Две проходившие мимо студентки обменялись изумленными взглядами. Лоренци не смутился.
– Тсс! Мы же в библиотеке. Ваше эссе хорошее, – ответил он.
– А что тогда это значит?
– Это была провокация, единственный способ поговорить с вами.
Доната растерянно уставилась на преподавателя.
– Мерзавец! – выпалила она наконец и унеслась прочь.
Час спустя Доната ждала трамвай на остановке и по-прежнему чувствовала себя оскорбленной. Переполнявшие ее обида и гнев были столь велики, что, когда подъехал трамвай, девушка, погруженная в свои мысли, не заметила его и поняла это, только когда он скрылся за поворотом.
Придя домой, она попыталась отвлечься: приготовила себе спагетти, включила радио, но почти сразу же выключила. Моя посуду, Доната громко проклинала сначала Лоренци, потом соседок по квартире, которые вечно оставляли за собой беспорядок.
Закончив с тарелками, она села на диван, позвонила паре подруг, а потом набрала номер Нормы.
– Что случилось? Тебя что-то беспокоит? – сразу поняла двоюродная сестра.
– Да ничего, один кретин в университете, ассистент.
– Симпатичный?
– Да боже упаси.
– А чего ты так на него взъелась?
Кузина вкратце пересказала последние события, и Норма уверенно заявила:
– Ну, все ясно, он в тебя влюблен.
Доната опустила трубку в еще более взволнованном состоянии, чем до звонка. Влюблен в нее? Стефано Лоренци – богатый папенькин сынок, которого интересует только собственная научная карьера? Ерунда какая! И ладно бы он был красавцем. А какой он вообще? Доната не без труда представила себе лицо преподавателя. Сколько ему лет-то? Тридцать? Нет, меньше, наверное. Да какая разница! Будь ему хоть двадцать, хоть шестьдесят – это ничего не меняет. Влюблен в нее. Да ладно!
Доната побарабанила пальцами по подлокотнику дивана. Закинула левую ногу на правую, потом – правую на левую. Зажгла сигарету, сделала пару затяжек и погасила. Встала, вытащила из своей яркой сумки с этнической вышивкой эссе и перечитала комментарий Лоренци.
Наконец, она устало бросила листки на стол, надела куртку и вышла. В девять часов начнется заседание партии. Времени до этого еще полно, но сидеть дома выше ее сил – лучше уж сходить в кино или прогуляться. Да, подышать воздухом, отличная идея.
Домой Доната вернулась после заседания около полуночи. Ужасно уставшая, она рухнула в кровать, но едва пыталась закрыть глаза, перед ней возникало лицо Лоренци. Девушка долго ворочалась, пытаясь избавиться от назойливых мыслей, но безуспешно.
Когда часы пробили один раз, Доната встала, подошла к комоду и принялась рыться в груде украшений, трусиков, фотографий, счетов за газ и электричество. Вот и они! Девушка вытащила из ящика карты Таро и села за стол.
Она тщательно перемешала колоду, а когда почувствовала, что готова, стала выкладывать карты одну за другой. Первое же изображение повергло ее в растерянность, и затем изумление все росло. Наконец, Доната открыла последнюю карту, означавшую окончательный ответ.
– Мамочки… – пробормотала она.
На следующее утро в университете Доната сразу увидела Лоренци, вешавшего объявление на стену.
– Профессор, приглашение на кофе все еще в силе? – спросила она без предисловий.
– Конечно, – ответил тот, заметно удивленный.
Они отправились в кафе за углом. Разговор об эссе длился от силы минут десять, дальше двое принялись болтать обо всем на свете. Нескольких часов за столиком кафе хватило, чтобы Доната и Стефано без памяти влюбились друг в друга.
Когда они разошлись, сгущались первые сумерки.
– Ты любишь джаз? – спросил он.
– Ну так…
– Слишком… буржуазно?
– Да нет, просто я мало его слушала.
– Я знаю одно местечко на Навильи, «Каполинеа». Там отличная музыка и кормят хорошо. Ты занята сегодня вечером?
– Нет, совершенно свободна.
Стефано заехал за ней в восемь на желтом «Ситроене». Он был в отличном настроении, глаза сверкали. Юноша заметил, что Доната накрасилась, что было нехарактерно для девушек из радикальных политических объединений. Оделась она тоже элегантнее, чем обычно: черная юбка и блузка в цветочек, открывавшая плечи.
– Великолепно выглядишь.
– Да ну, надела первое, что под руку попалось, – соврала Доната.
В баре «Каполинеа» парочка увлеченно болтала и совершенно не слушала джазовый ансамбль. Они выпили бутылку вина на двоих и, когда вышли на улицу, пребывали слегка навеселе. Было решено прогуляться, якобы для того чтобы выветрился алкоголь, а на самом деле – потому что обоим не хотелось расставаться. Доната и Стефано неторопливо брели вдоль канала Навильо, болтая, хихикая, обсуждая политику, музыку и литературу, не в силах оторваться друг от друга.
– Сколько времени? – спросила в какой-то момент девушка.
– Сейчас посмотрю… Четвертый час.
