Джакомо Казадио 1754–1808
Виолка Тоска-Казадио 1777–1862
Акарио Казадио по прозвищу Доллар 1800–1891
– Кто это? – спросила девочка у матери.
– Прадед, прабабушка и дед твоего папы.
– Ви-ол-ка Тос-ка. Почему ее так зовут?
– Она была не местная, цыганка.
Снежинке нравилось думать об этой прабабушке со странным именем. Она представляла себе красавицу в ярких юбках и с перьями в волосах. Никто никогда не описывал ей Виолку, но девочка воображала ее именно такой.
В последнее время родные обратили внимание на странное поведение Снежинки. Разговоры о смерти в таком возрасте! А еще девочка начала предсказывать приход гостей.
– Сейчас придет дядя Нено, – заявляла вдруг она, не отрывая глаз от тетради.
И едва она успевала закончить фразу, раздавался стук в дверь, и на пороге всегда оказывался тот, кого она назвала.
– К нам идет священник освящать дом, – сказала девочка в другой день.
– Не может быть. Дон Грегорио сказал, что обойдет дома в четверг, – ответила мать.
И тут в дверь постучали. Армида переглянулась с супругом. Беппе пошел открывать дверь.
– Да пребудет с вами Господь. Я должен был прийти в четверг, но меня на тот день как раз вызвали к епископу.
Летом, когда Снежинке исполнилось одиннадцать лет, Армида запретила дочери лазить по деревьям или снимать платье, чтобы купаться в По вместе с другими детьми.
– Но почему? – не понимала девочка.
– Ты уже девушка и не должна раздеваться перед мальчиками.
Снежинка с беспокойством отмечала, что ее тело меняется. Грудь все сильнее выделялась под платьем, а под мышками и между ног начали расти волосы. Ее сестра Аделе к тому времени уже была совсем взрослой и объяснила девочке, что, чтобы стать матерью, ей сначала предстоит столкнуться с кровотечениями, как это бывало у Лены, их собаки. Первая менструация вызвала в Снежинке сначала ужас, потом отвращение. Она несколько часов просидела у кухонного окна, засунув в рот большой палец и не зная, что делать.
– Что ты сидишь бездельничаешь? – спросила мать, проходя мимо с корзиной грязного белья. Снежинка пожала плечами, и Армида пошла дальше.
Наступил вечер, и девочка никак не решалась лечь в кровать, которую делила с Аделе.
– Вынь палец изо рта и пошевеливайся, я свет хочу выключить, – сказала сестра.
– Я не могу… – еле слышным голосом отозвалась Снежинка.
Аделе стала выяснять, что случилось, и в конце концов девочка во всем призналась. Старшая сестра залилась смехом, а потом достала из своего ящика белую хлопковую тряпочку, резинку и булавки и объяснила Снежинке, как со всем этим управляться. Та слушала опустив глаза и думала о том, что совсем не хочет ни становиться взрослой, ни рожать детей. И уж точно не хочет быть ни в чем похожей на собаку Лену.
Чуть позже, лежа в кровати рядом с сестрой, девочка спросила:
– Аделе, а ты хочешь детей?
– Сначала надо найти подходящего человека, с кем их рожать.
– Ты хочешь выйти замуж?
– Спи давай, уже поздно, – ответила та, погасила лампу и повернулась к сестре спиной.
Снежинке долго не спалось. Она думала о том, какая Аделе красивая, самая красивая среди сестер. У нее были светлые грустные глаза, медовая кожа, а волосы такие же волнистые, как у Снежинки, но каштанового цвета. Одна прядка на лбу уже побелела, но это не старило ее, а лишь добавляло очарования. Аделе отличалась стройной фигурой и врожденной элегантностью: даже самое скромное платье казалось на ней произведением лучшей портнихи города. Каждый раз, когда тетя Эдвидже снимала с нее мерки для нового наряда, то говорила, что племянница идеальна, как статуя, и что на ней даже мешок будет сидеть великолепно. Аделе было уже почти тридцать лет, но она так и не нашла себе жениха. Что-то с сестрой было не так, что-то, чего Снежинка не понимала, но родные точно знали, просто никогда не говорили об этом открыто.
Однажды девочка услышала, как мать кричит на старшую сестру:
– Останешься старой девой, как тетя Эдвидже, вот и все!
В другой раз отец схватил Аделе за руку и отвесил ей пощечину – сильную, не то что легкие шлепки, какие порой перепадали и самой Снежинке. Что же такого натворила сестра? Тем вечером Снежинка хотела спросить ее, но Аделе легла в кровать и сразу отвернулась.
Девочка долго лежала и думала о тяжелой участи детей, которым приходится появляться на свет, как котятам, телятам и лысым щенкам собаки Лены. Она вспоминала пощечину отца: как раздался глухой хлопок, словно что-то лопнуло. У Аделе покраснела щека и на губе выступила кровь, но она не проронила ни слезинки. Однако гораздо хуже любых затрещин были слова матери, когда она заявила, что Аделе сломала себе жизнь и кончит так же, как тетя Эдвидже.
Прошло уже двадцать лет с трагедии, когда утонули два ребенка, но Беппе Казадио ужасно боялся, что дочь идет по тому же пути, что его сестра. Иногда он ворчал:
– Беды в нашей семье повторяются по кругу. Мы, Казадио, ищем их на свою голову, а ведь мой дед Доллар предупреждал, что его мать видела все это в картах.
