Зазвенели в тяжелых руках.
Ой, цветы-первоцветы густые,
Вам теперь головы не сносить!
Хорошо, что в ракетной России
И вручную умеют косить!
Точно в танце медлительно-древнем
Чуть качаясь, идут косари,
Будто к нам поразмяться
Сквозь время
Вышли русские богатыри.
Всех врагов с порубежья отбросив,
Любо делать им дело свое.
Только дай позахватистей косы
Да покрепче витое косье!
…В шалашах они вечером славным,
Захмелев от косьбы, от любви,
На колени своим Ярославнам
Буйны головы склонят свои.
«Ах, как журчали жаворонков речи…»
Ах, как журчали жаворонков речи,
Когда на гребне вспененного дня
Не верил я,
Что этот мир не вечен.
Что этот мир не вечен для меня.
Когда в одном порыве невозможном,
Цветов и трав подняв девятый вал,
Как жаворонок тот над ясной рожью,
Сходил с ума я,
Пел и ликовал!
Ну что ж, пора,
Коль выкошено жито,
И в два конца видна тропа моя,
О том, что было жито-пережито,
Задуматься средь желтого жнивья.
«Пустеют поля постепенно…»
Пустеют поля постепенно.
Стартует мой август, спешит.
Овес, золотисто запенясь,
Сникая, со звоном кипит.
На ржище ометы свершили.
Прошло, как в избе подмели.
Груженные житом машины
Пылят реактивно вдали.
Стихает страда в предосенье.
И ясно до боли уже
Больших перемен приближенье
В погоде,
В природе,
В душе.
«И снова Родина светла…»
И снова Родина светла
На переломе невеликом.
Уже малина отошла,
Уже поспела ежевика.
Еще не выкошена рожь,
Но вдруг душа прослышит
Осень
В неясном шуме сникших сплошь
Тяжелых, впрозолоть колосьев.
Еще чиста за речкой даль,
И журавли не откричали.
Еще покамест не печаль,
А лишь предчувствие печали.
«А в лесу, в золотой полумгле…»
А в лесу, в золотой полумгле,
Палых листьев полно на земле.
Облетают, летят-шелестят,
Будто что-то шепнуть мне хотят.
Голос времени, слышимый мне,
Неумолчно шумит в вышине.
Это август, уставший, не зря
Ищет-свищет врата сентября…
Осенний мотив
Вновь,
как в юности,
мне повезло!
Дрогнет берег в дыму золотистом,
И воронкой закрутит весло
Золотые кораблики листьев.
Я на ветер,
на стрежь
развернусь!
Я рванусь на простор заповедный!
Это родина.
Воля и грусть.
Это осени праздник последний.
Словно ласточка,
лодка легка.
Водогребщик еще не измучен.
И гуляет,
как хочет,
река
По задебренным кручам излучин.
Утомив на исходе борьбы
Корневые могучие связи,
Над рекой
накренились
дубы,
Понависли березы и вязы.
И, красою бесценной соря,
Золотые сомкнулись аллеи.
Быстротечный разгул сентября —
Как люблю я его
и жалею.
Только жалость —
не грусти ль сестра?
Не хватает для радости друга.
Хорошо бы сейчас у костра
Разделить с ним свободу досуга.
Ведь недаром
на теплой волне
С ним безмолвно беседует сердце.
Может, вспомнил и он
обо мне,
О товарище-единоверце?
Сквозь осеннюю чуткую тьму
И летящий над родиной ветер
Был бы голос мой
внятен ему —
Для любви и не надо ответа…
«Как молодости пылкое веселье…»
Как молодости пылкое веселье,
Повыкипело лето – все до дна.
И с головой великий мир осенний
Туманом затопила тишина.
Под непроглядной пасмурью
равнины
Сырой рассвет росинки не зажег,
Лишь красный свет струится от
рябины
На смутно проступающий стожок.
Угрюмый день из забытья
восходит,
Ему глухих предчувствий не избыть.
И вот опять задумалась природа:
Что делать ей и как ей дальше
быть.
…Крик журавлей, печальный и
высокий,
Возникнет вдруг,
И вздрогнет небосвод.
И семечко пушистое осота
Невиданной планетой поплывет.
«Осенней родины простор…»
Осенней родины простор.
Дымится иней на отаве.
И листья падают в костер
И к звездам
звездами взлетают.
Земля становится родней,
Когда сырой осенней ранью
Ометы выкошенных дней
Плывут в оглохшие туманы.
Поля, остывшие уже,
И черный лист на ветке голой —
Во мне,
в живой моей душе,
Все отзовется смутной болью.
И у погаснувших осин
Я буду слушать долго-долго,
Как журавлями плачет синь
Среди осеннего раздолья.
«Октябрьский туман шалопутен…»
Октябрьский туман шалопутен.
У времени нету примет.
Смешались и вечер, и утро
В один бесконечный рассвет.
Дымится холодная пасмурь.
Тропинку отыщешь не вдруг.
А светит осинник неясно —
Шагов на пятнадцать вокруг.
Всё в мире повымерло вроде.
С уходом блистательных дней —
Глухое похмелье природы,
Печаль позабытых полей.
И я до конца понимаю
Тяжёлые вздохи земли.
И грузным осенним туманом
Раздумья на душу легли.
Во всём от природы зависим,
Я с краешка поля стою
И смутную ниточку мысли,
Как лучик в тумане ловлю.
«Дышать мучительно легко…»
Дышать мучительно легко,
Когда шуршит лесная опадь,
И видно очень далеко,
И холод
Стаи птиц торопит.
Такое время подошло —
Последний лист летит отвесно.
В душе
И тихо, и светло,
Как в облетевшем перелеске.
«У крутояра вдоль тропы…»
У крутояра вдоль тропы,
Где голубые блики тают,
Добро червонное
Дубы
Считают – не пересчитают!
Под ними сумрак золотист,
И густ, и крепок, как заварка.
А сверху – крыльев быстрый свист,
И наш костер бушует жарко.
И свежесть осени остра
До отрезвляющего вздоха.
И словно в детстве, из костра
Вкусна, рассыпчата картоха.
А друг в урему забредет
И мне —
хоть в ножки поклонишься! —
На верхосытку принесет
Отборной красной княженицы.
Мол, там не то, что на ветру —
Не окрошилась в заувее.
И я по ягодке беру,
От красоты благоговея.
И славно, что не знает друг:
В нем доброта и бескорыстье —
Как эта красота вокруг,
Как этот звон червонных листьев…
«День золотой зародился…»
День золотой зародился
и встал из туманов окольных,
Вышел, поднялся сияющий,
Красным на синем горя.
Острый чернеет пихтач
да белеет вдали колокольня —
Сладкая воля до боли,
Пронзительный свет сентября!
Сладкая воля до боли
Бродить в этом свете высоком.
Ветер свистит на лугах,
И, как время мое надо мной, —
Бронзовый рокот дубравы
И шепот сонливый осоки,
Ивы серебряный шелест
над синей бегущей волной!
Время мое!
В этом свете,
Пронзительном свете осеннем,
Разве минувшее только —
Грядущее
видно насквозь.
Вот они – знаки
былых и грядущих
моих потрясений —
Черной крушины печаль
И калины горючая гроздь.
Лишь одного я хочу,
Если смеркнется свет мой высокий:
Вечно бы длился,
Когда и не будет меня,
Надо мной —
Бронзовый рокот дубравы
И шепот сонливый осоки,
Ивы серебряный шелест
над синей бегущей волной!
На распутье
Родной простор, простор былинный,