– Я – ваш бывший командир, незаслуженно снятый с поста Ликиром и отправленный в плен к рэмеи! Я, Никес, сын Тодиса, пришёл восстановить справедливость!
– Предатель! – крикнул кто-то слева.
Прежде, чем Никес успел увернуться, стрела вонзилась в выставленный перед ним рэмейский щит.
– Благодарю, – выдохнул он.
Имперский солдат молча кивнул. Остальные угрожающе подняли копья. Больше выстрелов не последовало.
– Если вы будете сражаться с силами сиятельного царевича, то бесславно умрёте здесь! – продолжал Никес. – Леддна будет принадлежать Таур-Дуат, как уже принадлежат приграничные земли. Но быть завоёванными или вступить под защиту – это зависит только от нас! Как можем мы подчиняться одному из нас, который проявляет к нам меньше человечности, чем рэмеи? Который крадёт у нас, насилует наших женщин и топчет наши жизни, когда ему это угодно? Где обещанные Ликиром союзники? Где он сам? Никому нет дела до нас! Не мы ввязались в конфликт с Империей! Не мы убили наследника трона! Но нам, нашим жёнам и детям придётся заплатить за чужие преступления!
Со стороны стражников раздались разрозненные возгласы. Кто-то высказывался – пока неуверенно – в поддержку рэмеи, иные озвучивали страх перед сожжением города и дальнейшим рабством. Люди и боялись, и желали этого противоречивого союза, явно более предпочтительного, чем смерть.
– Я был пленником рэмеи, но они отпустили меня, когда моя невиновность была доказана! Я сам бывал в селениях, которые теперь принадлежат сиятельному царевичу. Я видел тех людей, что поддерживали его и благодарили за защиту! Они стали не рабами, но подданными Императора… да будет он вечно жив, здоров и благополучен, – Никес добавил рэмейскую формулу благословения после паузы, но понял вдруг, что действительно желает именно этого. – Где был Ликир? Он посылал своих наёмников уничтожить тех, кто всего лишь выказал уважение к соседу! Рэмеи не пришли к нам с войной. Наш градоправитель эту войну развязал, и теперь они стоят здесь с оружием… и призывают нас к ответу за дела, которые нам даже неведомы! Я, Никес, сын Тодиса, сказал своё слово. Я присягнул царевичу Таур-Дуат, к добру или к худу, и иду против отребья, недостойного называться нашим правителем. Я прошу моих братьев по оружию помочь мне защитить наш город так, как не защитил Ликир! Вы видите перед собой небольшой отряд… но силы царевича намного больше. Обернёт мой господин эти силы против вас или вам на благо, зависит от вашего решения.
Никес не рассчитывал, что его речь возымеет мгновенное действие – слишком силён был страх многих. Но слухи из приграничных деревень тоже сделали своё дело, а сомнения была посеяны гораздо раньше, ещё задолго до прихода царевича в Лебайю, действиями самого Ликира.
Командир Савис приказал опустить оружие. К облегчению Никеса, большинство его товарищей согласились. Остальные с криками бросились на имперских солдат. Кто-то с силой оттолкнул Никеса щитом в сторону, иначе он был бы смят между людьми и рэмеи. Запоздало он успел увидеть, как первые стражники напоролись на выставленные рэмейские копья, но его отчаянный крик потонул в хаосе боевых кличей, возгласов боли и звона оружия. Он звал, он пытался увещевать, он проклинал сквозь злые слёзы, чувствуя, как непонятно откуда подоспевший Стотид удерживал его от того, чтобы не ворваться в это месиво. К счастью, руки у разбойника были крепкими.
Когда Никес немного отрезвел от своих эмоций, он понял, что всё стихло. Короткий бой закончился так же быстро и внезапно, как и начался. Солдаты царевича пощадили его людей и не тронули тех, кто сдался.
Он нашёл взглядом сына Императора – молодого бога в золочёном доспехе, пришедшего вместе со своими солдатами, вдохновлявшего их, сражавшегося с ними бок о бок. Ошибся ли он, присягнув жуткому и прекрасному созданию, сравнить которого с человеком не поворачивался язык? Теперь, когда он увидел этого рэмеи на поле боя, Никес понимал, почему солдаты шли за царевичем. Сила Богов действительно горела в его золотых глазах, звенела в его молодом голосе. А ведь он не показал пока даже половину этой силы! Подобно Ликиру, царевич мог остаться под защитой своих воинов, в лагере. Его положение было слишком высоким, чтобы кто-то посмел осудить его. И всё же он был здесь…
Точно почуяв его взгляд, царевич обернулся к Никесу и чуть кивнул. На губах рэмеи вспыхнула и угасла лёгкая улыбка.
Без слов бывший командир стражи преклонил колено. Спустя несколько мгновений то же сделали и остальные защитники нижнего города. Точно во сне он слышал, как царевич повторил своё обещание защищать тех, кто присягнёт ему, как побуждал выйти против градоправителя, как обещал не трогать простой люд, несмотря даже на то, что ворота ему не открыли.
А потом сын Императора шагнул к одному из стражников, бросившихся на отряд. Никес поднял голову и увидел, как солдат в ужасе смотрит на рогатого командира. Лицо царевича было совершенно спокойно. В следующий миг вдруг сверкнул его хопеш, дугой рассекая воздух. Голова стражника отлетела к ногам рэмеи.
