Нерешительно Сафар взял драгоценное кольцо рэмейской работы, не веря себе. Должно быть, и он тоже узнал… В следующий момент новоиспечённый градоправитель с супругой опустились на колени перед царевичем. Сафар сжал руку молодого рэмеи, прижавшись к ней лбом, словно принимая благословение и безмолвно благодаря за него. Никесу показалось, что царевич немного смутился, но сдержанно кивнул, принимая клятвы.
– Мы будем хранить Закон, который ты воплощаешь, мой господин, – искренне произнёс бывший староста.
– Клянёмся Богами, – тихо подтвердила Алия.
– Да будет так, – подтвердил царевич и, мягко высвободив руку, жестом велел обоим подняться.
Когда первое изумление схлынуло, среди знати прокатился нарастающий ропот, хотя никто пока не рискнул оспорить решение Сына Солнца в открытую.
Никес вскинул меч и что было мочи крикнул:
– Да здравствует Сафар, новый градоправитель Леддны, и супруга его Алия!
Первой отозвалась Клийя, но уже в следующий миг крик был подхвачен стражниками и рэмейскими солдатами, что пришли в город ещё тогда, вместе с царевичем и военачальником Нэбвеном, потом горожанами, волнами расходясь от площади. А когда Хармехи поднял свой хопеш, то и его солдаты слаженно подхватили приветствие.
«Да здравствуют Сафар и Алия!» – вторили десятки глоток.
«Слава градоправителю!» – прокатывалось по улицам.
Сын Солнца улыбался, глядя на площадь. Рядом с ним, держась за руки, точно молодые, стояла чета новых правителей Леддны.
Никес чувствовал, как что-то внутри него разомкнулось – словно ушло давнее сковывавшее его напряжение, к которому он так привык, что и не замечал. На сердце стало легко и сладостно, будто сегодня произошло что-то очень правильное для всех них. А своему чутью он верил.
Это был хороший день.
Гул голосов врывался в комнату, смешанный с обрывками музыки, – Леддна праздновала назначение нового градоправителя. На торговой площади для жителей был устроен целый пир за счёт городской казны. Этот день должен был остаться в памяти всех как радостный и торжественный. Правда, многие влиятельные лица города присоединиться к общему веселью не пожелали. Вместо этого они попытались разве что не штурмом взять дом, в котором жил царевич, – добивались аудиенции. Ренэф оставил разбираться с этим своего адъютанта и нескольких солдат.
«Сказано было праздновать, значит – празднуем, – заявил он своим воинам, ставя им хорошего вина, предназначенного для его собственного стола. – А для жалоб на власти есть другие дни».
Адъютант и солдаты со смехом согласились и бдительно охраняли пустые покои своего господина, перед этим надёжно прикрыв его отход. Сам же Ренэф поспешил к Нэбвену, собрав с собой наиболее привлекательную часть угощения, чтобы хоть немного порадовать военачальника.
– Может быть, закрыть ставни? – осведомился Тэшен. – Шумно всё-таки… Народ захмелел, песни орать поди всю ночь будут.
– Нет, не надо пока, – Нэбвен улыбнулся, удобнее устраиваясь на подушках, которые целитель положил ему под спину. – Хочу чувствовать общее настроение. Присоединиться к пиру я благодаря царевичу могу и отсюда, – он тепло посмотрел на Ренэфа, и тому стало неловко.
Рядом на подносе лежала душистая свежая выпечка, сахарные фрукты, мягкий сыр, ароматное копчёное мясо.
– Только с вином не переусердствуй, почтенный военачальник, – строго сказал целитель.
– В военных походах мы только так и лечились! – возмутился Нэбвен. – Да и покрепче то вино было, чем это пойло.
– Хорошее же вино, – пробормотал Ренэф.
– Хорошее, – кивнул военачальник, – только зря ты плеснул туда столько воды! Не вино теперь, а вода с лёгким привкусом вина.
– Так ведь… – царевич развёл руками и кивнул на своего целителя.
– Да, это я сказал чистой водой развести. Негоже крепкое вино со снадобьями мешать, – назидательно заявил Тэшен, подняв палец. – И кувшин с собой заберу, чтоб не подливали, – он действительно взял кувшин и прижал к себе, как будто царевич мог отобрать.
Ренэф не удержался и рассмеялся.
– Только мне сперва нацеди в кубок. Со всей этой суетой я едва пару глотков успел сделать. Половина нашего войска уже небось захмелела, а я трезв, как страж некрополей.
Нэбвен расхохотался.
– Видишь, мой добрый друг Тэшен, кувшин всё-таки придётся оставить. А то, глядишь, осерчает царевич от трезвости, да и решит устроить солдатам смотр прям посреди этой хмельной ночи.
Тэшен только головой покачал, наполнил кубок царевича и удалился в обнимку с кувшином, тихо притворив за собой дверь.
– Давай выпьем, Ренэф. За нашу победу… за этот город. Хороший день сегодня.
Помедлив, царевич поднял кубок.
– За нашу победу.
Вино, приправленное этими словами, отдавало горечью, но не хотелось портить вечер тяжёлыми воспоминаниями. В конце концов, даже Нэбвен так искренне радовался!
Отставив кубок, Ренэф снял хопеш с петли на поясе.
– Благодарю, что дал мне сегодня свой клинок.
– А как же иначе ты б салютовал войску, – Нэбвен усмехнулся в усы. – Безусловно, царевич, размахивающий руками с помоста, тоже весьма грозное зрелище. Но с хопешем оно правильнее и всем привычнее.
