– Алая половина Двойного Венца даёт власть над народами Дельты, – вполголоса проговорил царевич, вспоминая наставления отца.
– Изначально – над народами, обитавшими в песках Каэмит до того, как те земли стали пустыней. Над цивилизацией, построенной на крови и костях.
Хэфер покачал головой.
– Других слов я и не ждал от Ануират, но сейчас не время спорить… Итак, алая – над народами Каэмит, пришедших в Дельту после того, как изменился лик континента. Белая – над народами юга.
– Ах, благословенный юг[14], дающий начало истоку Великой Реки, дарующий разливы… Истинные твои предки пришли с юга, господин мой Хэфер Эмхет, – мягко улыбнулась Верховная Жрица. – Джунгли Нэбу ещё не были изведаны тогда, и у их народа – свой путь… Я говорю о славном городе Некхен, откуда правил сам Ваэссир. Древний Некхен, столица Верхней Земли, благословенный город жизни…
– Разве не было жизни и в Дельте, в плодородных землях, обласканных Богами?
– Хат-Ур, столица Нижней Земли… – процедила Берниба. – Один из древних титулов Владыки Каэмит – Владыка Северного Неба. Но так Его давно никто не величает, ибо все небеса принадлежат Великому Соколу.
– Удивительно, что ты хранишь память об этом, мудрая, – заметил Хэфер без тени иронии.
– Издревле мы должны были знать все лики Владыки Первородного Огня, ведь мы сражались с его порождениями.
Хэфер посмотрел на рельефы, передававшие лишь одну сторону становления и трансформации Ануи. В его разуме снова отчётливо зазвучали слова Перкау:
«Теперь возьмём легенду о твоём предке, божественном Владыке Таур-Дуат. Каждый в народе, конечно же, помнит легенду о том, как сын Ануи и Аусетаар, сочетавший в себе и божественное, и то, что в нём было от нэферу, укрывался от гнева Сатеха и копил силу для боя. Он терпел и поражения, но итогом долгой войны стала величайшая победа. Герой Ваэссир сверг Сатеха, отомстив за отца, и изгнал Его за грань зримого мира. Так говорят. У этой легенды есть и продолжение, которое отчего-то в народе часто забывают связать с первой историей. Сатех Разрушитель был побеждён и изгнан, если смотреть на легенду как на простую сказку. Но ведь именно из рук своего врага Он получил удивительный Дар – своё Призвание. Его разрушающая мощь теперь обрела русло. Никто лучше Него не умел сразить безликий ужас, с которым отец-и-мать Его Амн встречается каждый цикл прохождения Ладьи сквозь первозданный мрак. На грани мира Сатех стоит на страже. Каждую ночь Он восходит на Ладью своего отца-и-матери, чтобы защищать там, где лишь Его горящий взгляд может пронзить первозданную тьму небытия. Каждую ночь Он поднимает своё разящее копьё, и первородный огонь Его оберегает саму нашу реальность от сил, которым нет имён ни в одном языке живущих – от тех, кто действительно враждебен всему сущему. Мощь Его так велика, что огонь этот всё же прорывается иногда на землю жаркой кровью гор или горячим дыханием пустыни, в которой Он властвует безраздельно. Но разве не делился Он щедро своей силой, когда твои предки призывали Его и карали своих врагов? Разве не сметал препятствия и не выжигал ложь? Разве не даровал мудрость тем, кто искал посвящение в Его охотничьих угодьях, пусть и не все из них выживали и сохраняли разум, встречаясь с Ним…»
– И лик Его как защитника Ладьи Амна, вы тоже помните? – спросил царевич.
Берниба поморщилась, почти оскалилась.
– Об этих легендах мы не говорим – они лживы… Есть лишь Страж Порога, защитник Справедливости, и Ваэссир Эмхет, охраняющий Закон на земле. Лучше не забывай об этом, Хэфер Эмхет.
– Извини, я забыл, с кем говорю, – усмехнулся царевич. – Не просто с Верховной Жрицей, но с Верховной Жрицей Ануират.
Берниба холодно прищурилась в ответ на его иронию, но он по-прежнему не намерен был спорить.
– Вернёмся к твоему рассказу. Ты говорила, что твой народ помог уничтожить Владык древности…
– Нет, не так. Мы помогли возвыситься самым чистым из них – тем, в ком наиболее ярко горела золотая кровь… Тех же, кто был потерян для нас, в ком наследие хайту оказалось неистребимо, мы уничтожили и стёрли всякую память о них… – она холодно улыбнулась, одарив его тяжёлым взглядом. – Мы – это не только Ануират, но и твои предки, истинные Эмхет, выбравшие свою золотую кровь, а не Первородное Пламя.
Пламя, опалявшее его кости… В тот миг снова стало так больно, что потемнело в глазах, но Хэфер усмирил своё дыхание и проговорил спокойно:
– Ты упомянула, что Владыки древности умели направлять обе Силы равно.
– Это был путь крови и разрушения!
– Разве речь идёт не о балансе Силы внутри?
– Не может быть баланса там, где нет Закона! – голос Бернибы неуловимо изменился, обретя утробные нотки сдерживаемого рычания. – А там, где замешан Владыка Первородного Огня, Закон поглощается безумием!..
