– Пойдем, немного свежего воздуха пойдет тебе на пользу.
Он подхватил Аделе и вынес на балкон. Там их ждал накрытый стол с кофе, яйцами, хлебом и фруктами.
– Я не хочу есть.
Родриго не обратил внимания на ее слова. Он попытался налить ей кофе, но Аделе отвела его руку. Супруг, однако, не собирался сдаваться. Он намазал маслом кусочек хлеба и протянул жене.
Балкон выходил на площадь в исторической части города, окруженную старинными зданиями в португальском стиле. За прошедшие столетия они утратили значительную часть былого великолепия, зато приобрели неповторимый характер, отточенный долгими годами палящего солнца и тропических ливней. Цвета потускнели, а вечно повышенная влажность украсила стены узорами самой причудливой формы: в них можно было разглядеть опавшие листья, ангелов, животных, стаи птиц. Аделе остановила взор на двух черных женщинах, высунувшихся из окон дома напротив: в цветных тюрбанах, с красивыми обнаженными плечами, они обе заливались невероятно заразительным смехом. Внизу, на улице, бегали босоногие дети, какая-то девушка пила воду из фонтана, подставляя под струю сложенные ладони, а рядом с ней старик разбивал кокосовые орехи. Родриго улыбнулся.
– Это волшебный город. Вот увидишь, ты полюбишь его.
Прошла пара недель, и постепенно кровь вновь побежала по венам Аделе. Она начала спать по ночам, потихоньку вернулся аппетит. Каждое новое утро уже не внушало ей такого страха, как раньше. «Один день за раз, Аделе. Один день за раз», – говорила она себе.
Через месяц Аделе уже могла провести на ногах целое утро. Супруги вставали рано, завтракали, а затем, пользуясь часами прохлады, шли на прогулку по городским улицам. Если жена уставала, они присаживались в кафе за столик в тени и неторопливо пили сок сахарного тростника или легкую кокосовую воду.
Точно так же, не торопясь, постепенно, Аделе и Родриго начали открыто говорить друг с другом: сперва о пережитой потере двоих детей, а затем и о собственных мечтах, историях из детства, совместном будущем. Они часами болтали с жадностью недавно познакомившейся влюбленной пары, шутили о своих недостатках, подтрунивали друг над другом из-за устоявшихся привычек. Иногда их отвлекала красота какого-нибудь живописного уголка или неожиданная уличная сценка: компания черных детей, пляшущих под стук барабанов, или группа женщин в белом, погруженных в круговой танец. Аделе казалось, будто она всем телом впитывает энергию, бурлящую вокруг. Она заново училась жить, причем вместе с незнакомцем, с которым провела под одной крышей несколько лет.
Однажды утром она проснулась еще до рассвета. Первые солнечные лучи едва пробивались сквозь закрытые ставни. Воздух был мягким, вентилятор на потолке приятно шумел, даря обнаженным телам немного прохлады. Аделе сладко потянулась на постели. С улицы доносился аромат кофе вместе с чириканьем воробьев и голосами в отдалении. Можно было различить болтовню соседок и гомон детей в школьном дворе. Аделе повернула голову и посмотрела на мужа: волосы растрепаны, рука мягко лежит на ее животе. Она улыбнулась. Накануне супруги допоздна сидели на балконе, наслаждаясь прохладой. Стоял чудесный спокойный вечер. Внизу на площади женщина кормила грудью младенца, сидя на пороге дома; кто-то напевал песню. Внезапно муж и жена замолкли и проникновенно посмотрели друг на друга. Родриго протянул руку и погладил ее по щеке, и в этот раз Аделе не отстранилась. Тогда он придвинулся ближе и поцеловал ее.
Они занялись любовью, первый раз за долгие месяцы, и все было совершенно по-новому, иначе. Как будто Родриго стал другим человеком, но Аделе подумалось, что, наверное, это изменилась она сама. Он целовал ее без спешки: сначала губы, потом шею, внутреннюю сторону рук, каждый изгиб ее тела. Она закрыла глаза и отдалась наслаждению, забыв обо всех дурных мыслях. Удовольствие было таким сильным, что Родриго пришлось закрыть ей рот ладонью.
Аделе внимательно разглядывала его лицо: прямой профиль носа, полураскрытые губы, маленькую жилку, что билась на виске. «Meu marido»[9], – прошептала она по-португальски. Родриго открыл глаза и улыбнулся.
– Ну и шум ты подняла ночью, я думал, пожарные сбегутся, – с серьезным видом сказал он.
Аделе потупилась, ужасно смущенная. Родриго звонко расхохотался, прижимая жену к себе.
Супруги продолжили путешествие по северу страны. В Ресифи они сели на быстроходный корабль и поплыли по Амазонке. Перед Аделе открылся новый мир, и она всякий раз замирала в восторге, глядя на деревни индейцев на берегу, на скопища шалашей, на женщин, разводящих костер или стирающих белье в реке, на играющих детей. С приближением их корабля ребята постарше прыгали в воду и подплывали к судну, создавая немыслимый гвалт. Родриго оказался прав, думала Аделе. Все в этом путешествии было волшебным: густые леса, величественная река, экзотические птицы, крики обезьян. Местные женщины ходили почти обнаженными, но совершенно этого не стеснялись. Так, наверное, и выглядит рай на земле.
