Купавами падали звезды,
И спутником плыл светлячок
В туманную синюю роздымь,
В твой каждый сиявший зрачок.
С волшебною легкостью в теле,
Как боги в славянских веках,
С тобой мы на стоге летели
В цветущих купальских венках.
На кудри сама надевала,
Венки те
сама ты плела.
Всё помню
до капельки малой.
Не помню, когда ты ушла.
В какую ты даль улетела,
Какой тебя ветер увлек,
На кудри какие надела
Ты свой подвенечный венок.
«Не ходи вокруг да около…»
Не ходи вокруг да около
И поодаль не ходи.
У меня давно оттокало,
Пусто, милая, в груди.
Всё былое в полагоря мне!
Не рванёт на твой огонь
Ретивое – перебоями,
С переборами – гармонь!
Небо к ночи наземь просится:
Сыплет и сеет дождь.
Я найду другую по сердцу.
Да и ты не пропадешь.
Случай
Природа той ночью дурила:
Дразнил соловья коростель.
Без стука
Ты дверь отворила.
Легла ты без звука
В постель.
И все же стыдлива до дрожи,
Прикрыла ладонью лицо.
Блеснуло —
Прости ты нас, Боже! —
Неверности женской кольцо.
И тихо ты дверь затворила.
Счастливый,
Я рухнул в постель!
Природа той ночью дурила:
Дразнил соловья коростель.
«Сыплет искры звездный всполох…»
Сыплет искры звездный всполох
Карусельным колесом!
В сеновал,
сухой, как порох,
Бьет огнем
Зарничный всполох!
Ты меня пустила в полог.
Неужели это сон?
Эти хлынувшие ласки
Мы не в силах превозмочь.
Будет сниться мне,
как сказка,
Удивительная ночь.
Этих звезд июльских спелость,
Эта страсть до забытья.
И застенчивая смелость,
И отчаянность твоя…
Где меня ты целовала
В расцветающей тиши,
Нет ни дома-сеновала,
Ни деревни,
Ни души.
Там, где длится,
Не стихает
Наш сливающийся вздох,
Нежно,
Горько полыхает
Яростный чертополох!
«Нас куда-то несло и несло…»
Нас куда-то несло и несло
По местам,
тишиною заросшим.
Позади оставалось село,
Светлый бор
и уремные рощи.
А потом
начинались луга,
А потом
расстилались озера.
И на тормоз давила нога,
И стоял мотоцикл без надзора.
На какой-то забытой тропе,
Среди трав бесконечной отчизны,
Мир высокого полдня кипел
Миллионами крохотных жизней.
Были стебли травы горячи.
Одурь запахов в голову била.
И тесней, чем трава и лучи,
Мы в траве и в лучах этих жили.
А сегодня я съездил туда.
Там стога
и пустые озера.
Видно, скоро придут
Холода.
Да и снег, видно, выпадет
Скоро.
А давно ли, скажи, моя милая
А давно ли, скажи, моя милая,
Нам казалось, что все впереди.
И сияли озерные лилии
На твоей загорелой груди.
Наливная, как яблоко осенью,
Грудь была и нежна, и туга.
А на том берегу сенокосили,
До потемок метали стога.
Нам едва ли они помешали бы —
Да и что нам могло помешать.
Ни упрека.
Ни просьбы.
Ни жалобы.
Только нежность.
И рук не разжать…
Поздней осени строгие линии.
Не увидишь – смотри, не смотри —
Подо льдом наши белые лилии,
С потаенным сияньем внутри.
«А там, где ты со мною шла…»
А там, где ты со мною шла
С такой веселою размашкой, —
Там вся дорога заросла
И васильками, и ромашкой.
Она кипит передо мной,
Под ветром с шелестом и пеньем,
Сверкая синей глубиной,
Струится речкой белопенной…
Нет, ты не будешь рвать букет,
На лепестках гадать не будешь
Что было
И чего уж нет —
И так до смерти не забудешь.
