Тэре не с чем было сравнить то, что она испытывала к наследнику, ведь этому не было и не могло быть никаких сравнений. Он не был воплощением её Бога и не был её братом в служении. И всё же её душа стремилась к нему, сладостно болела о нём, и мир, который был заключён в нём, бесконечно восхищал и манил её. Совсем иным было стремиться к познанию мудрости Ануи, но её чувство к Хэферу оказалось не менее сильным. Оно одновременно и наполняло восторгом, и пугало своей силой и глубиной… и своей невозможностью, о которой Тэра не могла забыть.
С самого начала она знала, что стремление её к царевичу было невозможным, но это чувство оказалось сильнее доводов разума, точно в том была воля самого Ануи. Так оно, скорее всего, и было, ведь за всё это время Страж Порога не остановил её, не подал ни единого знака, что она совершала ошибку. Сколько раз она обращалась к своему Божественному Покровителю за ответом, но Он как будто лишь делал чувство сильнее, благословлял её жить в этом новом качестве. Таков был её Путь, и эта встреча была частью Пути. Даже будучи избранной жрицей Ануи, Тэра не могла прозреть и осознать все Его замыслы, но кое-что она понимала: ведь как знать, не будь её стремление к душе Хэфера таким сильным, ей не удалось бы то, что другие назвали невозможным. В том была Сила Ануи, но и её Сила, её воля, её искусство, которому Он научил её. Без её воли, воплощавшей намерение на земле, воля Ануи в этом проявлении не смогла бы воплотиться полно. Страж Порога действовал через неё, и добровольно Тэра доверилась Ему, чтобы Он настроил струны её души так, как Он видел наиболее подходящим.
Но она пожелала больше… пожелала для себя. Достаточно было просто знать, что Хэфер жил, ходил с ней по одной земле, в одном времени. Достаточно было видеть, как Сила возвращалась к нему, наслаждаться их беседами и единением помыслов, помогать по мере своих возможностей и своего разумения его возвращению… и не думать о том, что когда он вернётся к своей настоящей жизни, то забудет их храм и забудет её. Само сердце Тэры восставало против этого. Надежды шептали, что здесь, в их общине, Хэфер нашёл желанный ему покой, тем более что именно здесь он обрёл защиту Ануи. Возможно даже, что Страж Порога сохранил его для себя… и призовёт его… и оставит с ними… Но так ведь быть не могло, и Тэра это знала. Теперь бремя этого знания стало ещё тяжелее, чем до вчерашнего дня, когда Хэфер просил её сохранить его тело для вечности… и просил обнять его.
Как же долго она хотела прикоснуться к нему! Просто дотронуться и почувствовать здесь, на земле, так же, как чувствовала душой, возвращая его из небытия. Хэфер, конечно же, не знал, а Тэра не сказала ему, что срок, отпущенный ей, был совсем недолог, что она не прошла официального посвящения, и что когда Ануи позовёт царевича на Западный Берег, она уже будет там. Её тайна принадлежала не только ей. Перкау тоже ждало наказание за нарушение запретов, и все те, кто скрывал её здесь, могли пострадать. Но она знала, как бесценно было доверие, оказанное ей Хэфером этой просьбой, пусть даже не в её силах исполнить его желание. Что до объятия… Прежде она думала, что граница между прежней её жизнью и нынешней пролегла тогда, когда пёс-патриарх привёл её на место трагедии, к истерзанным останкам царевича, в которых, как оказалось, ещё теплилась жизнь – только лишь чудом, волей Богов. Но граница эта пролегла вчера, когда Тэре пришлось признать перед собой окончательно, что без Хэфера она не мыслит жизни дальше, что связана с ним слишком тесно.
Вот почему сегодня Тэра была здесь, в святилище своего божественного покровителя. Она уже воскурила благовония и пропела гимны и теперь просто тихо пребывала у подножия диоритовой статуи, преклонив колени. Ласковая шепчущая древними тайнами тьма постепенно сгущалась вокруг неё, по мере того как оживал камень, наполняясь Его пробуждавшимся дыханием. Она не знала, что ощутила прежде – тепло Его Силы в одном из многочисленных Его каменных тел, выточенных посвящёнными, или Его желанное присутствие, привкус которого она так хорошо знала с детства, который ни с чем не могла перепутать. Самой своей сутью она услышала Его поступь. Все её мысли стали яснее, и сердце запело сладостным биением, отзываясь, открываясь навстречу Божеству. На её плечи как будто легли тяжёлые тёплые ладони, и всё её существо превратилось в тонко настроенный инструмент, резонировавший с Его присутствием.
«Я сделала всё согласно Твоей воле, Великий в мудрости Своей, – мысленно взмолилась она. – Забери это чувство с собой на Западный Берег… Пусть оно умрёт и переродится, пусть оставит меня!..»
Объятие Его Силы стало как будто крепче, теплее, и она почувствовала печаль Его улыбки. Он не всегда вкладывал в её разум слова. Чаще ответы Его были просто характе́рным ощущением или пониманием. Сейчас же Тэра вдруг со всей отчётливостью, почти до последнего слова, до последнего знака вспомнила легенду о становлении Ануи – один из священных текстов на стенах Его святилищ. Легенда повествовала о времени, когда старшие расы – те, кого ныне называли демонами и фэйри, и другими – были ближе к земному плану бытия, чем теперь, а дыхание Амна пока ещё не воплотилось в форме других созданий. И в ту эпоху, которую некому было запечатлеть для потомков, сохранившуюся лишь в легендах, сложенных намного позднее самого времени легенд, Ануи, Страж Порога, Первый из Жителей Запада, ещё не был Богом. Он был одним из живущих, имел воплощение среди нэферу и стал, по сути, первым жрецом Владычицы Таинств. Но прежде, чем Он прошёл Свою трансформацию, Он связал себя с «невозможным» невозможным же чувством.
