Хэфер почувствовал, как плечи девушки чуть дрогнули, и выпустил её.
– Благодарю тебя, – полным сдерживаемых чувств голосом проговорила Тэра и поклонилась Бернибе.
Верховная Жрица чуть улыбнулась и снова провела ладонью по крыльям Аусетаар.
– Женщины… Мы – ваша защита, мы – те, кто выкармливает вас своей жизнью и помогает встать на ноги. Мы – те, кто собирает вас по частям в моменты вашей слабости и поражений. Мы – те, кто питает вас Силой, когда ваша собственная Сила иссякает… Мы – ваш приют и ваш последний предел…
Рэмеи чтили своих женщин, ведь не было друг без друга ни Богов, ни Богинь, одной Силы без другой. И даже сам Владыка нуждался в царице, в равной себе, в той, кто могла стать матерью народа.
Взгляд Хэфера скользнул на следующую сцену – Ануи в бою, и Аусетаар, стоявшая за его спиной, воздевала руки в древнем женском жесте защиты. Так часто изображали цариц, а потом традицию подхватили и другие, изображая своих жён, матерей, сестёр с этим же жестом. Последний предел, благословение, неизменная защита и поддержка.
Та, без кого невозможны ни битвы, ни великие свершения…
Для него всем этим стала Тэра. И когда в моменты единения он шептал ей «моя жизнь», это не было лишь выражением восторга пылкого влюблённого – это было истиной.
В следующий миг Берниба вдруг резко привлекла Тэру к себе, прижала её спиной к своей груди, продолжая смотреть на Хэфера тяжело и обречённо. От неожиданности девушка ахнула.
Полыхнул внутри огонь, опаляя кости. Ярче вспыхнул и огонь в светильнике Бернибы, когда царевич подался вперёд, оскалился.
– Отпусти, – тихо, угрожающе приказал Хэфер, пригвождая взглядом Верховную Жрицу.
– Всё хорошо, – поспешила заверить его Тэра, кладя ладони поверх руки крепко не то державшей, не то обнимавшей её Бернибы.
– Не зная любви, Владыка Каэмит опалил Владычицу Таинств, и она получила вторую ипостась – Госпожи Очищающей Боли, – пропела Ануират точно в трансе. – Ты знаешь любовь, Хэфер Эмхет, потомок Ваэссира, наполненный животворным дыханием Ануи?.. Всё ещё знаешь?.. Вижу, что да… И это поможет тебе совершить верный выбор, когда придёт срок.
Тэра сделала попытку высвободиться, но Ануират превосходили силой и людей, и рэмеи.
– Я не причиню тебе вреда, дитя, никогда, – ласково проговорила она. – Я привела тебя сюда сегодня ради посвящения. Ты ведь чувствуешь, что твой Дом – здесь…
Берилловые глаза девушки распахнулись от изумления, но слова Бернибы отразились в них истиной. Хэфер замер. Но уже в следующий миг огонь лизнул грудную клетку, помог сбросить оцепенение, напомнил об обмане.
– На ритуал крови Ануират мы не давали своё согласие.
В его голосе был металл. Берниба, помедлив, выпустила Тэру, и та устремилась к Хэферу.
– Всего лишь посвящение, – мягко возразила Верховная Жрица. – К тому же сейчас речь идёт не о твоём выборе, господин мой царевич… – глядя в глаза Тэре, она спросила: – Разве не этого ты всегда хотела? Чтобы жрецы признали тебя одной из них, признали посвящение, которое ты и без того прошла по воле нашего Бога! Что тебе до жрецов-рэмеи, когда Ануират, дети Стража Порога, готовы назвать тебя одной из нас, – Берниба улыбнулась и протянула руку с раскрытой ладонью. – Прими дар Верховной Жрицы этой общины. Я готова провести тебя через посвящение.
Хэфер отчётливо ощутил, как Тэра ускользает от него. Но столь же отчётливо он осознавал, что если произнесёт сейчас хоть слово, позволит себе решить за неё – что-то меж ними будет потеряно безвозвратно.
Тэра подняла на него взгляд – растерянность в её глазах сменилась спокойной уверенностью. Как и сам Хэфер, она помнила: царевич Эмхет хранил Закон, а согласно законам Империи, человек не мог пройти посвящение дальше определённой ступени. Знала это и Берниба, и сейчас бросала ему вызов вполне осознанно. Верховная Жрица подталкивала его к выбору, уже почти не утаивая своих намерений.
– Я… всегда хотела, да, – произнесла Тэра наконец, по-прежнему глядя в глаза Хэферу. – Но я хочу сделать это правильно.
С этими словами она переплела свои пальцы с его. Этот простой жест усмирил пламя, что уже разгорелось у него внутри.
Берниба опустила руку и грустно усмехнулась, качая головой. Коридор погрузился в тишину, наполненную лишь шёпотом древних легенд, запечатлённых на внутренних стенах храма.
– Что ещё ты хотела показать нам, мудрая? – спросила Тэра так, словно и не было только что скрытого боя за неё.
– Лишь напомнить тебе самой о том, что ты бесценна для всех нас, – с печалью улыбнулась Верховная Жрица, а потом перевела на Хэфера ставший отрешённым взгляд:
– Ну а тебе, господин мой царевич, я тоже желаю показать кое-что… кое-что, не предназначенное больше ни для чьих глаз.