– Боже мой! Пожалуй, тебе пора отвезти меня домой.
Перед тем как выйти из машины, Доната предложила:
– Приходи ко мне на ужин? Завтра вечером… Ну или…
– Завтра вечером буду.
Она улыбнулась и поцеловала его в щеку, но случайно коснулась уголка губ.
– Тогда до завтра, спокойной ночи.
Стефано Лоренци ехал в сторону дома, думал о «почти поцелуе» Донаты и о том, как тепло она попрощалась с ним. И улыбался – той особенной, слегка отсутствующей улыбкой, которая отличает всех влюбленных.
Доната жила на последнем этаже высотки на окраине города, которую со всех сторон окружали такие же безликие дома, покрытые копотью. На балконах не было ни цветочка, ни одного несчастного горшка с геранью, но девушку это совершенно не волновало: она жила почти под облаками, оставив далеко внизу весь городской шум. Обстановка в квартире была скромной, зато через большие окна лились потоки света. Кухня из бледно-голубого пластика, казалось, вышла из фильма 1950-х годов, а в гостиной были только большой диван, ковер и стеллажи, полные книг. На стенах висели плакаты с Лениным и различные манифесты, призывавшие к культурной революции.
Стефано пришел с букетом и бутылкой вина.
– Красиво у тебя тут, – сказал он, осматриваясь.
– Располагайся. Я сейчас приду.
Доната пошла на кухню бросить в кипящую воду спагетти. Стефано подошел к окну.
– Ух ты, жить здесь все равно что на вершине горы.
– На крыше два гнезда аистов, представляешь, – ответила она, возвращаясь с бокалами.
Стефано и Доната поужинали сидя на ковре: спагетти с соусом «Аматричана», салат и мороженое. Они болтали о жизни, о планах на будущее, об университете и о поэзии. По правде говоря, болтала в основном Доната. Стефано больше слушал, очарованный ее энергией и жизнелюбием.
После ужина парочка переместилась на диван. Он взял книгу и стал читать вслух:
У смерти для каждого особенный взгляд.
Придет смерть, и у нее будут твои глаза,
Это будет как бросить привычку – иначе нельзя,
Как увидеть в зеркале лицо умершего снова,
Как услышать сомкнувшиеся уста.
Мы сойдем в водоворот, не говоря ни слова.[23]
– «Придет смерть, и у нее будут твои глаза…» – повторила Доната и вдруг почувствовала боль в желудке и внезапную тошноту.
– Что случилось?
– Ничего, уже прошло. Читай дальше, у тебя так красиво получается.
Стефано продолжил чтение. Доната слушала его, но все никак не могла успокоиться. Почему эти слова поразили ее настолько, что ей физически стало плохо? Но постепенно голос Стефано, читавшего стихи, успокоил девушку.
Доната наблюдала за своим гостем. Как это возможно, что до того дня, проведенного вместе за столиком кафе, она совершенно не замечала его? Стефано был примерно с нее ростом и слишком худой, но его теплый голос, огромные глаза и узкое одухотворенное лицо нравились Донате. Со своими светлыми волнистыми, довольно длинными волосами, он чем-то неуловимо напоминал картины девятнадцатого века, портреты героев времен Объединения Италии. Юноша читал очередное стихотворение, когда Доната погладила пальцами его затылок. Стефано замолчал, повернулся к ней и поцеловал в губы. Он почувствовал тепло, привкус вина, сладкий вкус ее языка. Доната выключила свет. Синева наполнила комнату, словно волны ночного моря. Они соскользнули на пол и занялись любовью среди газетных страниц и сборников поэзии: два слившихся воедино тела между конспектов и перепачканных чернилами листов бумаги.
Позже они долго лежали в постели, обнявшись. Стефано тихо говорил ей что-то, и его голос звучал по-новому, более спокойно и мелодично. Доната рассказала, что порой по ночам садится писать стихи или роман, который никак не закончит уже несколько лет, и слышит странные звуки с потолка: может, это крысиное семейство, может, привидения, а может, ангел, что несет с собой тайный ритм слов и звуков.
– Ангел? – удивился Стефано.
– Иногда бывает, особенно когда пишу стихи… Я настолько глубоко погружаюсь в слова, что забываю обо всем вокруг… И тогда рождаются идеальные образы, строки, настолько прекрасные, что я не могу поверить, что сама их придумала. Не знаю, как это объяснить. Будто кто-то сжимает мою руку и водит ею по бумаге. Эти моменты настолько мощные, настолько глубокие, что даже страшно. Это бывает нечасто, но… Теперь ты решишь, что я ненормальная.
– Нет, что ты! Я бы с удовольствием почитал то, что ты пишешь.
– Да ни за что на свете! Потом еще обвинишь меня в «упрощенных идеях».
Стефано засмеялся и крепко обнял ее. Занимался рассвет. Первые лучи озаряли небо на горизонте. Было слышно, как чирикают птицы, зовя друг друга в ускользающей тьме. Постепенно прояснялось небо над высотками, пустыми улицами, лужайками на окраине города. Она спала, прижавшись к нему. Стефано поймал себя на ощущении, что ему кажется, будто так было всегда.