- Пашка ушел сразу, как только мы узнали, что все плохо. Что надо сделать очень много, что… короче, он ушел. Мы поехали с Димой в больницу, а когда вернулись, его уже не было. Я его год не видела. Ни Пашку, ни алиментов. А свекровь сказала, что я сама виновата, раз больного ребенка родила. И нечего его на них вешать. Словно я вешала…
Фотографии давно вернулись в ее сумочку, но Лефевр прекрасно видел, что на них изображено. Дима на качелях, Дима в обнимку с огромным игрушечным динозавром, Дима с мамой и бабушкой… Он представил, что этот крошечный большеглазый мальчик, похожий на хрупкую фарфоровую куклу мог бы быть его с Алитой сыном.
- Он появится, - подал голос Вадим, сворачивая с шумной многолюдной улицы. Из спокойного вышколенного помощника крупной шишки Вадим снова стал рубахой-парнем со двора. - Типа «я ж уходил от больного, а теперь он здоровый». Всегда такие приходят, когда шухер закончится.
- Вы тоже волшебник? - недоверчиво спросила Мария. Вадим криво ухмыльнулся.
- Я просто жизни понюхал побольше вашего. Видал таких.
Лефевр не мог не признать его правоту. Мария как-то отстраненно кивнула и продолжала:
- Я правда обошла всех, кого смогла. Помогали, конечно. Но сейчас кризис, людям самим есть нечего, - она отвернулась и добавила, изо всех сил стараясь скрыть слезы: - Кому чужой ребенок нужен… Он отцу родному не нужен.
Лефевр попробовал ободряюще улыбнуться и дотронулся до ее колена, обтянутого простенькими старыми джинсами.
- Мы попробуем, - сказал он.
Мария с сыном и матерью остановилась в хостеле на окраине, настолько нищем и занюханном, что там даже стойки администрации не было. В почившей в бозе «Паре тапок» было намного цивильнее, подумал Лефевр, шагая за Марией по мрачному коридору мимо обшарпанных дверей. Вадима он с собой не взял, приказав тому метнуться в детский магазин и закупить все, что может понадобиться трехлетнему мальчику для новой жизни, начиная с одежды и заканчивая игрушечными динозаврами. Ему хотелось надеяться, что у маленького Димы эта новая жизнь будет. Очень хотелось.
Мальчик спал, раскидавшись на кровати под тонким одеялом. Его бабушка, читавшая газету, встрепенулась при появлении Лефевра, и ее доброе усталое лицо словно окаменело от страха. Страх и надежда; Лефевр подумал, что прекрасно ее понимает, и попросил:
- Выйдите, пожалуйста. Пусть останется только мать.
Он и сам не знал, почему сказал это - но женщина поднялась со стула и покорно вышла из комнаты, не сказав ни слова. Лефевр опустился на пол рядом с кроватью и несколько минут всматривался в спящего ребенка. Мальчик дышал тихо и размеренно, его сон был глубоким и ровным - идеально для любого магического воздействия.
Мария что-то спросила. Лефевр не расслышал.
- Помолчите, - попросил он. - Я должен сосредоточиться.
Болезнь ребенка была похожа на темного паука, который устроился в белой сверкающей ауре и, поджав ноги под лохматое брюхо, старательно выплетал паутину - и сияние медленно гасло, мутнело, в нем закручивались серые вихри и, не находя выхода, разрывали на части самих себя. Лефевр смотрел и понимал: смерть ребенка многократно усилит Короля Севера. Он сможет вернуться домой - надо просто взять и подкормить болезнь, слегка перенаправив потоки энергии. А потом, когда мальчик умрет, забрать его душу. Все. Легче легкого.
Он сможет вернуться домой. Перед глазами появилось встревоженное бледное лицо Алиты, которое он вчера увидел в витрине - сегодня вечером он сможет обнять ее. Надо просто дать ребенку умереть.
Лефевр закрыл глаза.
- Вода, - негромко сказал он. - Маша, принесите воды. Полчашки, больше не надо.
Мария кинулась из комнаты, с грохотом уронив стул. Чашка опустилась в протянутую руку Лефевра через несколько секунд - еще не утих шум от падения стула.
Вода пахла железом.
Лефевр смочил пальцы и прикоснулся к теплой щеке мальчика. Дима вздохнул во сне, но не шевельнулся. Сейчас он был погружен в глубочайший транс, и его раздувшееся несчастное сердце, заполненное пауком, почти не болело.
Просто перенаправить потоки, сказал Король Севера, водя мокрыми пальцами Лефевра по щеке ребенка, вычерчивая слова языка, который умер задолго до появления людей. А потом немного подождать, и все. Можно отправиться домой.
Теперь Лефевр видел, как пульсирует паучья сеть. И видел, как снять ее.
- Я никогда не попаду домой, - еле слышно произнес он по-сузиански и рванул паутину на себя.
Остальное было уже потом.
У него пошла носом кровь, и Лефевр тщетно пытался остановить ее заклинанием, и густые алые капли падали и падали - на одеяло, на затоптанный ковролин пола, на колени. Дима шевельнулся и что-то тихонько пробормотал, просыпаясь. На его губах появилась теплая сонная улыбка, а потом мальчик открыл глаза и негромко сказал:
- Мама…
Потом Лефевр смял паука, оплел его выдранной с корнем паутиной и вышел из комнаты. Кажется, Мария бросилась к сыну, кажется, бабушка, затаив дыхание дежурившая под дверью, метнулась в комнату - Лефевр прошел по коридору и на лестнице испепелил невидимый ком в руке.