Ренэф чуть улыбнулся и склонил голову.
– Возвращаю его тебе.
– Не надо пока, – покачал головой старший рэмеи. – Оставь. Негоже тебе без оружия ходить, солдаты не поймут. Мне, сам видишь, ни к чему пока.
Царевич хотел поспорить, но удержал себя – придвинул к ложу Нэбвена плетёное кресло и сел, а хопеш бережно положил рядом с собой.
– Когда вернёмся в столицу, тебе новый выкуют, по твоей руке, с твоим серехом[13].
– Нет, – покачал головой Ренэф. – Я не возьму больше в руку хопеш с сине-золотой рукоятью. И доспех этот я сегодня надел в последний раз – только потому, что ты настоял.
– Так уж и в последний…
– Я не достоин ни доспеха, ни клинка, – отрезал царевич. – Зачем заставляешь меня повторять это?
Нэбвен вздохнул и отхлебнул ещё вина, глядя в окно, в которое бились отголоски общегородского веселья.
– А люди здесь тебя полюбили… Будут помнить, – тихо произнёс он. – Будут славить твоё имя. Ты подумай о том, сколько жизней изменил к лучшему.
– Это не перечеркнёт и других моих деяний, – глухо ответил Ренэф и, чтобы унять вспыхнувшее раздражение на себя, сделал несколько щедрых глотков.
– Вижу, что печать ты отдал Сафару, – улыбнулся Нэбвен, словно не услышал его последних слов. – И хорошо. Знаю, что шаг ты сделал осознанно… царевич Ренэф Эмхет, Сын Солнца, покровитель Леддны. И это люди тоже запомнят. А для Сафаровых потомков твоя печать станет настоящей святыней, родовым оберегом.
Ренэф пожал плечами. Так далеко он не думал – просто сделал то, что считал правильным.
– Сафар и Алия хотели тебя навестить, – сказал царевич. – Если тебе это будет угодно.
– Да, перед отбытием неплохо бы их увидеть, – кивнул военачальник, по-прежнему глядя в окно.
– А Хармехи из рода Кха… ты его хорошо знаешь? Что скажешь – в хороших руках мы оставляем Леддну?
– В хороших. Владыка наш, да будет он вечно жив, здоров и благополучен, всегда умел каждого на своё место поставить, – Нэбвен усмехнулся. – Хармехи не впервой с людьми и рэмеи на равных договариваться. Под его началом не только рэмеи служили. И бабка у него, кстати, из людей была – из тех, из южных. Шаманы из джунглей Нэбу. Но о них я мало знаю… В общем, тех, кто о людях невысокого мнения, твой отец в этот гарнизон ставить бы не стал. Не беспокойся о своих друзьях.
Ренэф кивнул, зная, что всё равно будет беспокоиться.
– Когда думаешь выдвигаться? – тихо осведомился Нэбвен.
– Несколько дней потребуется на то, чтоб утрясти все дела в городском совете, отдать последние распоряжения. А дальше уж пусть Сафар, Никес и Хармехи разбираются.
– Несколько дней… Да, разумно. Стотид и Нератис остаются?
– Мне они по таким вопросам не отчитываются, – пожал плечами царевич. – Если царица велела быть здесь, значит, останутся. А она могла и велеть… – Ренэф помрачнел, подумав о том, что оба осведомителя царицы вовлечены в поиски Мисры.
Он не верил, что эти поиски принесут результат. Хотя, если мать задастся целью, она кого угодно даже с Берега Мёртвых достанет… Вот только он совсем не хотел, чтобы другие решали за него проблемы, с которыми сам он справиться не сумел. Но рассчитывать, будто шпионы не доложили царице то, что сам он предпочёл бы скрыть, – покушение, да и всю историю с Мисрой в целом, – было глупо. Значит, мать о Мисре уже знает и просто так дело не оставит.
От этих мыслей праздничное настроение окончательно истаяло. Ренэф почувствовал, как его хвост дёрнулся от раздражения, но взял себя в руки, чтобы не портить настроение уже Нэбвену.
– Позволь одну просьбу, царевич, – тихо проговорил военачальник.
– Всё, что скажешь, – искренне ответил юноша, отбрасывая все иные мысли, внимательно глядя на своего старшего друга.
О чём бы тот ни просил – Ренэф действительно готов был сделать для него всё, что угодно.
– Знаю, что Владыка ждёт нас в столице как можно скорее… – Нэбвен отвёл взгляд, и, как показалось царевичу, был несколько смущён. – Нам с тобой предстоит доложить ему о многом, и это будет непросто. Но только… сперва, если можно… Заедем ко мне в поместье? Я бы очень хотел повидаться с семьёй.
Ренэф отчётливо вспомнил мальчика с непрорезавшимися ещё рожками, с коротким деревянным мечом в руках, грозно сражавшегося с кустом, защищая мать. Залитый закатными лучами сад. Старшую женщину, со светлой печалью наблюдавшую за игрой. Он вспомнил и девушку, похожую на мать мальчика, примерявшую золотистый праздничный калазирис с сеткой из продолговатых бусин. Старшая женщина подарила ей своё тяжёлое ожерелье… А потом она зажигала светильник у двери…
– Светильник у двери, – последнее он невольно произнёс вслух и смущённо замолчал.
Они с Нэбвеном не обсуждали видения из безвременья, которые Ренэф разделил с ним, пока пытался вернуть на Берег Живых. Это было слишком личное.