Воин замер в нерешительности, не зная, чего ожидать. С трепетом он вспоминал разговор с разоблачением, состоявшийся именно здесь, и то, как Джети освободил его разум от наложенных Колдуном оков. Верховный Жрец не мучил его вопросами с тех пор, хотя поначалу разум Паваха рисовал пытки, которым его могли бы подвергнуть Таэху, чтобы узнать правду. Но, приняв участие в первых, самых сложных этапах исцеления, Джети точно забыл о его существовании, хотя Павах не сомневался: обо всём Верховному Жрецу исправно доносили.
Спустя несколько вязких томительных минут старший рэмеи обернулся, созерцая своего гостя и пленника. Благородные черты до сих пор ещё красивого лица, на которых лежал след неумолимого времени, не выражали враждебности. Тёмно-синие глаза, светившиеся мудростью прожитых лет, смотрели пристально и как всегда – в самую суть.
– Нить крепнет, Павах из рода Мерха, – повторил Джети слова Сэбни. – В этом нет сомнений. Что это будет означать лично для тебя в итоге – о том пока не ведаю. А чего ты хочешь сам?
«Чтобы всё было не зря… Чтобы преступление моё имело цель и смысл…»
Былые мысли отголосками прошелестели в его сознании.
– Чтобы он нашёл путь к Водам Перерождения, – искренне ответил бывший телохранитель. – Прошу, мудрейший, открой мне, что я могу сделать для него? Если бы я мог… теперь… я не раздумывая поменялся бы с ним местами.
– Знаю, – мягко согласился Джети. – Но такой выбор Боги тебе не предоставили. Разве что в тот день, когда ты ещё мог отвести удар или прикрыть своего господина.
Боевой клич людей… Ржание обезумевших лошадей… Воспоминания нахлынули на Паваха – такие яркие, словно всё произошло вчера. Снова он скидывал с колесницы Хэфера, слишком занятого стрельбой по нападавшим наёмникам, чтобы предугадать удар от собственного телохранителя. Снова бежал на помощь верный Сенахт, и Метджен посылал ему вслед копьё. Снова стремительно неслась колесница, и у самых ног клацали челюсти песчаных ша… Рука Паваха отчётливо заныла – рука, в тот день сжимавшая копьё. Первый удар был его… а выбор был сделан ещё раньше.
«Смотри на меня. Запомни меня таким. Я – творение твоего выбора. Разве нет?»
В стенах Обители никто не пытал его. Под всевидящим взором Госпожи Очищающей Боли, обнажавшеим все его самые неприглядные тайны, Павах истязал себя сам.
– Пройдёмся, потолкуем? – тихий голос Верховного Жреца вторгся в его мысли, более отчётливый, чем звуки давно отгремевшего боя и голос Хэфера из сна. – В тени садов зной почти не чувствуется. Мне редко удаётся прогуляться.
– Как тебе угодно, мудрейший, – ответил воин, переводя дыхание.
Рядом с Джети ему не мерещились тени и кошмары не оживали, но от собственной памяти он не мог скрыться.
Павах проследовал за Таэху в одну из дверей – как оказалось, она вела прямо в сад. Вторая, видимо, в личные покои, а третья – в охраняемый коридор. Благодаря усилиям целителей Обители бывший страж передвигался уже без помощи трости и в целом чувствовал себя намного лучше, но прежняя сила так и не вернулась к нему. Воздух, напоённый ароматами цветов, звенел голосами птиц и насекомых, шептался с ветвями плодовых деревьев, обильно даривших тень. Солнечные лучи пробивались сквозь листву и ложились на землю причудливым узором, играя в ажурной тени на мощённых светлыми плитками дорожках. По одной из таких дорожек бывший страж и Верховный Жрец неспешно двинулись куда-то вглубь сада. Обитель была плотно заселена, но, должно быть, этот внутренний сад был огорожен от общих, потому что им никто не встретился.
Джети остановился и закрыл глаза, подставляя лицо ласковому ветру. Он явно наслаждался долгожданным покоем. Почти против воли прикосновение покоя сейчас ощутил и сам Павах – видимо, тоже сказывалось присутствие Верховного Жреца. Воин думал о том, что не заслужил покой, что должен искать способ помочь душе Хэфера… но напряжение отпускало, и мысли текли всё более размеренно.
– Мы живём обособленно. Вести доходят до Обители небыстро, – негромко произнёс Верховный Жрец, не открывая глаз. – Смутные, страшные слухи ходят нынче в народе, как мне говорят.
– Мне не передают никаких вестей, мудрейший, – напомнил Павах, с горечью улыбнувшись.
– Говорят, будто останки наследника были найдены и осквернены…
Сердце бывшего телохранителя пропустило пару ударов.
– Будто он вернулся с Берега Мёртвых и снова ходит по этой земле, подобно живым, – продолжал Джети на удивление спокойно.
– Но этого не может быть, – прошептал Павах с ужасом, граничащим с изумлением, и сжал кулаки так, что когти впились в ладони. – Не может быть!
– В свете таких вестей твой сон приобретает особое значение, Павах из рода Мерха, – заметил Верховный Жрец, посмотрев наконец на своего собеседника. – Лишь тем, кто знаком с искусством Стража Порога, может быть по силам такое. Однако в твоём видении наследник был жрецом Отца Войны… Напомни, что он сказал тебе там?
