Он видел, как первые лодки вставали на воду, скользили по волнам реки даже более необъятной и полноводной, чем Апет во время разливов. Притоки её веером расходились, питая землю. А в глубине вод он видел неведомых рыб и хищников, которым теперь не знали имён. Первые поселения поднимались на берегах – поселения, которым ещё так далеко было до величественных городов Империи.
Его слух улавливал далёкую музыку – могучие первобытные ритмы земли и огня, голоса, оживлявшие ткань эпох в первых гимнах и молитвах прекрасному миру вокруг. Его сердце сладко разрывалось, не в силах вместить увиденное и услышанное, но Таэху уводил его всё дальше.
Эпохи менялись, и менялся лик земли. Племена отступали и сражались друг с другом, выковывая первые подобия государств.
– Пламенная природа хайту не была создана для жизни в мире, – говорил хранитель свитков, и его голос затмевал далёкие отзвуки битв. – Их первые потомки были хищниками, воителями. С самых первых дней, когда им ещё не были подвластны металлы, и оружие создавалось из дерева и грубо отёсанного кремня, они сражались не только с обитавшими вокруг с чудовищами, но и друг с другом. Оставались сильнейшие, а прочие приносились в жертву зарождающемуся величию… Так было во всех уголках земли в те времена, когда жизнь имела лишь ту цену, которую имела защищавшая её сила. Как стаи хищников делят территории, так первые племена делили между собой земли, которые ещё не звались Таур-Дуат.
– Первые сепаты?
– Тогда они ещё не звались сепатами, и у них не было управителей, только вожди, – усмехнулся Таэху. – Но древнейшие наши роды происходят от могучих вождей тех времён… Я много говорил с моими друзьями, многое изучил, чтобы узнать, кем же был тот, кого вы теперь помните под именем Мерх. Ну а уж кем была Шепсаит, мало для кого в наших кругах осталось секретом.
Почему-то сейчас Павах воспринял вести совершенно спокойно. Да и что значили вести о происхождении родов его и самой Владычицы, когда весь рэмейский народ, оказывается, изначально произошёл от порождений Сатеха, от хайту, которых опасались и ненавидели на протяжении всей имперской истории…
– Как многое я бы хотел рассказать и показать, да некому… и времени так мало… – вздохнул Таэху. – Происхождение обычаев и ритуалов, предтеча традиций… И нескольких лет не хватит на то, чтобы передать это… Знаешь ли ты, что прежде приближённые вождей сами выбирали смерть с ними и хоронили себя заживо? Что восход солнечной ладьи призывали кровью захваченных на войне пленников? Что ритуал Обновления Силы Владыки и инициации через смерть когда-то действительно означал смерть, а тело Владыки, чья Сила гасла, ритуально поедали его приближённые, приобщаясь к его угасающему могуществу?.. Нет, откуда тебе знать… Но о Владыках я тебе рассказать должен, хоть мысли мои разбегаются, едва в силах выхватить главное. Слишком велико моё желание передать всё…
Образы прошлого истаяли, и вот они уже снова стояли в пещере, в призрачном голубоватом свете, в стихающих отголосках эха древних событий. Где-то далеко всё так же капала вода, рядом всё так же потрескивал костёр.
Паваху отчаянно, мучительно хотелось пережить увиденное снова, узнать ещё больше. Больно было даже дышать, потому что дыхание отпугивало меркнущие тени ушедших эпох.
– Нельзя ли пока остаться здесь?.. Хоть ненадолго…
Таэху мечтательно улыбнулся, но потом спохватился вдруг и заторопился, потянул воина за собой в другие переходы.
– Идём, идём… Я рискую твоей смертной формой ещё больше, чем своей. Чем дольше мы находимся здесь, тем сложнее будет вернуться. Но ты должен увидеть то, что мы охраняем, должен понять…
– Не хочу оставлять тебя одного, – шепнула Тэра. – Это неправильно. У меня плохое предчувствие.
Хэфер обнял Тэру за плечи, но она держалась по-прежнему отстранённо. Казалось, всё её существо протестовало, не желая расставаться. Но ведь не навсегда!
– Не бойся ничего, – тихо ответил царевич.
Самого Хэфера предчувствия не мучили – он точно знал, что здесь его не ожидает ничего благостного. Но если он не мог справиться с этой опасностью – разве мог он надеяться на победу в самом главном своём бою? Верховная Жрица желала испытать его – пусть так. Новая его природа восставала против такой дерзости, но разум оставался прежним, трезвым. Хэфер привык принимать решения спокойно, а не в приступе ярости.
Главное, что Тэра в безопасности. Ей Ануират не причинят вреда.
Сехир, ждавший у входа, неуверенно улыбнулся, переминаясь с ноги на ногу. Берниба традиционно поручила ему приглядывать за Тэрой и помогать ей. Сама Верховная Жрица безмолвно ожидала.
Девушка вздохнула, нехотя отстранилась от царевича. Вместе с Сехиром они покинули храм.
Посмотрев ей вслед, Хэфер отбросил непрошеную мысль, что видит её в последний раз.
– Довольно недомолвок, – сказал он, оборачиваясь к Бернибе. – Я пойду за тобой, выслушаю, что тебе есть сказать. А после с радостью выслушаю твоё объяснение. Ты ведь не направляла гонцов в столицу, не так ли?
