Со своей стороны, в детстве Мария Лус тянулась к маме, как и любой ребенок, но, когда она просила Аделе взять ее на руки, у той вечно находились срочные дела, а если девочка пыталась залезть к ней на колени, мать говорила, что так она изомнет ей платье. Постепенно попытки привлечь внимание становились все реже и наконец прекратились.
Один случай особенно ярко врезался в память Марии Лус. В четыре года ее положили в больницу, чтобы удалить гланды. Мать привезла ее, но потом оставила с Нубией, потому что в тот день нужно было организовать отгрузку кофе и присутствие хозяйки было обязательным. Мария Лус навсегда запомнила, как мать высвободилась из ее объятий, чтобы передать служанке, а потом ушла прочь по больничному коридору. Она удалялась быстрым шагом и ни разу не обернулась, несмотря на крики и плач девочки.
Мария Лус чувствовала себя обделенной материнской любовью, а потому, когда выросла, надумала завоевать любовь всего мира. Она твердо решила стать известной и добиться всеобщего восхищения. Способности у нее были: и живой ум, и артистизм, – однако девушке не хватало уверенности в своих силах, из-за чего она действовала недостаточно решительно и, как следствие, не достигала поставленных целей. После каждого провала Мария Лус винила в своих неудачах мать.
Нубия Вергара всякий раз вставала на сторону Аделе.
– Она не заслуживает такого обращения. Всю жизнь мать трудилась ради тебя.
– И где она пропадала, когда я была маленькой? Всегда на работе! Я выросла не только без отца, но и без матери.
– Но ведь она дала тебе все!
– Ну-ну! Да что ты понимаешь! Как будто мне нужны были ее подарки! – вскипала девушка.
Сначала Мария Лус ходила на курсы актерского мастерства и танца, потом в музыкальную академию, а в конце концов решила заняться скульптурой. Хотя она так и не довела ни одно дело до ощутимого результата, ей удалось убедить мать отправить ее в безумно дорогую школу искусств в Рио. Впрочем, учеба там тоже не принесла никаких плодов.
Распрощавшись с артистическими амбициями, девушка принялась ходить по самым дорогим кафе Рио, твердо решив войти в элитарные круги города. Она не была красавицей, но унаследовала изящные манеры отца и густые волнистые волосы матери. А главное, у нее было достаточно денег, чтобы возместить все то, чего не хватало.
На одном из светских раутов Мария Лус встретила того, кто показался ей достойным кандидатом в мужья. Это был привлекательный юноша, который совершенно не интересовался культурой, ничего не понимал ни в музыке, ни в живописи, но он был влюблен в нее и отличался благородным происхождением. Мария Лус решила, что выйдет за него замуж и получит аристократическую фамилию.
Когда Аделе впервые встретилась с женихом дочери за ужином, то сразу поняла, что они совершенно не подходят друг другу.
– Он весь вечер болтал, а тебе было скучно, это же у тебя на лице написано, – сказала мать.
– Почему ты всегда против меня, что бы я ни делала?
– Я просто боюсь, что он не подходит тебе. Как вы сможете прожить вместе всю жизнь, если тебе даже один ужин вынести тяжело?
– Ах, вот теперь ты вдруг начала беспокоиться обо мне!
– Конечно, я беспокоюсь. Я твоя мать, и у меня больше жизненного опыта.
– А сама ты с каким опытом вышла замуж?
– Это тут при чем? Я хочу уберечь тебя от ошибок.
– Мне не нужны твои советы. Я совершеннолетняя и выйду замуж хоть с твоего согласия, хоть без.
В конце концов Аделе смирилась с решением дочери. Смущенная высоким социальным статусом будущего зятя, она потратила целое состояние на организацию роскошной свадьбы и, хотя Нубия всеми способами пыталась ее отговорить, в качестве подарка переписала на Марию Лус половину земель Кашуэйра-Гранди.
– Это основа твоего будущего, и она нужна тебе сейчас, а не после моей смерти. Уверена, твой отец был бы рад, – сказала она дочери.
Аделе хотела показать, что доверяет дочери, и надеялась, что та начнет брать на себя ответственность, однако Мария Лус ничего не понимала в кофе, а ее муж – и того меньше. Всего за несколько лет полученное состояние испарилось, потому что пара не задумываясь тратила огромные суммы на роскошную жизнь, а кроме того, инвестировала в самые странные предприятия: разведение элитных петухов, открытие художественной галереи, курсы верховой езды. Все эти проекты обернулись полным фиаско.
Чтобы расплатиться с долгами, Мария Лус была вынуждена гектар за гектаром продать свою долю Кашуэйра-Гранди. Аделе с горечью наблюдала за тем, как пускается на ветер семейное богатство, но не могла допустить, чтобы Кашуэйра-Гранди досталась посторонним людям. Год за годом она связывалась с новыми владельцами и выкупала обратно земли, только что проданные дочерью. Делала она это тайно, чтобы не задеть гордость Марии Лус, и нередко платила в два раза больше той цены, за которую владения были уступлены.
Нубия боялась, что груз забот о плантации рано или поздно сведет хозяйку в могилу. Теперь она уже сама советовала Аделе продать имение: если она хочет сохранить здоровье, нужно избавиться от Кашуэйра-Гранди.
