Человек поспешно поднялся и, отбивая поклоны и пятясь, разве что не выбежал из шатра. Снаружи ничего не изменилось, но его колотила такая дрожь, что во всём мерещились предзнаменования беды. Показалось ему, или дозорные держали оружие наготове, а взгляд гонца, ждавшего его, стал подозрительным? Староста обхватил голову ладонями и застонал, не зная, правильно ли он поступил или совершил непростительную ошибку. Он не сопротивлялся, когда гонец отвёл его на некоторое отдаление от шатра.
Изнутри доносились возгласы, но слов было не разобрать. Царевич обсуждал что-то с почтенным Нэбвеном на повышенных тонах. Гонец вздохнул. Сафар не решился спрашивать о своей судьбе. Всё, на что он сейчас надеялся – вымолить у царевича милость для Алии и сыновей и хоть кого-нибудь ещё из селения…
Когда военачальник окликнул его, староста уже успел перебрать все варианты собственной ужасной смерти, какие только мог вообразить. На непослушных ногах он вернулся к шатру и с трепетом вошёл внутрь.
Царевич стоял с лицом недовольным, но уже вполне спокойным. Только кончик его хвоста подёргивался, выдавая раздражение или ещё какое-то неприятное чувство.
– Расскажи, как нашёл девицу, – сквозь зубы велел он.
Сафар пытался не заикаться, но голос его всё равно дрожал. С трудом подбирая слова, он рассказал, что обнаружил труп Хинны у реки и Мисру рядом, что вместе с солдатами закопал тело и вернулся в лагерь. Оба рэмеи слушали молча, затем царевич обратился к военачальнику:
– Спроси солдат, сколько, по их мнению, она там пролежала. Сдаётся мне, что дольше, чем нам нужно для стройной теории. Но участвовать в заговоре она могла. Только вот почему её убили?
– Господин мой царевич, ты полагаешь, это сделали танцовщицы? – тихо спросил Сафар. – Но они ведь так хотели другой жизни. Им нравилось здесь.
– Это самое очевидное, что приходит на ум, – пожал плечами царевич, а потом прищурился, внимательно глядя на старосту: – Если только и тебя не заставили потворствовать заговору. Я не хочу оставлять за своей спиной врага.
Староста побледнел и опять упал на колени:
– Пощади, господин… Клянусь, я говорю правду. Мы хотим быть людьми Таур-Дуат, а не врагами тебе!
– Да поднимись ты уже, – раздражённо ответил царевич. Под его взглядом Сафар неуверенно встал, и молодой рэмеи продолжал: – Империя защищает своих подданных. Но если предашь меня, я никого здесь в живых не оставлю, а поля сожгу и засыплю солью. Запомни это.
Староста едва не лишился сознания от всего пережитого и только кивал. Он знал, что царевич не угрожал впустую.
– Повелишь – приведём девиц к тебе хоть сейчас, господин мой. Мы не станем защищать их от твоего гнева.
– Нет, сейчас не нужно, – покачал головой царевич. – Но мы будем следить. Бдительно. Ты тоже будешь моими глазами. Скоро эти женщины выдадут себя так или иначе – в этом почтенный Нэбвен прав.
– Но которая из них посмела бы посягнуть на твою жизнь, мой царевич, да ещё без оружия? – потрясённо спросил Сафар.
– Оружие у них было, – усмешка юноши напоминала оскал хищника, и за все богатства Империи староста не пожелал бы оказаться на месте его врагов. – А какая из них… это мне уже безразлично. Слушай, что мы должны сделать…
Как ей следует поступить дальше, Мисра решила почти сразу же. Все четыре танцовщицы были пришлыми, к тому же присланными Ликиром. Они находились под подозрением в любом случае. И потому по сути всё, что ей требовалось сделать, это сыграть на уже созданном впечатлении. Но до чего же некстати тогда пришёл Сафар с рогатыми – у неё едва хватило времени разыграть драму!
К раненым танцовщиц не подпускали. В основном они помогали по хозяйству в деревне, а жили в доме приютившей их семьи кузнеца. Но Мисра чутко прислушивалась ко всем разговорам, касавшимся демонокровных, поэтому знала, что царевич не приходил в себя четвёртый день, что делами заправлял военачальник, отряд которого отбил селение, и что селяне всерьёз думали о том, чтобы стать подданными Империи. Девушка находила в себе силы открыто улыбаться и радоваться напоказ вместе со всеми, хотя внутри неё кипело негодование. Вот так просто сдаться захватчикам! Конечно, Ликир сделал ошибку, решив пожертвовать этим селением, но, вероятно, он чувствовал, что люди предадут его. И чем больше крепла решимость селян быть заодно с демонокровными, тем меньше у Мисры оставалось сожалений, что царевич порешит их всех в приступе гнева, желая покарать за покушение и за смерть одного из своих телохранителей.
Всем сердцем она надеялась, что яд понемногу разрушит тело и разум царевича. Его смерть ослабит Империю, уже потерявшую наследника трона… В некоторые моменты Мисра вспоминала своё восхищение его яростью и красотой. Недаром учителя-эльфы предупреждали её о демоническом очаровании, под власть которого подпадали многие. Нет, она не поддастся! Она ненавидела рогатых захватчиков, и этого – более всех остальных. Наглый юнец пришёл в их землю устанавливать свои законы, и он получит по заслугам! Сегодня прошёл смутный слух, что ему стало лучше, – пока только слух, но девушка встревожилась. Больше ждать было нельзя.
