Берниба вздохнула, перевела взгляд на рельеф, на котором Сатех побеждал Ануи, и потёрла запястья.
– Мне жаль… Мне правда очень жаль, – тихо произнесла она.
Дверь в смежное помещение, где хранились свитки, открылась, впуская остальных старейшин. В безмолвии они встали полукругом напротив Хэфера, взирая на царевича кто со смесью сочувствия и более не скрываемого отвращения, кто безучастно, кто с опаской.
Берниба отступила, заняла место среди них.
– Ануират всегда делают то, что должны, – промолвила она. – И тогда, и теперь. Мы защищаем наследие божественного Ваэссира.
Глава 13
Хэфер не послушал её, ушёл с Бернибой один. Сердце жрицы разрывалось на части – она даже не могла объяснить, почему. Сейчас она смотрела на храм сквозь призму тяжёлых предчувствий, переполнявших её, и впервые святилище Стража Порога казалось её не родным, а… зловещим.
Покидать территорию у храма она наотрез отказалась – села в тени одной из стен прямо на землю, скрестив ноги, и осталась дожидаться Хэфера. Сехир уже предпринял несколько попыток убедить её пойти с ним в селение, но девушка была непреклонна. К ним присоединились местные стражи храма, и теперь в тени стены отдыхала, кажется, вся стая.
– Не нужно мне было оставлять его там одного, – тихо повторила Тэра в который уже раз. – Упрямец…
– Да что может случиться, избранная? – беззаботно возразил Сехир. – Вы же оба под нашей защитой. Может, пойдём уже отсюда, а?.. Ну хоть к реке. Жарко становится, – он подавил зевок. – Сон морит.
– В тени достаточно прохлады, – отрезала Тэра, не в силах скрыть волнение. – Если хочешь, иди.
Ануират покачал головой.
– Нет, с тобой буду. Мне же поручено тебе помогать.
– Тогда помогай молча! Сказано тебе: не уйду отсюда без царевича – значит, не уйду.
Сехир посмотрел с лёгкой укоризной, и Тэра тут же устыдилась своей вспышки.
– Я не знаю, что не так. Но сердце жреца не обманывает, – девушка коснулась груди. – Мне тяжело.
Воин виноват пожал плечами.
– Если б я мог помочь…
– Знаю, – Тэра чуть улыбнулась ему и коснулась его руки. – Ты хороший, Сехир. Хороший и открытый. Именно такими я представляла настоящих Ануират.
Сехир смущённо ухмыльнулся и почесал между рогами.
– Ну я это… завсегда, чем могу…
Тэра опустила ладонь на шею примостившегося ближе всех к ней пса, погладила шёлковую смоляную шерсть. Присутствие стражей всегда успокаивало, хоть это и были стражи чужого храма. Через Своих священных зверей сам Ануи приглядывал за происходящим на земле.
Привычно кольнуло воспоминанием о верном друге – псе-патриархе. Как же Тэра скучала! В какой-то миг девушке даже показалось, что краем глаза она увидела его среди других священных зверей – точно он шёл между развалившимися в тени псами, то исчезая, то появляясь, но явственно приближаясь к своей жрице.
Всё случилось одновременно. Стражи вдруг встрепенулись, повскакивали с мест, хрипло взлаивая. Тревога достигла своего пика, пробила сердце брошенным копьём. Тэра взвилась на ноги и устремилась к дверям храма, и псы хлынули за ней живой тёмной волной.
– Стой, избранная! – воскликнул Сехир, мгновенно оказываясь рядом с ней, преграждая дорогу. – Куда ты? Нас же просили ждать!
– Я должна быть в храме!
«Ты отмечен мною, как немногие другие до тебя, будущий Владыка Таур-Дуат. Я делаю тебя воином, целитель, и сжигаю паутину обмана пред твоим взором…»
Его взгляд всё больше затуманивался. Хэфер видел Ануират и стены, смыкавшиеся вокруг него, как будто сквозь полупрозрачное пламя костра, но всё ещё оставался в сознании. Его рука судорожно сжала жезл в бессмысленной попытке удержаться за реальность.
«Запах Врага!» – пронёсся многоголосый шёпот. Или то был отзвук их мыслей, которые сейчас открылись ему? Они желали ему… даже не смерти… а полного прекращения его бытия…
– Стало быть, Ануират уничтожили последних Владык, кому была подвластна Сила обоих Богов… – произнёс Хэфер отстранённо. Он обвёл взглядом старейшин, и этот взгляд не выдержал никто из них – Ануират отводили глаза, хоть и не прятали своего намерения. Собственный голос, странно спокойный, звучал так далеко!.. – Вы предали меня… Вы, призванные защищать золотую кровь, предали меня…
Берниба украдкой стиснула запястье, удерживая себя от трансформации. В ней он чувствовал отголоски сожаления.
– Ты сделал выбор, – сказал один из старейшин – пожилой мужчина со шрамом на щеке, который уже возражал царевичу прежде.
– Ты больше не Эмхет, – подхватил кто-то.
«Не Эмхет, не Эмхет!» – прокатывалось по залу.
«Если справишься ты с Даром моим – получай его, Хэфер Эмхет, сын моего врага, друг мой».
– Я – тот, кто я есть.
– Тому, чем ты стал, существовать не до́лжно!
Хэфер с горечью рассмеялся и обессиленно прислонился спиной к стене. Его воля дала трещину. Пламя, лизавшее его кости, выплеснулось, более ничем не удерживаемое.
