– Працит, иди к рэмейским воинам, – велел он младшему сыну. – Проси дать тебе коня. Скажи, что у тебя для царевича срочные новости, которые не могут ждать.
Алия завернула в отрез ткани злосчастные бусы.
– Это передашь нашему господину, – мягко добавила она. – Расскажи ему, где мы нашли ожерелье.
Молодой охотник спрятал свёрток под одеждой и кивнул.
– А с живой танцовщицей что делать будем? – хмуро спросил Титос, старший сын старосты.
Той же ночью они пришли в дом кузнеца, перебудив всю семью, но Мисры там уже не оказалось. В комнате, завернувшись в тонкое одеяло, лежала младшая сестра хозяйки дома, делившая с девушкой помещение после злосчастного побега двух танцовщиц. Её шея была перетянута тонким поясом, а на лице застыли ужас и неверие.
Дарея завыла от боли. Упав на колени рядом с мёртвым телом, она прижала его к груди, словно укачивая. Побледневшая Алия прижала ладонь ко рту, чтобы не закричать. Мужчины сплёвывали проклятия.
Титос опомнился первым.
– Брат ещё не уехал, – быстро сказал он. – Нужно, чтобы он и эту новость передал царевичу. А мы пока обыщем окрестности. Возможно, девицу удастся перехватить.
Сафар коротко кивнул. Он почувствовал вдруг, что был уже очень стар, гораздо старше, чем ему казалось.
Леддна расположилась у скалистых холмов. Такими была изрезана вся Лебайя, лежавшая близко к горному хребту Маэлдаз. Во многом природные границы определяли и историческую обособленность областей этой страны друг от друга. На северо-западе, ближе к горам, где климат был мягче, выращивались обширные оливковые рощи, на которых обогатилось уже не одно поколение градоправителей. Леддна же принадлежала к тем городам, что жили торговлей и богатством своих северных соседей похвастаться не могла. Однако на оборону своих границ градоправитель не скупился, бдительно оберегая город от посягательств. Все города Лебайи были построены по схожему принципу, но если более богатые могли похвастаться двумя крепостными стенами, то Леддне пришлось ограничиться одной – той, что опоясывала акрополь, верхний город, в котором располагались дворец градоправителя, храм и имения чиновников. Нижний город, в котором селился простой люд, был защищён только рвом и земляным валом высотой чуть меньше трёх ростов. Градоправитель не поскупился и заказал дерево с побережья, потому помимо вала здесь ещё был и добротный частокол. Широкая насыпная дорога вела через ров к небольшим воротам, окованным бронзой, – единственному явному входу в город. Разумеется, были и другие пути, по которым можно было как попасть в Леддну, так и покинуть её, включая и возможность сбежать отсюда через холмы. Но о местоположении потайных ходов знали немногие. Разведчики рэмеи, увы, не сумели добыть эти сведения.
К воротам направлялся солдат, облачённый в чистую тунику и лебайский доспех – колоколовидный панцирь из тонких бронзовых пластин и открытый круглый защищавший скулы шлем, инкрустированный костяной имитацией кабаньих клыков[38], – с коротким мечом на поясе и круглым щитом за спиной. Он совершенно не выглядел замученным и изголодавшимся, но его взгляд выдавал даже не тревогу, а некое усталое принятие собственной судьбы. Прикрыв ладонью глаза от мягкого утреннего солнца, солдат посмотрел на частокол, из прорезей в котором на него уже были направлены стрелы, и на две крытые сторожевые вышки у ворот.
– Я – Аминитис, сын Кефия, командир одного из отрядов Леддны, – возвестил солдат, распрямляя плечи. – Пленён воинами царевича Таур-Дуат у границ Империи около пяти седьмиц назад. Нас послали прогнать имперских солдат… и сжечь принявшую их деревню. Сиятельный царевич сохранил мне и моим товарищам жизнь, и я несу в Леддну его слово. Я прошу градоправителя Леддны, славного Ликира, сына Фотиса, – на слове «славный» он поморщился, – выйти к воротам города до полудня. Царевич привёл своё войско к стенам Леддны. Сегодня он будет говорить об условиях.
За воротами загудели возбуждённые голоса. Солдат облизнул пересохшие губы и хрипло повторил:
– Прошу… пусть придёт.
Он ждал, но ответа так и не было. Оставалось только надеяться, что гонца уже выслали во дворец.
– Аминитис, ты не похож на раба, – крикнули ему слева, из-за частокола. – При тебе твоё оружие. Почему говоришь за рогатых, а не сражаешься с ними? Или мать твоя так часто лизала им хвосты, что ты не в силах поднять на них меч?
Рука солдата метнулась к клинку, но он остановил это движение и сплюнул себе под ноги, пробормотав несколько проклятий.
– Да провались шакалий сын Ликир со своими приказами! Если он не придёт, и некому будет выслушать слова царевича, рэмеи сравняют Леддну с песком. Умоляйте его, как хотите, чтобы поднял свою разжиревшую задницу и явился к воротам! Я говорю как тот, кто много лет защищал эти стены. Помогите сохранить город в целости.
Он не был красноречив, но как мог точно рассказал о нападении на лагерь и деревню и о своей жизни рядом с рэмеи. Ответом ему был только нарастающий тревожный гул голосов. Аминитис ждал. Он уже отчаялся и развернулся было, чтобы уйти, когда его окликнул Савис, новый командир стражи – тот, что сменил на посту объявленного преступником Никеса.
– Аминитис!
