Царевич подался вперёд и приподнял её лицо за подбородок. Вблизи его глаза казались невероятными – расплавленное золото с плескавшимся в глубине огнём. Мисра и сама залюбовалась, на мгновение забыв про свою маску. «Всё же ты и правда очень красивый мальчик, – подумала она. – Красивый и горячий. Давай-ка попробуем тебя на вкус, пока ты ещё жив…»
Его губы разомкнулись. Ей стоило податься вперёд совсем немного, но спешить было нельзя. Нужно было позволить ему доиграть роль завоевателя.
– За этим тебя подослали? – хрипло спросил он. – Ослабить меня?
Он нежно провёл кончиком когтистого пальца по её щеке, а в следующий миг она почувствовала сталь его кинжала у горла. «Неплохо», – оценила Мисра, не успев даже испугаться. Трепетно распахнуть глаза от страха, как подобало её маске, она тоже уже не успела, и поэтому выбрала второй вариант – доверчиво посмотрела на царевича и крепче обняла его за колени. Нужно было отдать ему должное, рука его не дрогнула.
– Моя жизнь и так принадлежит тебе, мой господин, – прошептала она чуть слышно. – Не только по твоей воле, но и по моей собственной…
Юноша желал её, она чувствовала это. И она знала, что при всей своей непредсказуемости он не сможет нанести удар сейчас, когда она сидела у его ног беспомощная, открытая. Это было не в его характере.
Он не убрал кинжал, лишь чуть переместил, а потом притянул её к себе свободной рукой, почти обнимая. Мисра оказалась зажатой между его бёдрами. Она стала мягкой и податливой, позволяя ему вести. Царевич запустил пальцы в её волосы, провёл кончиками когтей по её шее. Это было даже приятно, и она приглушённо мурлыкнула, совсем как кошка потеревшись о его руку. Последующее было вполне предсказуемо… Но вместо того, чтобы направить её, позволить ей ублажить себя, демон поцеловал её. Касание его губ было лёгким и совершенно не завоевательским, резко контрастируя с жёсткостью его хватки. Он точно пробовал её – так нежно, что она даже немного растерялась.
Кинжал от её шеи он отвёл только когда уложил девушку на расстеленных в шатре циновках, но из руки так и не выпустил. Мисра обняла его за плечи, отвечая на поцелуй несмело и вместе с тем достаточно соблазнительно, чтобы ему уже не хотелось отрываться. Его тело было красивым, как отлитая из бронзы скульптура, хоть он ещё и не вошёл в полную силу. «Хвост и рога не так уж тебя и портят, маленький завоеватель, – подумала она, улыбнувшись сквозь поцелуй. – Пожалуй, эта часть миссии будет приятной…»
Ей нравилось чувствовать над ним власть, пусть даже с его стороны это не было влюблённостью, а только лишь желанием. Но в юности грань между этими двумя чувствами порой была такой тонкой, что вряд ли царевич и сам различал её. Он не сумел противостоять ей, вполне предсказуемо. Она предстала перед ним именно такой, какой он хотел её видеть. Мисра прижалась к нему теснее, чувствуя, как изменилось его дыхание. Тонкая ткань её платья и его схенти были совсем незначительной преградой, не скрывавшей того, как его тело стремилось к ней.
– Одна ночь, господин, – прошептала она, изгибаясь ему навстречу. – Благослови меня хотя бы одной ночью с тобой…
Он нежно поцеловал её шею, не то чтобы очень умело, но это было даже приятно. Мисра позволила себе коснуться оснований его рогов. Рэмеи очень любили это – примерно так же, как эльфы – лёгкое покусывание ушей. Он издал приглушённый стон, и девушка поймала его взгляд, в достаточной уже степени опьянённый желанием, чтобы не отступить. Она улыбнулась ему со всей той нежной открытостью, с которой влюблённые женщины умели улыбаться своим избранникам. Ещё немного, и…
– Уходи, – велел он.
Опершись на руки, он резко поднялся, разве что не отскочил от неё, и сделал несколько вздохов, пытаясь восстановить дыхание. Мисра потрясённо воззрилась на него. Тело выдавало его – желание никуда не ушло. При этом он даже не посмотрел на неё, только указал кинжалом на выход из шатра.
– Что я сделала не так, мой господин? – дрожащим голосом спросила девушка, ломая голову, где же она промахнулась, чего не учла.
Демонокровный резко покачал головой и сделал к ней шаг. Несколько мгновений они смотрели друг другу в глаза, и впервые Мисра не сумела прочитать то, что видела в его взгляде. Когда царевич наклонился к ней, она подалась ему навстречу, пытаясь возобновить свою ласку. Он резко поднял её на ноги и выставил из шатра.
Нэбвен терпеливо дожидался возвращения царевича. Ему доложили, что ещё на рассвете Ренэф отбыл на охоту в сопровождении телохранителя и кого-то из своего отряда. О том, как царевич отослал Мисру, ему уже тоже тайно доложили. Нэбвен предполагал, что Ренэф вернётся в скверном настроении, даже если охота будет удачной. В конце концов, правильные решения часто приносят очень мало радости, по крайней мере, в юности. Охота или хороший тренировочный бой были старым добрым способом сбросить напряжение, отвлечься от ситуации, которую не можешь разрешить внутри себя, – в этом бывалый воин Рэнефа отлично понимал.
