ное отношение к рэмеи, например, вылитыми с крыши помоями. Ренэф обрадовался бы этому ещё меньше, чем вражеским стрелам.
Жизнь в Леддне как будто замерла – в том числе и стараниями стражников под началом Никеса. Паника, поднявшаяся во время взятия ворот, улеглась, сменившись безмолвным страхом. Запертые ставни, захлопнутые двери, обезлюдевшие кварталы – вот что встретило рэмейское войско после короткой стычки у ворот. Горожане предпочли спрятаться и ничем о себе не напоминать. Лишь на некоторых заброшенных улочках Нэбвен и его солдаты видели самых бедных из беженцев, которым больше негде было укрыться. Затаившись в тенях домов, тихие, точно призраки, они обречённо ждали, когда угроза минует.
Про себя Нэбвен в очередной раз возблагодарил Богов за то, что Ренэф отказался от своей угрозы сжечь город. Военачальник не хотел обременять свою совесть гибелью невинных, особенно детей – таких же бесшабашных сорванцов, как и его внук, только бесхвостых и безрогих. Не с этим желал он прийти на Суд Ануи.
Что до убийц царевича Хэфера, которых они так и не нашли, – если изначально заговорщики и скрывались в Леддне, то уже наверняка давно сбежали, едва заслышав о приближении рэмеи. Это, впрочем, не отменяло необходимости допроса градоправителя и его приближённых, когда всё закончится…
– Засада! – крикнул кто-то сверху по-рэмейски.
Нэбвен был предельно собран, и всё же даже он не сумел уловить момент, когда защищавшие его воины вдруг сомкнули щиты и закрыли военачальника собой. Двое шедших впереди наёмников повалились на землю, успев лишь коротко хрипло вскрикнуть. Ещё несколько стрел просвистело в воздухе.
– Защищайтесь! – крикнул он. – На прорыв! Нужно спешить к царевичу!
Часть солдат устремилась вперёд по улице, прикрываясь щитами. Не все прошли удачно. Ловкие, как обезьяны из джунглей сепата Нэбу, наёмники Ликира спрыгивали с крыш и бросались на воинов Нэбвена. Некоторых из них успели задержать наверху легковооружённые рэмейские солдаты, шедшие по крышам. Другие наёмники продолжали стрелять, не заботясь о том, что попадали в том числе и по своим.
Зазвенело оружие. Первый бой завязался и на земле, и на крышах.
Боевой азарт вскипал в его крови. Царевич Ренэф был здесь, с ними. Царевич Ренэф сам вёл их в атаку. Как всегда, он не оставил своих воинов. Золотая кровь божественного Ваэссира благословляла их, придавала силу их оружию.
Голос Ренэфа подгонял, точно хлыст, отрезвляя в опьянении битвы. И этот же голос давал силу, направлял, вдохновлял так, словно в него вплетался шёпот Богов. Рихи даже боли почти не чувствовал. Осталась позади первая засада презренных наёмников, которым не хватило смелости встретиться лицом к лицу с имперскими солдатами. Крылья Богини защищали воинов царевича, возносили их над врагами.
Солдаты перешли на неспешный бег, позволявший маневрировать и экономить дыхание. Шаг, шаг. Вдох-выдох в такт бегу – всё как на тренировках. Кожаные сандалии ступали по гладко утоптанной, покрытой мелкими трещинками земле. Дороги здесь не мостили. Стены домов сменяли одна другую, одинаковые, безликие. Рихи невольно отметил, что в деревне его красавицы Кианеи глинобитные хижины были чисто выбелены. В Леддне дома были больше, но неряшливее.
