Впрочем, в неприятности влипали обе кузины, потому что, как правило, делали все вместе. Особенно когда решали не тратить время на уроки или мелкие домашние дела, которые поручали им взрослые, и вместо этого проводили долгие часы крутясь перед зеркалом и примеряя наряды матерей: туфли на высоких каблуках, шляпки с вуалью Эльзы и яркие помады Зены. Доната не слишком-то интересовалась косметикой и красивыми платьями, но, нарядившись, двоюродные сестры разыгрывали настоящие спектакли, изображая то высокородных графинь, то городских модниц, и это развлечение безумно нравилось обеим. В другие дни девочки играли в «Классики» с Марчеллино, Сальваторе и другими ребятами из их двора. Иногда они все вместе выбегали на площадь перед церковью:
– Раз, два, три… Замри!
И все останавливались, замерев в самых странных позах, затаив дыхание и не обращая внимания на капельки пота на лице. Время пролетало мгновенно, и вот часы на колокольне бьют шесть раз. Неужели уже наступил вечер?! А они до сих пор не заправили кровати и не поставили греться воду для макарон! Тогда девочки неслись домой, чтобы скорее убрать на место туфли на каблуках, бусы и шляпы, а потом бегом на кухню – накрывать на стол и ставить на огонь большую кастрюлю. Иногда матери появлялись, когда дочки еще не были готовы, и тогда разыгрывались семейные драмы, а порой кому-то доставалась и пара затрещин.
Но главной страстью кузин Мартироли было гулять по лесу на холме Сант-Элия. Они бесстрашно бродили по самым неизведанным тропинкам среди каштанов, акаций и сосен. За час можно было добраться до каменной церквушки на вершине холма. Там девочки проходили в тени елей до маленькой площадки на каменистом обрыве высотой в несколько сотен метров. Оттуда открывался великолепный вид: на горизонте виднелись заснеженные верхушки Альп, а внизу, между долин и пологих холмов, – яркая синева озера Лугано. Норма и Доната останавливались в нескольких шагах от пропасти. Прямо перед ними была большая яма, частично скрытая опавшими листьями. Поговаривали, что это вход в туннель, который с вершины горы вел прямо к озеру. Во времена войны, шептались соседи, немало людей закончили там свою жизнь. Девочки представляли себе горы скелетов внизу и невольно отступали от края, боясь поскользнуться на листьях и полететь прямо в бездну. Если бы их матери знали, куда Норма и Доната ходят гулять, им обеим знатно досталось бы. Эльза не раз наказывала дочери – из двоих кузин та явно отличалась большим благоразумием – держаться подальше от Сант-Элии.
– Там полно гадюк и опасный обрыв, с которого запросто свалишься и даже не заметишь как. Не вздумайте туда лезть. Понятно?
Норма кивала и обещала никогда туда не ходить. В общем-то, она также с удовольствием подолгу сидела дома со своими цветными карандашами. Желание стать художницей не ослабевало, а значит, нужно постоянно тренироваться. Но в конце концов жажда приключений брала верх. Лето длинное, солнце ярко светит, а в горах так много таинственных мест, например пещеры горы Орса с окопами времен войны. И Норма бросала альбомы и кисточки, чтобы вместе с Донатой проводить жаркие дни в прогулках средь зарослей плюща и папоротника, вдыхая аромат палой листвы, прохаживаясь по мягкой от частых наводнений земле. Они доходили до окопов времен войны, где около бойниц до сих пор валялись использованные гильзы. Оттуда можно было разглядеть швейцарские горы на севере, а на юге – километры и километры сельскохозяйственных угодий. В самые ясные дни удавалось увидеть даже шпили миланского Дуомо.
Последней точкой, куда забирались девочки, гуляя по лесу, был дом Молодчика – так местные прозвали старика, жившего в домишке на самой вершине. Он вел загадочное одинокое существование, не поддерживая отношений ни с кем из города, в компании нескольких собак. Молодчик спускался в город, только чтобы сходить на рынок и купить немного масла, соли или кукурузной муки. Он тащился по улицам, грязный, в лохмотьях, с длинной бородой и, как всегда, в сопровождении своих псов. Поговаривали, что время от времени он режет одного из них и готовит на обед. Скорее всего, это были просто слухи, но кузин Мартироли неудержимо влекло к дому странного человека. Невозможно было придумать более волнующего приключения, чем подобраться поближе и наблюдать за Молодчиком, надеясь увидеть какое-нибудь доказательство того, что он и правда ест собак.
Однажды летом, когда девочкам было по восемь лет, они подползли вплотную к его окну.
– Пойдем отсюда, – шептала Норма.
– Да ладно тебе, мы только заглянем и сразу убежим, – убеждала ее Доната.
Подобравшись к дому, девочки заглянули в окно, прижавшись носами к стеклу. Молодчик сидел за столом и мирно вырезал что-то из дерева. Но поразило кузин то, что он был совершенно голым. Старик, похоже, почувствовал присутствие посторонних, потому что резко поднял взгляд и уставился прямо на Норму. Мгновение паники, а потом только пятки засверкали!
Девочки перебежали через лужайку и по тропинке углубились в лес. Обеим казалось, что они слышат за спиной тяжелое дыхание Молодчика, но обернуться и удостовериться, правда это или игра воображения, не хватало духу. Каждую секунду ожидая, что их вот-вот схватит за волосы костлявая рука или собака вцепится в ногу, Норма и Доната бежали во весь дух, не останавливаясь, пока не оказались в городе.
