о, не исключением среди рабочих и мастеровых острова Хенму, но всё же куда более редким гостем каменоломен, чем мужчины. Анирет, впрочем, старалась не думать о том, что Хэферу было здесь легче. Она должна была повторить путь всех наследников трона Обеих Земель, как того и требовала традиция. На это было отведено мало времени, а значит, ей следовало даже превзойти своих предшественников.
Мейа рассмеялась вслед незадачливому мастеру и, взяв Нэбмераи за руку, потянула его глубже в тень, украдкой поцеловала, думая, что их никто не видит. Страж ответил охотно – коротко обнял её и приподнял над землёй, прежде чем поставить обратно. Они о чём-то весело беседовали. Анирет, чувствуя, что мрачнеет, предпочла перевести своё внимание обратно на группу рабочих, к которым была определена.
– А с котятами-то что в итоге? – спросила она у рассказчика.
– Дык это… – он смущённо почесал за рогами. – Всех вытащили, выходили. Священные ж твари Золотой Богини. Золотая ведь коли прогневается – не видать ни лада в доме, ни потомства.
– Особенно потомства, – хохотнул товарищ, удержавший его до этого от падения с блока. – Р-р-раз – и больше не поднимется…
Слово, которое он употребил, было Анирет знакомо, хотя во дворце его не произносил при ней никто, кроме разве что Ренэфа. Рассказчик под внимательным взглядом царевны пошёл пунцовыми пятнами, зато остальные от души потешались. В отсутствие приставленного к ним начальника работ, прекрасно помнившего, кто ещё нынче трудится под его началом, они позволяли себе говорить свободнее.
– А у тебя, стало быть, уже есть жена? – с ободряющей улыбкой уточнила девушка. – Раз о потомстве печётесь.
– Будущая, – смущённо признался рабочий с потаённой нежностью. – Вот подзаработаю здесь милостью Владыки, да будет он вечно жив, здоров и благополучен… вернусь в селение – как раз и дом будет на что обновить. А там уж Хентет ни за что не отвертится от пары ночей под моей крышей – так, чтоб все видели[12].
– Да-а-а, Маи, ты если свою крышу прохудившуюся не починишь – точно вся деревня увидит, – со смехом хлопнул его по плечу другой рабочий. – А соседские дети ещё долго будут рассказывать о твоих подвигах на циновках.
– Да иди ты, – буркнул спаситель кошек.
– У тебя-то там как, найдётся хоть чем удивить твою Хентет? – подначил его третий.
– Завидуешь, что ли? В другое время я б тебе показал, – хмыкнул Маи, хлопнув себя по бедру, скрытому короткой схенти, но хотя бы удержался от убедительного подтверждения своего превосходства.
– Да благословит Золотая твою новую семью, Маи, – искренне пожелала ему царевна. – У вас непременно всё будет хорошо.
Все почтительно притихли. Рабочий мигом взвился на ноги и неуклюже, но от всей души, поклонился.
– Благодарю, госпожа моя лучезарная… Целый век не забуду, ещё и Хентет моей расскажу! И детям… ну, когда будут… Это надо же так, сама госпожа благословила!
Анирет с улыбкой кивнула и вернулась к трапезе. Маи обернулся к своим и ухмыльнулся с превосходством – так-то, мол, балбесы, а меня сама царевна милостью своей осенила.
Через некоторое время, когда спал зной, зычный окрик начальника работ возвестил о том, что отдых закончен. Он всегда был чрезвычайно точен – сказывались годы опыта.
Ночью каменоломни походили на некрополь, хранящий память веков и минувших поколений. В тёмной тишине Анирет удавалось постичь слова мастера гораздо глубже, тоньше. Касаясь ладонями гранитных плит, она чувствовала то, о чём говорил её здешний учитель: «Память земли, дарованная Великим Зодчим, оживает в наших творениях. Но каждый из нас должен уметь слышать, чем хочет стать камень, – лишь тогда творение выйдет из его рук гармоничным и восславит своих творцов…»
Образы, выходившие из рук посвящённых скульпторов, не были случайными. Храмы, сотворённые разумом величайших зодчих, рождались не по прихоти их фантазии. Всё было связано с памятью земли, дарованной Великим Зодчим. И вслушиваясь в едва ощутимый глубинный рокот древних плит, Анирет с трепетом вглядывалась в дымку своего сознания, улавливая зыбкие очертания образов, воплотить которые ей было не под силу. Но кое-что было подвластно и царевне, и она знала, что исполнит задуманное, когда придёт время.
Она восстановит храм Хатши Справедливой и посвящённые ей разрушенные изображения. Она найдёт те камни, которые смогут и пожелают сохранить память о великой Императрице.
Нэбмераи сопровождал её молча, ступал неслышно, не мешая пребывать наедине с собой. Анирет хотела было обсудить с ним свои мысли, но потом решила, что это будет глупо.
– Вернёмся, – коротко сказала она, взглянув в ночное небо.
Времени для отдыха оставалось немного, но она ничуть не жалела, что пришла сюда. Всякое место, а тем более то, что было по-своему священно, ночью приоткрывало свой тайный лик.
