Ну, может, не так уж… но послать к черту на немском, фрацеском и бейджанском точно сумею.
Я криво усмехнулась и въехала в ворота города Кузьмищева, миновав каменный мост, перекинутый через глубокий ров, опоясывающий городскую стену.
Теплый май обнял веси, разукрасил изумрудными красками деревья и траву, заставил воздух пахнуть сиренью. Вечер медленно опускался на город, пряча в тень высокие стены. Солнце плавно уплывало за пожарную каланчу, и позолоченные купола городского храма блестели в золотистых косых лучах так ярко, что невозможно было поднять глаз.
Средства позволяли остановиться лишь на дешевеньком постоялом дворе, куда приличная публика вряд ли заглянет. Горничные здесь имели вид прохиндеек, а манеры самые отвратительные. Особенно стало досадно, когда заказанную мною горячую воду для умывания так и не принесли. Кое-как расположившись в небольшой комнатке, я прикрыла распахнутые окна, чтобы демон не смог сбежать. Тут же стало невыносимо душно.
– Страх, ко мне! – позвала я беса.
Тот, летучей мышью повиснув на потолочной перекладине, лениво зевнул и гулко тявкнул, прикрывая желтые круглые зенки.
– Страх, лети сюда, чудище болотное!
Демон на призыв не отозвался, только с жалостью покосился на закрытое грязное оконце. На шее твари поблескивал бриллиантовый браслет с уродливой потемневшей выемкой аккурат посередке.
– Даже не думай! – предупредила его я. – Ко мне, я сказала, тявкающая шавка!
Страх не отреагировал. Подхватив полотенце и подпрыгнув повыше, я хорошенько охадила нахала по макушке подшитым концом. Демон дико залаял и кинулся в мою сторону. В следующую минуту уже я, размахивая линялой тряпицей, отгоняла от себя разозленного беса и тихо охала, когда тот не сильно, но больно хватался острыми когтями за волосы.
– Поганка! – проиграв бой на первых же секундах, прошипела я, укушенная за палец.
Из ранки сочилась кровь.
– Чтоб тебе голодно было, дрянь!
Демон мук совести не испытывал. Уселся на спинку перевернутого стула и подозрительно разглядывал меня, ожидая моего следующего шага.
– Эй! – забарабанила в дверь горничная. – Что у вас происходит?!
– Собачку вылавливаю! – отозвалась я, удостоверившись, что дверь закрыта на засов.
– У нас нельзя с животными. Животных всех в конюшню!
– Да она ручная! – Я молниеносно сдернула с кровати потертое замусоленное покрывало и прошипела тихо: – Не хочешь отдать браслет по-хорошему, не обессудь! – И накрыла им демона.
– Что?! – кричала в коридоре девица. – Я воды принесла! Собачку вниз спустите! Хозяин увидит ее в нумере – выгонит вас взашей!
– Ага! – Не ожидавший с моей стороны такой подлости, демон бился под покрывалом, нервно тявкал, жалобно скулил и откровенно рычал, чем с лихвой выражал свое злобное настроение.
– Вода-то нужна?! – не унималась горничная.
– Нужна!
Подхватив заплечную сумку, я ловко впихнула в темное мешковатое нутро беса. Тот только взвизгнул и свирепо залился самым отвратительным лаем.
– Че-о-о-орт! – Сумка выскользнула из рук и шлепнулась на пол. Демон, видать, шмякнулся сильно и даже примолк. – Только собачку спрячу! Ну вот и я!
Громыхнув деревянным засовом, я распахнула дверь и застала горничную самозабвенно подглядывающей в замочную скважину двери напротив. Кувшин одиноко стоял посреди коридора. Признаться, я опешила.
– Эй, – кашлянула я. – Кипяток заноси!
– Бери! – Девица лениво разогнулась.
Рядом с ногами из комнаты выскользнула шевелившаяся торба и налетела на кувшин. Звякнув, жестянка опрокинулась, выплеснув на вытертую дорожку воду.
– Боже мой! – Горничная испуганно прикрыла рот ладошкой и прижалась к стене.
– Собачка! – Я поспешно схватилась за длинную ручку и попыталась затащить суму обратно.
Страх Божий залаял и устремился к девице. Та взвизгнула и, отпрыгнув к окну, проворно залезла на подоконник и поджала ноги, открыв белые чулки и дешевые туфли.
– Воды не надо больше! – рявкнула я, затащив торбу обратно в комнату и захлопнув дверь.
– А кто за эту платить будет? – заорала та в ответ, поразив меня до глубины души.
Какая, однако, нахалка!
И все-таки сон сморил меня. Вроде прилегла всего на секундочку, дать отдых уставшим за долгую дорогу чреслам, а открыла глаза, когда солнце уже село и в комнате с закрытыми окнами стало нечем дышать. Рубаха от жары взмокла, голова превратилась в гудящий чугунный шар. Торба с демоном закатилась под кровать, и теперь оттуда раздавался тихий и очень жалобный скулеж. Подозреваю, Страх пребывал в том плачевном состоянии, когда любой уважающий себя болотный демон, нечаянно выбравшись на свободу, будет просто обязан отомстить за нанесенную до глубины души обиду и перегрызть вражине, то есть мне, глотку. С такими мыслями я и отправилась к ростовщику.
Лавка упомянутого господина пряталась на узкой улочке в трущобах, куда даже днем боялись заглядывать стражи, и добраться до нее было возможно лишь через городской рыбный рынок.