«И тогда узрел Амн то, что родилось меж ними, позволил Он Золотой Хэру-Хаэйат – Той, которую носил в себе с первых дней творения – шагнуть в зримый мир, чтобы и другие могли познать Её Свет, и открыл живущим имя Её, Любовь. И хотя была Золотая сутью Самого Амна, существовавшей во всех проявлениях Его воли, родилась Она для мира в миг, когда Аусетаар и Ануи познали друг друга…»
Так гласила другая легенда, и о ней тоже напомнил Ануи своей жрице. И хотя всякая легенда была символом, особенно когда речь шла о взаимодействии божественных энергий, которое словам не под силу передать кроме как символически, она поняла смысл этого воспоминания. Страж Порога первым познал, как преобразует Смерть. Но первым Он познал и то, как преобразует Любовь, для которой прежде в мире не было ни имени, ни образа, ни знания, хотя Ею дышало каждое творение Амна.
Нет, Он не пожелал забрать чувства Тэры и даже умалять их не стал. Он лишь напомнил ей о том, что путь жреца подчас отражает путь Бога – в той или иной степени. И если когда-то Ануи-нэферу под силу было любить Его Богиню – жрице под силу будет любить сына божественного рода правителей Таур-Дуат.
Хэфер долго готовил себя к этой встрече, а ждал её ещё дольше, но всё равно не ощущал, что готов. Предсказание Верховного Жреца было жизненно необходимо ему, чтобы двигаться дальше, и вместе с тем он боялся того, что мог услышать. Сегодня Перкау наконец призвал его – не в свои покои, но в одно из уединённых святилищ, к статуе Ануи. Верховный Жрец воскурил благовония. Вместе с Хэфером они прочли молитву в честь Стража Порога. На глазах царевича жрец изменился, став уже не просто рэмеи, но вместилищем Силы и Знания своего Бога, прозревающего пределы зримого, поднимающего покров тайны, приносящего ответы. Иными стали и его взгляд, и его голос, и даже его жесты. К трансформации жрецов, впрочем, царевич был привычен и чувствовал момент, когда Божество отчасти замещало личность священнослужителя, гармонично сливаясь с нею.
Огонь светильника разгонял полумрак, и тени плясали на стенах, напоминая Хэферу о тех, что совсем недавно звали его в безвременье. До сих пор царевичу страшно было осознавать, что он мог и не найти путь не только обратно на Берег Живых, но к самому Хранителю Вод Перерождения, если бы не помощь жрецов… особенно одной жрицы. Не было для души ничего более ужасающего, чем забвение, слияние с безликими тенями, у которых нет даже своего места обитания. Разум не мог вместить в себя осознание этого, и потому старался не хранить память о пережитом там.
Отблески огня играли в изумрудных глазах статуи. Казалось, Ануи чуть склонил голову и созерцал предсказательные камни, которые Перкау раскладывал на белом полотне у подножия изваяния. Верховный Жрец и царевич стояли, преклонив колени, друг напротив друга. Бальзамировщик хмурился и что-то беззвучно шептал. Хэфер узнавал некоторые знаки, но не ведал значения всех, тем более в сочетаниях, и потому терпеливо ждал. Похоже, то, что видел Перкау, не нравилось ему, и он медлил, не решаясь облечь предсказание в слова.
В итоге царевич всё же нарушил затянувшуюся тишину и мягко проговорил:
– Скажи мне без страха, мудрый, ведь я сам просил тебя об ответах.
Перкау поднял на царевича взгляд, глубокий и древний.
– Хранитель Вод Перерождения защищает тебя от взглядов живых… даже от взора твоего отца, воплощения Силы Ваэссира на земле, – изрёк жрец. – Но если ты покинешь храм, тебя ждёт беда, которую мы не в силах будем отвести. В итоге защищающий покров будет сорван, и ты станешь уязвим.
Хэфер покачал головой.
– Но мы оба знаем, что я должен вернуться в Апет-Сут и помочь отцу раскрыть заговор. Я не могу остаться здесь навечно… даже если захочу. Я – наследник трона, и моя жизнь связана с моей землёй. Я чувствую, что нужен ей. Я больше не могу скрываться от её зова.
– Император идёт по следу и покарает тех, кто того заслуживает, – продолжал Перкау, глядя на иероглифы, нанесённые на отшлифованные кусочки чёрного оникса. – Но тебе до́лжно заручиться могучей поддержкой, иначе ты не одолеешь своих врагов. Копьё нацелено на тебя. Даже сам Владыка не сумеет предотвратить удар прежде, чем он будет нанесён. Здесь я не вижу иных вероятностей…
Царевич тяжело вздохнул, собираясь с мыслями, и пристально посмотрел на камни, точно надеясь, что от этого расклад изменится. Спрашивать, не ошибся ли жрец в прочтении, было глупо, и он подавил этот порыв.