– Вы не можете продолжать эту битву в одиночестве, – говорила служанка.
Аделе стояла у окна и продолжала смотреть на плантацию, отвечая Нубии:
– Я должна сделать это ради него. У мертвых гораздо больше власти, чем у тех, кто остается на земле, и гораздо больше сил, чем у нас.
1942
Во время войны жить возле такого важного стратегического объекта, как мост через По, стало небезопасно, поэтому Снежинка с мужем решили временно оставить свой новый дом и переехать вместе с детьми к Беппе и Армиде, в надежде, что военные действия не продлятся дольше нескольких месяцев.
В родительском доме жена вновь отправила Радамеса спать в другую комнату. Это почти сразу заметила Армида и пришла к дочери с расспросами.
– Он храпит. Я совсем не могу уснуть рядом с ним, – коротко ответила Снежинка.
Армида не поверила и решила обсудить ситуацию с мужем, но Беппе заметил, что их дочь уже взрослая и у них нет никакого права совать нос в ее дела.
После аварии Радамес не смог вернуться к прежней работе, но придумал новый способ добывать немного денег: ловил кошек, а потом продавал их под видом кроликов в рестораны Мантуи и Вероны. Он ходил на охоту по ночам, зазывая зверьков ласковыми словами или заманивая маленькими речными рыбками. Пойманных кошек Радамес засовывал в мешок, чтобы потом освежевать у себя во дворе на следующее утро. В эти моменты дети прятались под кровать, а Снежинка убегала прочь, зажав уши. Иногда полученные тушки готовили дома, но большая часть отправлялась в рестораны.
В последнее время Армида Казадио начала страдать от панических атак и неконтролируемых страхов. Всю жизнь она отличалась мужеством и практичностью, а тут внезапно превратилась в пугливое и беспокойное существо. Против бомбежек здравый смысл помогал мало, и потеря контроля над происходящим стала тяжелым ударом для Армиды. Впрочем, боялась она теперь не только вражеских самолетов, но и землетрясений, молний, сильного града и наводнений. Болезни, грабители и незнакомцы тоже вселяли в нее страх. Армида уверилась, что рано или поздно кто-нибудь непременно нападет на нее, а потому отобрала у мужа охотничье ружье и припрятала его на кухне. Когда она оставалась дома одна, то запиралась на все замки и никому не открывала. Если кто-то стучал, жена Беппе вопреки всякой логике отвечала, что все ушли.
– Идите прочь, никого тут нет! – кричала она, наставив на дверь ружье.
Беппе надеялся, что с окончанием войны жена успокоится и станет прежней, но Армида не дождалась этого радостного события. Она умерла во время очередного авианалета: сердце разорвалось от страха. Вся семья в тот момент сидела в бомбоубежище. Когда неподалеку раздался взрыв, Снежинка увидела, как мать побледнела, и сжала ее руку, надеясь подбодрить. Армида, не открывая глаз, сделала дочери знак молчать, потом прислонилась к стене и, казалось, успокоилась. Все решили, что она заснула. Только когда пришел момент возвращаться домой, родные поняли, что Армида умерла.
Ее смерть стала тяжелым ударом для всей семьи, но в Беппе произвела особенно непоправимую перемену. Без жены он стал еще сварливее и нелюдимее, чем прежде. В месяцы, последовавшие за похоронами, в нем то и дело проявлялись новые странности. Так, Беппе взял привычку разговаривать с курицей, за которой ухаживал с момента ее рождения. Он придумывал ей ласковые имена и кормил зерном, молоком и кукурузной мукой. Курица настолько привязалась к хозяину, что начала ходить за ним по дому: когда Беппе садился в кресло, она устраивалась рядом. Выходя прогуляться по дамбе вдоль реки, он брал любимицу с собой. Беппе брел по дороге опустив голову, скрестив руки за спиной, точно так же, как когда-то его дед Доллар, а еще раньше – прадед Джакомо. Он ужасно напоминал обоих как походкой, так и недавно появившейся привычкой разговаривать сам с собой. Встречные прохожие здоровались с ним, но Беппе отвечал лишь изредка. Он вел собственный монолог, в полный голос, не обращая внимания на удивленные взгляды соседей. Иногда он прерывался, а через пару мгновение восклицал:
– Да, все так и есть…
Всю жизнь Беппе почти ни с кем не ругался, теперь же выходил из себя по самым глупым поводам.
– Пес ваш пить хочет, не видите, что ли? – цеплялся он ни с того ни с сего к постороннему человеку. Если хозяин собаки не реагировал, он продолжал: – Что такое, боишься, что ли, дать ему глоток воды? За нее ведь даже платить не надо! – Если и после этого прохожий не отвечал, Беппе ускорял шаг, догонял собеседника и начинал бесконечный спор о том, как нужно ухаживать за животными, что звери поумнее иных людей и уж точно этот пес человечнее своего хозяина.
– Слушай, Беппе, шел бы ты домой, – отвечал ему наконец измученный сосед.
Беппе Казадио тогда поправлял шляпу, хватал под мышку курицу и шел прочь, бо