И говорила с радостью усталой:
– Ну, вроде направляются дела, —
И под ноги мне сено подтыкала. —
Теперь Краснухе есть у нас сенцо.
Намаялся? Жидка еще силенка.
Эх, вот метали мы с твоим отцом…
Был годовалый ты, как похоронку…
Конечно, не запомнил ты его…
Накатывалась сладкая дремота,
Сквозь дождь
кричала чернеть на болоте.
Но я уже не слышал ничего.
Горох
Под опасливые вздохи
Мчимся в поле, чуть заря.
В сумки школьные гороху
Набираем втихаря.
С клеверища лезем краем,
По замежьям хоронясь.
Караулят поле – знаем.
Да поймай попробуй нас!
Для обману – как ни ловок,
Вдруг нарвешься, попадешь —
Красных клеверных головок
Вперемешку накладешь.
И до дому – впробегутки
Да с оглядками, дрожа, —
Ведь шутить не будут шутки
С нашим братом сторожа.
На деревне – голодуха.
Жарит зной.
Нейдут дожди.
Бригадир вздыхал Федюха:
«Недороду нынче жди».
И лепешки в эту пору
С черным куколем пекут.
И гороховое поле
Пуще глазу стерегут.
Мне – шесть лет.
Сестре – двенадцать.
Нам бы из поля уйти,
Нам до дому бы добраться,
Наши сумки донести.
И сестра меня торопит —
Дома будет что поесть.
Только слышим сзади – топот!
Догоняют. Так и есть!
Мне бы скрыться, провалиться
Хоть сквозь землю от него,
Словно в сказке, превратиться
Мне в козленочка того.
До деревни – двои гоны,
До дому – подать рукой,
Только нас он все ж догонит
И обыщет, гад такой!
И теперь уж не до сказок.
Я от ужаса реву.
Вот с коня объездчик слазит…
Все из сумок – на траву!
Так и вышло. Без гороха
Мы в слезах домой бредем.
Не во дни царя Гороха,
А в году сорок седьмом.
…Вдруг опять во сне затопит
Детским ужасом меня.
Убегаю.
Сзади – топот,
Топот страшного коня!
Береза, иволга, звезда
И был я, радуясь находке,
Счастливым самым из людей,
В пропахшей сбруей конюховке
Читая клички лошадей.
Сияли в сумраке прогорклом
Слова, как детские года:
Соловушка, Ромашка, Зорька,
Береза, Иволга, Звезда.
Ах, конюх Федор свет Иваныч,
Меня, бездомного, согрей
И четвертинку, глядя на ночь,
За наше сретенье разлей.
Я закурю твоей махорки,
И поплывут, сменив места, —
Соловушка, Ромашка, Зорька,
Березка, Иволга, Звезда.
Смысл этих слов первоначальный
Вдруг оживет во мне – и вот,
Вот где-то иволга печально,
Почти что плача, запоет.
И целый мир, роняя слезы,
Поймет ту песню, и тогда
Над соловьиною березой,
Дрожа, проклюнется звезда.
И где я,
Что я,
Что за сила
Меня взяла и вознесла,
И душу вечную России
В слезах почувствовать дала.
Россия!
Радостно и горько
Мне этим чувством жить всегда.
Соловушка. Ромашка. Зорька.
Береза. Иволга. Звезда.
«А что мне там выставят в табель…»
А что мне там выставят в табель —
И в голову я не беру.
Веселый мальчишеский табор
Галдит за деревней в бору.
Опять прогуляли уроки —
Ох, будет нам завтра разбор!
Но как на поляне широкой
Пылает наш вольный костер!
Его мы кружком обступили,
И скоро нам выпадет честь:
Картошку печеную – с пылу —
Да спелой брусникой заесть.
Хоть каждый чумаз, как чертенок,
Житье у костра – благодать!
Играем в лапту до потемок.
Уходим – ни зги не видать.
Как водится, тут уж не мешкай:
Коль хочешь дорогу найти —
Хватай из костра головешку,
Чтоб жарче горела – крути.
Но вот мы из лесу выходим
И видим деревни огни.
И тут же, у речки, над бродом,
Взлетают, крутясь, головни.
Чья выше!