На площади Альбинола девочки рухнули на скамейку у подножия памятника Гарибальди. Взглянув друг на друга, двоюродные сестры залились смехом: им в очередной раз удалось выйти сухими из воды.
Время от времени Доната находила себе новую подружку и пропадала на несколько дней, не приглашая кузину играть с ними. Норма обижалась, но потом доставала из ящика краски и рисовала райских птиц, тигров, башни с многочисленными окошками. Она по-прежнему была уверена, что, когда вырастет, будет художницей. Пусть Доната становится парикмахершей, как она всем рассказывает в последнее время, на самом деле только для того, чтобы убедить подруг разрешить отстричь им челку. Рисовать намного, намного интереснее. Потом проходила неделя, Доната ссорилась с новой подружкой и возвращалась к Норме.
Одним из любимых мест в городе для обеих сестер была кондитерская синьора Пиппо. Покупатели заходили в нее с площади Мадоннины, но служебный вход для работников располагался в том же дворе, где жила Норма, и каждое утро она просыпалась, чувствуя аромат дрожжей, ванили или лимонного пирога. По пятницам синьор Пиппо готовил пиццу – невиданное лакомство, которое кузины раньше никогда не пробовали: от одного только запаха текли слюнки.
– Здесь на севере пицца еще в диковинку, а вот в Новом Йорке мои приятели делают на ней целые состояния! Ууууу… Вот куда мне надо было ехать!
Синьор Пиппо был родом из Бомпьетро – деревни в окрестностях Палермо – и пек такой вкусный хлеб, что за несколько лет в Виджу заработал достаточно, чтобы купить себе машину. Это был «Фиат Тополино 50°C», черный, сверкающий, невероятно красивый. Хозяин часами самозабвенно начищал и полировал его. Иногда Пиппо сажал в автомобиль соседских детей и отвозил поесть мороженого в Варезе или Порто-Черезио. Он вел машину, гордо выпятив грудь, и плевать хотел на всех местных, что обзывали его «деревенщиной с юга». В конце концов, что ему до них? Теперь у него есть собственный автомобиль, да еще какой! По дороге синьор Пиппо часто напевал старые сицилийские песни. Вскоре Норма, Доната и остальные ребята из их двора запомнили тексты на непривычном диалекте и во весь голос орали вместе с ним:
Tira mureddu miu, tira e camiiina,
cu st’aria frisca e duci di la chianaaaa,
lu scrusciu di la rota e la catina,
ti cantu sta canzuna paisanaaa…[17]
– Уууууу! Да вы какой-то курятник устроили! Не торопитесь так… Помедленнее, в ритм!
Amuri, amuri miu, ppì ttia cantu,
lu cori nun mi duna cchiù avventuu!
– Нет, с вами не совладать, – вздыхал синьор Пиппо, качая головой.
Поскольку в Виджу собрались уроженцы разных регионов Италии, здесь царила небывалая смесь традиций и обычаев, совершенно непохожих друг на друга. Если выходцы из Эмилии-Романьи и Мантуи собирались в отделениях компартии и шумно праздновали День народного единства с митингами, бальными танцами и бульоном с каппеллетти, то крупная община сицилийцев устраивала затейливые и красочные религиозные процессии, в том числе не имеющие отношения к официальному церковному календарю, например «Праздник иудеев», который с незапамятных времен отмечается в городке Сан-Фрателло в провинции Мессина. Многочисленные приезжие из тех мест решили перенести в Виджу дорогую их сердцу традицию и каждый год на Страстной неделе наряжались в красные и желтые костюмы, чтобы устраивать шествия и прославлять от имени «иудеев» смерть Иисуса Христа. Всего за десяток лет приезжие из разных уголков страны переменили облик города гораздо сильнее, чем это смогли сделать несколько столетий истории. Коренные уроженцы Виджу поначалу пытались сопротивляться, но в конце концов им пришлось покориться желаниям приезжих, превосходивших их числом.
Братья Мартироли и их семьи тоже узнали много нового. Зена, например, переняла у своей коллеги-сицилийки привычку есть лимонные дольки, посыпанные солью. Эльза научилась готовить «давленые оливки» – южное блюдо, в котором оливки давят, чтобы извлечь косточку, а потом заправляют острым перцем, орегано и чесноком. Подруга, которая обучила ее этому рецепту, носила популярное на Сицилии имя Кармелина, а ее фамилия звучала как Премилькуоре. Это была совершенно неутомимая женщина – как в работе, так и в болтовне. Она всю жизнь трудилась на заводе и смогла заработать достаточно, чтобы отправить троих детей учиться в университет. Норма и Доната очень полюбили подругу матери и всегда с удовольствием проводили с ней время, как зачарованные слушая цветистую речь, полную ярких фразочек вроде «Просто апофегей!» для выражения восхищения или негодования, или «Ну и пигура!». Каждый раз, когда Кармелина чему-нибудь удивлялась, она восклицала: «Творец добросердечный!», а если обсуждала с Зеной очередное проявление кумовства на работе, то в конце концов непременно поджимала губы и заявляла: «Правильно подмажешь – славно заживешь». Девочки не до конца понимали значение этой фразы, но ярко воображали себе женщину, которая, вместо того чтобы работать на швейной машинке, целыми днями намазывает себя каким-нибудь кремом.