Травма в плече давала о себе знать совсем немного – просто щит он держал не так крепко, как привык. Всего лишь травма. Некоторые его товарищи и вовсе не пережили нападение на лагерь. Будь проклят человек, посягнувший на жизнь сына Владыки! Его ждала мучительная смерть. Не спасут его ни крепкие стены, ни спины его солдат. Его жалкое дряблое тело рассекут, и навеки умолкнет его лживый рот. Ни доброго слова, ни памяти не останется о нём! Рихи скрипнул зубами от злости. По вине леддненской мрази он проводил своих друзей на суд Ануи раньше срока. Но он отомстит и за них, и за царевича! А случись что с ним самим, о нём тоже позаботятся. Военачальник Нэбвен отправит тела павших к жрецам-бальзамировщикам. Да, всякий рэмеи боялся умирать на чужой земле, но с ними был царевич. С ними были жрецы Стража Порога, которые сохранят его тело и доставят в храм.
Умирать Рихи не боялся, но всё же не хотел. Эта мысль подкрепила его ярость. Воин ускорил шаг, проклиная узкие улицы, где с трудом можно было встать в строй, где тяжело было защищать и себя, и товарища рядом. Он отомстит, отстоит границы и вернётся. Его нежная Кианея плакала, когда он уходил. Целитель советовал остаться и переждать, дать плечу зажить получше. Но целители всегда советовали ждать. А Кианее он обещал. Рихи уже решил, что подаст прошение царевичу, чтобы остаться в новом гарнизоне. Ему нравилась эта кажущаяся негостеприимной земля. Нравились открытые честные люди. Он должен был защитить их теперь, чтобы у его семьи было будущее. В том, что Кианея согласится пойти за него, Рихи не сомневался. Воин чуть улыбнулся, вспоминая о переплетённой пряди золотых волос, обвивавшей его запястье под наручем, – даре Кианеи ему на удачу. Наверняка среди их славных рогатых деток будут и золотоволосые.
Шаг, шаг. Вдох-выдох. Вес копья привычно ощущался в руке и приятно успокаивал. Тепло древка ласкало ладонь. Правда, тяжёлый щит с соколом был сейчас скорее помехой, чем защитой. Но должна же была уже кончиться эта проклятая улица!
Когда засвистели первые стрелы, Рихи и его товарищи были готовы. Заслоняя щитами друг друга, выставив перед собой копья, они буквально вытолкали наёмников на рыночную площадь. С крыши под ноги Рихи упал какой-то человек. Стрела в его спине была рэмейской. Солдаты Нэбвена уже были здесь, слава Богам!
Рихи принял на щит пару стрел, но повернулся слишком резко. Не до конца зажившее плечо заныло, и это раздражало. Позади хлестнула команда царевича. Командир приказывал не останавливаться, протолкнуть врага дальше вперёд. Солдаты и сами это понимали. На рыночной площади можно будет выстроиться в нормальный боевой порядок.
Стрела чиркнула между панцирем и наручем. Боли он снова не почувствовал. Выставив перед собой копьё, он встретил набросившихся на них людей. Товарищ рядом уже орудовал хопешем, оставив в ком-то своё копьё. Рихи рыкнул и потеснил щитом ближайшего наёмника. Он нанёс сильный удар копьём, чувствуя, как оружие пробило податливую плоть и застряло. Налегая всем телом, он завершил удар, а потом тоже выхватил из петли на поясе хопеш. Щит делал его неповоротливым, и всё же воин сумел нанести несколько быстрых ударов. Узость улицы, в которой их пытались зажать люди, играла и против врага. Люди толпились и мешали друг другу, толкали на рэмейские копья тех, кто шёл в первых рядах. Бой был нисколько не красивым – настоящее месиво из тел, конечностей и жестоких клинков.
Что-то щёлкнуло у него в плече, когда кто-то снова резко навалился на его щит. Рихи вскрикнул и с яростью взмахнул хопешем, почти отсекая руку противника. Его собственная левая рука повисла. Он волочил щит, продолжая прорубаться вперёд и освобождать путь для основных сил.
– За царевича! – хрипло крикнул он и рассмеялся ужасу на лице следующего человека, встретившегося с его хопешем.
