– И откуда она это срисовала? – поражалась мать.
Родители всеми способами пытались сдерживать творческие порывы Нормы. Они купили ей тетради, строго наказав рисовать только в них. Однако через пару дней девочка уже закончила пустые страницы и вновь принялась покрывать всеми цветами радуги двери, стены и все остальное, до чего могла дотянуться. Конечно, она твердила, что, когда вырастет, будет художницей. Израсходовав свои цветные карандаши и пастельные мелки, Норма принялась приносить домой одолженные у подружек, провоцируя тем самым регулярные ссоры с соседями.
– Что нам делать? Мы уже все перепробовали, – оправдывалась мать. Потом она со вздохом добавляла: – Если бы хоть Доната была здесь, они играли бы вместе.
Тремя месяцами ранее Дольфо с семьей переехали в Виджу – городок в окрестностях Варезе, недалеко от швейцарской границы. Говорили, что в Швейцарии легче найти работу, и действительно, Дольфо быстро устроился на стройку в кантоне Тичино, а Зена – на фабрику сорочек в Мендризио.
В те годы многие отправлялись на заработки в более благополучные края. Война закончилась, наступил мир, но вот бедность, в которой погрязла большая часть жителей севера Италии, никуда не делась. Гвидо после свадьбы смог найти только сезонную работу на сахарном заводе в Сермиде, а Эльза – в сельскохозяйственном комплексе, опять же, только на летние месяцы. Всю зиму супруги не получали ни гроша, и в какой-то момент в продуктовой лавке им уже отказывались отпускать товары в долг. Дольфо же писал из Виджу, что он и супруга устроились отлично. Они получали зарплату в швейцарских франках и, живя в Италии, могли позволить себе все необходимые траты и даже кое-что откладывали.
«Приезжайте, тут совсем другая жизнь», – уговаривал он брата в каждом письме. Но Гвидо и Эльза не решались на переезд.
– Хоть там еще Италия, но это практически как уехать за границу. Вот увидишь, Эльза, рано или поздно все наладится, – убеждал жену Гвидо каждый раз, когда она жаловалась на их бедственное положение, однако и сам не особенно в это верил.
1951
Вот уже несколько дней дождь лил не переставая. Уровень воды в реке постепенно приближался к критическим показателям. 13 ноября с дамбы на берегу По уже можно было коснуться воды рукой. Соседние поля затопило, с территории поймы давно эвакуировали людей. Мощным течением уносило прочь бревна, ветки, трупы животных.
– По все растет и растет, – с опаской твердили в округе.
Работники управления гражданского строительства раскладывали горы мешков с песком в наиболее опасных местах. Им помогали местные жители, даже приходской священник не остался в стороне. Радиоприемники по всей округе были постоянно включены. В тот день местная газета «Гадзеттино падано» объявила, что новый скачок роста уровня воды ожидается в провинциях Мантуи и Ровиго.
Перепугавшись, Эльза и Гвидо начали носиться вниз-вверх по лестнице, перетаскивая в спальню и на чердак столы, стулья, велосипеды, коробки с тарелками, календари, кофеварки, кухонную утварь, мешки с рисом и мукой. Буфет, который не проходил по лестнице, привязали веревками и затащили наверх до уровня второго этажа вдоль внешней стены.
– Держите открытыми окна и входную дверь: если По разольется, то вода пройдет насквозь через комнаты и меньше попортит дом, – предупредил домашних Гвидо.
Четырехлетняя Норма торчала во дворе и удивленно смотрела огромными голубыми глазами на то, как взрослые тянут на веревках буфет вдоль стены. Этому шкафу суждено было провести много дней на высоте нескольких метров, накрытым водоотталкивающей тканью.
Девочка наблюдала за суетой родителей, не зная, чем себя занять. Ее отовсюду прогоняли, чтобы не путалась под ногами, и в конце концов Норма отправлялась играть во дворе. Периодически в дверном проеме появлялась мать: раскрасневшаяся, в шерстяных чулках, спущенных до щиколоток, с перетянутыми резинкой волосами.
14 ноября на дамбе вдоль По в районе Капосотто – месте, которое казалось всем безопасным, по сравнению с Ревере или Мольей – начали собираться десятки людей: кто с коровой, кто со свиньей, кто с клеткой, полной кур. Некоторые тащили за собой тачки, нагруженные всем, что только могло на них поместиться. Мужчины трудились, без устали размахивая заступами и лопатами; старики смотрели на небо, задаваясь вопросом о том, куда же денется вся эта масса воды, если земля уже не может впитать ни капли. Все ждали, что с минуты на минуту По выйдет из берегов. Общее напряжение повисло в воздухе и передавалось каждому, включая детей. Многие начинали плакать, и матери прижимали их к груди, в ужасе глядя на воду.
И вот раздался страшный рев, казалось, идущий откуда-то из-под земли. Все разом замолкли и замерли в ожидании, пока кто-то не крикнул в мегафон:
– Река вышла из берегов! По вышла из берегов в Оккьобелло!
