, что постельным бельем пользовались в течение месяца, потом выворачивали его наизнанку, а когда его пора было менять, грязное отправлялось на чердак в ожидании весны и «генеральной стирки». Наволочки и пододеяльники кипятили с золой, отчего они становились белее и ароматнее, чем после самого дорогого мыла, с гордостью говорила Армида.
И вот однажды, поднявшись с охапкой грязного белья на чердак, жена Беппе Казадио обнаружила там старинную шкатулку из резного дерева. Та стояла в углу, покрытая слоем пыли и паутины в палец толщиной. Из любопытства Армида взяла ее в руки: шкатулка выглядела очень старой и по краю была отделана металлом. Она начала протирать крышку. «Похоже на серебро», – подумалось хозяйке дома. Армида попыталась открыть шкатулку, но у нее ничего не вышло. Тогда она спустилась вниз и отправилась на поиски мужа. Тот работал в хлеву.