Мисра размышляла обо всём этом, лёжа на циновке и завернувшись в тонкое одеяло, а сама прислушивалась к окружающим звукам. Семья, приютившая её и других девушек, уже спала, в доме было тихо. Танцовщицы, делившие с ней маленькую, но уютную комнатку с тщательно выбеленными стенами и яркими занавесями, кажется, тоже заснули.
Выждав немного, Мисра откинула одеяло и быстро оделась. Потом она зажгла лучину и завернула в узелок свои нехитрые пожитки. Она выверяла каждое своё движение ровно настолько, чтобы как будто ненароком разбудить спавших рядом с ней девушек, но при этом не растревожить весь дом.
– Ты куда? – испуганно прошептала одна из танцовщиц, приподнимаясь с циновки.
Девушка распрямилась и посмотрела на них с прекрасно сыгранным отчаянием.
– Мне страшно, – чуть слышно ответила она. – Он не пощадит нас, нет. Он казнит нас сразу же после наёмников, ведь нас прислали из Леддны… а может и прежде них… без всякой жалости, – заламывая руки, Мисра добавила: – Он равнодушен к нашей красоте и женственности. Вы сами видели это, когда танцевали перед ним. Нет, нам не под силу будет разжалобить его.
Теперь уже проснулась и вторая. Обе смотрели на неё огромными от ужаса глазами.
– Но ведь мы не виноваты! – воскликнула первая.
– Да тише ты, – прошипела Мисра. – Весь дом перебудишь. Да, мы не виноваты. Но он считает, что мы были присланы не столько для услаждения его взора и плоти, сколько в качестве… оружия.
– Убийцу ведь так и не нашли… – обречённо сказала первая, уже понимая, к чему ведёт Мисра.
– Староста Сафар замолвит за нас слово, – уверенно возразила вторая. – Здесь живут добрые люди, и мы нашли среди них своё место.
– Староста Сафар палец о палец не ударит, коли выбор встанет между его людьми и нами, – с горечью возразила Мисра. – Если царевич прикажет, нас отведут к нему. Хорошо если нас убьют быстро… а если нас сначала отдадут жрецу Собачьего Бога? Он медленно выпотрошит наши внутренности и иссушит наши тела. Заживо.
Танцовщицы тихо заплакали. Страшные рассказы о бальзамировании заживо были не более чем сказками. Мисра прекрасно знала, что демонокровные считали своё отвратительное погребение высокой привилегией и никогда не даровали такой чести преступникам. Но простой народ страшные байки любил, и потому эти сказки, особенно с подачи эльфов, обрастали всякими жуткими подробностями – о неупокоенных мумиях, стонущих в своих каменных саркофагах и жаждущих отомстить, о шакалах с горящими глазами, пожирающих заживо тех, кто вторгся в некрополи, и прочих ужасах. Жрец Собачьего Бога действительно сопровождал рэмейские отряды, поэтому упоминание о нём произвело на танцовщиц именно то впечатление, на которое Мисра и надеялась: от страха они потеряли последние крохи самообладания.
– Что же делать… что делать?.. – запричитали они.
– Лично я не собираюсь ждать, – заявила Мисра. – Я хочу бежать из деревни под покровом ночи, благо стражей по эту сторону реки немного. От нас никто не ждёт решительности.
– Но мы же погибнем в пустыне, – испуганно возразила одна из танцовщиц.
«Вы-то, может, и погибнете…» – подумала Мисра, но вслух сказала лишь:
– Не забывайте. Это наша земля. Мы найдём безопасные тропы. Всё лучше, чем дожидаться своей участи здесь… тем более что понятно, какой эта участь будет. В ярости своей рогатый царевич куда как страшнее хищника… Нет, мы доберёмся до соседней деревни, а там уж и до Леддны.
Страх ужасной смерти боролся в девушках со страхом перед ночной пустыней. Но в итоге слова Мисры возымели своё воздействие. Танцовщицы сдались. Очень тихо, чтобы никого не разбудить, они собрали пожитки, взяли с собой немного еды и покинули дом.
Ночь была тихая, прохладная, тёмная. Чёрно-фиолетовое покрывало, расшитое мелким бисером звёзд, раскинулось над домами и посевами. Речная вода мерно плескалась о берега. Лагерь за рекой погрузился в сон, как и деревня. Изредка с того берега доносились голоса дозорных, да с некоторых дворов взлаивали собаки. Танцовщицы вздрагивали от каждого звука, но Мисра уверенно повела их сквозь густые тени. Они с Хинной успели хорошо изучить селение, и девушка знала, как пройти незамеченными. Обойти патруль демонокровных, который военачальник выделил для защиты деревни, было совсем несложно, тем более что воины не таились, а смеялись и переговаривались.
Мисра выбрала путь в обход полей, за которыми наблюдали рогатые, вдоль реки, ближе к диким землям. Она не собиралась уводить танцовщиц слишком далеко. Её план заключался совсем в другом. Главное было до рассвета уйти подальше от селения. Девушки выбьются из сил быстро и захотят отдохнуть. Что ж, она даст им такую возможность…
Сафар вернулся домой глубокой ночью. Рассказав всё супруге, он без сил рухнул спать и проснулся позже обычного. Разбудили его приглушённые, но явно взволнованные голоса. Протерев глаза и наскоро одевшись, староста вышел из дома. У порога Алия говорила с сельским кузнецом и его женой. Это в их доме, одном из самых больших в деревне, нашли убежище танцовщицы.