В сентябрьскую вызернь,
Где ярко планеты блестят,
Горячие звезды разбрызгав,
Со свистом кометы летят.
Чья выше!
Горят фейерверки
Мгновенным летучим огнем.
И в небе те звезды не меркнут,
И в сердце не меркнут моем.
«Бросить школу…»
Бросить школу.
И – вольному воля!
Поревет
да отступится мать.
И на лодке сбежать
в половодье —
Уток бить да рыбешку «имать».
И, проснувшись на зябком рассвете,
Обжигаючи куревом грудь,
На пороге пятнадцатилетья
Полной грудью
свободы глотнуть!
И впервые
заплакать от счастья,
От природы не пряча лица,
Ощутив к этой жизни причастность
Каждый миг,
каждый час,
до конца!
И с восторгом,
в сияющих далях
Предвкушая свой будущий путь,
Из расхлябанной старой берданы
В белый свет,
как в копейку,
пальнуть!
Островочек лесистой кулиги.
Уток кряканье.
Клик лебедей.
Может, самые лучшие миги,
Миги лучшие
жизни моей!
Но проходит всего лишь неделя
И, хоть хлебом снабдили друзья,
В шалаше своем, вольный бездельник,
Что-то очень стал пасмурным я.
И, постылой свободою маясь,
Наблюдая отлет лебедей,
Так хочу я, тоскуя по маме,
Хоть глазком поглядеть на людей…
Друзьям-детдомовцам
А мы завидовали вам,
В село глухое привезенным, —
Казенным вашим башмакам,
Суконным курточкам казенным.
Поскольку – тут не до затей, —
Форся своей обувкой древней,
Не вылезала из лаптей
Послевоенная деревня.
Тогда казалось мне спроста,
Что разница неуловима:
Друг Юрка – круглый сирота,
Я – сирота наполовину.
…Собрало – помню как сейчас, —
В дому гостей большим
Престольем.
И друг-детдомовец у нас
Сидел за праздничным застольем.
– Ты ешь-ко, дитятко, да пей! —
Мать Юрке голову погладит.
А бражный дух среди гостей
В который раз уж песню ладит.
И грянул песенный куплет
Да с неподдельной болью тою,
Как на чужбине с юных лет
Остался мальчик сиротою.
И я подтягивал, как мог.
А Юрка голову склоняет
И в недоеденный пирог
Слезу соленую роняет.
– Да что с тобой? —
А он молчит.
И вот я вместе с ним тоскую.
Не с тех ли пор
Душа болит
И чувствует
Слезу
Мирскую?
Доброта
Если спичек не было – нередко —
Сам-то от горшка один вершок,
Нес я на растопку от соседки
С углями горячими горшок.
Мать меня похвалит: «Вот и баско!
Вот и наша печка оживет».
– Поделись, Антоновна, закваской! —
Забежит соседка в свой черед.
…На послевоенном перевале
Жили мы, расчетов не вели.
Миром всем беду отбедовали,
Горе, как могли, перемогли.
Может, испытание достатком,
Дачи да машины-гаражи
Доброту погубят без остатка?
Эй, сосед, что думаешь? Скажи!
Будем жить по-божески, как дети!
Совесть пусть останется чиста.
Пусть в душе,
Как угли те
В загнете,
Никогда не гаснет доброта!
«Вот и подошло такое время…»
Вот и подошло такое время —
Некуда мне время торопить.
Дров пожарче выберу беремя —
Надо печь большую затопить.
Лед сколю с колодезного горла,
Поцелую в краешек бадью.
Ведра притащу домой проворно —
Капельки единой не пролью.
От крылечка тропку прогребаю —
Может, кто-то в гости забредет.
Улыбаюсь – из трубы клубами
Голубое дерево растет!
Чай себе покрепче наливаю,
Пью и не киваю на судьбу —
Просто в одиночку обживаю
Старую отцовскую избу.
Может быть, повинен я во многом —
Здесь почти не чувствую вины
Перед взглядом
жалостливо-строгим,
Пристальным – отцовским —
со стены.
У отцовской могилы
Опять я сорвусь и поеду,
Тревожимый прежней тоской,
По старому горькому следу
В деревню за Волгой-рекой.
Поеду, пройду пол-России,
Но долгие версты не в счет: