рнуться…
В голосе писца зазвучала неприкрытая печаль, и это тоже удивило Хатепера. На его памяти хранителю свитков никогда не было дела до живых.
– Вы должны его вернуть, – с нажимом произнёс дипломат. – Он нужен своему господину и нужен Владыке Обеих Земель.
Сэбни опустил взгляд и коротко вздохнул. Это дипломату совсем не понравилось – целитель не был уверен, что его подопечный выживет.
– Хоть намёк? Хоть что-то ещё о царевиче? – он обвёл взглядом присутствующих Таэху.
– Увы, – Джети покачал головой. – Ни слова о месте… только эти слова: «Мы живы». Скажи Великому Управителю, что ещё услышал от Паваха, – всё так же мягко велел жрец хранителю.
Кахеп пожевал губами, смерил Хатепера взглядом, словно оценивая, достоин ли дипломат этого знания, и наконец нехотя произнёс:
– Хатеп-Хекаи-Нетчери. Так он назвал своего Владыку.
Хатепер понял, что безнадёжно опоздал. Даже если их поиск увенчается успехом, то или тот, кого они найдут, уже не будет их Хэфером…
Ночь дипломат провёл в Обители, приняв приглашение Джети. Надежда на то, что Павах очнётся к утру, не оставляла его. Идти на доклад к Секенэфу со скупым рассказом Кахепа, который старик озвучил только благодаря точным вопросам его и Джети, и со сказкой о кормчем он просто не мог.
Хатепер не боялся брата – он боялся за брата, боялся увидеть в его глазах то глухое отчаяние, которое сейчас испытывал сам. Ну а после Император рискнёт всем, использует связь Проклятия – кто ему запретит? – и неизвестно, даст ли это результат, но Паваха точно убьёт.
Дипломат забылся только ближе к рассвету, и сны его были тяжёлыми. На следующий день Джети пригласил его присоединиться к обрядам в храме Владычицы Таинств, и Хатепер согласился. Общение с Богами придавало сил, особенно в час испытаний. Он молил Богиню помочь им, хотя и сам уже не знал, как и в чём эта помощь была бы лучше. Владычица Таинств не даровала ему ответ, но укрепила сердце, и тени событий перестали казаться совсем уж беспросветными.
После ритуалов и молитв они с Джети позволили себе трапезу и говорили об Анирет и Нэбмераи.
– Я долго не получал от него вестей, – признал Верховный Жрец. – У нас… не очень простые отношения. Благодарю, что рассказал о вашем путешествии. Сложно предсказать доподлинно, что принесёт им этот союз, – но как бы то ни было, выбор был освящён Владычицей Аусетаар.
– Молодость… Их общение похоже на некий ритуальный танец, в котором правила создаются по ходу и неизвестны обеим сторонам, – усмехнулся Хатепер. – Но оба надёжно хранят тайну. Даже чересчур истово. Впрочем, насколько я могу судить, Золотая всё-таки может заглянуть в их дом.
– Я бы очень хотел этого, – с улыбкой согласился Джети. – Нэбмераи мне как сын. Нелюдимый, своенравный, но сын. Моя сестра Ашаит и её супруг Сипар, да хранит их обоих Страж Порога, оставили мне бремя не самое лёгкое, но всё-таки радостное, – Таэху рассмеялся. – Я люблю его, горжусь им… и привык считать, что куда бы ни завёл его путь, он всегда будет возвращаться в нашу Обитель… Но если с царевной его ждёт не только долг, не только радость служения трону и Богине, но и счастье – моё сердце будет петь.
– Того же я бы хотел и для моей Анирет. Счастья. Принятия, – Хатепер вздохнул, думая о племяннице: «Ясная моя звёздочка, от сколького я не могу тебя заслонить…» – Я полагаюсь на твоё слово, – проговорил он, поймав взгляд Верховного Жреца. – Дела культа Владыки Каэмит сейчас переплелись с бедами Дома Владык. Скажи мне, Джети, – как далеко Нэбмераи зашёл на этом пути?
Таэху выдержал его взгляд.
– Он испытал свои пределы. Он выжил в пустыне и сохранил разум. Только он сам ведает, что именно даровал ему Владыка Первородного Пламени там, в песках. Но Владычица Таинств всегда правила его сердцем – правила и правит.
– Больше в своей ипостаси Госпожи Очищающей Боли.
– Ты чувствуешь правильно – это действительно так… Как бы там ни было, Нэбмераи остаётся Её посвящённым воином. А то, что Богиня выбрала его, чтобы он защищал будущую Императрицу, значит для него всё. Я знаю его, Хатепер, – достаточно знаю, чтобы говорить с уверенностью. Да, ты можешь положиться на моё слово. Он будет защищать царевну… даже если она вздумает гнать его от себя, – Джети усмехнулся. – Он упрям. В общем-то, чего лукавить, у него немало качеств, мириться с которыми непросто. Но они скорее полезны для будущего царя.
– Надеюсь, мы ещё вернёмся к этому разговору спустя годы, и разговор этот будет приятным во всех отношениях, – доброжелательно ответил Хатепер.
– А я буду уповать на то, что кто-то из их детей родится Таэху, – улыбнулся Верховный Жрец, но потом спохватился. – Послание Нэбмераи, которое я получил недавно через наших осведомителей на острове Хенму. Он ведь спрашивал, как ни странно, о Павахе. Я пока не написал ему ответ, а в текущих обстоятельствах и вовсе сомневаюсь, стоит ли.
– Анирет может знать. Они с Павахом были дружны… до всего этого. Если хочешь передать что-то племяннику – можешь передать со мной, потому что скоро я направлю в храм Хенму моего писца.
– Благодарю, – Джети кивнул, но Хатепер сомневался, что Верховный Жрец доверит этому письму что-то действительно важное.
Павах в себя так и не пришёл, ускользая, казалось, всё дальше в небытие. Хатеперу оставалось надеяться только на Богов и чудодейственное искусство Таэху, и возвратиться в столицу ни с чем. Джети проводил его до самого входа в портальное святилище, передал небольшое письмо для Нэбмераи и обещал послать весть, как только что-то изменится. «Владыка ворвётся в Обитель ещё раньше…» – удручённо подумал Хатепер, прощаясь, и пересёк невидимую границу.
Он решил не откладывать неизбежное и, не дожидаясь окончания официальных встреч и прошений в тронном зале, доложил Императору о своём возвращении – через слугу, чтобы не вызывать вопросов и подозрений у Амахисат. Если Секенэф собирался обсуждать с царицей свои видения и всю деликатную ситуацию с Павахом – пусть, но Хатепер в это вмешиваться не хотел. Более всего он сейчас желал уединения, возможности в тишине поразмыслить обо всём, взвесить, распланировать следующие шаги – но такой роскоши пока не предвиделось. А мысли о Хэфере, страхи и тревоги подгоняли его, точно огненный хлыст хайту.
Хатеп-Хекаи-Нетчери. Тот, в ком соединилась в мире Сила обоих Богов. Титул древних Владык, который его далёкие предки предпочитали даже титулу Эмхет. Конечно, Паваху могло привидеться. Он мог просто говорить о видениях, в которые его направил хранитель. Транс легко переходил в горячечный бред, особенно у неподготовленного сознания. Даже если Павах очнётся – разум может отказать ему навсегда. Ну а что Кахеп говорил о буре – так то тоже могло быть лишь его смутными фантазиями, особенно учитывая сказку о Храбром Инени… Но Хатепер недаром носил свои титулы и не привык отметать даже самые невероятные элементы узора событий.
Возможно, эту тайну хранил Перкау, жрец Владыки Каэмит. Но сейчас Великий Управитель не был готов к тому, чтобы спокойно поговорить со своим пленником – слишком легко он мог совершить непоправимое.
Секенэф вызвал его к себе сразу же, как решил наиболее срочные дела, – перепоручил часть их Амахисат, отложил прошения, для которых нужно было его личное присутствие, и покинул тронный зал.
Переступая порог покоев Владыки, Хатепер был готов к буре. Коротко он посмотрел на замерших Ануират, несущих свой вечный караул и приветствовавших его учтивыми кивками.
«Хоть что-то в этом мире остаётся неизменным вне зависимости от обстоятельств…»
Секенэф стоял у окна, скрестив руки на груди. Тратить время на то, чтобы снять регалии, он не стал – должно быть, собирался вернуться в тронный зал сразу же, как закончит разговор. На звук шагов он обернулся и посмотрел на дипломата с такой надеждой, что тот не сразу нашёл слова, хоть и обдумывал со всей тщательностью то, что скажет здесь.
– Он под надёжной защитой? – сразу же спросил Секенэф. – Ты объяснил, что от него требуется?
– Я… вынужден был вернуться один, – ответил Хатепер, выдержав его взгляд.
Император нахмурился, ожидая объяснений. Скрепя сердце, дипломат доложил обо всём, что узнал.
Лицо Секенэфа стало непроницаемой маской, только в глазах застыл гнев – холодный, тяжёлый. Хатепер невольно отступил на шаг и склонил голову, ожидая приказа. Рука Императора тяжело опустилась на спинку кресла, сжалась, и дерево, застонав, треснуло. Вспышки ярости не последовало.
– День и ночь, – глухо произнёс он наконец. – Я даю вам день и ночь.
– А если…
– Если Таэху не сумеют пробудить его – это сделаю я.
Многое было подвластно тому, кто воплощал в себе Силу божественного Ваэссира. Но только какой ценой?.. Хатепер понимал, что даже ему сейчас было небезопасно спорить с Императором. Но он должен был предупредить, напомнить.
– Даже будь Павах в добром здравии, твоя воля может расколоть его разум безвозвратно, оборвать все нити…
«Уничтожить его», – добавил дипломат мысленно то, что они оба и так знали.
– Я готов пожертвовать тайнами его разума. Задача Джети – сохранить в нём жизнь, чтобы не оборвалась нить, – тон Владыки был лишён оттенков, и Хатепер понимал: Секенэфу безразлично, какой будет эта жизнь. – Твоя же задача – не дать мне уничтожить пса прежде, чем он перестанет быть мне нужен.
– Секенэф…
Император поднял ладонь, прерывая его.
– Иди.
Этот взгляд Хатепер хорошо знал, знал, когда необходимо отступить. Сейчас не подействовали бы никакие увещевания. Сейчас Секенэф не нуждался в поддержке – он хотел дать себе волю, отпустить гнев и отчаяние.
Поклонившись, дипломат вышел.
Вызвав к себе Унафа, Хатепер поручил ему лично передать весть для Таэху: «Владыка прибудет в Обитель через день». Джети и так прекрасно поймёт, что за этим стоит.
Остаток дня дипломат посвятил только себе и своим мыслям, понимая, что иначе от него никому не будет пользы. Ночь не принесла ему отдыха – только долгожданную тишину – вокруг, но не внутри. Ему требовалось больше, гораздо больше, чем несколько часов уединения…