Старейшины отпрянули. Берниба не выдержала первой – сгорбилась, повела плечами и с глухим рыком обернулась, приняла другой свой облик…
Что-то изменилось, поплыло перед её глазами – облик Сехира. Тэра охнула от неожиданности, едва не потеряла равновесие – Ануират раскинул руки, точно для объятия, не давая ей пройти, но его гнуло, корёжило. Вместо крика с губ сорвался рык. Потемнела кожа, покрываясь чёрным лоснящимся ворсом, – словно кто-то набросил на него шкуру пса-стража. Полыхнули изумрудным огнём глаза, но когда Сехир вскинул голову, в его лице уже не осталось ничего рэмейского – на Тэру смотрела морда зверя, более всего напоминающего пса Ануи. Мощные челюсти щёлкнули, смыкаясь, гася стон боли.
Ануират сделал к ней шаг. Она замерла, не зная, чего ожидать, хотя псы, стоявшие вокруг неё, не выражали ни тени тревоги.
Когтистая не то рука, не то лапа аккуратно сомкнулась вокруг её запястья. В груди Сехира заклокотало рычание, складываясь в едва разборчивые слова:
– Я с тобой… избранная…
Тэра чуть не заплакала от облегчения, что ей не пришлось противостоять тому, кого она хотела бы называть другом.
Вместе они ворвались в храм, и псы следовали за ними по пятам.
Безвременье
Золотая нить, прожигавшая сердце, пела, натянутая, точно струна храмовой арфы в умелых руках музыкантши.
Долгожданный звон! Паваху хотелось петь и смеяться. Ничто более не имело значения! Он устремил всю свою суть навстречу этому звону, растворяясь в зове, который слышал он один.
Вспышка
Он стоял в святилище, которое было теперь смутно знакомо. Из полумрака в отблесках светильников выступали странные, фантасмагорические сцены, сюжеты которых никак не удавалось ухватить. Света не хватало, чтобы прочесть знаки. Пространство казалось размытым – возможно, из-за растекающегося в воздухе дыма благовоний.
Колонны у алтаря были выточены из тёмного красноватого гранита с чёрными прожилками. Насколько он мог судить, сам алтарь был вырезан из того же камня. Статую в наосе загораживала фигура жреца. Он был облачён в схенти и чешуйчатый панцирь, а голову его венчала ритуальная маска-шлем. Его руки вместо браслетов были украшены золотистыми наручами, а на ногах поблёскивали поножи. В одной руке он сжимал хопеш, в другой – ритуальный жезл.
Теперь Павах знал, что это был за ритуал – ритуал призыва Владыки Каэмит. И когда из полумрака блеснули углями глаза нескольких ша, подступавших к нему, – он больше не испытывал желания бежать…
Вспышка
Святилище преобразилось, обрело другие, уже смутно знакомые очертания. Павах узнал святая святых храма Стража Порога – залы подготовки. Рельефы на стенах содержали священные тексты с описаниями искусства сохранения тел для вечности.
Воин стоял у одного из бассейнов, наполненных каменной солью и благовониями. В одной его руке был зажат молот, в другой – топор. На столе перед ним лежало высушенное тело, местами грубо облепленное глиной. Лицо мумии было закрыто безликой гипсовой маской.
– Сенахт… – выдохнул Павах и воскликнул, отбрасывая инструменты. – Нет, я выбрал другое! Я отступил, не обрёк тебя на забвение!
Гипсовая маска поплыла, обретая черты близкого друга царевича. Таким запечатлел его Верховный Жрец Перкау по описаниям самого Паваха.
Добродушный великан, в бою страшный, как один из Ануират, но в обычной жизни отличавшийся спокойствием и рассудительностью… Его черты в посмертии были полны такого умиротворения, что сердце Паваха невольно успокоилось.
– Я не обрёк тебя на забвение… – шёпотом повторил он, опускаясь на колени перед телом, очищенным жрецами и сохранённым для вечности. – Не прошу тебя о прощении… Прошу только, помоги мне отыскать его, нашего господина, – будь он жив или мёртв…
Черты гипсовой маски снова поплыли, и Павах невольно отшатнулся, узнавая лицо, которое желал… нет, не забыть – помнить другим, до всего случившегося.
Мутные гноящиеся глаза. Гладкая белая кость переносицы над обожжёнными губами. Аккуратно спиленные до основания рога.
Смех эйфории. Вой ужаса. Отчаянный хриплый шёпот:
– Это – проклятие Богов… Проклятие Ваэссира…
Вспышка
– Безликие тени пожрут нас… Видишь, они уже кружат рядом…
– Заткнись, Метджен! – прошипел Павах, дернувшись в своих оковах. – Или хочешь, чтобы он вспомнил о нас и вернулся?
– Нет… прошу… нет… Но глаза ша… жгут больно, как угли…
От безумного бормотания друга воину было не по себе. Рассудок покидал Метджена, и всё чаще он видел в окружавшей тьме то, чего там не было. Теперь и Павах видел эти тени, и был бессилен перед ними – ни сразиться, ни убежать.
– Шакалы Ануи не придут за нами… не укажут путь… – захныкал Метджен. – Останутся только тени… вечные тени и многоликая шепчущая темнота… – Его тихий голос вдруг зазвучал осмысленно и твёрдо. – Убей меня, друг. От меня так мало осталось.