– Смерть тем, кто противостоит мне, – произнёс золотоглазый бог, повысив голос ровно настолько, чтобы его слышали все здесь. – Бойтесь предать меня, ибо терпение моё иссякло.
Глава 25
Конец Сезона Всходов
Последняя ночь Сезона Всходов опускалась на некрополь. Вдалеке слышались привычные завывания шакалов, и ветер шелестел песком по потрескавшимся плитам дорог между мастабами. Тени перешёптывались меж камней, испещрённых священными знаками памяти, хранящих деяния всех, кто был упокоен здесь. Безмятежное небо, уже глубоко-фиолетовое на востоке, но всё ещё пламенеющее отблесками вечерней зари на западе, облачалось в драгоценный звёздный убор.
Тэра оставила Хэфера у гробницы военачальника, в которой нашёл свой последний приют Сенахт. Наследнику нужны были уединение и безмолвная беседа с верным другом. Эта ночь, последняя в той жизни, которую он знал, подходила как нельзя лучше. Девушка уважала его невысказанное желание. Тихой тенью она ушла прочь, доверив псу-патриарху приглядывать за Хэфером.
Для неё эта ночь тоже была последней из привычных. Она словно замерла на краю отвесного берега у границы Западных Пределов. Следующий шаг безвозвратно унесёт её в неизвестность, но отступать Тэра не желала. Уже не желала. Единожды приняв решение, она придерживалась его. Ни к чему колебания. Перед тем, что предстояло им, все её сомнения сейчас казались глупыми и незначительными. Страж Порога был с ней в этом и благословлял её. За себя она не опасалась, но смертельно боялась за Хэфера.
Тэра нашла учителя у реки. Перкау задумчиво вглядывался в чернеющие воды, спокойный непоколебимый хранитель храма, защитник их общины. Рядом с ним сидела не так давно ощенившаяся псица, и Верховный Жрец поглаживал её между острыми ушами.
– Он рассказал мне, – тихо произнесла девушка, останавливаясь рядом.
– Он доверяет тебе, – отозвался Перкау. – Я не удивлён.
– Ни в коей мере я не оспариваю мудрость твоих решений… и всё же… Как ты мог отправить его в охотничьи угодья Сатеха?
Учитель посмотрел на неё так, как иногда смотрел в ходе ритуалов. В тёмных глазах плескалась не только его Сила.
– Не я отправил, – покачал головой бальзамировщик. – Я лишь объяснил ему, как быть с этим, и подготовил, насколько это вообще возможно.
Тэра не решилась спрашивать, откуда Верховный Жрец знает, как до́лжно проводить ритуал Сатеха, и чему именно он обучал Хэфера всё это время. Некоторым вещам лучше оставаться непроизнесёнными.
– Знать бы, что может ждать его…
– Можно лишь предполагать.
– А если он не переживёт этой встречи? – голос девушки дрогнул против её воли.
Перкау положил ладони на её плечи. От его рук исходило умиротворяющее тепло.
– Ануи примет его и признает его сердце праведным, – мягко ответил он. – Но ты сама видела знаки.
Тэра вспомнила ша, глодавших трупы наёмников, и изломанные останки наследника, охраняемые чудовищами, – останки, в которых просто не могла теплиться жизнь, однако же теплилась вопреки всему. Не ей было сомневаться в воле Богов. И как ни далеко зашла она в своём служении Ануи, многое в путях Его было ей порой непонятно или становилось понятным не сразу. Что уж было говорить о путях Владыки Первородного Огня, более древнего, чем сама зримая форма мира…
Голос жреца проник в её мысли.
– Если кто-то и может пройти посвящение и обрести Силу от этой встречи, так это он.
Тэра посмотрела в сторону огромного раскинувшегося на много миль некрополя и вспомнила просьбу Хэфера сохранить его тело после смерти.
– Ты попрощалась с ним? – мягко спросил Перкау.
– Нет, – покачала головой девушка и, предупреждая вопрос жреца, добавила: – Но я воспользовалась твоим советом. Лучше жалеть о сделанном шаге, чем о том, что не хватило смелости этот шаг совершить. Я иду с ним.
– Тебе нельзя будет входить в ритуальный круг.
– Я знаю. Но я чувствую, что должна быть там, – Тэра расправила плечи, неотрывно глядя на древние мастабы вдалеке, и её голос полился ритуальной песнью: – Мои страхи осыпались, как истлевшая погребальная пелена. Моя воля крепка, и разум мой ясен. Ануи ведёт меня, и сердце моё дышит Его Силой.
1-й месяц Сезона Жары
Догорал первый закат Сезона Жары. С появлением ранней звезды Хэфер и Тэра в сопровождении пса-патриарха без долгих прощаний покинули храм.
Перкау проводил их до самых пограничных статуй Ануи – двух шакалов, возлежавших на Ларцах Таинств, – в начале вымощенной плитами дороги. Он напомнил себе, что сделал всё, что мог. Часть его безумно, отчаянно не хотела, чтобы Тэра отправлялась вместе с Хэфером, но он не должен был и не смел отговаривать свою ученицу. Что ж, по крайней мере, с ними отправлялся вожак храмовой стаи. Сам же Перкау мог теперь только ждать. Просить Владыку Каэмит о снисхождении было бессмысленно, ибо Он не ведал милосердия, бывшего вне Его природы.