– А тебе чего надо? Спектакль окончен! Давай, давай, вали отсюда.
Самуэле Модена завел мотор, но, перед тем как тронуться, плюнул на землю. Потом «Бугатти» скрылась за поворотом.
Аттилио неподвижно стоял посреди площади.
– Богом клянусь, ты еще пожалеешь, – пробормотал он себе под нос.
Следующей ночью десяток фашистов под предводительством Аттилио Коппи ворвался на элегантную виллу семьи Модена. Женщин и детей заперли в комнате. Что же до Самуэле и двух старших сыновей, то фашисты схватили их и начали толчками перекидывать друг другу, хохоча и выкрикивая оскорбления. Потом кто-то выхватил дубинку, и тут солдаты окончательно сорвались. То, что задумывалось как дерзкая выходка с целью проучить наглеца, превратилось в безудержную жестокость. Аттилио и двое других набросились на Самуэле Модену. Уже немолодой человек, тот почти сразу рухнул на пол. Он сжался в углу, и троица заметила, как у него из-под головы внезапно хлынул поток крови. Пораженные зрелищем, они молча смотрели, как алая лужа с пугающей быстротой разливается по ковру. Несколько секунд никто не двигался с места.
– Пошли отсюда, скорее! – крикнул наконец Аттилио.
Вернувшись домой, муж Лучаны попытался залезть в кровать, не разбудив жену, но та спала некрепко, а потому приподнялась, включила свет и увидела растерянное выражение лица супруга. Аттилио подошел к ней вплотную.
– Если завтра тебя спросят, был ли я дома, подтвердишь, что я и шагу отсюда не ступил. Понятно?
Лучана почувствовала сильный запах алкоголя.
– А почему, где ты был? Боже мой, что случилось?
Аттилио не ответил, только повернулся к ней спиной.
На следующий день по городу разлетелась новость о смерти Самуэле Модены. Радамес Мартироли сразу догадался, кто стоит за этим убийством, но хорошо понимал, что виновный в любом случае найдет способ выйти сухим из воды.
– Рано или поздно эти негодяи поплатятся за свои злодейства! – в ярости воскликнул он, рассказав жене о произошедшем.
Снежинка в это время помешивала кукурузную кашу и время от времени качала головой. Младшие дети играли в стороне, не понимая слов отца, но старшие близнецы уже были подростками, а потому отлично видели, как с каждой фразой гнев все сильнее закипает в душе Радамеса.
– Если никто не заставит их поплатиться, это сделаю я, – уверенно заявил Дольфо.
Снежинка резко обернулась к сыну.
– Это дела взрослых, нечего тебе в них лезть. Понятно? Держись подальше от политики, Дольфо, не то я тебе покажу!
Но сын уверенно смотрел на мать, не смущаясь и не отводя глаз.
В одном из дворов Стеллаты под заведенный на полную громкость граммофон Ирма давала уроки танцев группе местных парней и девушек. Сама она встала в пару с Дольфо, у которого отлично получались залихватские фигуры модного свинга.
Oh, mamma, mi ci vuol la fidanzata.
Uh, mamma, mi ci vuol la fidanzata.
Io vorrei quella cosa tanto cara, deliziosa,
che fa il cuore sospiroso,
che fa il cuore palpitaaar…[13]
Их ноги отбивали ритм маленькими шагами, а тела прижимались друг к другу явно ближе, чем необходимо для танца. Гвидо с неодобрением поглядывал на парочку. Брат чересчур горячо обнимает Ирму, а как эти двое смотрят друг на друга! Вокруг же не идиоты. Муж учительницы танцев был на фронте, а Дольфо следовало бы быть поосторожнее. Но, судя по всему, брат ничуть не беспокоился о мнении окружающих, да и его партнерша тоже.
Темп танца все убыстрялся.
Mamma non son più quel capriccioso ragazzino
che sgridavi sempre pel suo fare birichino.
Ora son cresciuto e sento un fremito nel cuore,
oh, mamma, è il segnale dell’amore!
Ирма ловко повернулась под рукой партнера, после чего Дольфо снова обнял ее, весело смеясь, положил руки на талию, а потом постепенно переместил их на бедра. Теперь они танцевали друг напротив друга, слегка согнув ноги в коленях, переступая в такт музыке. Их взгляды встретились, а движения становились все более чувственными. Некоторое время Дольфо вел партнершу, придерживая ее за бедра, а потом прижал к себе. Пара быстро закрутилась, их тела переплелись. Кто-то отпустил ехидный комментарий. Гвидо почувствовал, как краска заливает лицо.
Вот уже некоторое время вся округа судачила о том, что Дольфо Мартироли и Ирма – любовники. Ему было шестнадцать лет, ей – на десять больше, но по всей видимости, она решила, что Дольфо – красивый и достаточно взрослый парень, да и выглядел он старше своих лет.
