– Ушли.
– В твоих интересах говорить правду.
– Это правда: они ушли из храма, – подтвердил Перкау. – Я один отвечу перед Владыкой, как и подобает Верховному Жрецу общины.
В следующий миг произошло сразу несколько вещей: солдаты устремились к нему, а псы с рыком бросились на солдат. Но не успел бальзамировщик отозвать их, как в воздухе зазвучал речитатив молитвы столичных служителей Ануи. Стражи храма подчинились воле Божества, заключённой в Словах Силы, замерли и заскулили, бросая недоумённые взгляды на Верховного Жреца. «Почему ты молчишь? Почему позволяешь им остановить нас?»
Он мог бы сказать своё слово, разрушить чары. Псы защищали бы его от воинов Императора и, возможно, даже погибли бы за него. Но бальзамировщик остался здесь не за этим. Перкау позволил солдатам схватить себя и не оказал ни малейшего сопротивления. На его запястьях замкнулись оковы. Кто-то снял с его груди пектораль[26] с шакалом, возлежавшим на Ларце Таинств, – знак его положения. Два копья упирались Перкау меж рёбер, не раня, но предостерегая от необдуманных действий.
Ранило больше не оружие, но враждебные, полные презрения взгляды.
– Где ты спрятал осквернённые останки, предатель? – процедил командир отряда.
– Его вина ещё не доказана, – возразил один из жрецов, но солдат всё же не остановил.
– Владыка сказал своё слово, – возразил воин. – Где останки наследника?
Перкау спокойно встретил взгляд воина и, коротко вздохнув, ответил, подписывая себе приговор:
– Я не могу рассказать.
Второй жрец посмотрел на него почти сочувственно, а в глазах первого читалось отчётливое осуждение.
– Все храмы Ануи устроены по схожему принципу, – сказал первый, обращаясь к командиру. – Мы поможем обыскать святилища. Попробуйте узнать у него, где скрываются остальные, и не придётся ли нам ждать от них удара в спину.
Командир кивнул и перевёл взгляд на бальзамировщика.
– Никогда не думал, что мне доведётся пытать жреца наших Богов, – бесстрастно проговорил он. – Но тебе и твоим братьям и сёстрам стоило подумать лучше, прежде чем посягать на наследника трона. Ты, отторгнувший Закон, ведь и не жрец больше.
Перкау прикрыл глаза, беззвучно повторяя слова молитвы к Ануи. Он был рад, что не знал, где именно укрывалась община. Он специально просил не сообщать ему. Всю свою волю он сосредоточил на том, чтобы защитить тайну Хэфера и Тэры. На ещё одну тайну у него просто не хватило бы сил.
Последнее, что он слышал, были слова кого-то из жрецов:
– Позаботься о том, чтобы до Владыки мы сумели доставить его более-менее в целости. Ему ещё предстоит отвечать на суде.
А второй добавил:
– Священных псов мы уведём. Они слишком привязаны к этому рэмеи.
Часть 2
Глава 12
Хэфер разбудил Тэру раньше обычного. Девушка не поняла, сколько времени ей удалось поспать, но вряд ли больше пары часов. Они причалили к берегу как и прежде, в предрассветных сумерках, а сейчас солнце только-только поднималось над горизонтом.
Спросить, что случилось, она не успела. Царевич приложил пальцы к её губам и кивнул куда-то левее, в сторону окружавших их густых и высоких зарослей тростника. Тэра услышала приближавшиеся голоса и хруст тугих стеблей. В тревоге она переглянулась с возлюбленным. Они оба надеялись, что к ним шли просто рыбаки или крестьяне, с которыми легко можно будет объясниться. Но оба понимали, что рано или поздно их удаче придёт конец, и со смутной пока угрозой придётся столкнуться лицом к лицу.
Хэфер передал Тэре покрывало, которое она набрасывала на голову и плечи для защиты от солнца, а заодно и чтобы скрыть свои золотые волосы, выдававшие её лебайское происхождение. Люди не были редкостью на землях Империи. Но маг, видевший Тэру в ночь ритуала в пустыне, наверняка передал её точные приметы.
Сам царевич также оборачивал голову отрезом ткани, как принято было у некоторых народов пустыни. В клафте он был бы слишком узнаваем. С цветом глаз и характерными чертами лица он ничего не мог поделать, но так, по крайней мере, хоть форма рогов не привлекала лишнего внимания.
Они поднялись и ждали. От Тэры не укрылось, что Хэфер прикрепил спрятанный до этого в вещах хопеш к петле на поясе. В Таур-Дуат все мужчины проходили хотя бы начальную военную подготовку, что было не только вопросом престижа, но и насущной необходимостью в силу постоянной угрозы извне, и частью культуры воинственного народа рэмеи, основы которой зиждились на армии не меньше, чем на жречестве. То, что какой-нибудь крестьянин мог оказаться бывшим солдатом, никого не удивляло.
Меж тем звуки голосов и смех раздавались всё ближе. Различимы уже были скабрёзные шуточки, которыми обильно пересыпали свою речь невидимые пока пришлецы. Наконец высокие стебли тростника раздвинулись, пропуская двоих рэмеи и человека, опиравшегося на изящный посох.
– О, да мы тут не одни, – расплылся в улыбке один из рэмеи.
В улыбке его недоставало клыка и ещё пары зубов, а у другого отсутствовал глаз. В руках первый сжимал короткой охотничий лук, а его рогатый товарищ – внушительного вида палицу. Насчёт посоха человеческого мужчины у Тэры возникли тревожные подозрения. Людям было запрещено погружаться в глубины жреческого искусства, но зато в чародействе некоторые из них достигали серьёзных высот. От Перкау и Лират она слышала, что немало человеческих магов встречалось среди осквернителей гробниц, да и среди разбойников. Как известно, далеко не все совершенствуют своё искусство исключительно в целях расширения горизонтов познания и помощи ближним.
Как ни благополучна была Империя, и как ни суров был Закон, а лихие искатели наживы встречались в любой земле во все времена. Хотя Хэфер и Тэра сильно приблизились к Кассару, всё же путь они держали в стороне от маршрутов патрулей. Похоже, теперь необходимость выбирать безлюдные места сыграла с ними злую шутку. Тэре никогда не доводилось сталкиваться с разбойниками и даже просто с ворами – жизнь в храме была спокойной и уединённой. И потому сейчас она попросту растерялась.
– Вы кто такие будете? – спросил второй рэмеи – одноглазый с палицей.
Ответить никто не успел – несколько ближайших стеблей с шелестом рухнули на землю под широким острым серпом, который крестьяне использовали для уборки тростника. На маленькую стоянку с потоком ругани выкатился ещё один рэмеи, плотный и приземистый.
Человек – худощавый мужчина с аккуратной бородкой, облачённый в длинную тунику, в отличие от своих товарищей, одетых только в схенти не первой свежести, – смотрел на Хэфера и его спутницу равнодушно, лениво, с некоторым превосходством. Когда он задержал взгляд на девушке, его глаза чуть расширились от удивления. Он явно что-то почувствовал. Сама Тэра не рискнула взглянуть на него, используя внутреннее зрение, потому что боялась выдать себя.
– Ну? – нетерпеливо переспросил одноглазый.
– Рыбачим, – бесстрастно ответил Хэфер.
– И лодка есть? – прищурился щербатый.
– Есть, но много за неё не выручишь – прохудилась.
– Покажи.
Хэфер кивнул на заросли, в которых была спрятана их лодка, а сам как бы невзначай переместился вперёд, заслоняя собой Тэру.
– Баба у тебя славная, даром что худющая. Где нашёл? – спросил приземистый с серпом.
– Жена, – коротко сказал царевич, и от этого простого, но невозможного в их жизни слова девушке стало вдруг очень тепло.
– Хороша, бесовка, – щербатый прищёлкнул языком. – Пущай и не рогатая. Может, поделишься?
Смысл этих слов не сразу дошёл до Тэры, настолько он был невообразимым, далеким от её мировоззрения. Она даже рассердиться не успела. Поделиться? Ею?..
– Нет, – в тихом голосе наследника девушка отчётливо различила опасные нотки.
– Эй, да чего ты спрашиваешь?! – возмутился приземистый.
Одноглазый, тем временем проверявший лодку, досадливо сплюнул.
– И правда дерьмо, а не лодка. Рухлядь. Нас четверых не выдержит.
– Это точно, – согласился Хэфер.
– Ну, значит, остаётся баба.
– Насилие запрещено по Закону Империи, – тихо и угрожающе предупредил царевич и неуловимым движением высвободил хопеш из петли.
– Рыбаки, значит? Ага! – хохотнул одноглазый, взвешивая в руке палицу.
– На хвосте мы Закон твой вертели, – ощерился приземистый. – Владыка сюда даже не заглядывает, а Богам и дела нет до безрогой шлюхи.
Тэра отступила на шаг. В её мире все рэмеи и люди, разделявшие рэмейские традиции, неукоснительно соблюдали Закон. Насилие было запрещено волей Самой Аусетаар, и даже солдаты не пренебрегали этой волей на захваченных территориях. Наказание было суровым. К тому же в стране царили довольно свободные нравы: в рэмейской культуре близость между мужчиной и женщиной не считалась чем-то низким и недостойным, и потому запретным – напротив. Тэре казалось, что в насилии просто не было нужды. Но реальность оказалась совсем иной, чем девушка себе представляла.
Тэра помнила предупреждение Перкау не использовать Силу. Но как Хэферу было справиться с четверыми, один из которых, к тому же, был чародеем? Каким бы хорошим воином он ни был прежде, теперь сил у него осталось немного. Он только начал восстанавливаться.
– Она – колдунья, – вдруг прошелестел маг. – Я чувствую.
Одноглазый присвистнул. Щербатый скинул с плеча лук.
– Значит, держать придётся крепче, – ухмыльнулся приземистый, взмахнув серпом.
– Уходите, – приказал Хэфер, и его спокойный уверенный голос отчётливо звенел сталью.
– Иди-ка, померяемся силой, солдатик, – поманил одноглазый.
– Предупредил же дураков, – вздохнул маг, возводя глаза к небу.
Приземистый и одноглазый одновременно бросились на царевича. Хэфер оттолкнул Тэру назад и принял бой. Хопеш плохо годился против палицы и серпа, но царевич, даже ослабленный былыми ранами, разбирался в искусстве боя не в пример лучше своих противников. Совершив обманный маневр, он проскользнул между ними и точным движением выбил серп из руки нападавшего. Удар палицы одноглазого пришёлся не по царевичу, а по товарищу – Хэфер успел уклониться. Приземистый взвыл и разразился руганью.