Воин ощутил слабые отголоски испытанных во сне ужаса и боли, которые не набирали в нём силу сейчас лишь благодаря присутствию Джети Таэху.
– Что он – творение моего выбора, – с усилием ответил Павах. – Что мой долг перед ним не исполнен… и что я ещё послужу ему… Что это может значить, мудрейший? – он умоляюще посмотрел на Верховного Жреца. – Что я могу сделать, чтобы исполнить долг?
Мысль о том, что Хэфер, искавший возмездия, придёт за ним, почему-то уже не казалась страшной. Страшнее был безликий потерянный призрак, чем царевич во плоти… Хотя сам факт того, что кто-то мог осквернить останки Эмхет, не укладывался в голове. Если в истории и бывали такие случаи, память о них не сохранилась, поскольку имена осквернителей стирались из вечности.
В глазах Таэху будто промелькнула тень сочувствия. Но нет, едва ли Верховный Хранитель Памяти мог сочувствовать тому, кто предательски напал на кровь Ваэссира.
– Когда-то я уже сказал тебе, что ты по-прежнему служишь Хэферу Эмхет, по воле своей или против неё, – мягко напомнил Джети. – Ты – его якорь на Берегу Живых, и твоя жизнь утекает к нему.
– Поэтому мне позволено жить, – кивнул Павах. – Я помню и понимаю, да.
Со своей судьбой он уже успел смириться и не питал иллюзий о том, почему приказ о его казни – казни, которая согласно Закону, должна быть мучительной – до сих пор не отдан. Скорее всего, по той же причине его не пытали.
Но хватался Павах не за свою жизнь, а за любую пусть призрачную возможность что-то исправить. При этом он совершенно не представлял, каким образом исправить и каким образом совместить это с поддержкой притязаний царицы и младшего сына Владыки на трон.
– Если твоего господина подняли из мёртвых, это меняет очень и очень многое… Это означает, что он сумеет свидетельствовать в свою защиту… коли тот, кто поднял его, позволит, конечно. Если же Хэфер Эмхет, да хранят его Боги, после смерти стал инструментом в руках тех, кто желал навредить ему при жизни – горе всем нам, – со вздохом Джети покачал головой, а потом испытующе посмотрел на Паваха. – Твоя роль во всём этом мне пока не полностью понятна. Однако я действительно не думаю, что ты пожелаешь довести до конца начатое тобой в тот день. Твои союзники уже получили от тебя всё, что хотели. Полагаю, они чрезвычайно жалеют, что, сделав тебя живым символом, всё-таки не пресекли твою жизнь чуть раньше. А теперь, если допустить вашу встречу с ним… – он не закончил фразу, позволив собеседнику додумать самому.
– Ты действительно полагаешь, что это возможно, мудрейший? – неуверенно спросил Павах. – Что он… среди живых?
Джети снова неопределённо пожал плечами.
– Никто не видел его. Никому не удалось отыскать его до сих пор. Есть лишь смутные слухи да наветы, бередящие сердце нашего Императора.
В разуме воина вдруг вспыхнуло решение – единственно правильное и справедливое. Мысли понеслись песчаным вихрем, а сердце ожило давно забытым чувством готовности к бою. Боги давали ему шанс! Он ещё мог всё исправить!
Резко Павах опустился на одно колено и склонил голову.
– Если моя жизнь утекает к нему из-за Проклятия Ваэссира… если нить между нами крепнет… значит я – тот, кто может найти его. Я должен найти его!
– Ты – бессрочный гость Обители, Павах из рода Мерха, – напомнил Верховный Жрец.
– Я был и остаюсь пленником твоим, мудрейший, и Владыки, да будет он вечно жив, здоров и благополучен, – не поднимая головы, ответил воин. – Я не прошу о свободе. Я прошу лишь о возможности помочь ему… – голос Паваха сорвался, упав до едва слышного шёпота. – Умоляю тебя…
Джети тяжело вздохнул и коснулся его плеча.
– За стенами Обители твои союзники всё ещё считают, что живой ты слишком опасен.
– Меня пугает не смерть.
– Знаю. Я уже говорил: ты не трус, как тебя заставили думать… хотя сделано с тобой было очень многое. Но смелость, как и хороший доспех, не всегда может защитить.
Павах нашёл в себе силы встретиться взглядом со склонившимся над ним Верховным Жрецом. В глазах Таэху отражалось понимание, но не согласие.
– Я верю, что ты хочешь помочь наследнику, – мягко сказал Джети. – Но ты всё ещё защищаешь того, кому служишь, Павах из рода Мерха. Нельзя стоять двумя ногами на разных лодках, особенно когда проходишь речной порог… Ты можешь рассказать мне всё?
Мгновения потекли мучительно медленно. Горло воина точно засыпало сухим песком. Всё, что он сделал, всё, что пережил, – ради чего? Ради чего он предал и убил? Какая цель вела его? Мог ли он предать снова – предать ту, что и страшила его, и восхищала? Царица вела скрытую войну страшным, подчас неприемлемым оружием, и всё же цель её была понятна и близка – возвеличивание народа рэмеи над давним врагом. Она говорила, что, когда Ренэфа объявят полноправным наследником, когда он займёт трон, преступление перестанет быть таковым. Вот только Павах никогда не сумеет простить себя сам, а Анирет всегда будет ненавидеть его. Но стать предателем дважды было ему не по силам. И ведь цель, сама цель, была правильной… Если бы только всё не пошло так… ужасно…