Но сегодня Нэбвен ошибся. Ренэф вернулся в свой шатёр странно безмятежным, успев, судя по всему, не только поохотиться, но и поплавать в реке. Военачальник не стал задавать неудобных вопросов, только с улыбкой полуутвердително заметил:
– Верю, что охота была удачной, Ренэф.
Царевич коротко кивнул, подошёл к невысокому плетёному креслу, по деревянной спинке которого шла глубокая трещина, и задумчиво взвесил его в руке. Нэбвен помнил, что ещё вчера днём трещины не было. Удивительно, что стул вообще пережил вспышку гнева, которого этот предмет мебели явно отведал сполна.
Тем временем юноша, как ни в чём не бывало, сел и посмотрел на военачальника. Его лицо и взгляд оставались спокойными – непривычно спокойными. «Затишье перед песчаной бурей, – подумал Нэбвен. – Вот теперь он действительно устал ждать, и задерживать его больше нельзя…»
– Мы уже обсудили переформирование отрядов, – сказал Ренэф. – Дальнейший план действий также оговорён. Нужно уладить последние дела здесь. Я хочу, чтобы через два дня мы выдвинулись на Леддну.
Военачальник не сказал больше ни слова о снабжении, о раненых воинах, об отрядах наёмников, так и не давших о себе знать. Он лишь склонил голову и произнёс:
– Всё будет сделано, господин мой царевич.
Отец не шутил, когда говорил, что обучиться ей придётся многому и в кратчайшие сроки. Придворная жизнь захлестнула Анирет, как Великая Река Апет – Империю во время разлива, и речь шла вовсе не о светских беседах и пышных трапезах. В первый день она ещё успела узнать последние столичные новости от своих друзей. Точнее, как она осознавала теперь в полной мере, большинство из них можно было назвать скорее приятелями. Это были девушки и юноши из благородных семей, дружить с которыми её обязывали долг и положение, а не веление сердца. По сути ни с кем из них она не могла поговорить о том, что действительно тревожило её. Раньше это не имело такого значения, как в последнее время, но чем дальше, тем острее она ощущала своё одиночество.
Всё её время заняли встречи с чиновниками. Таур-Дуат была огромна, и чтобы поддерживать в Империи жизнь на всех уровнях, необходим был разветвлённый аппарат власти. Анирет знала, что эта структура была сложной, но не представляла, насколько. Вельможи и жрецы, военачальники и писцы[35] и ещё целый сонм мелких чиновников, отвечавших, казалось, за все области жизни, – они были опорой власти Императора. «Сам Ваэссир не правил Таур-Дуат в одиночку», – как любил говаривать отец, и теперь царевна понимала смысл этой фразы лучше, чем когда-либо. Как ни велика была власть Императора, воплощавшего в себе Силу божественного предка, он не заправлял делами государства единолично. Даже будучи живым Богом, едва ли возможно было охватить своим разумом всё, что происходило в одной только столице, не говоря уже обо всей стране до самых дальних её уголков. Поначалу Анирет воодушевилась, но так же быстро её руки опустились. Царевне казалось, что она пытается перекопать пустыню Каэмит косметической ложечкой. Как только она вроде бы начинала понимать, как устроен тот или иной процесс, и чем больше погружалась в это понимание – тем больше расширялся необъятный горизонт, и она осознавала, что не знает совсем ничего. А ведь процессов этих было не счесть…
– Дядя, как, как ты со всем этим справляешься! – застонала царевна, хватаясь за голову, когда они остались в кабинете Хатепера одни. – Ты держишь в голове даже больше, чем отец, помнишь поимённо всех управителей сепатов и их родственников и сколько зерна какая деревня поставила в храмы в каком году.
– Ну, ты преувеличиваешь, – улыбнулся старший рэмеи. – Про зерно в каждой деревне не помню, только общие суммы.
Анирет устало опустила лицо на руки.
– Мне никогда всего этого не запомнить и никогда в этом не разобраться.
– Твой брат тоже так говорил, – дядя улыбнулся со светлой печалью, – но разум его был огромным многоуровневым хранилищем знаний.
– Так то ведь Хэфер…
– Да что Хэфер – я помню даже, как то же самое говорил твой отец. Бывало, разве что не свитками кидался, когда те неудачно попадались под горячую руку. И хорошо если не в чиновников.
– Не может быть! – Анирет невольно рассмеялась. – Ренэфа я ещё могу представить кидающимся свитками… но отца!
– Ренэф свою горячность, думаешь, от матери унаследовал? – усмехнулся дядя. – Отец твой не всегда был терпелив на пути познания. Однако он уже почти сорок лет занимает трон Таур-Дуат, а до этого несколько лет прослужил соправителем твоего деда. Как видишь, у него получается.
– Я понимаю, что не смогу заменить Хэфера, – посерьёзнев, призналась Анирет. – Его умение находить ко всем подход и понимать суть вещей всегда восхищало меня. До того, как вы начали готовить меня… на его место… я не понимала в полной мере, насколько важными были его способности. Теперь я смотрю на всех этих рэмеи, поддерживающих наш многовековой уклад… представляю, как однажды мне придётся говорить с ними… и хочу сбежать, дядя. Я воспитывалась и обучалась как царевна и понимаю кое-что в дворцовых делах и даже немного в государственных. Но быть наследницей трона – совсем иное! Это как целый незнакомый мир под слоем мира привычного! Как кто-то может стремиться к такой власти в здравом уме?..