Берег Живых. Наследники Императора — страница 42 из 100

Да, рэмеи предупредили их. Рэмеи защищали их, тогда как приграничные патрули давно уже ушли в Леддну. Сафар не сомневался в том, что солдаты Императора одержат победу, несмотря на внезапность нападения. Он не знал, каково придётся второму отряду там, за рекой, и многое ли уцелеет от деревни, но, по крайней мере, люди останутся живы.

А потом рогатый царевич, чьи золотые глаза полыхали яростью пустынного хищника, когда он гневался, спросит, почему люди нанесли удар в спину. Этого староста боялся больше всего, хоть и верил в справедливость рэмейских законов. Кому-то придётся держать ответ за предательское, вероломное нападение.

Когда жена окликнула его, Сафар вздрогнул и обернулся. Лицо Алии было бледно, несмотря на отблески факелов.

– Они исчезли… – тихо сказала женщина. – Только две остались. Две другие пропали. Никто не видел, куда они ушли.

– О ком ты? – спросил староста, хотя и сам уже догадался.

– Девушки… танцовщицы… Только две остались, – потерянно повторила Алия.

Она без страха разнимала споры между мужчинами – то мудрым советом, а то и крепким словцом или парой затрещин тем, кто особо упрямился. Она первая предложила помощь рогатым солдатам, не побоявшись их оружия, и всегда сопровождала женщин, помогавших в лагере. Её уважали селяне и зауважали даже воины царевича. Но сейчас она боялась… Потому что кому-то придётся держать ответ.

– Оставшиеся две что-то знают? – спросил староста.

– Если и знают, то молчат. Может быть, их подруги не успели вернуться… Но вдруг?..

Они переглянулись, понимая друг друга без слов. Тыльной стороной ладони Сафар отёр со лба внезапно выступивший пот.

На их деревню никогда не нападали разбойники – воины Империи бдительно несли стражу со своей стороны границы. Не раз староста даже жалел, что его земля относилась к Леддне, а не принадлежала Владыке Таур-Дуат. Вот только теперь чего было жалеть… Мысли одна страшнее другой роились в его голове. Как ни справедлив был Закон рэмеи, наказания у потомков демонов были суровыми. Если градоправитель Леддны решил напасть на отряды царевича сейчас – неужто он и правда был как-то связан с убийством наследника трона и похищением его останков? От этой мысли старосте становилось совсем нехорошо. Всё, чего он хотел, – это жить в мире. Его деревня до недавнего времени процветала, и люди были довольны сытой жизнью и неизменно богатым урожаем. Несмотря на немалый оброк, который надлежало платить Леддне, дела в деревне и правда шли совсем неплохо. Кто же мог предугадать, что они окажутся в самой гуще таких жутких событий!

Сафар не мог, не имел права показывать свой страх людям. Сначала надо было пережить эту ночь…

К нему, запыхавшись, подбежал один из охотников.

– Шатры у реки горят! – воскликнул он, переводя дух. – Царевич приказал быть здесь… но ведь неправильно как-то.

– Вот именно, – решительно кивнула Алия, сверкнув глазами. – Нечего жаться тут, как кролики в норах. Нашим защитникам нужна помощь!

Староста улыбнулся. Когда-то он полюбил эту женщину именно за решительность, отличавшую её от многих лебайских скромниц.

– Ты собери нескольких мужичков покрепче, – сказала она мужу, – и давайте к реке, да побыстрее. А мы с девками следом. Кто-то должен позаботиться о раненых.

Воодушевлённые, люди решительно взялись за дело.

Молодой царевич был само́й воплощённой яростью, не знавшей милосердия, остриём копья, сокрушавшего нападавших. Мисра невольно залюбовалась тем, как мелькал в неистовой пляске его изогнутый клинок, как могучие удары его щита расталкивали воинов. Пламя боя разгоралось вокруг него. Его мощь точно разжигала доблесть рогатых солдат. Девушка знала, что рэмеи не сильнее обычных людей, чего бы им там ни приписывали сказки. Но предводитель захватчиков, хоть и был юн, обладал какой-то сверхъестественной силой. Она и ненавидела его, и восхищалась им. Невозможно было не восхищаться тем, как слаженно – точно единое существо – действовал его отряд. Царевич организовал агрессивную защиту. Когда-то ей довелось увидеть каменистый берег моря: могучие волны разбивались о скалы на мельчайшие брызги и отступали. Да, рэмеи были скалами. Внезапная атака захлебнулась, натолкнувшись на железную имперскую дисциплину… и на неукротимую ярость золотоглазого демона. Мисра и раньше слышала, что рэмеи жили войной, но лишь в эту ночь фраза наполнилась для неё настоящим смыслом.

Подожжённый ею шатёр добавил волнения в лагере, но пожар не вызвал желаемой паники. Рэмеи вынуждены были разделиться – вот и весь успех, которого ей удалось добиться.

Потом в общей суматохе боя показались селяне. Они не вмешивались в сражение, но и не пытались бежать из лагеря. К изумлению девушки, люди поспешили к реке – они рисковали собой, чтобы потушить пожар прежде, чем пламя захватит всё вокруг. Мисра почувствовала небольшой укол вины, когда заприметила нескольких женщин. Она подумала о тех, кто спрятался в лагере. Что сделают с ними демонокровные, когда Мисра исполнит то, что должна?.. Нет, нельзя было сомневаться… Всякий подвиг сопряжён с жертвой.