Для такой жизнелюбивой девушки, как Ирма, явно было непросто терпеть отсутствие мужа, ушедшего на фронт. Она слишком рано вышла замуж. Что она могла знать о браке в семнадцать лет? Три месяца спустя Ирма уже жалела о своем поспешном решении. Она отличалась красотой и лелеяла амбициозные планы: мечтала стать звездой кино. Ирма знала имена всех популярных актеров и певцов, их карьерные истории и все любовные приключения, как официальные, так и тайные. Девушка едва могла написать собственное имя, но это ее ни капли не беспокоило. В ожидании грядущей славы она заботилась лишь о том, как сохранить свою красоту. Чтобы не испортить цвет кожи, во время работы в поле Ирма всегда надевала одежду с длинными рукавами и перчатки, даже в разгар лета, а собираясь на прогулку, собирала мелкую пыль со дна мешков из-под риса и использовала ее в качестве пудры.
Как-то раз она пошла в фотостудию и заказала серию портретов с обнаженными плечами и чувственным взглядом. Эти снимки она отправила на киностудию «Чинечитта», поцеловав конверт на удачу. Три недели спустя пришел ответ: Ирму приглашали в Рим на пробы. Девушка чуть не упала в обморок от счастья. В мечтах она уже видела себя на большом экране, как Ася Норис в «Истории одной любви» или Алида Валли в «Мы, живые». Желая во что бы то ни стало попасть на пробы, Ирма решила ничего не говорить мужу-солдату и твердо противостоять возражениям родных, пытавшихся отговорить ее от опасного предприятия.
– Да все актрисы – просто низкопробные потаскухи! – твердила мать.
Но дочь твердо знала, что настоящая жизнь – далеко, точно не в ее родном городке, где можно только разводить свиней. Она рождена для совсем иной судьбы и однажды станет знаменитой.
На следующей неделе Ирма поехала в Рим, перекрашенная в блондинку и преисполненная надежд на будущее. Вернулась она вся заплаканная три дня спустя. Не дав никаких объяснений родным, девушка закрылась в своей комнате и целыми днями оставалась в кровати в полной прострации. Обеспокоенная мать не выдержала и вызвала врача.
– У вашей дочери слишком романтичная душа, а муж далеко, – заявил доктор после осмотра.
Ирма так никому и не рассказала, что случилось в Риме, но после этой поездки оставила все мечты о карьере в кино. Тогда она и решила давать уроки танцев, потому что отличалась не только красотой, но и грацией и чувством ритма. Ирма стала учить молодежь Стеллаты мазурке, польке и вальсу. Иногда, правда, занятия выходили за рамки объяснения шагов танго или фокстрота: именно так произошло с Дольфо Мартироли. Поначалу Ирма не хотела поддаваться соблазну, но ее ученик оказался настойчив, и однажды вечером парочка оказалась в постели. Они стали любовниками и собирались продолжать отношения до возвращения мужа Ирмы с фронта.
Гвидо же возможность познать радости плоти представилась только два года спустя. Стояла весна 1944 года. Девушку звали Марилена. Она косила на один глаз, но отличалась изящной фигурой и шелковистой кожей. Марилена сказала Гвидо, что ей двадцать семь лет, хотя ходили слухи, что ей давно перевалило за тридцать.
Как-то субботним вечером юный Мартироли пригласил ее в кино. В темноте зрительного зала Гвидо взял девушку за руку, и она не стала возражать. По окончании фильма он спросил, можно ли проводить ее домой. Парочка шла по проселочной дороге, когда вдруг Марилена остановилась, встала на цыпочки и поцеловала своего спутника в губы.
Через несколько мгновений они уже скрылись за стеной чьего-то хлева. Марилена решительно направила руку Гвидо в вырез своей блузки. Он нежно касался мягкой, теплой груди, но не решался продолжать. Девушка прижималась к нему, покусывала мочку уха, но кавалер все никак не переходил к решительным действиям. «Чертова война!» – подумала Марилена. В округе остались одни старики или вот такие мальчишки, которых нужно всему учить. Гвидо неумело целовал ее и не знал, как вести себя дальше. Наконец терпение Марилены иссякло.
– Ладно, хватит, – буркнула она, быстро застегнула блузку и ушла, едва махнув ему рукой на прощание.
Юноша задумчиво нахмурил лоб. Он точно не мог сказать, понравился ли ему этот поцелуй. Возвращаясь домой, Гвидо остановился у фонтана и тщательно прополоскал рот.
На следующий день он рассказал о произошедшем Дольфо.
– Ну ты и идиот! Нашел такую, что разрешает лапать себя за грудь без всяких проблем, и ничего не сделал?
– А что я должен был сделать?
– Ну как тут поверить, что ты мой брат! В следующий раз, если она тебя не останавливает, продолжай. Тебе картинку нарисовать?
Гвидо твердо решил, что в следующую субботу снова пригласит Марилену и в этот раз уже не выставит себя идиотом, но во вторник пришло заказное письмо из Феррары: в течение трех дней Гвидо надлежало явиться на призывной пункт.
Дольфо сей удел не грозил, так как несколько месяцев назад его признали негодным к военной службе из-за плохого зрения. Еще в тринадцать лет окулист диагностировал у него сильную степень близорукости. Тогда Снежинка и Радамес очень расстроились, не зная, что через несколько лет плохое зрение окажется настоящей удачей. А вот Гвидо был здоров и теперь должен был идти на фронт.
Юноша рассказал о призыве сначала отцу, потом Ансельмо.