…и сжигаю паутину обмана пред твоим взором…
– Я готов, – кивнул Хэфер, чувствуя, как через Тэру к нему возвращался покой.
– И не для моих глаз? – взгляд его жрицы гневно сверкнул, и она крепче сжала руку царевича.
– Только для его, – мрачно улыбнулась Берниба, – наследника Ваэссира, что воплотил в себе Дар Ануи, но выбрал Первородное Пламя…
Павах вздохнул, устало потирая ладонью лоб. Без старика он бы и вовсе не справился с расшифровкой текстов – скрытые символы, более архаичная, чем та, к которой он привык, фразировка… Рэмеи хоть и жили согласно традициям вот уже столько веков, а всё же сознание предков не всегда легко было постичь… особенно если предки эти выражались иносказательно, а то и вовсе забывали что-то упомянуть. Как и следовало ожидать, никто из тех, кого когда-либо касалось Проклятие Ваэссира, не оставил дневников. Личные переживания вообще редко доходили до потомков – только то, что было достойно сохранения в вечности: мудрость, наставления, священные тексты, знания.
Но знания о Проклятии Ваэссира были скудны – редкие крупицы золота, рассыпанные в речном иле. В основном встречались предостережения. Владыка карал врагов. Золотая кровь умела защищать саму себя. Проклятие Богов в вечности. Чужая смерть на плече. Жизнь, утекающая к призракам. Служение через Проклятие…
Кажется, он умудрился задремать над очередным свитком, потому что отчётливо услышал вдруг до боли знакомый голос, стучавший в висках вместе с кровью:
«Ты ещё послужишь мне, Павах из рода Мерха! Твой долг предо мной не исполнен».
Павах вздрогнул и очнулся, как от удара. Впрочем, удар и правда имел место – писец отвесил ему подзатыльник.
– Э, ты чего тут, дрыхнуть удумал? – ворчливо спросил старый Таэху. – Время – бесценно! Что ты тут вычитал только что, говори?
– Служение через Проклятие. Хайту знают, что это такое! – раздражённо ответил Павах. – Я не хранитель свитков, а воин.
Писец не поскупился на ещё один подзатыльник.
– Похоже, раньше детей вельможных родов воспитывали куда лучше и обучали более разносторонне, – поджав губы, заявил он. – Эдак мы всю мудрость рэмейскую растеряем в веках… Ну ничего, для того я здесь – восполнить твою нехватку знаний. А ты не туп, как древко копья, даже не прикидывайся.
– Вот спасибо, – усмехнулся Павах.
– По́лноте скалиться, шакалёнок, – беззлобно отмахнулся писец, отчего-то связав его с Ануи. – Служение через Проклятие – это как раз то, что мы пытаемся о тебе понять. И самое близкое, что я нашёл у нас – вот эта часть.
Торжественно он выложил перед Павахом свиток, который, помимо надписей, был украшен некогда ярким рисунком ладьи с гребцами и кормчим. Бывший телохранитель посмотрел с надеждой, но увидев знакомую вязь иероглифов, фыркнул.
– Сказка о Храбром Инени? Ты серьёзно? Сказка?!
– Я что, ошибся про древко? – нахмурился писец.
– Да ведь это каждый ребёнок знает! Сказка про то, как Владыка устремился к Малахитовому морю сражаться с бурей, грозившей накрыть Обе Земли, и пропал. Инени единственный, кто услышал его зов, единственный из всего войска, кто пришёл на помощь. Владыка победил бурю, а после наградил Инени. «Осы́пал его милостями, даровав бессчётное число вещей драгоценных и прекрасных и в придачу – богатое имение подле себя».
Павах разочарованно отвернулся от свитка, а про себя подумал, что старик уже и правда выжил из ума.
– Много времени я потратил на тебя. Почитай целый месяц уже тут с тобой сидим, – вздохнул писец, – а ты не соизволил научиться главному: сопоставлять разрозненное.
– Я знаю, что ни одна сказка и легенда не написана просто так. Но что ты хочешь, чтобы я увидел здесь?
Потрескавшийся коготь писца ткнул в один из столбцов текста, но аккуратно, не касаясь древней поверхности листа бумажного тростника.
– А какая, по-твоему, «золотая нить, прожигавшая сердце», привела Инени в сердце бури? Почему он единственный из всех услышал зов пропавшего Владыки?
Павах вздрогнул и посмотрел в текст, впервые читая его по-новому, выхватывая отдельные фразы.
– …И золотая нить, прожигавшая сердце, вела его сквозь чёрную бурю, где взор смертных был бессилен, – на зов Владыки. А как почувствовал он, что нить натянулась, запела, точно струна храмовой арфы в умелых руках музыкантши, так уж и вывел он ладью в сердце шторма и протянул руку золотому соколу… – воин поднял взгляд на писца. – Это…
– Дальше, – велел старик, ткнув в следующий столбец.
– Отяжелели крылья сокола в сражении с силой неравной, ибо никто не слышал, как созывал он войска свои на помощь.
– Не здесь, ниже.
– …Но запела струна, как испил он жизни Инени, и поверг он врагов своих. И был тогда сам Инени гибнущим соколом, а не кормчим ладьи. А как окончилась битва и отступила буря далеко от пределов Обеих Земель, предстал пред Инени Владыка в ослепительном своём величии. И прояснился тогда затуманенный сумерками Западного Берега взор Инени. И молвил Владыка слова, от которых сердце его возвысилось и освободилось…