Она со злостью подумала о своей подруге Хинне. Если бы вместе они сумели как-то исхитриться и отравить котлы с едой, исход этой ночи был бы предопределён. От других-то танцовщиц помощи ждать не приходилось.

Девушка скрипнула зубами с досады. Пока подобраться к царевичу не представлялось возможным. До этой ночи Мисра и не представляла, что он настолько искусен и яростен. «Придётся подождать, пока он вернётся в лагерь… вряд ли им удастся убить его в бою», – подумала девушка.

То и дело она меняла укрытие, чтобы оставаться незамеченной и при этом издалека следить за золотоглазым демоном. Благо сейчас рогатые были слишком увлечены наёмниками и солдатами градоправителя, чтобы обнаружить её. Мисра не могла позволить себе потерять его из виду. Каждое мгновение было драгоценно…

От удара Ренэфа щит противника треснул. Человека это, похоже, не смутило. Он двинулся на рэмеи, точно таран, пока щит ещё держался. Улучив момент между атаками царевича, он резко пригнулся и полоснул Ренэфа мечом по боку. Рэмеи усмехнулся, в азарте боя почти не чувствуя боли. Он любил смелых противников.

С силой царевич отвёл меч человека своим хопешем, потом ударил его щитом раз, другой… Наёмник не выдерживал столь яростного натиска. В какой-то момент его защита была пробита. В глазах рэмеи он прочёл свою смерть, но смерть лёгкую и достойную. Хопеш вошёл меж его рёбер.

Ренэф высвободил свой клинок, быстро распрямился… и понял вдруг, что всё кончилось. И дело было не только в том, что стало тише, что кто-то из его солдат кричал о победе, что на него самого некому было нападать. Когда-то в одном древнем тексте он прочёл слова знаменитого военачальника, по крови Эмхет: «Я почувствовал, как Отец Войны отвёл Свой взгляд и поступь Его стала удаляться…» Встречались подобные слова и у других авторов – редко, но встречались. Тогда царевич счёл их не более чем красивой аллегорией. Теперь же Ренэф стоял, опустив меч и щит, озирался и понимал, что чувствует именно это: Отец Войны покидал поле боя. Теперь это был просто лагерь… просто берег реки…

– Победа, господин мой! – доложил подбежавший солдат. – Враг ретировался!

Ренэф растерянно кивнул. Сейчас, когда закончился бой, он чувствовал какое-то опустошение и отупение.

– Кто-то поджёг шатры в южной части лагеря, – продолжал докладывать воин, – Потом лучники стреляли огнём. Селяне помогли потушить пожар. Если б не они, мы потеряли бы многое.

– Хорошо. Я поговорю с ними позже, – царевич снова кивнул и пошёл к лагерю в сопровождении своих телохранителей и солдата.

– Что прикажешь делать с пленными, господин?

– Допросить, – это было просто и очевидно.

– А после? – уточнил воин.

А после… Рэмеи не брали рабов, а держать пленных было негде.

Они напали не только на рэмеи, но и на собственных соплеменников. Они заслуживали смерти. Но почему-то, когда Ренэф думал об их судьбе, его мысли заканчивались на «Допросить». Он понимал смерть в бою. Но ему ещё не приходилось убивать кого-то вне поля битвы. И не доводилось отдавать такой приказ…

Запоздало к нему возвращалась боль от ран. Царевич чувствовал, что очень устал. Но что ещё хуже – он был пуст. Питавшая его ярость выплеснулась на противников. Это ощущение было знакомо ему и прежде, но никогда Ренэф не испытывал его настолько сильно. Его первый настоящий бой только что отгремел. Нет, он не хотел ничего решать сейчас, и даже мысль об угрозах Ликиру казалась ему такой далёкой.

– Посмотрим, что ответят, – сказал царевич, закидывая щит на спину и укрепляя хопеш на поясе.

Его клинок и доспехи нуждались в хорошей чистке, но сил на это не было…

Неспешно он шагал к шатрам, вскользь глядя на трупы и на раненых. Пока его разум не мог подсчитать потери. Навстречу ему бежали несколько рэмеи и кто-то из людей. Когда он пересёк невидимую черту лагеря, какой-то воин поспешил поднести ему бурдюк с водой. Ренэф ополоснул лицо и жадно пил. Как хорошо было сосредоточиться на прохладной воде, смягчавшей саднившее горло и смывавшей привкус крови. Как не хотелось сейчас ни говорить с кем-либо, ни отдавать приказы…

Он не понял, что произошло в следующий миг. Воздух вдруг стал удушливым, а глаза резануло болью. Но инстинкт взял своё: Ренэф резко выдохнул и бросился в сторону, зажимая нос и рот ладонью. Он слышал чьи-то крики издалека, сквозь пульсацию крови в висках. Не в силах сделать новый вдох, он зашёлся в приступе кашля. Земля под ногами пошатнулась, и он упал на колени. Перед глазами плыло. Все, кто был рядом с ним, превратились в размытые тени.

– Ларец… – крикнул он, но из горла вырвался только каркающий хрип. – Мой… ларец…

Он сумел сделать несколько отрывистых вздохов, но кашель был таким жестоким, что юношу скрутило рвотой. Его тело как будто хотело выплеснуть самоё себя. Разум вдруг стал очень холодным, отстранённым. Ренэф опирался на руки, не в силах разогнуться, но мысль его текла спокойно.