Воины, охранявшие каменоломни, выпустили царевну и стража так же легко, как впустили. Здесь для Анирет было открыто всё – в отличие от храма Великого Зодчего и других, тайных мастерских, где Его жрецы создавали удивительные формы из священной глины. Лишь однажды за всё время пребывания здесь ей дали подержать в руках эту глину – в мастерской, под руководством дядюшки Хатепера.
Мысль о дяде кольнула сердце тревогой и тоской. Как он там? Что за новости в столице? Она была так далеко от всех… но в этом ведь и была цель, не так ли? Чтобы ничто не отвлекало от обучения. А Нэбмераи ещё говорил о том, что родные хотели её защитить.
«Великий Управитель бережёт тебя не для того, чтобы ограничить твою перспективу, использовать твоё неведение или неопытность в каких-то своих целях, сделать из тебя инструмент, которым однажды сумеет воспользоваться, – нет. Он боится, что тебя устранят – как обоих твоих братьев…»
Анирет вздохнула, входя под сень садовых деревьев, среди которых пока ещё горели огоньки светильников. Таэху шагал следом, держась за её плечом. А когда они уже дошли до дома, на пороге царевна увидела Мейю и невольно вздрогнула, почему-то смутившись перед ней из-за этой ночной прогулки.
Лицо верной подруги и служанки было озабоченным.
– Ох, слава Богам, госпожа, – воскликнула она, всплеснув руками. – Я предупредила, что ты отлучилась и вернёшься к ночи, но он всю меня извёл уже.
– Кто? – уточнила Анирет, проходя в дом и снимая с головы пропылённый плат. Она мечтала сейчас только о том, чтобы умыться и повалиться спать.
– Господин Унаф прибыл порталом, – понизив голос, сообщила Мейа, забирая ткань у царевны из рук. – Просил о встрече с тобой.
Глаза царевны распахнулись.
– Так чего же мы ждём!
Она едва не бегом устремилась на второй этаж.
– Так я ведь не знала, где именно тебя искать, госпожа, – едва поспевая следом и сбиваясь с дыхания ответила подруга.
Анирет придала себе подобающий царевне спокойный вид – в конце концов, Эмхет умели держаться с достоинством вне зависимости от состояния своего облачения – и переступила порог.
Личный писец дядюшки Хатепера уже изволил задремать, дожидаясь её, – за окном стояла глубокая ночь. Крепко сцепив пальцы поверх свитка, он мирно посапывал, понемногу сползая с плетёного кресла. Анирет не удержалась от улыбки и тихонько кашлянула, чтобы не испугать почтенного сановника. Унаф охнул от неожиданности, едва не упал с кресла и взмахнул руками, но свиток так и не выпустил.
– Госпожа царевна! – он поспешил подняться и склонился в безупречном поклоне, словно и не дремал только что – годы службы самому высокопоставленному вельможе в Империи не прошли даром. – Весть от твоего дяди, достопочтимого господина Хатепера Эмхет, – учтиво доложил он и протянул Анирет свиток.
– Благодарю, – чинно кивнула царевна, беря драгоценное письмо. – Как он? Надеюсь, ты не с плохими вестями?
– Мой господин уполномочил меня лично передать тебе извинения, что весть эта запоздала на несколько дней, – произнёс Унаф. – Столица отпраздновала возвращение старшего царевича в род.
Анирет сумела скрыть изумление. С одной стороны, она была чрезвычайно рада, особенно представив, как счастлив отец! Но столько лет дядя отказывался отступиться от своего принятого задолго до её рождения решения… Что же заставило его сделать этот шаг теперь?.. Кажется, она знала.
– Отдохни, Унаф. Когда тебе нужно вернуться? – мягко спросила она.
– Хорошо бы завтра, – вздохнул писец, – не то мой господин потонет в делах, как берега во время разлива.
– Завтра я напишу ему ответ, – заверила царевна. – Доброй ночи.
– Доброй ночи, госпожа моя.
Анирет выскользнула из комнаты, по пути к себе попросила Мейю, чтобы та помогла писцу устроиться в доме и, если понадобится, принесла ему еды. Оказавшись в своей спальне, она села на циновку и с нетерпением распечатала свиток.
Хатепер никогда не полагался на случай, особенно в том, что касалось отношений с близкими. Своим вестником он выбрал рэмеи, верно служившего под его началом уже Боги знают сколько лет, и позаботился о том, чтоб вестник этот воспользовался столичным порталом.
Его почерк она, конечно же, узнала – дядя не прибег к услугам писца.
«Моя ясная звёздочка, слухи имеют свойство искажать знание. Скоро я расскажу тебе обо всём лично, но пока доверься тому, что я могу изложить письмом.
Я вернулся, вернул себе право, от которого отказался много лет назад. Народ видит во мне надежду и защиту. Защиту видь во мне и ты.
Моё сердце с тобой, как и прежде».
Анирет несколько раз пробежалась глазами по строчкам, вчитываясь в то, что стояло за ними, потом нежно прижала письмо к губам.
Тихий стук в дверь заставил её вскинуть голову.
– Кто?
– Госпожа моя царевна, – Нэбмераи приоткрыл дверь, остановился на пороге, склонив голову. – Всё хорошо? – спросил он, понизив голос.
В его глазах было настоящее участие, то, которое она видела в его взгляде в редкие моменты наедине.