На закате вдалеке показался Манаус, словно мираж, созданный игрой света на воде. Еще недавно это был маленький сонный городок, затерянный среди девственных лесов, но за последние годы развитие каучуковых плантаций полностью переменило его облик: город вырос, и в нем даже построили оперный театр. Роскошное здание возвышалось во всем своем великолепии – символ богатства, полученного благодаря каучуку, и героических усилий нескольких любителей классической музыки, которые организовали перевозку каждого камня для стройки через бесконечные тропические леса.
Приехав в новый город, Аделе и Родриго сразу шли на почту, чтобы получить телеграммы от Нубии. Иногда они также обнаруживали там открытку от дяди Уго, который неизменно желал им отличного продолжения их чудесного путешествия. Из Кашуэйра-Гранди, напротив, начинали намекать, что им пора бы вернуться, но фазенда и все ее проблемы сейчас казались чем-то бесконечно далеким. Родриго выбрасывал письма, особенно не вчитываясь в них. Он обнимал жену и игривым тоном шептал ей на ушко, что она набрала вес, но это прекрасно, потому что пышное женское тело рождает в его голове самые греховные мысли.
– А кофе подождет, – говорил он.
– Нет, пора возвращаться, – возразила однажды жена. – Я беременна.
Мария Лус родилась в ноябре 1930 года, когда тень Жетулиу Варгаса уже нависла над будущем Бразилии. Она появилась на свет легко и почти безболезненно, в первые дни революции, которой предстояло навсегда изменить жизнь Кашуэйра-Гранди и всей страны.
Прошло чуть больше двух лет с рождения близнецов, и Снежинка забеременела снова. В этот раз схватки начались еще раньше, чем в первых родах, на седьмом месяце, и ребенок родился такой маленький, что почти помещался на ладони. Это был еще один мальчик, весь синюшный и покрытый волосиками.
– Я родила обезьяну! – воскликнула испуганная мать.
– Да какую обезьяну! На нем покров Богоматери, это принесет ему удачу, – уверяла ее Армида, но и ей самой сразу стало ясно, что шансы ребенка выжить невелики.
Младенца помыли, запеленали и уложили в обувную коробку, набитую ватой. Вокруг расставили бутылки с горячей водой, которые регулярно меняли, едва они остывали. Врач приходил смотреть ребенка по несколько раз на дню, больше для того, чтобы успокоить родных, чем чтобы действительно помочь в этом безнадежном случае. Он советовал Снежинке не терять присутствия духа, но перед остальными родственниками признавался в своем бессилии.
– Легкие еще недостаточно развиты, – говорил доктор. – Он в руках Господа.
Беппе твердил Армиде, что это проклятье, нависшее над их семьей, повторяется снова и снова: сперва Аделе потеряла двоих детей, а теперь пришла очередь Снежинки.
– В пророчестве говорилось о мертвых детях. От судьбы не уйдешь.
– Да от какой такой судьбы! – возражала жена. – Ты знаешь хоть одну семью, которая ни разу не оплакивала умершего ребенка?
София посоветовала невестке позвать священника. Снежинка резко ответила, что никто не собирается умирать и это совершенно ни к чему. Однако оставшись одна, сама окрестила ребенка и дала ему имя Витторио. Затем она долго молилась Катерине Болонской. Святая совершила для нее чудо, когда она была маленькой, и потом Снежинка больше ни о чем ее не просила, но теперь молила спасти сына.
Она ни на секунду не оставляла новорожденного, боясь, что тот умрет в одиночестве. Снежинка пыталась кормить его грудью, но всякий раз, когда Витторио начинал сосать молоко, его почти сразу же тошнило. Младенец постоянно плакал и, даже когда спал, вздрагивал от рыданий.
На третий день он съел больше обычного, а потом уставился на мать с невероятно спокойным выражением.
– Радамес, смотри… Вот увидишь, он выживет, – прошептала Снежинка мужу.
Однако не успела она договорить, как малыш затрясся в конвульсиях. Радамес выбежал на лестницу и громко позвал мать. Когда София ворвалась в комнату, изо рта ребенка пузырями шли слюни. Последняя судорога – и он прекратил дышать. Даже святая Катерина Болонская не смогла его спасти.
Сразу после рождения малыша близнецов отвели к бабушке Армиде. Когда три дня спустя Радамес пришел рассказать им о смерти братика, Дольфо спал, а Гвидо играл во дворе. Отец потрепал его по голове, а потом вошел в дом, не говоря ни слова. Гвидо внезапно расхотелось играть, и он последовал за Радамесом.
Когда мальчик вошел на кухню, там все плакали. Он подошел к отцу, тот взял сына за руку и крепко сжал ее, не глядя на него. Взрослые о чем-то перешептывались. Гвидо расслышал, как бабушка Армида говорит:
– Это был только вопрос времени.
А тетя прибавила:
– Теперь он на небесах.
Тут Гвидо разревелся и принялся звать маму. Армида взяла его на руки и вытерла слезы, но это не помогло. Тогда Радамес решил отвести его обратно домой.