– Они смотрят на тебя, да-а-а. Редко кто приходит сюда, и они смотрят оттуда, из вечности… – тихо приговаривал писец, посмеиваясь, и вёл оцепеневшего Паваха за собой по лестнице. – Ты же помнишь, что статуи у нас создаются не для красоты. Они – вместилище жизненной силы. А тем более – статуи древних…
– Что… что это за место? – Павах наконец-то сумел подобрать слова, озираясь по сторонам и не зная, куда смотреть.
Стелы и статуи, и осколки камней, бывших когда-то блоками храмов, нашёптывали ему свои истории, и разум едва выдерживал, не в силах вместить в себя хор голосов памяти. Но сильнее прочего он чувствовал на себе взгляды тех, чьи имена теперь знал, – Сехемаи и Нейтамер. Он избегал поднимать взгляд и смотреть на них, но прекрасно чувствовал то, о чём говорил Таэху, – Владыки древности наблюдали за ним, оценивали его. Осуждали они или нет – Павах не знал. В зыбком переплетении эпох и реальностей рука его провожатого казалась единственной надёжной опорой, но и эта опора становилась всё более эфемерной. Воин боялся, что попросту растворится здесь, останется навсегда… но понял вдруг, что отчего-то это не пугало его, как не испугало когда-то и то, что он сохранится лишь как один из свитков в библиотеке хранителя.
– Сокровищница… истинная сокровищница Таэху, всё здесь, – ответил писец с мечтательной улыбкой. – Этот зал – лишь один из многих, но и один из главных.
Воин кивнул, понимая, что, как и в пещерах, его воображение просто не в силах было охватить всё здесь.
– Мы – те, кто хранит, – гордо сказал Таэху. – Когда победители переписывают историю, мы сохраняем то, что осталось, и то, что не пожелали оставить.
– Переписывают историю… – шёпотом повторил Павах, останавливаясь взглядом на одной из стел. Письменность была архаичной, но узнаваемой, имперской. – Стало быть, именно здесь – та самая легендарная библиотека Таэху, куда никому нет хода! Здесь, а не даже среди твоих бесценных свитков.
Хранитель с улыбкой кивнул.
– Наши предки, как и мы, запечатлевали свою историю не столько в свитках, сколько в вечном камне – самые важные её аспекты… Но те, кто приходил после, не раз перестраивали их храмы и памятники, а то и вовсе разрушали. Мы сберегали осколки… На этом, запомни, именно на этом зиждется основной столп договора между Таэху и Эмхет. Мы не мешаем им творить историю. Но мы не позволяем им уничтожать историю до конца… Смотри!
Таэху вдруг выпустил его руку, схватил за плечи и резко развернул к одной из стел. А может быть, когда-то это было одной из плит алтаря – Павах не знал. История, запечатлённая там, казалась ему знакомой и незнакомой одновременно. Так обычно изображалось восхождение Владык на трон. Но на привычных ему рельефах и фресках Ваэссир возлагал венец на голову Владыки и отдавал часть своей божественной сущности – входил в него, становился Владыкой, и прочие Боги благословляли его. А здесь на голову Владыки Двойной Венец возлагали два божества – Ваэссир и… Сатех.
Высоко в распахнувшемся над расколотым сводом пещер небом пронзительно вскрикнул сокол, а где-то позади издало рёв вызова песчаное чудовище. Такой знакомый рёв… Глаза обоих Богов полыхнули золотым и алым. На секунду Павах увидел церемонию посвящения древнего Владыки, услышал обрывки гимнов… и, вскрикнув от неожиданности, отшатнулся. В груди резануло ноющей болью, словно нить и правда стала золотой струной, и кто-то дёрнул её. А в памяти ожил день, когда…
Боевой клич людей… Ржание обезумевших лошадей…
Клич сокола? Нет, пронзительный возглас Хэфера. Он был слишком занят стрельбой по нападавшим наёмникам, чтобы предугадать удар…
Бежал на помощь верный Сенахт, и Метджен посылал ему вслед копьё…
Стремительно неслась колесница, и у самых ног клацали челюсти песчаных ша…
«Смотри на меня. Запомни меня таким. Я – творение твоего выбора…»
Кто-то ударил его по лицу. Запоздало Павах понял, что кричит, задыхаясь, утопая в своих видениях, не в силах вынырнуть из омута памяти.
– Ты смотришь не туда! – крикнул Таэху, и новой отрезвляющей пощёчиной вывел его на иной уровень восприятия. – Ты здесь, а не там. Ты в танце эпох. Твоя личная история сейчас не имеет значения.
Подчиняясь голосу хранителя, видения страшного дня таяли. Перед глазами стояла всё та же стела, уже не живая. Павах попытался забыть лицо Хэфера из сна, но это оказалось не так легко – лик древнего правителя, выбитый в камне, имел узнаваемые черты Эмхет. Через несколько вдохов, под звуки строгого голоса писца, он сумел успокоиться и снова начать воспринимать. И тогда Таэху продолжал:
– Владыка Ирхэру, да будет лёгким его отдых у Вод Перерождения… Но посмотри внимательно на символы его титулов, – писец взял руку Паваха и обвёл его пальцами знак шену, в который было заключено имя Владыки.
– Эмхет… – прочитал Павах, узнавая титул даже в архаичной записи, и бессознательно добавил про себя: «Да будет он вечно жив, здоров и благополучен».