– За Таур-Дуат! – рявкнул ещё десяток глоток.
– Смерть леддненской мрази!
Теперь бой пьянил его ещё сильнее. Они сражались за любимую землю, за любимого командира. Авангард должен был прорваться к акрополю во что бы то ни стало. Такова была воля Богов!
Рихи занёс хопеш для нового удара… и повалился на колени. Щит поднялся слишком медленно.
Как же так могло быть? Почему-то он не мог встать. Щиту уже не под силу было остановить клинок – плечо совсем отказало. Кровь хлынула у него изо рта и из раны на животе. Рэмеи рубанул вслепую по чьим-то ногам, вложив последние свои силы в этот удар.
Ануи ждал его, а вот красавица Кианея не дождалась…
Джар выругался. Его стрела опоздала на доли мгновения. Слишком, слишком медленно поднялся щит солдата! Пропела стрела, вонзаясь в человека, но тот уже успел смертельно ранить Рихи, отыскав брешь в его панцире. Стрелы из рэмейских композитных луков[43] пробивали несколько миллиметров металла. В некоторые моменты – такие как сейчас – даже это было бесполезно, ведь он не успел…
Джар вскинул голову, зорко обводя взглядом крыши. Натянув тетиву, он прищурился и отстрелил очень вовремя открывшегося вражеского лучника с крыши напротив. Тот как раз целился в царевича, командовавшего солдатами внизу. Но и самого Джара заметили. Он бросился на крышу, укрывшись за невысоким выступом стены. Стрелы тут же просвистели там, где он только что стоял. Смерть была естественным ходом вещей. Но то, что он не успел спасти товарища, больно жгло его. Доли мгновения… В горячке боя за этот краткий срок решалось порой больше, чем за час.
Сквозь гул голосов внизу он не услышал звука шагов за спиной. Трое бежали по крыше к нему. Джар заметил их слишком поздно, но успел быстро подняться на колено и выпустить ещё одну стрелу. Один из людей вскрикнул и схватился за бедро. Двое других бросились на лучника. Джар хлестнул хвостом одного из них, сбивая с ног. Но мощный удар кулаком в лицо дезориентировал рэмеи. Кто-то попытался выхватить лук из его рук, но Джар крепко удерживал деревянную рукоять. Шансов защититься у него было немного. В отличие от пехотинцев и колесничих, лучники и разведчики носили многослойные льняные панцири[44], лёгкие, не сковывавшие движений, но и менее крепкие. Удар меча пришёлся вскользь. Рёбра слева пронзила режущая боль. Чей-то сильный удар палицей заставил его колени подогнуться. Перехватив своё оружие обеими руками, Джар вслепую ударил одного из нападавших костяным плечом лука. Вернув себе равновесие, воин выхватил кинжал и нанёс несколько быстрых ударов. Пара пришлась в цель, но этого было недостаточно, чтобы нанести существенный вред противникам.
Из раны на боку сочилась кровь, и доспех неприятно лип к коже. Боль несколько сковывала движения. Левая нога держала вес значительно хуже правой. В следующий миг один из нападавших с хрипом схватился за горло, пошатнулся и упал с крыши. Джар успел заметить метательный нож. Лучник не мог позволить себе отвлечься и рассмотреть – на него наседали ещё двое. Чья-то тень выросла за одним из наёмников. Миг – и тот упал с перерезанным горлом. С последним Джар уже справился сам, воткнув ему кинжал куда-то в бок, и вскинул лук, недоверчиво глядя на неожиданного союзника. Человек? Нет, вроде бы на эльфа похож. И не совсем… Взгляд Джара привычно выхватывал детали: лицо обманчиво молодое и почти по-женски утончённое, но в зелёных глазах светится безжалостная насмешливая расчётливость; волосы острижены до короткой щетины, аккуратная бородка; в заострённых ушах не счесть золотых колец; кожаный панцирь украшен причудливой вязью и каким-то растительным орнаментом.