Ему было одновременно больно и радостно. Он и сам не знал, какое чувство сильнее: радость от того, что мальчика удалось спасти, или горечь от понимания, что Алита остается недосягаемой, и это, наверно, навсегда. Они не увидятся, у них не будет детей, ничего не будет…
Выйдя из здания, Лефевр бездумно опустился на скамейку перед входом и долго-долго рассматривал собственные руки, словно увидел их в первый раз. Мальчик будет жить, теперь он был здоров, и Мария вернется с ним домой - дальше все будет хорошо.
Пусть и не у него.
- Я ведь хороший человек, - устало произнес Лефевр. - Ведь нельзя же действительно пойти на все.
Хельга наверняка сказала бы, что он прав.
Но ему никогда не было настолько больно от своей правоты.
И Лефевр, занятый своей болью и своей потерей, не видел, что прямо над ним трепещет и танцует невидимая золотая рыбка, рассыпая синие искры с плавников ему на голову.
Глава 12. Артефакт оживает
Несколько долгих минут Алита смотрела в лицо государя и не знала, что сказать. Она онемела от внезапно нахлынувшего страха, и даже то, что ее друзья были живы и здоровы, не помогало ей опомниться. Ахонсо рассматривал ее с доброжелательностью дедушки, к которому приехала внучка на каникулы.
- Ну вот, дорогая Алита, - произнес он. - Вот мы и встретились. Ты не представляешь, как я счастлив.
- Счастливы? - Алита не сразу поняла, что смогла заговорить. Ахонсо кивнул.
- Конечно. Я рад видеть тебя в добром здравии и с открытым лицом. Почему это тебя удивляет? Мы всегда были друзьями, не так ли?
Повинуясь тяжелому жесту его правой руки, Амиран и Этель послушно сели на диван. Алита огляделась и на ватных ногах двинулась к одному из кресел. В конце концов, чего ей бояться? Раз уж инкогнито рухнуло и никого не задавило осколками, то можно вздохнуть с облегчением.
- Были, - кивнула она. - И я признательна за вашу дружбу.
- Этот мерзавец выкинул вас с дирижабля, не так ли? А ваш друг, амрутский артефактор, жив? - поинтересовался Ахонсо. Где-то в глубине дворца растекся мелодичный звон часов, и в библиотеку вошел слуга с подносом. Глядя на то, как государь медленно пьет зеленоватый лечебный отвар из высокого бокала, Алита подумала, что в этом мире ничто не меняется.
- Да, жив, - сказала она, когда слуга ушел, бесшумно закрыв за собой дверь. - Но мы расстались, и я сейчас не знаю, где он.
- Он подселил тебе что-то вроде приворотного жука, - подал голос Амиран, и Алита невольно отметила, что теперь он обращается к ней на «ты». - Я нашел у него в сумке схему.
- Я знаю, - сказала Алита. - Но это не то, о чем ты думаешь. Это совсем не то. Ваше величество, - она обернулась к Ахонсо и сказала: - Я тоже рада видеть вас в добром здравии, но мне нужно идти. Я должна продолжать поиск.
Ахонсо усмехнулся и устало махнул рукой: дескать, помолчи. В камне его перстня вспыхнул темно-синий огонек и погас.
- Рыба Бьорка Бьоллы, - произнес он. - Мифическое место изначальной магии. Сила, которая оживляет артефакты и открывает врата между мирами.
Государь запустил руку во внутренний карман и извлек простенький глиняный шарик. Разумеется, Этель и Амиран не поняли, что это, но Алита едва удержала вскрик - это был тот самый артефакт, который когда-то отправил ее из Сузы домой.
Теперь она знала свое настоящее имя. Никитос так и не понял, какую услугу оказал бывшей жене.
- Инквизиция нашла его в доме милорда Лефевра сразу же после твоего исчезновения, - промолвил Ахонсо. - Милорд Гуле говорит, что это сильнейший артефакт, но сейчас он мертв. Как и Перо, которое ты пыталась оживить.
Алита протянула было руку к шарику, но почти сразу же опустила ее.
- Когда человек, чистый душой и помыслами, найдет это место, то врата между мирами раскроются, и все потерянные странники вернутся домой, - Ахонсо почти слово в слово повторил то, что когда-то говорил Гуле, и горько усмехнулся: - Прости, Алита, но у тебя не получится. Ты потратишь жизнь и разум в напрасных поисках, но так и не найдешь Берега. Фалернские острова, конечно, интересное место… но вряд ли рыба будет ждать тебя там.
Некоторое время все молчали. Потом Алита сумела-таки подавить слезы, что так и рвались наружу, и сказала:
- Меня всегда поражало то, что вы знаете намного больше, чем хотите показать, ваше величество.
Ахонсо доброжелательно посмотрел на нее.
- А что тут знать, дорогая моя? Посмотри на себя. Ты как загнанная лошадь, которая бежит и уже не понимает, где кончается дорога. Чистая душой и помыслами - это уже не о тебе. Я так понимаю, амрутский артефактор не просто рядом стоял? - Алита почувствовала, как щеки наливаются красным, и государь понимающе покачал головой. - О том и речь.
Амиран нехорошо прищурился и негромко заметил Этель:
- А я всегда говорил, что он та еще скотина, - и в ту же минуту схватился за нос, вспыхнувший болью: Алита швырнула в него заклинание и гневно промолвила: