– Я уверена, ты тоже ему нравишься.
– А я вот не уверена…
– Твоя проблема в том, что ты всегда боялась мужчин. Нужно расслабиться и поверить в себя.
– А можешь погадать мне на картах?
– Да ну! Это же просто глупости, которыми я увлекалась в юности.
– В юности? Но тебе всего двадцать три года!
– Иногда дело не в возрасте.
Двоюродные сестры легли спать глубокой ночью и благодаря выпитому вину заснули в один миг.
Норме казалось, что она едва успела закрыть глаза, как раздался звонок в дверь – долгий, настойчивый. На улице едва начало светать. Доната что-то сонно пробормотала и пошла открывать, Норма снова провалилась в сон.
Через мгновение, однако, раздался грохот и крики. Дверь в комнату резко распахнулась.
– Не двигаться или буду стрелять!
Норма увидела четверых вооруженных мужчин, все с длинными бородами, в куртках защитного цвета. Они наставили на нее автоматы – стволы оказались в нескольких сантиметрах от лица. Девушка почувствовала, как ее охватывает ледяной ужас. Казалось, кровь застыла в жилах, а сердце перестало биться.
– Полиция! Руки вверх и без фокусов. Вставай теперь, только медленно. Любое резкое движение, и будем стрелять.
Норма подняла дрожащие руки, по щекам потекли слезы. Она сама не знала, плачет ли от страха или от облегчения, услышав слово «полиция». Четверо незнакомцев оказались из отряда особого назначения, но они были одеты в штатское, а потому поначалу Норма решила, что это какая-нибудь группа ультраправых, жаждущих мести. Повинуясь приказу, она медленно спустила ноги с кровати, но тут в комнату вошла Доната. Не обращая внимания на дула автоматов, она подошла к кровати, села рядом с кузиной и крепко ее обняла. Потом раздраженно сказала полицейским:
– Ну хватит! Не видите, что ли, что здесь только две беззащитные женщины? Имейте совесть, дайте нам хотя бы одеться.
Стражи порядка опустили оружие.
– Одевайтесь. Мы подождем на кухне.
Они вышли из комнаты и осторожно прикрыли за собой дверь, будто извиняясь.
Доната сделала сестре знак молчать и подошла к шкафу. Оттуда она извлекала пару париков, две бутылки с «коктейлем Молотова» и пистолет. Все это девушка сложила в полиэтиленовый пакет и вывесила его за окно, на крючок на ставнях, потом закрыла створки и повернулась к Норме:
– Давай, одевайся.
Кузины быстро натянули штаны и футболки и вышли на кухню. Полицейские уже начали обыск: выкидывали все из шкафов, комодов и стеллажей, листали книги, журналы, стопки бумаг. Периодически что-то из найденного они кидали в большую коробку. Как только девушки вышли из комнаты, один из стражей порядка приказал коллегам:
– Ты и ты, обыщите спальню. Тут мы сами закончим.
Потом он усадил сестер и начал допрос. С Нормой все прошло быстро. Полицейский сказал ей предъявить документы и спросил, где она живет, кем работает и в каких отношениях состоит с Донатой Мартироли. Пары телефонных звонков хватило, чтобы подтвердить ее показания.
– Можете идти, синьорина.
Норма взглянула на кузину. Доната курила и казалась совершенно спокойной.
– Иди, я тебе попозже позвоню, – сказала она, слегка улыбнувшись.
Норма вышла на улицу, но, перед тем как уйти, взглянула на окно третьего этажа: никакого пакета там уже не висело. К счастью, окно спальни выходило во двор. Она от души понадеялась, что полицейским не пришло в голову проверять ставни, и направилась в сторону вокзала.
В следующие два года Дольфо и Зена видели Донату лишь изредка. Они научились встречать дочь без претензий и лишних вопросов. Она приезжала на целый день, но говорила мало и больше не проявляла той эмоциональности, что отличала ее раньше. Родители рассказывали последние семейные новости: кто родился, кто умер, кто женился, а кто, напротив, разводится, пользуясь благами недавно принятого закона. Время от времени они спрашивали Донату о муже. Она взяла его с собой в Виджу лишь однажды, и знакомство прошло не слишком-то сердечно. За весь день Джино выдавил из себя лишь пару фраз, и все остальные тоже чувствовали себя не в своей тарелке. С тех пор супруг Донаты больше не показывался, а Зена и Дольфо научились ограничиваться банальными вопросами.
– Все хорошо, – коротко отвечала дочь.
– Но вы работаете? У вас деньги-то есть?
– Да, у нас все есть.
– Тут тебе пришли письма, от Стефано, – говорила порой мать.
– Выброси их.
– Даже не откроешь?
– А зачем? – пожимала плечами Доната и меняла тему: – Как у бабушки дела?
– Немного постарела, но в целом все хорошо. Так и ходит каждый день в церковь, а дедушка все пытается ее убедить, что никто на небесах нас не слышит, – отвечал отец.
Начиная с первых выборов освобожденной Италии 2 июня 1946 года Радамес всегда голосовал за Коммунистическую партию. В тот памятный день впервые в истории страны выразить свою политическую волю смогли не только мужчины, но и женщины. Несмотря на уговоры мужа отдать голос за коммунистов, Снежинка предпочла послушать дона Романо, который во время исповеди настоятельно советовал ей выбрать христиан-демократов.
– Голосуйте так, как я вам говорю, а не то расстроите Деву Марию! – заявлял он прихожанам.
С тех первых выборов прошло двадцать лет, но в доме Мартироли муж и жена по-прежнему придерживались разных политических взглядов, что, впрочем, не мешало им мирно уживаться под одной крышей. Каждое воскресенье Радамес помогал распространять экземпляры газеты «Унита», в то время как Снежинка обходила соседей-подписчиков со стопкой «Фамилья Кристиана». К обеду оба возвращались домой. Муж садился читать газету, громко проклиная то правительство, то мух, то мороз – в зависимости от сезона. Снежинка ставила на плиту бульон – суп с лапшой в семье ели каждое воскресенье, даже если стояла сорокаградусная жара, – и включала по радио программу местных новостей «Гадзеттино падано». В полдень из приемника раздавался птичий щебет, а потом сообщалось:
– Точное время: двенадцать часов.
В ту же секунду Радамес откладывал номер «Унита», садился за стол и повязывал салфетку на шею, а Снежинка уже несла кастрюлю с лапшой в бульоне. После новостей по радио начиналась музыкальная передача.
Норме хорошо запомнился день, когда передавали песню Маризы Санниа «Белый дом»:
…Tutti i bimbi come me
hanno qualche cosa che
di terror li fa tremar,
e non sanno che cos’è.
Quella casa bianca che…[24]
– Все же ясно как день, – заявил Радамес. – Это антиамериканское заявление: «белый дом» – на самом деле Белый дом Никсона, а трястись от страха их заставляет война во Вьетнаме, а не всякие глупости!
21 июля 1969 года Радамес Мартироли решил, что наука наконец-то доказала то, во что он верил всю жизнь. Вместе с женой они в прямом эфире наблюдали за первой высадкой человека на Луне. Нил Армстронг ступил на лунную поверхность, сделал несколько неуверенных шагов и наконец начал прыгать по пустынному ландшафту. Тут Радамес повернулся к Снежинке, изумленно следившей за происходящим на экране.
– Ну что, где там твоя Богоматерь со святыми? На небе одни горы пыли, и никакого Бога!
В те годы Доната уже не навещала бабушку с дедушкой, но Норма иногда заглядывала. В последний приезд в Стеллату Снежинка рассказала ей, что видела странный сон. Она словно оказалась среди урагана, и ветер поднимал ее в воздух. Снежинка пыталась ухватиться за деревья или за забор, но ее неумолимо тянуло куда-то к облакам. Вокруг нельзя было ничего не разглядеть, с порывами ветра доносились то крики, то шепот. Внезапно раздался женский голос, провозгласивший громче остальных: «Этот брак проклят!»
– Теперь спать ложиться страшно с такими кошмарами, – сказала Снежинка в конце. – Надеюсь только, что это не знак, что пророчество вот-вот сбудется.
– Бабушка, да что ты такое говоришь? Это все суеверия, – ответила Норма.
Та внимательно посмотрела на нее, явно не убежденная, но предпочла сменить тему.
– Как у Донаты дела?
– Мы мало видимся, но у нее все в порядке.
– Помнишь, как она делала мне «маску для лица»? И как вы вместе мастерили духи?
– Ага, смешивали воду с цветами и тертым мылом! А потом Доната еще уговорила меня продавать их на рынке. И как она ловко болтала, когда пыталась убедить кого-нибудь убедить купить эту бурду!
Бабушка и внучка смеялись, вспоминая проделки сестер, но это было как говорить о ком-то давно умершем: с любовью, с ностальгией, но словно издалека, как будто воспоминания – это уже единственное, что осталось от Донаты.
1973
Джино Такси арестовали в феврале, во время полицейского рейда в районе Ламбрате. Его обнаружили в квартире вместе с двумя соратниками, находившимися в розыске, там же хранились деньги, оружие и боеприпасы. Произошло вооруженное столкновение, один из террористов погиб. Джино Такси ранили, но до этого он успел выстрелить в полицейского.
– У Джино пуля попала в бедро и прошла навылет, это не опасно, – рассказала позже Доната двоюродной сестре. – Проблема в том, что он стрелял в человека в форме. Тому только поцарапало плечо, но адвокат говорит, что за это могут дать до пятнадцати лет.
– Когда будет слушание?
– В июне.
В этот раз девушки встретились в Милане, в кафе неподалеку от вокзала Порта-Гарибальди. Норма заметила, что у Донаты немытые волосы, а на платье расплылось пятно от соуса. Но больше всего ее обеспокоила бледность сестры и темные круги под глазами.
– Что ты теперь будешь делать? – спросила Норма.
Доната, похоже, пребывала в полном отчаянии.
– Не знаю, не знаю… Не могу больше думать.
Она обхватила голову руками, и Норма заметила, как дрожат ее пальцы.
– Не убивайся так. Может, Джино еще выйдет намного раньше, чем грозятся.