Иркутянка
Иркутянка – красивое слово
Мне оно – как в бокале вино.
Мы едва ли увидимся снова.
Вспышка света.
А дальше темно.
Белый борт нас баюкает нежно.
Наша пристань еще не видна.
Это море и вправду безбрежно.
Эта бездна
И вправду без дна.
Вот за это пьянящее слово,
За тебя,
За мятежный Байкал,
И за то, что не встретимся снова,
Поднимаю я полный бокал!
Прощание в октябре
Радуя с тобой нас и тревожа,
Выдался таким
Совсем не зря —
Этот день,
Погожий и пригожий,
В гибельной средине октября.
Над тяжелой ржавою осокой,
Над пустым безлюдьем стылых вод,
Он еще,
Как перед смертью сокол,
Самый свой высокий круг дает!
Светом и печалью переполнен,
С горечью восторг соединя,
Замер он,
Чтоб я тебя запомнил,
Чтоб и ты
Запомнила меня.
На ромашках поздних не гадая,
Мы и сами в небесах парим,
Но, в сквозные вглядываясь дали,
Ничего уже не говорим.
Что бы с нами завтра ни
случилось,
Наяву мы вспомним
и во сне.
Вспомним с горькой нежностью,
Как милость,
Этот день
И все,
что в этом дне.
Черемуховый холод
Затяжной черемуховый холод —
Как судьбу, его не проведешь,
Потому что он всегда приходит,
Если ты, черемуха, цветешь!
Как невеста трепетная,
В мае
От людей еще страдаешь ты.
Как жестоко все тебя ломают!
Не жалеют люди красоты.
Я и сам
Ломал тебя беспечно.
Но с годами, чувствую,
Сильней
Жаль мне этой девичьей,
Невечной,
Подвенечной прелести твоей.
Но с годами,
Становясь нежнее,
С горькой покаянною виной,
Схожую с черемухой,
Жалею,
Женщину,
Покинутую мной.
Девушки – березки
Как березки,
девушки на Вятке.
С юности певучей, без оглядки
Сердцем я влюбился в белый свет.
«Как березки, девушки на Вятке»
Лучше этой строчки в мире нет.
Услыхал я как-то на закате —
Плыли голоса, печаль тая:
«Некому березку заломати».
Мог ли согласиться с этим я.
Не из пьяных я, не из тверёзых —
Брел по тропке, словно по лучу,
Заблудился я среди березок,
Выбрести обратно не хочу.
В котельниче на мельниче
В Котелъниче три мелъничи —
паровича, водянича да ветрянича.
Вот и станция Котельнич!
Проводник, с ума схожу!
Что меня ты канителишь —
Я в Котельниче схожу!
Вятский говор различаю,
Снова сердцу горячо.
Чёкают котельничане,
Ну и чёкают, дак чё?
Словно в детстве, сев на вичу,
Я на мельничу лечу.
Мне не надо паровичу,
Мне не надо водяничу —
Мне на вет-ря-ни-чу!
Вон за садом, на горушке,
Против ветра – благодать! —
Мелет меленка-игрушка,
Даже крыльев не видать!
Я сдержу свою улыбку,
Под собой не чуя ног.
Сам откроет мне калитку
Потаенный западок.
И сиренью мгла запахнет
И ударит мне под вздох.
За окошком кто-то ахнет,
И под радостное: «Ох!» —
Мельничиха выйдет павой,
Сверху донизу «на ять».
Перед ней – хоть стой, хоть падай —
Все равно не устоять!
И начну я, ставши возле:
«Вот он я, приехал, мол.
Нынче как у вас, завозно?
Мол, какой у вас помол?
Мол, хочу смолоть как люди —
Лишь бы мелево начать.
Мол, и вам не худо будет
Да и нам не плохо, чать!»
А она стоит, немеет —