Здесь проведение и подбросило мне первую, но не самую отвратительную каверзу.
Заглянув по случаю к травнице, я прикупила сонного порошка, за версту воняющего валерьяной. Страх, утомившись от безуспешных попыток выбраться, затаился и злобно ждал, когда в нутро торбы сунется моя рука, тогда бы он смог оттяпать, скажем, мой мизинец. Пришлось спрятать мешочек со снадобьем в карман. Чего зря рисковать? У меня лишних пальцев не имеется.
Вокруг толпился и галдел торговый люд. Пахло жасмином охранных заклятий и смрадным душком от прилавков, где парились в вечерней духоте большие пучеглазые рыбины. Я без особого интереса глазела на товары, скорее для тренировки, нежели для наживы стащила у пухлощекого бородатого купца кошель, скрывавший в себе единственный золотой и специально выставленный для глупых воришек. Потом, не мудрствуя лукаво, я сунула рубль в карман уставшей женщины, за юбку которой хватались трое чумазых малышей с большими и мокрыми, как у рыбин, глазами. Тут же мне пришлось пожалеть о содеянном и обругать себя дурным словом за необоснованную добросердечность. Разозленная сверх всякой меры, я заторопилась к выходу.
На рыночной доске объявлений, как раз поверх моего же потрепанного портрета, приколотили свежий газетный лист. Зеваки толкались рядом, читая набранные типографским шрифтом буковки, и возмущенно галдели. Они обсуждали очередное преступление Лопатова-Пяткина – «убийство полюбовницы и подельницы Натальи Москвиной».
Тут я и почувствовала слежку за собой. На секунду дыхание перехватило от страха и закололо под ребрами. Кто смотрит? Хранитель какой признал или же стражи? Чуть оглянувшись, вроде случайно, я приметила двух типчиков, не сводящих с меня глаз. Лица оба имели весьма гнусные, с напомаженными блестящими усиками. На кудрявых головах обоих скособочились дешевые картузы. На шеях зеленели свеженькие амулеты-щиты от арбалетных болтов. Здоровяков единственно отличал рост, один молодец макушкой доставал другому до плеча.
Признаться, в первый момент я испытала буквально нечеловеческое облегчение. Потом стало смешно. Похоже, своей неловкой кражей, не обогатившей меня ни на медяк, я перебежала дорогу местным умельцам, и те теперь жаждали расправы над незнакомой выскочкой.
Скорее всего, высокий, с большими, совсем неворовскими руками и слишком толстыми короткими пальцами, промышлять карманником вряд ли мог – сноровки бы не хватило. Он лишь наваливался на жертву своим богатырским весом, и пока незадачливый покупатель рвал глотку на «неуклюжего увальня», низкий без особых препятствий и вытаскивал кошель. Ловко, но неоригинально. Самый «смак» в карманном деле – незаметно буквально на мгновение прижаться, развязать шнурок кошелька и быстро спрятать чужое богатство себе в карман. Вот настоящее искусство, которое, собственно, я и продемонстрировала всего пять минут назад. Наверное, обворованный купец уже обнаружил кражу и довольно улыбается в бороду, радуясь, как малое дитя, что провел наглых воришек.
Уходя от преследования, я петляла между рядами и старалась затеряться в толпе. Но когда поняла, что не могу оторваться, спряталась под прилавком, нюхая тухлые рыбьи потроха, чем развеселила до слез усатого торговца. Когда мужички, три раза пробежав всего в сажени от меня, сдались, я дала деру.
Знать бы, к чему приведет моя шалость с пустым кошелем, в жизни бы не сунулась в чужие владения. А пока передо мной стоял темный добротный дом с высокой изгородью, вновь отремонтированным крыльцом, сожженным до основания сараем во дворе и свернутой с петель калиткой. Видать, ростовщик не так давно пережил набег местных жителей. Знакомая картина. Сначала закладывают последние ценности, а потом пытаются их силой вернуть. Глупо и неосмотрительно. Не сомневаюсь, зачинщики теперь гниют в исправительном доме, ведь все скупщики крепко повязаны с местной властью и платят ей неплохую мзду.
Из дверей, едва не сбив меня с ног, выскочила высокая заплаканная женщина. Она быстро покрыла растрепанную голову застиранным платком и кинулась прочь от проклятого места и ненавистного хозяина заведения. Я же, наоборот, весьма уверенно шагнула внутрь темной и очень душной горницы. Убранство приемной не отличалось особым шиком: большой прилавок с вытертым сукном, шкафы у стены, занавешенные зелеными портьерами окна. Вокруг пахло старьем и приторным жасмином охранного амулета от воров, висящего на притолоке вместо подковы. Свое присутствие ростовщик выдал тихим, будто мышиным, шуршанием в углу.
– Эй, любезный! – окликнулаего я.
И предо мной явился занимательный господин с блестящими, гладко причесанными на идеально ровный пробор волосами, с усиками, острыми кончиками щеголевато топорщившимися вверх, к щекам. Мятый мешковатый камзол делал ростовщика похожим на конторского счетовода, а черные нарукавники только усугубляли представление.
– Ко мне-с? – тихим, каким-то неприметным голосом спросил хозяин. – Добро пожаловать, так сказать.
– Я бы не стала желать добра пришедшему к ростовщику, – хмыкнула я, а Страх Божий нетерпеливо зашевелился в суме.