Хатепер посмотрел на Джети с удивлением, но решил, что сейчас было не время упрекать жреца в недосказанности. Об Анирет и Нэбмераи они ещё успеют поговорить после. Сейчас он больше пытался понять Перкау.
– Ни один из них не прошёл того обучения, которое довелось получить Перкау. В остальном же, как я понимаю, этот твой бальзамировщик тоже считает себя прежде всего жрецом Стража Порога. Мне ничего неизвестно о тех, кто посвятил свою жизнь только Владыке Каэмит и жив до сих пор, – добавил Джети. – Серкат была первой жрицей Сатеха с момента уничтожения культа. И, насколько я знаю, последней. Но и она не успела воссоздать культ, прежде чем ушла на Запад, а лишь вернула Знание Сатеха в мир.
– И вы позволили этому случиться.
– Мы позволили, – спокойно согласился Таэху. – Ты знаешь, почему.
– Я обучался в Обители и видел Первых Владык, – кивнул Хатепер. – Я знаю, да, даже если лично не одобряю ваше решение о Серкат – по самым разным причинам, политическим, мистическим… Впрочем сейчас говорить об этом поздно – она давно покинула не только Обитель, но и Берег Живых.
– Она отыскала храмы в песках – заброшенные святилища, разрушенные временем, – печально улыбнулся Джети. – Но этим знанием она не спешила делиться с нами…
– Сейчас мне неважно, сколько Сатеховых храмов родом из ушедших эпох уцелело. Единственный Его жрец, которого я видел воочию, – это Перкау, называющий себя «прежде всего бальзамировщиком». Перкау, ученик Серкат, замешан в том, что произошло с Хэфером. Его вина и без того велика. Но если именно он был тем, кого боится Павах…
– Я понимаю. Устроить их встречу было бы более чем разумно, – Джети кивнул, хотя его взгляд был печален. – Но, к сожалению, это невозможно.
– То есть как? – проговорил Хатепер, не желая предполагать страшное. Он ведь ещё даже не озвучил приказ Секенэфа и основную цель своего прихода в Обитель!
– Павах из рода Мерха на грани ухода на Западный Берег, – тихо проговорил Верховный Жрец. – Мы боремся за его жизнь, но…
Хатепер бессильно откинулся на спинку плетёного кресла. Павах был их последней возможностью, единственной надеждой найти Хэфера, будь его любимый племянник жив или мёртв. И он был тем, что держало царевича на Берегу Живых. Была ещё Тэра – человеческая женщина, шагнувшая глубоко в бездну Знания Стража Порога. Женщина, которую никто из них не видел.
«Пёс может и не пережить охоту. Скорее всего не переживёт…» – вспомнил он свои собственные слова из разговора с Минкерру.
Но получается, теперь до охоты дело и не дойдёт. Павах был в их власти и надёжно защищён стенами Обители. Что, хайту поберите, могло случиться здесь, под взорами стольких Таэху?!
Хатепер взял себя в руки. Взвешивая каждое слово, он произнёс:
– Владыка, да будет он вечно жив, здоров и благополучен, доверил вам охранять жизнь этого рэмеи. Что произошло здесь?
– Никто из нас не ожидал, что будет так, – Джети скорбно покачал головой. – И когда я давал Кахепу своё согласие, я тоже не предполагал, что всё зайдёт так далеко. Я привык доверять его суждениям.
– Кахеп, хранитель библиотеки Обители… – задумчиво проговорил Хатепер, вспоминая. – Да он же древний, как ваши свитки! И давно уже ни с кем не ведёт бесед. Причём здесь он?
– Да, Кахеп показывал Паваху свитки по моему велению – свитки, в которых содержатся крупицы знания о Проклятии Ваэссира. О его природе, структуре. Также я хотел, чтобы Павах узнал о культе Владыки Каэмит…
Джети пересказал дипломату сон, которым с ним поделился Павах, – сон, в котором Хэфер был жрецом Сатеха. Что-то внутри Хатепера похолодело и оборвалось, когда разные части единой картины начали складываться перед его внутренним взором.
– И что в итоге?..
– Прошло около месяца. Хранитель пришёл ко мне и заявил, что должен, просто обязан показать Паваху нашу историю. В недрах Обители. Он говорил, что Павах достоин, – а такого я от Кахепа не слышал давно, – Джети сцепил пальцы и вздохнул. Слова давались ему нелегко. – Убедил меня дать согласие он даже не этим. Кахеп настаивал, что связь, которую Проклятие проложило между Павахом и Хэфером, особенная. И что благодаря этой связи царевич не только может выпить жизнь, но и обрести Знание, которое получит его бывший телохранитель. Кахеп не высказывал никаких просьб вот уже очень много лет. Я поддался уговорам. Но, клянусь, я не думал, что дойдёт до этого… Там, в пещерах, Кахеп ввёл Паваха в транс, из которого тот уже не смог выйти.
Хатепер, не в силах сдержаться, отрывисто выругался.
– Я понимаю твою скорбь…
– Моя скорбь – горсть песка в сравнении с тем, какова будет реакция Владыки, – процедил дипломат. – Что говорят целители? Что думаешь ты сам?
– Если его вообще возможно вернуть – Таэху сделают это, – ответил Джети.
– Владыка хочет использовать его, чтобы найти своего сына, – глухо проговорил Хатепер. – Ты даже не представляешь себе, как долго и тяжело он шёл к этому решению. Сделайте всё и даже больше. А пока… отведи меня к нему. И позови хранителя.