Солдат обернулся через плечо и хмуро посмотрел на ворота. Савис стоял на одной из сторожевых вышек и смотрел на него пристально и отчаянно.
– Ликир придёт!
«Даже если нам придётся притащить его», – осталось невысказанным. Аминитис усмехнулся и кивнул, а потом коротко отсалютовал командиру в знак уважения. Савис поспешил отсалютовать в ответ.
Ренэф сам правил колесницей. Пара вороных, чьи головы были украшены золочёными перьями, а спины – сине-золотыми попонами, царственно вышагивали по каменистой земле. Царевич стоял с гордо расправленными плечами. Небольшая диадема со змеедемоном украшала его лоб поверх клафта – знак высочайшего положения, как и защищающие крылья Богини на его нагруднике. Взгляд юноши, твёрдый, уверенный, излучал силу, а молодое лицо было спокойным и непроницаемым, как у статуи. Он пришёл в своём праве – не просить, но обозначить свою позицию.
Нэбвен, одетый в доспех простого стража, шагал рядом в числе других отобранных им копейщиков. Впереди, выстроившись ровным полукругом, шли пленные воины из Леддны во главе с Аминитисом. Сейчас он, как и остальные люди, был без доспехов и без оружия. Рэмейские копья смотрели им в спину. Они были живым щитом царевича и понимали это.
В нескольких десятках шагов от насыпи отряд остановился. Один из имперских солдат протрубил в рог, возвещая о прибытии высокого гостя. По традициям Таур-Дуат, Ренэф оказывал горожанам неслыханную честь, прибыв к воротам лично. По сути, единственным верным дипломатическим решением было бы согласиться на его условия и торжественно пригласить в город. Отказ означал оскорбление и давал ему право на нападение. Таков был негласный этикет, и царевич по-своему сыграл на нём. Для жителей Леддны это был выбор без выбора.
Градоправитель в сопровождении нескольких воинов уже стоял за защитным парапетом, наскоро возведённым для него над воротами. Выглядел он в этот день не менее торжественно, чем рэмейский царевич. Для переговоров Ликир облачился в алую с золотом длинную тунику с рукавами. На его груди поверх богатой ткани лежали золотые ожерелья. Лоб градоправителя украшал широкий узорный обруч, поддерживавший буйную гриву его волос. Его борода была тщательно завита и уложена, и наверняка умащена ароматическими маслами, хотя из-за расстояния, конечно, таких подробностей было не разобрать. Если Ликир и боялся, то не подавал виду. Бояться было уже поздно. К тому же, если он ждал прибытия эльфийских отрядов – это наверняка придавало ему уверенности. В его лице не осталось уже ни следа услужливости, которую он демонстрировал рэмеи по их прибытии в Лебайю.
– Привет тебе, ослепительный Сын Солнца, – с улыбкой возвестил градоправитель. – Я даровал тебе своё гостеприимство, и всё же ты приходишь к моим вратам с оружием. Я полагал, твой достойный народ чтит договоры.
Эти слова он произнёс с мягкой укоризной, словно говорил с ребёнком. «Плохой выбор интонации», – отметил про себя Нэбвен, прекрасно знавший, как вывести Ренэфа из равновесия.
Царевич удержал себя в руках, но его глаза холодно сверкнули, а хвост раздражённо дёрнулся, что, впрочем, было незаметно за крытым передком колесницы. Военачальник затаил дыхание в ожидании ответа Ренэфа. Невозмутимость никогда не была сильной стороной юноши, хотя за последнее время он многому научился. Сейчас же важно было сохранить достоинство.
Но Ренэф не зря так тщательно готовился к этому походу. Он обдумал не только стратегию, но и свою сегодняшнюю речь. Его голос поначалу звучал с нотками неуверенности, да и то только для тех, кто хорошо знал его, но потом набрал силу. Он чеканил слова, не позволяя градоправителю прервать его, хотя тот пытался сказать что-то поперёк и сбить с толку.
– Я вступил в эти земли по воле моего отца, великого Владыки Таур-Дуат, да будет он вечно жив, здоров и благополучен. Мой брат, наследник трона, да хранят его Боги, был убит людьми из Лебайи, и мы пришли за справедливостью, чтя договор между нашими народами. Жители приграничных деревень встретили нас гостеприимно и с уважением, достойным нас. Ты же более чем единожды нарушил наше доверие. По твоему приказу нападение было совершено не только на наш лагерь, но и на твоих людей, по-настоящему чтивших договор. По твоему же приказу ко мне был подослан убийца. Моё милосердие более не простирается над тобой – ты будешь казнён, и память о тебе будет стёрта в веках.
Лицо градоправителя исказила гримаса злости. Он выкрикнул что-то оскорбительное, потонувшее в нестройном хоре голосов из-за ворот. Ренэф вскинул руку, не давая никому слова.
– Я не трону этот город, если ты откроешь мне ворота и признаешь мою справедливую власть над ним! – воскликнул царевич. – Твой народ отрёкся от тебя и встал под защиту Империи Таур-Дуат. Такова цена жизни сына императорского рода, Ликир, сын Фотиса. Прими свою судьбу смело, и я дарую тебе лёгкую смерть. Сражайся со мной – и много жизней будет погублено тебе в угоду. Я могу разрушить Леддну без следа и отстроить по моему разумению. Вместо этого я предлагаю тебе справедливость. Посмотри, в знак своей доброй воли я дарую свободу солдатам, которым ты отдал свой недостойный приказ. Они искупили вину перед своими же людьми. Пусть они вернутся в город и разнесут весть о том, каковы рэмеи на самом деле.