На следующее утро Эльза варила кофе с молоком, когда по радио рассказали о масштабе трагедии, разыгравшейся всего в нескольких километрах от их дома. Она так и застыла посреди кухни с ковшиком в руке. Безликий голос ровным тоном сообщал, что в районе следующих населенных пунктов: Оккьобелло и Канаро, – уровень По поднялся выше дамбы и две трети массы воды разлились по окрестным городкам и деревням. Безудержный поток ворвался в сельские дома, разрушил хлева и сеновалы, принес смерть тысячам голов скота и сотням людей. Восемьдесят девять человек захлебнулись в одном только грузовике, водитель которого как раз пытался перевезти их в безопасное место. В последующие дни тела взрослых и детей то и дело всплывали на поверхности воды, рядом с трупами коров и свиней.
Ансельмо Мартироли, который был родом из одного из затонувших городков, узнал, что его двоюродный племянник утонул вместе с женой и семилетним сыном. Другая его знакомая из тех же мест родила ребенка прямо в лодке, среди ночи, пока муж спасал их, гребя к берегу.
Эльза помолилась за упокой души погибших и за здравие живых, потерявших близких и все свое имущество, но не могла не признать, что чувствует облегчение: страшное ожидание закончилось, теперь можно было вернуться к нормальной жизни.
Опасность миновала, так что коробки со домашней утварью спустили с чердака обратно вниз, а буфет отвязали и вернули на законное место у кухонной стены, и Эльза твердо решила оставить этот тяжелый момент в прошлом. А вот Гвидо никак не мог спокойно жить дальше. Он пребывал в постоянном напряжении, то и дело нервно тряс головой и не хотел уезжать из дома. Однако денег у семьи уже не было, и, несмотря на униженные мольбы, хозяин продуктовой лавки отказался отпускать супругам в долг. Наводнение 1951 года стало поворотным моментом.
Как-то раз во время обеда Гвидо попросил хлеба.
– Мне не на что его купить, – ответила Эльза.
Муж внимательно посмотрел на нее.
– Все, хватит. Мы уезжаем отсюда.
– Куда? – спросила жена, разливая суп по тарелкам.
– К Дольфо, в Виджу.
– Ты же все время твердишь, что не хочешь туда ехать.
– Река рано или поздно похоронит нас здесь, а если не река, то голод. Сегодня же напишу брату, и после праздников отправимся.
Гвидо хотел уехать сразу после Рождества, но в те дни заболела мать Эльзы, и отъезд продолжали откладывать на протяжении двух лет, пока та не умерла. Похоронив тещу, Гвидо настоял на принятом решении.
Шел январь 1954 года. Норма ходила в первый класс, и было решено, что она останется у бабушки Снежинки до конца учебного года, а Эльза с мужем тем временем устроятся в Виджу. Супруги отправились в путь в начале февраля, в морозный, но солнечный день.
Грузовик ждал у дверей дома. Мебель уже погрузили, пустые места быстро заполнялись коробками с постельным бельем и кастрюлями, а Эльза все еще сомневалась, стоит ли переезжать на новое место. Виджу от Капосотто отделяли всего триста километров, но ей городок в горах у швейцарской границы виделся другим краем света. Даже нашумевший фильм с Тото про пожарных Виджу не изменил ее мнения. Эльза заранее ненавидела это место, где, судя по письмам Зены, дома построены из камня, а не из кирпича, а чтобы объясниться с соседями, приходится говорить на правильном итальянском, без диалектных словечек. Надеясь расплатиться с долгами, жена Гвидо продала часть своего приданого, но в конце концов ей пришлось сдаться и согласиться с решением мужа. Эльза покорно упаковала нехитрые семейные пожитки, но теперь со злостью смотрела на грузовик, который вбирал в себя по кусочкам всю ее жизнь, намереваясь перевезти их в незнакомое место. Пытаясь представить новый дом, женщина воображала нечто похожее на концлагеря времен войны, о которых в те годы часто писали в газетах.
Не говоря ни слова, она вдруг побежала к машине и принялась вынимать ящики и тюки, которые муж только что погрузил. Гвидо закидывал вещи внутрь, Эльза вынимала обратно, не обращая внимания на протесты супруга. Он снова возвращал их пожитки в машину, а жена упрямо доставала, продолжая бессмысленную битву. Водитель наблюдал за этой картиной, не зная, смеяться или кинуться на помощь.
Вдруг Эльза принялась кричать:
– Я не поеду в горы и не пойду работать на завод! Хочу умереть там, где родилась, собирая свеклу! Вся моя семья здесь. А мать? Как я буду носить ей цветы и ухаживать за могилой, если мы уедем?!
На этих словах Гвидо смягчился. Он обнял жену, зашептал ей что-то на ухо и принялся покрывать поцелуями шрамики от ветрянки на лбу. Норма молча смотрела на то, как отец подхватил все еще всхлипывающую мать на руки и унес в сад за домом.
Девочка осталась с водителем. Они сели рядом: Норма причесывала куклу, мужчина курил сигарету. Он уже начал нервничать и постукивал носком ботинка по земле, словно отбивая быстрый ритм «топ-топ-топ-топ». Наконец родители вернулись. Мать перестала плакать, но на лице застыло скорбное выражение. Муж и жена молча погрузили оставшиеся вещи в машину, и час спустя грузовик двинулся по направлению к Виджу.