– Ну хватит уже, – всякий раз обрывала его Армида. – Нельзя вечно жить в страхе перед тем, что предсказала цыганка сто лет назад. Мертвые мертвы, и их слова похоронены в земле вместе с костями.
– Это все ерунда. Я знаю, куда уходят покойники – никуда, они остаются с нами. Все мертвецы на самом деле тут рядом! – отвечал ей муж.
– Да все вы, Казадио, просто ненормальные, – говорила Армида, качая головой.
«В этом она отчасти права», – думал Беппе. Но сам он не мог забыть ни об умерших родных, ни о том, что они говорили при жизни. Беппе Казадио провел всю жизнь в страхе перед пророчеством Виолки и воспитывал детей, постоянно опасаясь, как бы они не начали жить фантазиями, что уже не раз приводило к трагедиям в прошлых поколениях. «Чья теперь очередь?» – спрашивал он сам себя.
Но в глубине души Беппе знал ответ: характерный взгляд неисправимого мечтателя унаследовала Аделе. И он не ошибся. Его старшая дочь тоже влюбилась в женатого мужчину, но, в отличие от тети Эдвидже, смирилась с ролью любовницы, не устраивая скандалов. Много лет она прожила в тени некоего Паоло – худощавого невыразительного типа, работавшего в муниципалитете Бондено. Он был низенького роста, с намечающейся лысиной и носил очки в палец толщиной. «И что она в нем нашла?» – недоумевали Беппе и Армида. Однако Аделе потеряла голову от любви. Она довольствовалась короткими тайными встречами, редкими записками, мечтами о путешествии в Рим или Флоренцию, в которое они с Паоло однажды отправятся. Но слухи все равно расползлись по городку, и не было ничего удивительного в том, что к тридцати годам старшая дочь Беппе и Армиды не получила ни одного предложения руки и сердца. Однако родители по-прежнему надеялись, что кто-нибудь захочет взять ее в жены, несмотря на скверную репутацию. К счастью, Аделе была красива и благодаря тете-портнихе одевалась с определенным шиком. Беппе и Армида представляли себе немолодого мужчину – возможно, вдовца, который закроет глаза на ее прошлое. Мать уговаривала дочь позаботиться о собственном будущем.
– Если ты будешь сидеть дома, никогда не найдешь мужа, – предупреждала она.
Сама Аделе уже смирилась с тем, что выйти замуж за кого-то из своего городка она никогда не сможет.
Эдвидже наблюдала за племянницей, которая начинала стареть у нее на глазах и слишком сильно напоминала ей о собственной истории. Много лет тетя молчала, но наконец поняла, что пришло время вмешаться.
Она выждала момент, когда осталась наедине с Аделе, опустила на колени свадебное платье, над отделкой которого работала в тот день, и внимательно посмотрела на племянницу поверх очков.
– Вижу, ты твердо решила сломать себе жизнь, – заявила Эдвидже.
– Что ты такое говоришь, тетя?
– Хочешь и дальше гнить в этом доме, как я, и вечно подтирать попы чужим детям?
– Ну, мужа же не закажешь по почте.
– Если на то пошло, то и любовника тоже, – резко ответила Эдвидже. Она сняла с платья несколько прицепившихся ниток и продолжила: – Не верь, когда он говорит, что не любит жену. Мужчинам очень удобно жить с двумя женщинами. Они берут все, что могут, и от одной и от другой, без всяких проблем. И у жены хотя бы есть дом, дети и мужчина, который спит с ней в одной постели каждую ночь. А у тебя? Тебе-то что остается?
Аделе уже готовила резкий ответ, чтобы оборвать слишком тяжелый разговор, но внезапно у нее перехватило дыхание, она рухнула на ближайший стул и залилась слезами.
Эдвидже погладила племянницу по голове.
– Поздно уже плакать. Надо найти тебе хорошего мужа, и у нас с твоим отцом есть кое-кто на примете.
– Кто? – спросила Аделе, шмыгая носом.
– Об этом человеке нам написал наш брат Уго из Бразилии. Кажется, это может быть отличная партия. Его семья родом из Италии, но сам он появился на свет уже там. Брат говорит, это честный и работящий человек. Недавно его родители умерли, он ищет себе невесту и предпочел бы, чтобы она была итальянкой. Я уверена, что как только он увидит твой портрет, сразу же согласится.
И Эдвидже действительно все устроила. Она написала письмо брату-миссионеру и отправила фотографию племянницы на другой конец света. Через несколько недель, когда почтальон принес ответ, она открыла его дрожащей рукой, но сразу же расплылась в улыбке и с победоносным видом пошла сообщить новость Аделе:
– Я же говорила, что ты ему понравишься! Его зовут Родриго, и, похоже, он очень заинтересован. Ему тридцать шесть лет, отличается отменным здоровьем. От родителей он унаследовал кофейную плантацию. Если ты выйдешь за него, будешь жить на широкую ногу.
Аделе взяла в руки фотографию. На ней был изображен мужчина верхом на лошади, довольно худощавый, в шляпе, закрывающей пол-лица. Лоб и один глаз были совершенно не видны, остальное оставалось в тени. Она подумала с полминуты, а потом сказала: