– Расскажи ему, Дарея, – ласково обратилась к ней Алия и кивнула на мужа.
Жена кузнеца испуганно пересказала, как утром вместо трёх девушек-танцовщиц обнаружила только Мисру. Та-то и рассказала им, что подруги уговаривали её сбежать во что бы то ни стало, запугивали скорой расправой царевича, но она отказалась, и её бросили здесь. Староста только потрясённо покачал головой. Царевич велел ему не вызывать у девушек подозрений, а просто ждать, что они предпримут дальше. Всё произошло намного быстрее, чем предсказывал почтенный Нэбвен. «Если они виновны, то непременно предпримут попытку к бегству или же постараются привести сюда врага. Дадим им призрачную возможность сбежать, чтобы убедиться. По моим прикидкам, пройдёт не больше нескольких дней», – говорил военачальник.
– За ночь они не могли уйти далеко, – хмуро сказал Сафар. – Мы должны сообщить в лагерь. А заодно и охотников собрать, пусть разведают окрестности.
– А с Мисрой что делать прикажешь? – спросил хозяин дома.
Почему осталась Мисра? Староста решил, что она, как и убитая Хинна, была невиновна и не знала, чего нужно бояться. Иначе зачем же ей искать защиты в деревне?
– Присматривай за ней, чтоб глупостей с перепугу не наделала, – велел староста. – Царевич непременно захочет поговорить с ней.
Деревня пришла в движение. Охотники, не медля, приступили к поискам, а один из них – Працит, младший сын Сафара и Алии – бегом отправился в лагерь, чтобы сообщить новости царевичу. Вскоре несколько рэмеи верхом на конях выдвинулись в пустыню.
Нэбвен слушал доклад солдат. Поиски по окрестностям заняли чуть меньше полутора дней. Заблудившихся девушек нашли в нескольких часах пути от селения. Одна из них погибла от укуса змеи – воины уже ничем не могли помочь ей. Вторая обезумела от страха, когда поняла, что рэмеи нашли их. Она умоляла не отдавать её царевичу, просила о пощаде и рыдала оттого, что потеряла всех своих подруг. Силком её усадили в седло к одному из солдат и повезли в лагерь. Пока они ехали, танцовщица попыталась задушить воина, что вёз её. Ошалевший конь понёс, и солдат, справившись с девушкой, едва успел удержать поводья. Танцовщица выпрыгнула из седла на полном скаку в бесплодной попытке сбежать и при падении свернула себе шею. Так мог действовать человек только совершенно отчаявшийся…
Когда военачальник пересказал всё Ренэфу, царевич выслушал вести мрачно, но обычной для него вспышки гнева не последовало. Нэбвен не торопил его с решением, понимая, что юноше нужно было время, чтобы осмыслить и взвесить полученные известия. Они уже и так всё обсудили, но примет ли царевич его советы, военачальник не знал. Лебайя была огнём, закалявшим клинок личности юноши, но вот каким станет этот клинок и куда будет направлен, предсказать было трудно. Помогать отбиваться от враждебных племён на границах – одно, но совсем другое было управлять целой миссией, тем более принявшей такой неожиданный поворот. Солдат, нашедших Мисру и тело Хинны, Нэбвен допрашивал лично. Прежде убедившись сам, затем он убедил и пылавшего гневом Ренэфа, что те не доложили о своей находке не по злому умыслу, а скорее по недомыслию. На допросе воины подтвердили слова Сафара. Оба сознались, что покрывали товарища в его встречах с танцовщицей. Пожалуй, в другое время в такой вольности не было бы ничего особенно предосудительного. Однако в сложившихся обстоятельствах легкомыслие солдат требовало серьёзного взыскания. К счастью для обоих, сейчас каждый воин был на счету, а потому их не судили по всей строгости действующих в имперской армии законов, не лишили почётного места в отрядах царевича и старшего военачальника и не отправили в обратно в столицу. Нэбвен ограничил наказание небольшим числом плетей перед лицом их отряда, разумеется, за пределами деревни, чтобы не предавать дело огласке.
Вечером того же дня Ренэф ко всеобщей радости объявил, что селение и прилежащие к нему земли становятся территорией Таур-Дуат. А ещё через день, отбросив сомнения, он отдал приказ казнить пленных наёмников, больше не перекладывая решение на Нэбвена.
Часть 2
Глава 16
Конец 3-го месяца Сезона Всходов
Анирет с наслаждением омыла лицо и руки и вытерла их отрезом чистого льна.
– Ох, как же не хватает купальни, – с улыбкой сказала она.
Мейа тихо рассмеялась и по-кошачьи потянулась.
– И массажа с ароматическими маслами, ммм… У меня хвост до самого кончика ноет уже от этой ходьбы по пескам.
Красивая и гибкая, с тонкими немного хищными чертами, с изящными витыми рожками, служанка и близкая подруга царевны и лицом, и повадками напоминала кошку. Разве что глаза у неё были не зелёными или золотистыми, а красновато-коричневыми, как тёмный карнеол[32]. Свою красоту она использовала умело и не лишала себя удовольствий общения с интересовавшими её мужчинами при дворе, однако при этом никогда не пренебрегала обязанностями. В поэзии, благовониях и украшениях Мейа разбиралась не хуже самой Анирет, как и положено благородной рэмейской даме при дворе.
– Кое-кто был бы не прочь проделать весь путь в паланкине, да? – шутливо подначила подругу царевна. – Кто бы это мог быть?
Мейа улыбнулась и пожала плечами:
– Отчего же не пользоваться привилегиями своего положения личной служанки дочери великого Императора. Вот только госпожа моя слишком любит ходить пешком по песку.
– У меня не только ноги, но даже хвост затекает подолгу сидеть, – усмехнулась Анирет. – Да и для спутников наших и носильщиков это ведь не прогулка по городу.
– И кто вообще придумал, что до Обители Таэху нужно идти непременно пешком! Это же уйма времени от ближайшего святилища с порталом. Почему нельзя проложить путь поближе?
– Радуйся, что хотя бы вьючных животных брать с собой разрешается… Это очень древняя традиция. Таэху не любят, когда их тревожат бездумно. А тут – шесть дней по пескам. Видимо, расчёт был на то, что дойдут только те, кому действительно это нужно, а те, кто полегкомысленнее, свернут на полпути, – весело предположила девушка.
– Разумно, как и всё у Таэху, – задумчиво согласилась Мейа и вдруг опустила взгляд с несвойственным ей смущением.
Точнее, смущение она изображать умела прекрасно, когда это требовалось для привлечения чьего-то внимания, но вот по-настоящему смутить её было трудно.
– Что такое? – спросила Анирет, пододвигаясь ближе.
– Я всё спросить хотела… – понизив голос, начала Мейа. – Да нет, не стоит, наверное. Глупости…
– Не томи уже, – строго сказала царевна. – Что тебя беспокоит?
Анирет боялась, что Мейа снова начнёт расспрашивать о судьбе Паваха. О бывшем телохранителе Хэфера по приказу царевны в отряде не говорили. Слишком многое было связано с этой историей, что пришлось бы объяснять.
– Ну, я бы не сказала, что беспокоит… Скорее интригует…
– Ага.
– Что ты думаешь о своём новом страже? – Мейа наконец подняла глаза на собеседницу, с живым интересом ожидая ответа.
Анирет немного растерялась. По воле отца она никому, даже ближайшей подруге, не говорила о том, зачем на самом деле посещала Обитель Таэху, и кем ей теперь приходился Нэбмераи, ведь для этого ей пришлось бы рассказать и о том, что теперь – хоть и негласно пока – она была наследницей трона Таур-Дуат.
– Ну… – царевна замялась. – Он… достойный воин, мудрый, как и все представители его рода. Искусный, – добавила она, пригубив остывший уже травяной чай.
– Искусный? – Мейа лукаво прищурилась. – Если слухи об их обучении правдивы, то на брачном ложе они не хуже жрецов Золотой, знаешь ли.
Царевна едва не поперхнулась чаем.
– С этой стороны я как-то о нём не думала, – даже с Мейей она пока не была готова делиться тайными мыслями.
– Отчего же? Статус его высок. Или тебя смущают шрамы? Ну, так они его совсем не портят. Знаешь, как оно иной раз – мужчине даже вредит быть красивым. Сразу же зазнаётся посильнее придворных модниц.
– Если ты о своей неудачной попытке соблазнить моего брата – так там дело было, по-моему, не во внешности, – рассмеялась Анирет, – а в том, что ему вообще, кроме военного дела, ничего не интересно. Мне кажется, он и жрицу Золотой посещал в положенные ночи своего обучения искусству брачных покоев исключительно потому, что так нужно.
– Не такой уж и неудачной была та попытка, – протянула Мейа и загадочно улыбнулась. – Цели-то я достигла.
– Но была не очень-то довольна результатом, – усмехнулась царевна.
– Конечно! Скучно же, клянусь Богами. Он с бо́льшим энтузиазмом тыкает в соломенное чучело тренировочным мечом, чем уединяется с девушкой. А вроде молодой ведь… горячая кровь. Ну, я и подумала, что на ложе он столь же горяч, а уж чему следует я его подучу…
Анирет снова тихо рассмеялась, вспоминая ту историю. В своё время она отговаривала Мейю сближаться с Ренэфом. Разумеется, романа у них не вышло – ограничилось всё несколькими ночами, причём неясно было, кто к кому быстрее охладел.
– Я не столько о твоём брате. Просто поверь моему опыту – иных мужчин красота только портит, – продолжала Мейа, и голос её приобрёл вдруг мурлыкающие интонации. – Так вот, страж твой на вид не горяч, но кто знает, что за страсти кипят там внутри?
– А предпочтения жрецов Аусетаар тебя не смущают? – уточнила царевна с иронией.
Ей почему-то стало вдруг очень неловко, но виду она не подала.
– А чего там смущаться? – удивилась Мейа. – Связывание даже расслабляет – доверяешься страсти своего любовника. Очень полезно, к слову, особенно для тех, кто излишне занят заботами власти, хотя бы на ложе эту власть передавать другому. А уж плёточка в умелых руках… – девушка томно закатила глаза.
– Ну хватит, – со смехом осекла подругу Анирет. – Ничего не хочу об этом знать.
– То есть, если у нас до чего дойдёт – подробности тебе не интересны? – подмигнула Мейа.
– Сначала пусть дойдёт, – в тон ей ответила царевна. – Посвящённый воин – это ведь считай тот же жрец, только боевой. Кто знает, какие они соблюдают правила, как очищают себя и прочее-прочее? Вдруг они делят ложе, например, строго на растущую луну, совпадающую с началом нового сезона? Или что-нибудь в таком духе.