Глава 17
Насколько Хатепер помнил Кахепа, нелюдимого хранителя библиотеки Обители, тому не было дела до всего, что не было запечатлено в его свитках. Этот Таэху, наверное, был так же стар, как Минкерру, – по крайней мере, дипломат помнил его столько, сколько помнил Обитель в этом своём перерождении. Старик был настоящим кладезем Знания, но делился этим Знанием с другими неохотно, точно скупец, цедящий воду в пустыне. Что у него было на уме, не знал даже Верховный Жрец. Иногда Кахеп мог вдруг проникнуться к собеседнику симпатией, и тогда его истории были действительно волшебны, уносили в иные эпохи, распахивали новые горизонты. Но такое случалось чрезвычайно редко. Отказать во встрече он мог даже самому Владыке. Угрожать было бесполезно – Кахеп давно уже жил далеко за гранью нормального или, попросту говоря, выжил из ума. Но своё дело он знал блестяще, и если удавалось найти к нему подход – общение с ним могло быть бесценно. Что такого увидел старик в Павахе, Хатепер не понимал. Джети объяснил, что Кахеп мечтал доподлинно, из первых рук узнать, как чувствует себя рэмеи, поражённый Проклятием Ваэссира. Стало быть, Павах был для хранителя сродни его свиткам – живая история, ждавшая запечатления, а не смертный мужчина с бременем преступления на плечах. Это Хатепер ещё мог понять, насколько сам представлял ход мыслей Кахепа. Но то, что хранитель отведёт воина в сокровищницу знаний?..
Когда Джети и Хатепер закончили разговор, была уже ночь. Таэху сам, лично, проводил гостя в комнату, выделенную Паваху. Целитель Сэбни, приставленный к бывшему телохранителю и теперь дежуривший у его ложа, почтительно поклонился Верховному Жрецу и Великому Управителю.
У стены, у изголовья, скрестив ноги в позе писца, сидел старик и что-то тщательно выводил на листе бумажного тростника. Он даже головы не поднял, полностью погружённый в своё занятие. Выглядел он так же, каким его помнил Хатепер, – сухой, морщинистый, в своих жреческих одеяниях похожий на большую растрёпанную птицу. Тёмно-синие глаза давно потускнели, но всё ещё различали строки и столбцы священных текстов. Тонкие узловатые пальцы, похожие на когти Матери-Грифа, всё так же ловко орудовали палочкой для письма.
Хатепер коротко посмотрел на Джети. Казалось, Верховный Жрец ничуть не удивился, застав хранителя здесь.
Дипломат сделал несколько шагов к ложу и посмотрел на рэмеи, из-за которого потерял любимого племянника, из-за которого всё, что они с братом создавали так долго, оказалось под угрозой. Павах был лишь инструментом чужого масштабного замысла, оружием, но именно это оружие нанесло удар. Теперь от воина осталась лишь тень его самого, хрупкий опустевший остов. Он лежал неподвижный, с омертвевшим спокойным лицом, и казалось, даже его грудь не вздымалась от дыхания. Как легко было оборвать последнюю ниточку жизни… но это означало бы и оборвать нить к Хэферу.
«Боги сплетают узор нашей истории причудливо… Столько надежд возложено на того, кого стоило бы стереть из жизни и из вечности…» – отстранённо подумал дипломат, пытаясь найти в себе отголоски ярости, ненависти, но находя только усталое сожаление.
Спрашивать Кахепа, зачем тот ввёл Паваха в транс, зачем отвёл в священные недра Обители, было бессмысленно – он уже сказал Джети всё, что счёл нужным.
– Что произошло в пещерах? – тихо спросил Хатепер, неотрывно глядя на воина.
Тишина затягивалась, нарушаемая поскрипыванием писчей палочки по листу бумажного тростника.
– Ответь господину Великому Управителю, Кахеп, – мягко велел Верховный Жрец.
– Я уже говорил тебе, Джети, а ты не слушал, – сварливо пробормотал хранитель, выходя из своего полу транса. – Буря! Он вошёл в бурю за своим Владыкой!
– Пожалуйста, объясни, мудрый, – обратился к нему Хатепер, снова напоминая себе о бесполезности угроз.
Кахеп отложил палочку, поднял голову и посмотрел на дипломата совершенно ясными глазами, осознав наконец его присутствие.
– Он – Храбрый Инени. Золотой сокол позвал его, и он вошёл в бурю. Отдал свою жизнь… но не всю. Я торопил его, говорил, что вернуться будет сложнее. Но когда началась буря – он повернул сам… и больше не нашёл дорогу назад.
Хатепер уточнил день и час. Джети подтвердил – то, что Кахеп назвал бурей, совпало с видением Секенэфа. Время в трансе текло иначе – Павах мог стать свидетелем целых эпох там, в пещерах, прежде чем его разум и тело не выдержали. Но в совпадения, особенно там, где дело касалось мистической стороны явлений, дипломат не верил, хоть хранитель библиотеки и приплёл к случившемуся старую рэмейскую сказку.
– Я был свидетелем его последних слов. Он говорил со своим Владыкой, – уверенно сказал хранитель.
– И что говорил? – уточнил дипломат.
– «Мы живы!» – торжественно возвестил Кахеп, а потом с сожалением покачал головой и пробормотал: – Инени вывел своего Владыку на Берег Живых. Он достоин, я же говорил… Плохо будет, если сам так и не сумеет ве