Верховная Жрица отвела взгляд, но в её глазах он и так прочёл ответ.
Глава 12
Шелестящую тишину нарушало только потрескивание огня в светильнике да звук их шагов. Берниба молчала, по-прежнему избегая встречаться с ним взглядом.
Хэфер был терпелив. Пламя внутри него, подточенное месяцами вынужденного внешнего бездействия, – нет. Все те процессы, что проходили в нём, вся та огромная работа по восстановлению – всё это пока не нашло выхода и было хоть и необходимой, но лишь подготовкой. Царевич устал ждать, и чем сильнее он уставал, тем больше его самого отвоёвывало у него пламя внутренней Силы.
Жезл с головой ша он никогда не оставлял далеко от себя. Направляясь в храм, царевич не взял сумку, и жезл, завёрнутый в ткань, сейчас был укреплён у него на поясе. Хэфер уже и сам не мог ответить себе, почему поступал так, – не то охранял доверенный ему Перкау артефакт запретного культа, не то просто уже не мог без него обойтись. Применил его он только дважды, в последний раз – в тот день у реки, когда на них с Тэрой напали, – применил неосознанно, просто в ярости, когда понял, что его собственных сил недостаточно. Каким-то невероятным образом жезл оказался в его руке и помог сконцентрировать часть бушевавшего в нём пламени в удар. Первый же раз был ещё более странным и, пожалуй, пугающим – в ночь посвящения, когда он был собой и не собой одновременно…
Хэфер много размышлял о произошедшем после, пытался вспомнить детали и ощущения, воспроизвести события перед внутренним взором. Он совершенно не представлял, как повторить это. Знаний, которые дал ему Перкау, хватило на ритуал призыва Владыки Каэмит. Но бальзамировщик не мог обучить царевича полностью – времени было слишком мало, да и то, что произошло с ним, лежало за гранью познаний жреца. Свою Силу Хэфер хотел применять осознанно, хоть стихийность и была одним из основных аспектов природы Владыки Каэмит. Если бы был кто-то, кто мог научить… Но после запрета культа такого рода Знание осталось разве что у Таэху, а согласятся ли они – царевич не знал. Да и добраться сейчас до них было ещё более затруднительно, чем до отца…
Ануират, конечно же, чуяли артефакт. Для них жезл усиливал «запах Врага», который и без того исходил от Хэфера. Верховной Жрице хватало мудрости не говорить об этом вслух, хотя она едва ли одобряла то, что царевич принёс артефакт Сатеха в её дом, а теперь и в храм. Но оставлять жезл без присмотра Хэфер не собирался, особенно находясь среди тех, кто мог попытаться украсть его и уничтожить. Из всех обитателей Империи Ануират были самыми непримиримыми противниками культа Владыки Каэмит даже в те времена, когда культ этот ещё не был запрещён. Уничтожить такого рода реликвию было бы для них делом чести.
Рука сама собой потянулась к жезлу, погладила фигурку ша сквозь ткань. Берниба точно почувствовала это, вздрогнула и остановилась. Поведя носом, она полуобернулась и натолкнулась на его взгляд. Хэфер не знал, что отразилось в его глазах в тот момент, но Верховная Жрица поспешила вперёд, ускорив шаг.
«Я – то, что я есть, – спокойно подумал он. – Я изменяюсь лишь сообразно своей воле».
Когда становилось особенно тяжело, он напоминал себе об этом.
Вскоре они пришли в небольшой зал, служивший общине Ануират хранилищем свитков. Но Берниба не задержалась здесь – провела Хэфера в следующий, уже прилегавший к центральному святилищу. Здесь жрецы проводили подготовку к ритуалам, но сейчас тут никого не было – как и в предыдущем зале со свитками. Вероятно, Верховная Жрица велела всем удалиться, но безлюдность внутренних помещений храма лишь усилила подозрения царевича в неладном.
В полумраке, освещённом её единственным светильником, среди архаичных изображений со сценами легенд об Ануи, глядевших на них со стен, Верховная Жрица наконец нарушила молчание:
– Ты ведь помнишь, что за каждой легендой скрываются эпизоды нашей реальной истории – истории народа, истории этих земель… Ты проходил обучение в Обители Таэху. Ты слушал наши легенды, когда бывал в наших общинах вместе с Владыкой.
– Ваши легенды всегда казались мне более… предвзятыми, – заметил Хэфер. – Я не осуждаю. Всякий народ слагает свои сказания так, как видит и понимает события.
– Кроме, разве что, Таэху, – усмехнулась Берниба. – Таэху равнодушны и беспристрастны.
– Таэху… разные, – царевич задумчиво покачал головой. – Но те из них, кто хранит историю, как я успел понять, интересуются исключительно историей, ради неё самой.
– А всё ли тебе рассказали, господин мой царевич? Там, в Обители… Тебя ведь готовили как будущего Владыку.
– Мне не так много лет, – усмехнулся Хэфер. – Но даже целой жизни, всего одной жизни, не хватит, чтобы узнать всё, что там есть.
– Я говорю о тех тайнах, которые они открывают только Эмхет.
– При всём моём уважении, мудрая, я не стану распространяться о моём обучении даже в личном разговоре с тобой. Между Эмхет и Таэху издревле существуют свои договоры.